– Нет, доченька, спасибо, но… не сейчас. Попозже.
– Ах да, – сказала Бобби, усаживаясь с ногами в кресло. – Какие-то тайны. Папа сказал, что ты хочешь о чем-то со мной поговорить, но больше ничего не объяснил. – Она усмехнулась, ее глаза искрились весельем. – Надеюсь, ты не будешь поднимать большой шум из-за гонок, мам? Я все равно не стану слушать, хотя я тебя очень люблю, ты же знаешь.
Губы Александры растянулись в улыбке, но глаза остались печальными.
– Да, это я знаю.
– Тогда в чем дело? – Бобби выпрямилась в кресле. – Ты снова выходишь замуж?
– Нет, конечно, нет.
– А что же тогда? – Веселье на ее лице сменилось тревогой, а потом и страхом. – Это что-то серьезное? Ты не больна?
Александра медленно покачала головой. Она с трудом заставила себя посмотреть в глаза дочери.
– Нет, Бобби, я не больна.
– Мама, что случилось? Ты меня пугаешь.
Но Александра все еще медлила.
– Мама?
– Ну ладно, – вздохнула она.
Александра открыла сумку и достала письмо.
– Что это?
Александра сглотнула, но ком у нее в горле не сдвинулся с места.
– Это письмо, – проговорила она еле слышно. – От меня к тебе. Не хотела я показывать его тебе, но теперь я знаю, что другого выхода нет.
Бобби взволнованно и озадаченно взглянула на мать.
– Как видишь, оно довольно толстое. – Она встала и дрожащей рукой протянула конверт дочери.
– Ты хочешь, чтобы я прочла прямо сейчас?
Александра кивнула.
– А я пойду погуляю. Есть тут парк поблизости?
– Да, на 60-й улице. – Бобби все еще смотрела на нее в испуге. – Чего ты хочешь, мама? Что я должна сделать?
– Я хочу, чтобы ты прочитала письмо. На это потребуется время. А потом, если сможешь, я хочу, чтобы ты пришла ко мне и сказала, что ты думаешь.
– Ладно, – тихо сказала Бобби.
– И еще, Бобби…
– Да?
– Прости меня.
Александра высоко держала голову, пока не дошла до угла, зная, что Бобби следит за ней из окна, но потом силы оставили ее, она поникла, как увядший цветок. Страшный груз, который она несла много лет, вдруг обрушился на нее всей своей тяжестью, грозя раздавить.
В парке она нашла скамейку и села, рассеянно гадая, сколько пройдет времени, прежде чем Бобби придет, если она вообще появится. Женщины проходили мимо нее, катя перед собой детей в колясках, ведя на поводках собак. Некоторые улыбались ей, другие взглядывали на нее с любопытством.
Александра сидела и смотрела в пространство.
Два часа спустя Бобби подошла к концу письма. Несколько раз на нее накатывали слезы и ей приходилось прерваться. Сердце болезненно сжималось, но она продолжала читать.
Она перевернула последнюю страницу.
«…Вот, Бобби, мы и дошли до самого конца. Завтра утром я покину Онфлер, мое надежное убежище, и приеду к тебе с этим повествованием, с этой хроникой нашей жизни.
Я не хотела, чтобы ты знала правду; возможно, в этом была моя ошибка. Как я уже говорила, мне не хватало мужества. И теперь я решилась открыть тебе все только потому, что ты готова совершить страшную ошибку, приводящую меня в такой ужас, что я просто не могу позволить своей единственной дочери рисковать своей жизнью только из-за того, что от нее когда-то скрыли правду.
Посмотри еще раз на картину. Она говорит правду. Бог мне свидетель, Бобби, Андреас твой отец. Это так же точно, как если бы ты была зачата от его семени. Возьми от него любое наследие, какое хочешь, дорогое мое дитя, но бери его с открытыми глазами и мудрым сердцем.
И, если можешь, прости нас всех…»
Что-то шевельнулось глубоко внутри у Бобби – скребущая боль. Она встала, подошла к камину и посмотрела на картину.
«Источник жизни». Она вспомнила, как спрашивала у матери, что означает эта картина, как ее притягивало и зачаровывало причудливое сочетание света и тени.
Бобби осторожно коснулась пальцами каждой из пяти фигур по очереди, пока не остановилась в самой середине, с удивлением чувствуя, как боль покидает ее.
«Почему мне не больно? – в смятении спросила она себя. – Почему я ощущаю… такое умиротворение?»
Ответ пришел к ней с такой ослепительной ясностью, что на мгновение вся картина как будто осветилась изнутри и запульсировала жизнью.
«Потому что теперь, наконец, я понимаю».
Она нашла свою мать в парке, все еще сидящую на скамейке.
– Мама?
Александра медленно повернула голову. Ее глаза, затуманившиеся от слез, смотрели куда-то вдаль. Бобби коснулась ее руки и почувствовала, что она холодна, как лед.
– Идем домой.
Взгляд матери прояснился.
– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
Бобби села рядом с ней на скамейку. Их тела слегка соприкоснулись.
– Я даже представить себе не могла, – сказала она, – какая ты храбрая.
Александра повернула голову и уставилась на нее в изумлении.
– Храбрая? Вот уж нет!
– Да, очень храбрая. Прошу тебя, идем домой.
Александра все еще колебалась.
– А… Андреас?
– Мы можем ему позвонить, когда вернемся.
Они вместе вышли из парка и направились по Саттон-плейс к дому. Большую часть времени они молчали, но у самой входной двери Александра заговорила:
– Он не знает. О Даниэле.
– Я понимаю. А он должен знать?
Александра покачала головой.
– Нет, если только ты сама не захочешь ему сказать. Решение за тобой.
– Тогда – нет.
Войдя в дом, они не сговариваясь прошли в библиотеку.
– Однажды я спросила папу, – после того как привезла ему картину, – знает ли он, что она означает.
– Он знал?
– Нет, не думаю. Он знает, что картина очень важна, я часто видела, как он смотрит на нее… Она его завораживала – как и меня, впрочем.
– Но теперь ты ее понимаешь.
– Да.
– А что ты думаешь о Дэне? – после паузы спросила Александра. – Что ты чувствуешь?
– Я к нему очень привязана, – улыбнулась Бобби. – Он всегда был добр ко мне. Заботился обо мне.
– Он хороший человек. И его всю жизнь преследовали несчастья.
– Я знаю, – согласилась Бобби. – Несмотря на весь его успех, он всегда кажется немного грустным. Но я не думаю… мне не кажется, что он мой отец.
– Это был бы далеко не худший вариант.
– Я это понимаю, мама. Но мне почему-то кажется… теперь, когда я знаю правду, ты не думаешь, что у меня должно было появиться какое-то чувство узнавания? – Она вопросительно взглянула на мать. – Ну… если бы это был он.
– На этот вопрос я ответить не могу. Дэн спросил, не было ли у меня каких-нибудь интуитивных ощущений, но я действительно ничего такого не чувствовала. Ты никогда не напоминала мне о нем… возможно, потому, что ты слишком сильно похожа на меня. И к тому же я столько времени потратила, убеждая себя, что ты дочь Андреаса… – Она сочувственно взглянула на Бобби. – Для тебя все это так трудно, так мучительно.
– Да нет, ничего страшного, – задумчиво ответила Бобби. – Наверное, все было бы иначе, если бы наша жизнь протекала гладко до этой самой минуты… если бы ты вдруг, как гром среди ясного неба, сказала мне, что я приемный ребенок или что-то в этом роде. – Она улыбнулась. – Но я столько лет гадала, почему отец меня бросил, что легче оказалось принять правду, чем разные жуткие фантазии, приходившие мне в голову. Теперь по крайней мере я знаю, что была желанным ребенком.
Александра долго молчала.
– А Дэн? Ты не презираешь меня? Из-за того, что между нами было?
Ответ Бобби оказался и философским, и в то же время реалистичным.
– Я думаю, любовное сближение с ним оказалось вполне разумным при сложившихся обстоятельствах.
Ее мать неподвижно смотрела в камин.
– Не знаю, смогла бы я проявить такое же понимание, будь я на твоем месте.
– Конечно, смогла бы. Ты мне рассказывала, что твой отец был ужасным бабником, но ты все-таки его любила. – Бобби с удовлетворением заметила улыбку на лице матери. – А уж тебя-то я вряд ли могла бы упрекнуть в неразборчивых связях, верно?
– Верно.
– Кто знает, – продолжала Бобби, становясь более серьезной, – может быть, я действительно была зачата во Франции. Но где бы это ни случилось – во Франции или в кабинете доктора в Нью-Йорке, – у меня все равно только один отец: один настоящий отец.
– Может, пора ему позвонить? Они с твоим дедушкой небось уже на стенку лезут.
– Я позвоню.
Александра обняла дочь и нежно поцеловала.
– И когда они приедут сюда, я думаю, мы с Роберто на время тактично исчезнем. Хорошо?
– Спасибо, мам.
– Не за что.
Бобби пристально посмотрела на нее.
– Только не вздумай плакать.
Александра покачала головой и вытерла глаза.
– Я просто подумала, как нам с Андреасом повезло, что у нас такая дочь.
Андреас медленно шел, с трудом переставляя ноги. Прожитые им на свете почти пятьдесят лет вдруг навалились на него страшной тяжестью. Отец следовал в нескольких шагах позади него.
Входная дверь открылась. Он заметил мелькнувшие в проеме черные волосы, раздуваемые ветерком, сияющую свежесть и чистоту юного личика.
«Если я потеряю ее сейчас, как мне это пережить?»
Ее руки были раскрыты ему навстречу. Ее глаза, полные слез, переливались, меняя цвет, превращаясь из серых в нефритовые.
– Привет, папа.
Некоторое время спустя они собрались вчетвером подальше от картины в очаровательной, гостеприимной комнате, отделанной в цвета зеленого яблока и терракоты. Все чувствовали себя счастливыми.
Бобби то и дело переводила взгляд с матери на отца и обратно. Искры действительно высекаются, думала она. Это не просто слова.
Александра взглянула на свои руки, спокойно сложенные на коленях. «Предстоит еще один неприятный разговор». Она мысленно собралась с силами.
– Бобби, – начала она. – Теперь, когда ты знаешь правду… – Она остановилась, подыскивая правильные слова. – Теперь ты должна понимать, почему я была так категорически настроена против твоего участия в гонках.
– Конечно.
Краем глаза Александра заметила, как напрягся Андреас, и посочувствовала ему всем сердцем.
– Я не хочу никаких поспешных решений, поверь мне, – осторожно продолжала она, – но по крайней мере теперь мы все можем сесть и спокойно все это обсудить…
– В этом нет нужды, – прервала ее Бобби.
– Но мы должны…
– Поверь, я все понимаю.
Александра бросила еще один участливый взгляд на Андреаса, сидевшего с непроницаемым лицом.
– Нам действительно нечего обсуждать, – повторила Бобби.
Взгляд Александры потеплел.
– Я очень рада.
Бобби переглянулась с отцом.
– Мне кажется, это ты не понимаешь, мама.
– Что ты хочешь… – Александра осеклась на полуслове.
– Я хочу сказать, – ответила Бобби, – что обсуждать нечего, потому что все это не имеет значения. Да, я теперь знаю, почему ты была так обеспокоена, честное слово, я все понимаю. Но ты была не права.
– Бобби, я всего лишь прошу тебя…
– Я знаю, о чем ты меня просишь, но это невозможно. – Бобби бросила на мать умоляющий взгляд. – Может, любовь к гонкам у меня и не в крови, но каким-то образом, мам, она возникла во мне. И никакие письма на свете не могут этого изменить. – Она подошла к Александре, взяла за руку, но та вырвала ее. – Может, настала твоя очередь взглянуть в лицо фактам, мам, – обиженно протянула Бобби. – Ты приехала сюда, так почему бы тебе не взглянуть, что я умею. – Она попыталась улыбнуться. – Я не буду делать глупости, поверь. Папа заставил меня поклясться, что я брошу это дело, если не буду делать успехи, если не сдам экзамен, и я сдержу слово. И потом, я ведь не буду заниматься этим вечно…
– Вечно! – отчаянный крик Александры поразил их всех. – Бобби, если твои кости будут размолоты в кашу, если твое лицо будет изрезано до неузнаваемости, если ты окажешься на цинковой плите в морге, – вот тогда ты узнаешь, что такое «вечно»! «Вечно» ты будешь лежать в могиле!
Ответ Бобби прозвучал тихо, но с достоинством:
– Я это знаю. Мне хватает здравого смысла испытывать страх.
– Все гонщики испытывают страх, – впервые подал голос Андреас. – Все хорошие гонщики.
Александра перевела взгляд с Андреаса на Бобби.
– Вы уже все обговорили, не так ли? Я оставила вас наедине… чтобы вы могли успокоить друг друга… но вы даром времени не теряли, верно?
– Али, дорогая…
– Не смей называть меня так!
Теперь, когда она проиграла, Андреас смотрел на нее с жалостью.
– Папа, – беспомощно обратился он к Роберто, – ты можешь что-нибудь сказать?
Роберто посмотрел на сына долгим взглядом и покачал головой.
– Un cerchio , – пробормотал он. – Sono colpevole .
– Нет, папа! Это неправда!
– Что сказал дедушка? – тихо спросила Бобби, но никто ей не ответил.
Александра встала, подошла к Роберто и нежно погладила его седую голову.
– Это не ваша вина, папа. Вы ни в чем не виноваты. Вы не должны винить себя.
Он прижал ее руку к своей щеке.
– Mia cara, – его глаза увлажнились от слез, – ты не можешь попытаться их понять?
– Нет, папа, это невозможно.
Он тяжело вздохнул. Потом медленно, с трудом поднялся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
– Пожалуй, тебе следует побыть с ним немного, – холодно сказала Александра Андреасу.
– Али, ради всего святого…
– Мне ты больше ничего не можешь сказать, так что даже не пытайся.
– Мама, ну неужели ты не можешь хотя бы…
– Нет, – отрезала Александра. – Я ухожу.
– Куда ты пойдешь? – в смятении спросила Бобби.
– Али, прошу тебя! Останься здесь, – умоляюще попросил Андреас. – Давай поговорим, давай все обсудим вместе!
– Зачем? Ты уже слышал, что сказала наша дочь. У тебя есть возражения? Разумеется, нет, откуда им взяться! Ведь ты получил все, о чем мечтал!
Она решительно направилась к двери и распахнула ее.
– Мам, ну пожалуйста, скажи нам хотя бы, куда ты идешь! – В голосе Бобби слышалась неподдельная тревога. – Ты же не собираешься вернуться во Францию?
Александра так резко обернулась, что едва устояла на ногах.
– А это имеет значение?
Она с громким стуком захлопнула за собой входную дверь и закрыла глаза.
«Одна дверь закрывается, – подумала она с горечью, – а другая захлопывается».
53
– Ты не против того, что я вернулась?
– Неужели об этом нужно спрашивать?
– Вообще-то нет.
Даниэль и Александра сидели у пруда с кувшинками в «Розовой шляпе» на белых садовых стульях с мягкими подушками. Было шесть часов пополудни, солнце стояло еще высоко в небе, согревая их.
– Мне бы хотелось познакомиться с Клодом Моне, – задумчиво произнесла Александра. – Знаешь, он провел свое детство в Нормандии.
Даниэль улыбнулся.
– Чего бы тебе еще хотелось? Или хочется?
– Ничего особенного. – Она пожала плечами и вздохнула. – А может, очень многого. Наверное, мне бы хотелось обрести хоть немного покоя. Как у Моне.
– Как тебе работается в последнее время?
– Неплохо. Думаю, Онфлер пошел мне на пользу. – Она зевнула и потянулась. – С тех пор, как я там поселилась, мне совершенно расхотелось писать портреты. Природа куда более естественна, чем люди. Она все принимает как должное. Когда наступает время увядания, она умирает с достоинством.
– Ты когда-нибудь рисовала Бобби?
– Очень часто. Особенно когда она была помладше.
Даниэль пошевелил траву босой ногой.
– Я помню написанный тобой портрет Андреаса. Он показывал его мне.
– Сильверстоун, Англия, – улыбнулась Александра. – Этот портрет нас и свел.
– В нем было что-то драматическое и в то же время загадочное. Помню, как ты изобразила автомобиль: словно живое, дышащее существо. Он казался неотделимой частью Андреаса.
– Так я их и воспринимала: один казался продолжением другого.
Даниэль немного помедлил.
– Но Бобби ты так не воспринимаешь.
Она подняла на него немного обиженный взгляд.
– Только не начинай, Дэн. Неужели и ты тоже против меня?
Он покачал головой.
– Нет, Али, ты меня не так поняла. Я просто спросил, не пыталась ли ты увидеть ее в таком свете.
– Он и она – это не одно и то же.
– Да, ты права. – Он немного помолчал, потом все-таки спросил: – Почему ты была так расстроена, когда вернулась сюда из города?
– Я бы не хотела об этом говорить, Дэн, – ответила она с болью, – если ты не против.
– Конечно, нет.
До них донеслось тихое мяуканье. Из-под навеса плакучих ив появился маленький черный котенок. Он подошел к Даниэлю и грациозно вспрыгнул к нему на колени.
– Это кто? – спросила удивленная Александра.
Даниэль улыбнулся.
– Это Клод. Один из сыновей Кота. – Он пощекотал котенка под подбородком, и тот принялся довольно мурлыкать. – Он так же умен, как и его отец.
– А давно умер Кот?
– Скоро будет два года.
– А почему ты назвал его отпрыска Клодом?
– В честь Моне. Мы с Котом оба решили, что он свое уже отгулял, когда перебрались сюда. Но стоило ему увидеть этот сад, как он стал назначать здесь свидания своим подружкам.
– Вот как, – улыбнулась Александра.
Даниэль внимательно посмотрел на нее.
– Как видишь, это весьма романтическое место.
Она ничего не ответила.
Посреди ночи, когда «Розовая шляпа» и весь Ист-Хэмптон были погружены в сон, Александра поднялась с постели в гостевой спальне и подошла к окну.
Подсветка была выключена, но полная луна заливала небо холодным, серебристым сиянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48