Видел его перед собой: вот он сидит, смалит цигарку, щурится от дымка, что тянется голубыми прядями к глазу, и внимательно слушает его рассказ.
С того дня стал Егор при удобном случае писать письма деду Мине.
Глава седьмая
Атаман Ригорашев поручил Егору привести Семена Кудинова в управу:
- Разыщи его и скажи, мол, зря он прячется, мы давно знаем, что он дома околачивается. Пусть идет ко мне, а то завтра будет поздно. Так и скажи.
- А если запротивится - не захочет идти? - спросил Егор.
- Ну, тогда возьмешь обер-полицая Тадыкина и приведешь его под винтовкой.
Егор подкрался к Семкиному двору с Дашиного огорода. Жил Семка в новом доме, построенном года за четыре до войны, когда он вернулся с кадровой службы и женился.
Из подсолнухов Егор высмотрел: Семка ремонтировал в клуне кормушку. Костыли стояли рядом. Он прихрамывал, но не так уж сильно. Круглое лицо бывшего сержанта, обросшее рыжей щетиной, напоминало куст курая. "Ишь, замаскировался, - с усмешкой подумал Егор, - думает, никто его не узнает. Ну, я тебе сейчас сделаю "хенде хох!" Он по-кошачьи подобрался к клуне и стал в проеме двери, застя свет:
- Здорово, Федосеич!
Застигнутый врасплох, Семен выронил молоток и схватился за костыли.
- Да не хватайся ты за костыли, я видел - ты и без них прекрасно обходишься, - насмешливо сказал Егор.
- А ты зачем у меня во дворе шастаешь? Чего выслеживаешь?! - зашипел Кудинов.
- Тебя атаман Ригорашев требует к себе. Семен вышел из клуни, обвисая на костылях, - показывал, мол, ноги не держат. Ощерясь, сказал с издевкой:
- Ты для кого стараешься, Ёрка? Ну дела - внук красного атамана на побегушках у гитлеровского пособника!
У Егора в голове помутилось от этих слов, но он сдержал себя:
- Федосеич, иди к Ригорашеву и не загрызайся, а то вызову обер-полицая Тадыкина и под винтовкой тебя поведу...
По дороге Егора очень тянуло рассказать Кудинову про то, что части с трактора и молотилки он снимал и прятал вместе с его отцом, но подумал: "Ладно, пусть с ним вначале потолкует Ригорашев".
Атаман встретил Семена как ни в чем не бывало, посадил на стул и задал такой вопрос:
- Ну чего ты не заходишь ко мне, Федосеич, по старой памяти? Прибыл в родную станицу и помалкиваешь, не объявляешься? А раньше, помнится, заходил, не брезговал.
Семка крутил головой по сторонам, видно, ничего не понимал. В кабинете сидели за своими столами Ион Григорьевич и Маня-секретарша. Но они, как и Егор, помалкивали. Сидели шуршали бумажками, кидали на счетах.
- Дак ты ж теперича... энта... ба-а-альшой начальник, - стал валять дурака Семка. - Куды нам...
- Да я на том самом месте и сижу, где раньше сидел, - перебил Ригорашев. Давай всерьез поговорим, Семен...
- Слушаю, господин, или как вас теперь величать?
- Так и величай, как раньше величал, - Алексеем Арсентьевичем. Слушай, Федосеич, я не спрашиваю, как ты оказался дома, а не в отступе со своей частью...
Семка вскочил как подброшенный - костыли грохнулись на пол - и закричал, став перед Ригорашевым:
- А я при чем тут?!. Я виноватый, да?!. Нас, раненых, не успели из госпиталя вывезти... У меня кости были перебиты...
- Да ты чего волнуешься? - спросил Ригорашев с едва приметной усмешкой. Я не требую у тебя отчета. Ты за это отчитаешься перед другими... перед своими командирами.
Семен какое-то время стоял, оглушенный. Затем подобрал костыли и сел, свесив голову.
Ригорашев смотрел на него и говорил, будто ничего особенного между ними не произошло:
- Задача такая, Федосеич: надо срочно отремонтировать трактор и молотилку...
- Я - инвалид! - опять взвился Кудинов. - Я не могу работать.
- Не можешь или не хочешь?
- Не могу...
- Можешь ты работать, Семен, затянулись твои раны. А не будешь работать повесят тебя герры немцы. Кудиновы у них на примете, намотай себе это на ус. А будешь работать - сможем защитить тебя, не дадим геррам повесить, потому что очень нужен нашему станичному обществу мастер-механизатор. Тебе это понятно?
- Не буду я на немцев работать...
- Погоди, погоди, Федосеич!.. Почему это - работать на немцев? А ты о своих детях подумал? А о детях братьев своих?.. Немцы пришли, немцы уйдут, как другие когда-то, а на этой земле жили и будем жить мы, русские крестьяне и эта наша земля должна быть засеяна лучшим семенным зерном. Что будут есть твои дети, если мы не обмолотим пшеницу и не посеем озимые? И что будут есть дети твоих трёх братьев, которые сейчас воюют по ту сторону фронта?.. Ты меня понял, Федосеич?
Семен кивнул.
- А костыли ты брось, Семен. А то еще увидят тебя герры немцы с костылями и загребут как военнопленного. Заморят в лагере зря, а нам хороший мастер по механизации нужен.
Кудинов продолжал кивать.
- Егор, бери Гриню и на линейке с Федосеичем айда, сам знаешь куда! Ригорашев сдержанно улыбнулся.
Семен привел себя в порядок, оставил дома костыли, и они втроем помчались к тому месту Федькиного яра, где были спрятаны части трактора и молотилки. Поначалу Кудинов помалкивал, еще переваривал то, что сказал Ригорашев. Потом подобрел, стал вступать в разговор. Ну, Егор тогда и рассказал ему, как он с его отцом снимал магнето и другие части с трактора и молотилки. Не скрыл и то, что Ригорашев узнал об этом от самого Федосея - они, судя по всему, были заодно.
Забрав в Федькином яру магнето и снятые детали машин, Семен и Егор повернули на дальний табор. Там их на ура встретил заведующий током Пантюша.
- Орлы боеви! Ждем вас не дождемся. Ток приготовлен на все сто, рабочая сила в полной собранности. Как наладите трактор и молотилку, так и за работу!
А что там было налаживать. Поставили на место магнето и детали, заправили горючее.
Завел Кудинов трактор, завертелось шкивное колесо, и загудела, запела молотилка, пошла снопы жевать. Сам Пантюша полез на верхотуру - совать в зев молотильного барабана развязанные снопы пшеницы. И полилось ядреное сортовое зерно гарновки в мешки.
Вскоре прискакал на коне бригадир Витютя. Был он в том же дореволюционном френче, при крестах и медалях, представительный, как генерал. Он тотчас призвал к себе Егора и Гриню:
- Хлопцы, вам отдается такой приказ: надо срочно отобрать лошадей у станичников, которые захотели стать куркулями. Нам нужен быстрый и тайный транспорт. Для Чего? А для того, чтобы быстренько отвозить и прятать семенное и сортовое зерно. Быками развозить его - дохлое дело!.. Потом же, нужно десяток надежных ездовых подобрать. Кого можно взять для серьезного дела?
- Да нас пятеро, считай, уже есть: я, Гриня, Васютка, Митенька, Васык Железный, - сказал Егор - Из второй бригады можно взять трех Иванов и еще, может быть, Шурку Сатулю.
- Насчет Шурки Сатули подумать надо, - возразил Витютя. - Бузотер он. Мы ему другую работу подберем - мешки с зерном будет таскать. Забеги к нему, Егор, передай от меня: если зараз же не явится сюда на ток, то пусть на себя пеняет. Ну, хлопцы, поезжайте! Поторопитесь. Дел - пропасть! Да, вы себе коней под седло подберите, а то какие вы казаки? - Витютя, засмеявшись, пошел по току, полоща крыльями галифе и командуя во весь голос:
- Народ - вперед!.. До жита, до пшеницы и до пашницы!.. Давай-давай, штаны-рубахи раздевай!..
Молотьба шла своим чередом, все работали с удовольствием, каждый знал, что ему делать и как делать. Витютю станичники уже успели прозвать "генералом". Он знал об этом и марку свою "генеральскую" поддерживал.
Вернувшись в станицу, Егор сразу же послал Васюткин отряд в разведку проверить дворы и выяснить, кто прячет лошадей, а сам вместе с Гриней и полицаем Басалякой обшарил хутор Ольховой. К заходу солнца на бригадный двор свели двадцать шесть лошадей. Егор и Гриня выбрали себе лучших под седло. И Егору в тот же вечер удалось повидать всех, кого они хотели взять ездовыми для "быстрого и тайного транспорта", и со всеми договориться.
А ранним утром, спеша на бригадный двор через выгон, Егор и Гриня увидели такую картину: с винтовками на изготовку полицаи Климков и Рыжак гонят незнакомого полураздетого мужчину, и гонят, главное дело, не в атаманскую управу - она уже осталась позади, - а к шляху, идущему по краю станицы в сторону райцентра.
Егор схватил Гриню за плечо, зашептал:
- Останови их! Останови на правах атаманского адъютанта и переводчика. Полицаи идут в комендатуру. Без атамана они не имеют права этого делать! Кто им позволил самовольничать?.. Сыграй как следует...
Гриня поднял руку и внушительно произнес:
- Полицаи, хальт!
Те хотели или не хотели, но остановились.
- Вер ист дас? Кто это такой? Кого ведете?
- Это военнопленный, он прятался у Анюты Овсяной, - ответил Климков, с досады кривя губы.
- Так-та-ак, - с угрозой протянул Гриня. - А куда вы его ведете без моего указания или атаманского распоряжения?! Полицаи мешкали с ответом, переминаясь с ноги на ногу.
- Антвортен! Отвечать! - скомандовал Гриня, задирая нос;
- Дак Климков вот сказал мне: надоть, мол, его в комендатуру отогнать, к полицмейстеру, - сказал Рыжак.
- Почему это Климков тобой командует? Кто он такой?
- Я сейчас за обер-полицая Тадыкина. Он в Шахты уехал, - пробормотал Климков.
- Мне известно, куда он уехал и зачем, - сердито бросил Гриня. - За Тадыкина остался Басаляка, а не ты. Так приказал атаман!
- Мне Тадыкин сказал...
- Поговори, поговори у меня! - прошипел ему на ухо Гриня. - Я вот потолкую с герром комендантом: авторитет станичного атамана подрываешь?! - И громко приказал: - Шнель марширен! Цюрюк! К атаману - на расправу.
Егор с Гриней сперва сами зашли к Ригорашеву, доложили о самовольстве Климкова.
- Ишь, какой ретивый! - сказал атаман, покачав головой. - Ну, ладно, мы о нем подумаем. Давайте-ка их сюда всех. - И когда полицаи и арестованный выстроились перед его столом, он внимательно присмотрелся к Климкову и очень внятно выговорил: - Предупреждаю вас, полицаи, без моего ведома не производить аресты, и тем более отправлять арестованных в комендатуру. Все! А в полдень прибыть всем полицаям ко мне: есть для вас очень важное задание от начальника полицейской команды господина Кузякина.
- А этого куда деть? - Климков кивнул на плотного мужчину в тапочках и нательной рубахе.
- Иди, - сказал Ригорашев. - То моя забота. Полицаи ушли, а Ригорашев приступил к допросу незнакомца.
- Как зовут?
- Кузьмой.
- Как в станице нашей оказался, Кузьма? Бежал из армии?
- Нет, раненый был - рука вот... Контуженный тож...
- Так-так... Семку Кудинова знаешь? С ним ведь в станицу догребался?
- Не знаю такого. Сам сюда забрел. Кузьма держался молодцом. Егору он сразу понравился. Невысокий, крепкий, нос картошкой.
- А почему, Кузьма, не скажешь, что ты дезертир? - продолжал спрашивать у него атаман. - Немцы благоволят к дезертирам, полицаями их берут... Пойдешь полицаем?
- Не хочется.
- Ага, не хочется... Могут повесить.
- Умирать единожды. Я умру сегодня, ты - завтра.
- А шомполом будем пороть до тех пор, пока не согласишься на полицая.
- Я стеганый-перестеганый, меня так сразу не распорешь. Устанешь и бросишь пороть...
- Видали какой? Смелый!
Тут Ион Григорьевич не выдержал, будто про себя проговорил:
- Интересное положение вещей вижу я! Хитрый дед показывал этим атаману, что ему Кузьма по душе.
- Ну ты, садись, садись, - предложил Ригорашев. - Ты по специальности кто?
- Механик.
- Пойдешь работать на комбайн?
- Пойду.
- Чего ж ты так быстро соглашаешься, Кузьма? - вроде бы удивляется Ригорашев. - Хочется на немцев работать или шомполов испугался?
- А я привыкший работать... на своих.
- Положение вещей совпадает, - с одобрением вставил Ион Григорьевич, звонко бросив косточки на счетах.
- Как же это ты, Кузьма, раззяву поймал - схватили тебя? - с усмешкой спросил Ригорашев.
- Анюта-то на молотьбе. День и ночь там. Ну, я вот по хозяйству спозаранку пошел управляться. Увлекся да и забыл, что мне прятаться надо, и тут меня взял этот... надутый.
- Ну так вот, Кузьма, одевайся, бери харчишек и поедешь на дальний табор с этими молодцами, - атаман кивнул на Егора и Гриню, - поможешь Семке Кудинову, которого ты, брат, хорошо знаешь. Не так ли?..
- Может, оно и так, но, вишь, такое положение сложилось, что я...
Дружный смех не дал ему договорить.
К полудню в атаманской управе собрались все полицаи, кроме Тадыкина, которого Ригорашев послал в Шахты по артельным делам.
- Начальник полицейской команды господин Кузякин отдает вам такой приказ: прочесать гиблые низы, - сказал атаман. - Дело в том, что из концлагеря бежали военнопленные. Человек пятьдесят...
- Ого! - вырвалось у Басаляки. - И мы впятером должны переловить их?
- Вот дурни - не устерегли! - воскликнул Рыжак. - Теперь черта с два кого поймаешь.
И Климков порывался что-то сказать, однако Ригорашев прервал разговоры явно перетрусивших полицаев:
- Приказы начальства не обсуждаются. Вы ведь добровольно шли в полицаи. Знали, небось, на что шли? Или вы думали, на печке будете отлеживаться?
- Но разве только мы и будем ловить военнопленных? - спросил Басаляка. - А если они добудут оружие?
- Ну, не только вы - вся полицейская команда будет делать облавы и прочесывать гиблые низы и буераки. Вооружайтесь как следует, запасайтесь харчишками - и завтра с утра вперед, в камыши! Сначала острова проверьте, а потом обшарьте низы по нашей, станичной стороне - так распорядился господин Кузякин.
Полицаи понуро вышли во двор. Но Климков тут же вернулся, снял фуражку, умоляюще обратился к Ригорашеву:
- Алексей Арсентьевич, помилосердствуйте, у меня же ревматизм!.. В Сибири заработал...
- Так что ж, на курорт тебя в Крым отправить? - насмешливо сказал Ригорашев.
- Господин атаман, я же пропаду!.. Найдите мне дело в станице. Сделайте милость, меня же в болоте скрутит... Век буду благодарен!
- А если я найду тебе какое место за станицей? В городе Шахты, например? Не будешь отбрыкиваться?
- Упаси боже, упаси боже!
- Ладно, пока займись вот чем... Приведи холодную в порядок. Почисти, нары сделай. Сам знаешь, людей нет лишних у нас, а там работы дня на три хватит. Доложи Басаляке, чтоб знал.
- Слушаюсь, господин атаман!.. Благодарствую, господин атаман!
Полицай резво выскочил из управы. Ригорашев хмыкнул.
- Полагаю, благоприятное положение вещей складывается, Алексей Арсентьевич? - спросил Ион Григорьевич.
- Благополучнее и не бывает.
Он видел из окна: Климков, не скрывая довольной ухмылки, подошел к Басаляке, что-то сказал; тот оскалился, сплюнул ему под ноги и пошел прочь, вскинув немецкую винтовку за спину. В это время кто-то окликнул Климкова с улицы, и он предупреждающе замахал рукой, дескать, скройся, но показавшийся на глаза Варакушин с опозданием понял сигнал полицая, который, сторожко поглядев на окна управы, сердито схватил его за рукав и потащил за угол дома.
"Ага, спаровались! - подумал Ригорашев. - Ну, я вас еще крепче свяжу".
Глава восьмая
Егору нравилось бывать на току дальнего табора. Молотили тут попеременно несколько сортов пшеницы. На току под камышовые навесы для виду ссыпали товарное зерно, а сортовое и семенное зерно переправляли конными упряжками на заброшенный старый табор, находившийся в Федькином яру, и там прятали в заранее приготовленные захоронки. Толково с этим управлялись три Ивана, Васык Железный, Колька и Васюта с Митенькой.
Егор приметил: вот уже третий день на ток заезжает Варакушин. Ездил он верхом на неказистом коньке под старым, ободранным седлом, к которому были приторочены сумы с каким-то добром. Заедет, воды попьет, лошадь напоит, посидит около водовозки, покурит и снова куда-то отправляется. Приходилось постоянно быть настороже. Мешал он им, стеснял, не давал развернуться.
- Варакуша чего-то вынюхивает, выслеживает, - сказал Егор Кудинову. Доездится, собака, кинем его в молотилку.
- На меня он косится, у нас с ним старые счеты, - ответил Семен.
- Я скажу Ригорашеву, пусть что-нибудь придумает насчет Варакуши.
А в полдень на току произошла стычка между Ригорашевым и обер-полицаем Тадыкиным.
Егор с Гриней с утра здесь были - помогали молотить семенную гарновку, ту самую, что агроном Уманский из Саратова на развод привез. Урожайная пшеница, зерно крепкое, зубом не разгрызешь. Ее с поля женщины на арбах привозили. Она была скошена лобогрейками и лежала на жнивье в копнах. Обмолоченную гарновку увозили с табора и прятали в разных местах. Молотили ее лишь тогда, когда на току находились свои, доверенные люди, а если там появлялись чужаки, то приступали тотчас к молотьбе озимой пшеницы, сложенной в скирды.
Егор с Гриней оттаскивали мешки с зерном от молотилки, грузили их в брички. Только отправили подводу Ивана Свереды, как Васютка, сидевший на скирде с биноклевой трубой, доложил:
- Внимание! Едет обер-полицай Тадыкин. Выехал на бугор!
Бедарка с Тадыкиным показалась на бугру, до которого было не менее двух километров.
"Молодец, братан! - похвалил Егор Васютку. - Не проморгал, зорко смотрит".
Тадыкин лишь вчера вернулся из Шахт, куда ездил по поручению атамана выяснить, остался ли целым колхозный ларек на территории городского рынка, и договориться с новыми базарными начальниками об открытии его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32