А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Андреас!
Андреас продолжал идти вперед.
– Андреас, остановись!
Андреас остановился, но не обернулся.
– Ладно, друг мой, – прокричал Даниэль, и его голос, подхваченный ветром, донесся до Андреаса, – мне нужно тебе кое-что сказать. А ты постарайся меня выслушать.
Андреас повернулся кругом.
– Я слушаю, – угрюмо проворчал он.
– Хорошо. – Даниэль подошел к нему и остановился в трех шагах.
– Ну?
Даниэль собрался с силами.
– Во-первых, о твоем предполагаемом возвращении в большой спорт.
Глаза Андреаса блеснули.
– Ты-то что об этом знаешь? Это она тебе сказала?
– Нет, это я ей сказал.
– Что?!
– Я узнал об этом сравнительно недавно и написал Али, потому что считал, что она имеет право знать.
– Это было не твое собачье дело, Дэн!
– Может быть, и нет. Я не собираюсь дискутировать с тобой об этом. – Даниэль твердо выдержал взгляд Андреаса. – Но я хочу высказать все, что намеревался сказать.
– Ты не имел права…
– Я имел все права! А знаешь почему? Потому что для меня это важно. Судя по всему, что мне довелось услышать, ты не в том состоянии, чтобы участвовать в каких-либо состязаниях.
– Я тебя предупреждаю, Дэн, лучше остановись прямо сейчас! – Андреас воинственно нахмурился, его руки то и дело сжимались в кулаки.
– Я знаю, почему ты хочешь сделать Бобби своим сменным водителем! Потому что никто другой с тобой не поедет, и ты знаешь, что в одиночку у тебя не получится. Ты вышел в тираж! – Даниэль чувствовал, что теряет контроль над собой; долгая страшная ночь наконец сказалась на его нервах, но остановиться он уже не мог. – Бобби на самом деле тоже вовсе не такая уж блестящая гонщица, не так ли? Тебе это тоже известно, и если ты думаешь, что сможешь стать для нее чем-то вроде попутного ветра, надувающего ее паруса, можешь об этом забыть, потому что на самом деле ты будешь жерновом у нее на шее!
– Ах ты подлый сукин сын! – заревел Андреас.
Лицо Даниэля потемнело.
– Кто-то должен был сказать тебе правду рано или поздно, – резко бросил он в ответ. – Годы твои не те! И эти годы должны были тебе подсказать, что Али больше не намерена терпеть твой эгоизм! – Он чувствовал себя боксером, готовым послать соперника в нокдаун. Он наносил удар за ударом страшной правдой, а его беспомощный противник, прижатый к канатам, ничего не мог поделать. – И я скажу тебе, почему Али была в моей комнате. Она действительно пришла поговорить со мной, но я отдал бы все на свете – мое дело, школу, этот дом, все, чем я владею, – чтобы разделить с ней постель!
Андреас с воплем бросился на Даниэля, сбил его с ног и сам рухнул на песок вместе с ним. Он бил дико, слепо, безумно, бездумно, словно одержимый дьяволом, ничего не слыша, кроме сердитого рева Атлантики в ушах, но с наслаждением ощущая отдачу всякий раз, когда костяшки сжатых в кулаки пальцев врезались в плоть. Пот лил с него градом, ему надо было выплеснуть накопившуюся внутри ярость.
Сначала Даниэль просто лежал, обессиленный только что высказанными страшными словами, молча принимая побои, но потом он начал защищаться и вступил в драку, блокируя удары и нанося их сам, пустив в ход локти и колени… Память вдруг унесла его далеко от этого берега, они оба вновь оказались в яблоневом саду в Кюсснахте. Они снова стали мальчишками, и его звали Даниэлем Зильберштейном, он был умирающим с голоду беглецом с затравленным взглядом, и Рольф носился вокруг них с отчаянным лаем… И несмотря на кровь, текущую по лицу, несмотря на боль в ребрах и в ногах, Дэн Стоун перестал драться и расхохотался.
Андреас тоже остановился.
– Ты что… – он задохнулся и полным ртом глотнул воздух. – Ты с ума сошел?
Даниэль закивал как безумный и коснулся вновь открывшегося старого шрама под левым глазом. Из серповидной ранки, той же, что и сорок лет назад, сочилась кровь. И Андреас понял.
Он опустился на песок и взглянул на свои трясущиеся руки.
– Андреас, – все еще задыхаясь, начал Даниэль. – Я говорил всерьез и не возьму назад ни единого слова. Я отдал бы все на свете, чтобы Али была моей. – Он пристально глядел прямо в черные, полные боли глаза друга. – Но у нас ничего не было, потому что она не захотела.
– Да ладно, Дэн, все в порядке.
– Нет. – Даниэль медленно, с трудом покачал головой, все еще лежа на холодном песке. – Нет, не все в порядке. Она любит тебя, Андреас. Не меня.
– Дэн, я не знаю, что…
– Я клянусь тебе в этом. – Он опять потрогал шрам. – Клянусь кровью и сорокалетней дружбой.
Андреас был вынужден замолчать. Даниэль зашевелился и застонал.
– Помоги мне встать, старый друг.
Ощущая вдруг выступившие на глазах слезы, сам морщась от боли, Андреас наклонился вперед и протянул руку Даниэлю.
– Черт возьми, – проворчал он, пытаясь улыбнуться, – да мы с тобой оба постарели.
– А уж для таких стычек и подавно.
– Мы слишком стары для многих вещей.
Измотанные до предела, они еле поднялись на ноги, а потом, обнявшись, побрели обратно по направлению к «Розовой шляпе».
Оба одновременно заметили бегущую к ним Александру.
– Андреас, – торопливо скомандовал Даниэль, – дай мне что-нибудь обтереть лицо. Быстро. И сам утрись.
Но она как будто даже не заметила ни крови, ни ссадин, ни их растерзанной одежды и виноватого выражения на лицах, как не заметила и дружески переплетенных рук. Ее лицо было бледно, глаза казались огромными от страха и горя. Она направилась прямо к Андреасу и обхватила его лицо ладонями.
– Твой отец… – проговорила она дрожащим голосом, стараясь не заплакать. – У папы был сердечный приступ. Бобби позвонила. Его увезли в больницу.
54
Роберто балансировал на грани жизни и смерти и сознавал это. Всякий раз, как ему удавалось неимоверным усилием разлепить веки, он видел провода и трубки, бегущие во все стороны от его груди, больничные халаты и чьи-то внимательные глаза. Иногда он видел Андреаса, стоявшего в ногах кровати, или Александру, тихонько сидевшую в уголке и улыбавшуюся ему, а однажды, когда болезненный укол в руку вырвал его из забытья, он увидел Роберту. Она говорила с каким-то человеком в темном костюме, и на ее юном личике был написан испуг. Когда Роберто снова закрыл глаза и погрузился в безымянную, сумрачную дрему, он увидел свою мать за работой в задней комнате их дома в Неаполе и услыхал ворчливый голос отца: «Ты всегда баловала парня, Марина, ты его испортила. Он должен был остаться здесь со своей родней». А потом вдруг как по волшебству появилась Анна, его Анна, снова юная и хорошенькая, как картинка, сидящая на их брачной постели и ждущая его в ночной сорочке белого батиста. «Это будет мальчик, – говорила она, сияя радостью и уверенностью, – это будет сын. Он вырастет и будет помогать тебе и моему отцу».
– Папа? Папа, это я, Андреас. Ты меня слышишь?
Веки дрогнули и неохотно открылись; взгляд, ставший мутным, медленно сосредоточился, потом прояснился, когда пришло узнавание.
– Анди, – прошептал он.
Андреас взял отца за руку, стараясь не задеть прикрепленную к ней трубочку капельницы.
– Как ты себя чувствуешь, папа?
– Мне не больно, – заплетающимся языком ответил Роберто.
– Это хорошо, папа.
Голова Роберто с разлохмаченными седыми волосами беспокойно заметалась по подушке.
– Мне казалось, я видел Александру и Роберту.
– Ты их видел. Мы все здесь, папа. И Даниэль тоже. А теперь поспи. Отдых тебе нужен больше всего. Мы все будем здесь, когда ты проснешься.
Взгляд отца устремился на Андреаса.
– Я видел Анну, – мечтательно сказал Роберто.
– Правда, папа?
– Она была такой молодой…
Он закрыл глаза, его голос перешел в невнятный шепот и замолк.
За дверью палаты доктор, молодой человек с печальными глазами, посоветовал им всем не покидать больницы.
– Мой отец умирает? – спросил Андреас.
– Это не исключено. – Молодой доктор похлопал его по плечу. – Если вам что-нибудь понадобится, например отдельная палата, это можно устроить.
Роберто был в сознании, но его лицо так осунулось, что под кожей явственно проступили кости, а его голос, всегда такой басовитый и звучный, снизился до еле слышного шепота.
– Ты подрался, – сказал он Андреасу, заметив синяки у него на лице.
– Да, папа, – улыбнулся Андреас. – С Даниэлем.
– Но вы снова с ним друзья?
– Да, папа.
Роберто напряг глаза.
– Где он? Я хочу его видеть.
Андреас кивнул Александре, она тихо вышла из палаты и вернулась с Даниэлем.
– Покажи мне свое лицо, Даниэль, – прошептал Роберто. Когда Даниэль подошел поближе, старик одарил его теплой улыбкой и сделал слабый жест, пытаясь дотянуться до него рукой. – Все как в первый раз, – заметил он.
– В точности, – подтвердил Даниэль срывающимся голосом.
– Анди…
Андреас наклонился над отцом, а Даниэль отошел в сторону.
– Да, папа.
– Un cerchio grande , – задумчиво произнес Роберто. – Жизнь – это круг, Анди, это большой круг.
Андреас кивнул, не доверяя своему голосу. Все глубоко спрятанные, подавленные много лет назад чувства вдруг поднялись со дна его души, как вода в колодце, и выплеснулись наружу слезами. Ему отчаянно хотелось обнять отца, оторвать его от больничной подушки и крепко-крепко прижать к себе, пока еще не поздно, но датчики и трубки капельниц стояли между ними подобно неприступной стене.
– Ты больше не должен участвовать в гонках, Анди, – прошептал старик. – Это огорчает твою мать.
Андреас посмотрел на Александру, потом перевел взгляд обратно на отца.
– Я не буду, папа.
– Ты мне обещаешь?
– Я клянусь тебе.
Слезы потекли неудержимо, он опять оглянулся на Александру и увидел, что она тоже плачет.
– Отведи меня обратно к Анне, – шепнул Роберто.
– Хорошо, папа.
– Bene, – сказал Роберто и закрыл глаза.
– Ты говорил правду, – с глубоким удивлением заметила Александра какое-то время спустя, когда они вновь оказались в маленькой темной комнатке ожидания. – Ты действительно больше не будешь участвовать в гонках.
– Да, – Андреас твердо взглянул ей в глаза.
– Что ж, спасибо.
Простые слова, но он понял, как много они значат. Все остальное досказали ее глаза.
Бобби беспокойно заерзала на жестком стуле. Она не знала, куда девать свои длинные ноги, онемевшие от долгого ожидания, нехватка сна вызвала у нее головную боль.
– Может, тебе стоит поехать домой, доченька? – ласково предложил Андреас. – Надо немного отдохнуть.
– Нет, папа.
– Здесь ты больше ничем не сможешь помочь.
– Я останусь, – упрямо заявила она. – Со мной все в порядке. – Бобби вопросительно посмотрела на отца. – Значит, мы не будем участвовать в этом ралли вместе, да, папа?
– Нет, Бобби, не будем. Мне ужасно жаль, что я тебя подвел. – Он помолчал. – Но я думаю, что такой большой перегон – это слишком тяжело для новичка.
Она встретила новость, не моргнув глазом.
– Дедушка был рад.
– Я знаю.
– Но ведь ты уже все решил еще до того, как он попросил, правда?
– Да, я уже все решил.
Бобби понимала, что сейчас не время и не место для подобных разговоров, но один вопрос она не могла не задать.
– Ты хочешь, чтобы я продолжала?
В комнате наступило молчание.
– Я хотел бы задать этот вопрос твоей матери, – ответил наконец Андреас и посмотрел на Александру.
– Но, папа, я…
Строгий взгляд Андреаса заставил ее замолчать.
– Али?
Ее память унеслась в прошлое. Она уже была в этой больнице в другое время, в другой комнате, но испытывала страх, а потом радость после появления на свет дочери… А потом вспомнилась другая больница, это было давно и на другом конце света… Здание с ослепительно белыми стенами и линолеумом на полу… с длинными коридорами, по которым она ходила безостановочно в бесконечной агонии ожидания приговора…
– Али? – мягко напомнил Андреас.
– Мама?
Александра подняла голову и увидела, что они ждут ответа. Она поняла, что в конечном счете они ей доверяют. О большем она не могла и мечтать.
«Семья… – подумала она. – Семья приносит страдания. Но иногда без этого нельзя».
– Что ты скажешь, Али?
«Андреас в конце концов нашел в себе мужество. Хватит ли мне сил ответить ему достойно?»
– Я скажу… – Она колебалась лишь секунду. – Я скажу, что Бобби должна сама выбирать себе дорогу. – Она заглянула в глаза дочери и тихо добавила: – Как и все мы.
Боль и радость слились в ее душе.
Через час Роберто умер во сне.
Когда они наконец вышли на улицу, было три часа дня. Шум и суета Манхэттена оглушили их.
Андреас взял Даниэля под руку и отвел его в сторону.
– Поедешь к нам домой?
– Не стоит, дружище.
– Ты не можешь вернуться в «Розовую шляпу». Ты не в состоянии вести машину, а твой дом…
– Я немного отдохнул, а мой дом, – мягко возразил Даниэль, – это как раз то место, где мне надлежит быть.
– Если ты боишься нам помешать, даже не думай об этом. Мы будем тебе рады.
– Нет. Хотя бы несколько часов тебе надо побыть наедине с семьей.
– Ты член нашей семьи, Дэн.
Даниэль покачал головой.
– Я не член твоей семьи. Я твой друг. И мне этого довольно.
Андреас вздохнул.
– Я провожу тебя до машины. – Он повернулся к Александре и Бобби. – Вы можете подождать пару минут? – Конечно, мы подождем, – ответила Александра. – Посидим в вестибюле.
В дружеском молчании мужчины дошли до конца квартала, где Даниэль оставил свою машину на платной стоянке ранним утром.
– Если тебе что-то понадобится – все, что угодно, любая помощь… можешь рассчитывать на меня, – сказал Даниэль, нащупывая в кармане ключи.
– Знаю. Спасибо.
– Ты же всегда мне помогал.
– Не всегда.
Внизу, на Франклин-Рузвельт-драйв, вдоль сверкающей Ист-Ривер, как яркие костяшки на счетах, передвигаемые рукой невидимого великана, сновали взад-вперед казавшиеся сверху крошечными автомобили. Даниэль взглянул на небо – ярко-голубое, без единого облачка.
– Твой отец выбрал хороший день, – заметил он.
– Да.
Они помолчали.
– После похорон, – тихо продолжал Даниэль, – я на какое-то время уеду.
– Куда ты собрался?
– Пожалуй, поживу немного в Европе.
– Дэн… – встревожился Андреас. – Надеюсь, это не из-за меня? Ты не должен уезжать только потому…
– Я это знаю, – с мягкой улыбкой остановил его Даниэль. – Просто мои издатели уже давно меня осаждают, требуют автобиографию. И я решил, что пора этим заняться, более подходящего времени не будет. Во всяком случае, попробую.
– А это не будет слишком больно? Нет, я прекрасно понимаю, читатель проглотит твои мемуары вместе с переплетом, но ты-то сам действительно хочешь через все это пройти?
Даниэль открыл дверцу машины.
– Я не уверен. Какая-то часть меня не хочет бередить старые раны. Но я всю свою жизнь от чего-то убегал, и сейчас, пожалуй, настал момент остановиться и взглянуть в глаза правде.
Андреас внимательно заглянул ему в лицо.
– Кстати о старых ранах, как твой глаз? – Он бережно коснулся пальцами затянувшейся ранки. – Тот еще подарочек, а?
Даниэль схватил его руку и крепко пожал ее.
– Я знаю, что ты дал мне, – сказал он, обратившись к одной из своих любимейших цитат, – но не знаю, что ты получил.
Они обнялись и минуту простояли, крепко сжав друг друга.
– Больше, чем я когда-либо смогу выразить, – прошептал Андреас.
Потом он повернулся и ушел.
Позже в тот же вечер, когда Бобби уже спала наверху, они разожгли камин в библиотеке и сели перед ним на ковре. Александра с улыбкой посмотрела на свой наряд, состоявший из мужской рубашки и просторного пуловера, способного с легкостью вместить трех таких, как она.
– Мне надо будет забрать свои вещи из «Розовой шляпы».
– Я уверен, что Дэн пришлет их завтра же.
Она посмотрела на него.
– Ты не против, если я останусь здесь, пока мы не поедем на похороны?
– А ты как думаешь?
– Я думаю, Бобби будет довольна.
– Не только она одна.
Александра уставилась на огонь и невольно поежилась.
– В чем дело?
– Я не уверена… Наверное, все дело в огне. Мне вспомнилась прошлая ночь.
– Хочешь, я его погашу?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, это было бы глупо. Я люблю, когда горит камин.
– Ты просто измучена.
– Но не так, как ты. Тебе бы надо лечь поспать.
– Мне не хочется.
Они снова замолчали. Каждый догадывался, о чем думает другой, но оба не решались высказать свои мысли вслух.
– Александра, – заговорил он после долгого молчания, – что ты думаешь о будущем?
– Я не знаю. А что?
– Как ты ко мне относишься?
Она заметила жилку, бьющуюся у него на виске, и ей захотелось погладить ее пальцами.
– Я люблю тебя всей душой.
На мгновение его глаза закрылись. Александра смотрела, как вздрагивают его золотистые ресницы.
– Я всегда тебя любила, – тихо добавила она.
Он открыл глаза и посмотрел прямо на нее.
– И что же нам теперь делать?
– А как ты сам думаешь, Андреас?
– Некоторые люди женятся по второму разу.
Она улыбнулась, и вся теплота ее души отразилась в этой улыбке.
– Это не для нас, Андреас. По крайней мере не сейчас.
– А когда? Когда нам стукнет шестьдесят? Семьдесят?
Александра развела руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48