После этого она углубилась в изучение «горячей двадцатки». Ей предстояло внедриться в закрытый кружок одноклассниц, проучившихся вместе в течение последних пяти лет: это и само по себе было непросто, не могла же она проявить невежество в столь важном вопросе, как знакомство с американской рок-музыкой! Успеваемость ее не беспокоила: школа в Трувиле отличалась высокими стандартами и дала ей хорошую подготовку, а главное, после получения лицензии КСАА Бобби не собиралась оставаться ни у Спенса, ни в какой-либо другой школе!
Александра была больна от волнения и страха. Ни ее бывшему мужу, ни ее упрямой дочери невозможно было полностью доверять: они были не способны рассуждать здраво и принимать взвешенные решения. Она не сомневалась, что Андреас был с ней честен и верил в то, что обещал, но, поскольку он сам так и не смог до конца примириться с потерей возможности участвовать в гонках, а Бобби, если бы у нее ничего не вышло, вполне могла бы пожелать вернуться назад в Онфлер, скорее всего он просто совершенно искренне обманывал себя и Бобби, сам о том не подозревая.
Ей нужен свой человек, решила Александра, еще одна пара глаз и ушей поближе к месту событий. У нее был один-единственный реальный кандидат для этого задания, единственный человек, которому она могла доверять; по крайней мере она знала, что сможет ему довериться, как только он узнает правду. Весь вопрос в том, как ее сказать, эту правду?
Ровно в полдень они встретились в вестибюле парижского отеля «Ритц» в День благодарения. Александре показалось, что он выглядит несколько моложе, чем положено человеку за пятьдесят, но у Дэна Стоуна вообще было одно из тех лиц, на которых годы сказываются благотворно. Ни обвислых щек, ни мешков под глазами, ни двойного подбородка. Седеющие, но на зависть густые волосы, а главное – стройная фигура, что само по себе можно было считать чудом при его профессии.
Даниэль, в свою очередь, счел, что Александра стала еще красивее, чем раньше, хотя это казалось невозможным. Одним из самых ярких воспоминаний его жизни стала ее изящная фигура в нелепом летнем платьице, храбро ковыляющая прочь от его машины к воротам «Золотого голубя» в Сент-Поле. И вот теперь, увидев ее снова после долгих лет, он решил, что она так и светится здоровьем. Ее волосы были такими же густыми и темными, как раньше, а необыкновенные глаза, хоть и омраченные тревогой, оживленно искрились. Ему пришлось проглотить ком в горле, прежде чем он сумел заговорить.
– Ты замечательно выглядишь, Али.
Он поцеловал ее в щеку.
– Ты и сам выглядишь неплохо, – улыбнулась она и ответила на поцелуй по-французски: в обе щеки.
Она сознавала, что отвечает всем стандартам элегантности, принятым в «Ритце»: коричневато-желтая замшевая шляпа, костюм и туфли в тон, но это не добавляло ей уверенности в себе, она остро ощущала необходимость глотнуть спиртного, чтобы набраться пьяной смелости, что в принципе было ей несвойственно.
– Жизнь не так уж плоха, – заметил Даниэль. – Она сложилась не так, как мне бы хотелось, это точно, но могло быть и гораздо хуже. – Он кивнул в сторону бара. – Выпьем что-нибудь там или прямо за столом?
– За столом, если ты не против.
Она улыбнулась и взяла его под руку.
– Итак, – Даниэль отхлебнул мартини и пристально посмотрел на нее, – теперь, когда мы сделали заказ, что будет дальше? Восполним пробелы как старые знакомые? Или ты предпочитаешь сразу сказать мне, что тебя тревожит?
– Я тебе очень благодарна за приезд, Дэн, – тихо ответила Александра.
– Я же тебе говорил много лет назад, что буду на месте в любой момент, стоит тебе только свистнуть. – Он улыбнулся. – Я понимаю, сейчас тебе явно не с руки ехать в Нью-Йорк.
– Это правда, но я все-таки очень тебе благодарна. – Она сделала огромный глоток мартини, словно запивала лекарство, и наконец решилась. – Именно в этом и состоит моя проблема.
Выслушав все, Даниэль закрыл глаза и замер.
Александра затаила дух.
– Дэн? – нерешительно спросила она после долгого молчания. – С тобой все в порядке?
Его глаза все еще были закрыты, но губы задвигались.
– Со мной все в порядке, не беспокойся.
Молчание затянулось. Поверхность суповых тарелок тонкого фарфора, поставленных перед ними, курилась легкими облачками пара, а потом подернулась тонкой пленкой. Суп-пюре из фазана безнадежно остывал.
Наконец Даниэль открыл глаза и хрипло заговорил:
– Я был бы лжецом, если бы сказал, что такая мысль не приходила мне в голову, когда она родилась, но… – он беспомощно посмотрел на нее, – я эту мысль отбросил. Шансы были ничтожно малы. – Мучительно болезненная улыбка искривила его губы. – К тому же думать иначе казалось мне еще более черным предательством по отношению к Андреасу, чем то, что я уже совершил.
– Я понимаю, – кивнула она.
– Что говорят тебе твои инстинкты, Али? – спросил он. – Ведь для тебя незнание должно было стать сущей пыткой. Неужели не было никакого признака, никакого намека… – Он замолчал, не в силах продолжать.
– Хотела бы я дать тебе прямой ответ, Дэн, но не могу, – искренне призналась Александра. – В тот день, когда она родилась, я от всего сердца поблагодарила бога за то, что Он дал ей мои волосы и мои глаза. В тот день я решила раз и навсегда, что Андреас ее отец – ее единственный отец – и что я сделаю все от меня зависящее, чтобы забыть о том, что было между нами. – Она посмотрела прямо ему в глаза. – Мне жаль, Дэн, мне очень, очень жаль. Должно быть, это звучит страшно жестоко. Могу только сказать, что решение далось мне с большим трудом.
Даниэль медленно потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
– Я понимаю. Ничего другого ты сделать не могла, ты должна была вести себя только так. Не только ради него, но и ради дочери.
– И ради себя самой. Поверь, мною в значительной степени двигал эгоизм. Больше всего на свете я хотела, чтобы у меня была Бобби, но в то же время я хотела сохранить Андреаса.
– Ты его любила.
– Да.
– Это многое объясняет. Да, теперь мне многое стало ясно: и насчет Андреаса, и вашего с ним разрыва, и даже того, через что тебе пришлось пройти, когда ты приехала в Сент-Поль. – Он покачал головой. – Я понятия не имел о таком последствии аварии и об искусственном оплодотворении тоже. Андреас мне ни слова не сказал.
– А ты думал, он скажет? Ты же его хорошо знаешь. Он никому не сказал, даже отцу.
Несколько минут они сидели в молчании. Официант маялся неподалеку, не зная, убирать суповые тарелки или нет.
– После развода прошло больше десяти лет, – наконец заговорил Даниэль. – Ты не пыталась вступить в новый брак, и он тоже.
– Моя жизнь была полна, – возразила она, словно оправдываясь. – Были мужчины…
– Я не сомневаюсь, что были, – улыбнулся он, – но ни один из них, по-видимому, не стал единственным.
– Верно. Но, ты понимаешь, это отчасти из-за того, что я решила жить в Нормандии. Там, как нигде, люди ценят покой и не любят суеты.
– Нет, Али, это не объяснение. Ты же практически жила в двух шагах от Довиля, куда год за годом толпами стекаются в поисках развлечений самые богатые люди планеты! Если бы ты только захотела… стоило тебе высунуть нос из своей башни слоновой кости, как тебя подхватили бы мгновенно.
– Спасибо, – засмеялась Александра.
– Ты все еще его любишь, да?
Вопрос поразил ее.
– Прошло больше десяти лет, Дэн, ты сам так сказал. – Она пожала плечами. – Конечно, я хорошо к нему отношусь… он всегда был мне дорог, но все остальное умерло уже давным-давно.
Даниэль снова взял ее за руку.
– Ели бы я мог в это поверить, Али, – заговорил он, взвешивая каждое слово, – если бы я думал, что между тобой и Андреасом все кончено, ты же знаешь, я бы…
– Дэн, прошу тебя, не надо… – Она отняла руку.
– Прости, – смутился он.
– Не извиняйся, прошу тебя. Я вовсе не хотела… – Она умолкла в растерянности.
– Я знаю, что ты не хотела. Все в порядке. Мне не следовало начинать этот разговор. – Он грустно улыбнулся. – И вообще мы отклонились от темы. Бобби, ты не забыла? Сейчас важнее всего она.
– Надеюсь, я не слишком сильно тебя расстроила, Дэн, дорогой. Ты имеешь полное право меня возненавидеть.
– Господь с тобой! За что?
– За то, что взвалила на тебя такую ношу! И за то, что скрывала от тебя все эти годы.
Даниэль сделал знак официанту убрать суп и заверил его, что повар ни в чем не виноват. Потом он повернулся к Александре.
– Не стану отрицать, я был потрясен, и все же… как я уже говорил, эта мысль пришла мне в голову, когда она родилась, и… – Он вздохнул. – Как оказалось, мне так и не удалось полностью от нее избавиться.
– Мы не должны забывать, – напомнила Александра, – существует пятидесятипроцентная вероятность, что это не так.
– Я бы сказал, что этот процент может быть еще выше, но не думаю, что статистика в данном случае так уж важна. Ты согласна?
Она кивнула.
– Давай посмотрим в лицо фактам: сегодня, в День благодарения 1982 года, я узнал, что у меня, возможно, есть шестнадцатилетняя дочь. Это чудо. Дитя моей мечты. – Его лицо помрачнело. – У меня уже был ребенок, Али, призрачный, как мечта, но ему не суждено было родиться. А это дитя существует. Эта девочка живет и дышит, смеется и плачет, причиняет своей матери боль и дарит радость. – Его глаза заблестели от слез. – И ты думаешь, я должен ненавидеть тебя, Али? За то, что ты подарила мне возможность хоть помечтать о Бобби?
Александра не смогла сразу заговорить. Теперь настал ее черед потянуться через стол и взять его за руку.
– Одно можно сказать точно, – проговорила она наконец, – мне очень приятно думать, что Бобби могла бы быть твоей дочерью. – Она изо всех сил старалась найти верные слова. Честные слова. – Для Андреаса это было ужаснее всего… эта невозможность зачать собственного ребенка…
– Андреас – отец Бобби, – решительно перебил ее Даниэль. – Это факт, и ничто на свете не сможет его изменить. Для них двоих ничто не должно измениться, Али.
– Надеюсь, для них ничего не изменится, – согласилась Александра. – Вот потому-то я и решила обратиться к тебе за помощью. – Ты хочешь, чтобы я за ней приглядывал.
– Я хочу, чтобы ты оберегал ее, Дэн.
– Это будет непросто, раз она не должна знать, почему меня так волнует ее судьба. – Он встревоженно взглянул на Александру. – Мне придется ее обманывать.
– Дэн, дорогой… – Она наклонилась ближе. – Уж теперь-то, когда ты знаешь, почему Андреас так странно себя вел в течение многих лет, почему у него бывают эти приступы гнева…
– Но сейчас он изменился к лучшему, Али. Он осознал свои ошибки, понял, как много потерял…
– Я не хочу, чтобы он еще раз потерял Бобби. Но я волнуюсь… нет, я просто в ужасе при мысли о том, что в один злосчастный день он может хотя бы на минуту утратить с таким трудом обретенную ясность ума, что эмоции опять возьмут верх… – Она закусила губу. – Бобби может пострадать, Дэн. Физически пострадать. Даже погибнуть.
– Я это понимаю, Али, но…
– Я прошу только об одном: держи меня в курсе всего, что происходит. Бобби всегда была правдивой девочкой, но в последнее время она боится мне доверять, боится, что я не одобрю… и в этом она скорее всего права. А сейчас, находясь за тысячи миль от нее, я ужасно боюсь утратить последний контроль над ней.
– Может, тебе следует подумать о переезде в Нью-Йорк? Ну хоть на время?
– Не думаю, что это правильный шаг. С таким же успехом я могла бы открыто заявить, что не доверяю им обоим. Я действительно хочу, чтобы они укрепили свои отношения, Дэн. Я должна сделать для Андреаса хотя бы это.
Он долго обдумывал ее слова, но в конце концов кивнул.
– Хорошо. Я понаблюдаю за ходом дел. Я даже готов, если хочешь, посылать тебе письменные отчеты о ее успехах. Только за рулем, конечно. Я не собираюсь совать нос в их личные отношения.
– Безусловно, – согласилась она. – Мне нужен не частный детектив, а разумный человек с чутким и добрым сердцем. Не могу тебе даже передать, какое это облегчение для меня. – Александра с признательностью посмотрела на него, потом опустила глаза на нетронутые блюда. – Знаешь, я совсем не голодна. Что о нас подумают?
– Спишут со счетов как невежественных американцев.
Александра задумалась, ее губы тронула улыбка.
– Хорошо бы это был уже следующий День благодарения, Бобби вернулась бы домой целая и невредимая, а все тревоги были бы уже позади.
Она опять взглянула на него с тревогой.
– Обещай, что позаботишься о ней, Дэн!
– Она дитя моей мечты, Али, я же тебе говорил. Что еще я могу сделать?
* * *
Штормовое предупреждение прозвучало в седьмом отчете Даниэля, полученном в конце июня 1983 года. Александра взялась за телефон, не успев дочитать его до конца.
– Но почему, Дэн? Почему ты даже не сказал мне, что это затевается?
– Если бы я знал, поверь мне, я первым долгом сообщил бы тебе. Но они скрывали свой план ото всех, включая даже Люсьена.
– А с каких пор там околачивается Люсьен?
– Он здесь уже больше двух месяцев, Али.
– Понятно. Скажи честно, Дэн, Андреас окончательно свихнулся?
– Таково единодушное мнение всех окружающих, – неохотно ответил Даниэль. – Одно могу тебе сказать: он абсолютно уверен, что у них все получится.
Александра в бессильной ярости стукнула кулаком по столу.
– Ты считаешь, мне следует приехать?
– Не вижу иного выхода.
Она задумалась. – Мне понадобится пара дней, Дэн. Если будут какие-то новости, ты мне сообщишь?
– Конечно.
Несколько минут спустя Александра вновь перечитала письмо Даниэля.
«…я только что узнал, что Андреас планирует вернуться к состязаниям. Это само по себе плохо, но есть новости и похуже.
Бобби и Люсьен Жоффрей, которого тебе, я думаю, представлять не нужно, собирались осенью участвовать как партнеры в большом ралли на открытом шоссе, но тут выяснилось, что у Андреаса иные планы. Он оттеснил Люсьена и собирается вновь появиться на трассе в качестве сменного водителя и штурмана своей дочери в ее дебютном заезде. Я уверен, что он не сомневается в своей способности ей помочь, но все объективные данные говорят о том, что это опасно.
У нас есть около двух месяцев, чтобы это остановить. Я думаю, ты должна приехать».
Александра закрыла глаза, а когда вновь открыла их, они затуманились слезами, но возле плотно сжатых губ залегла решительная складка. Она поняла, что иного выхода у нее нет. Надо сказать правду, и помоги им всем бог.
Она дождалась позднего вечера, чтобы начать. Окна и шторы в ее кабинете были оставлены открытыми; мягкий теплый воздух и мирные ночные звуки нормандской деревни проникали в комнату, неся с собой успокоение. Весь Онфлер уже затих и погрузился в темноту.
«С чего мне начать? – думала Александра. – Когда все это началось?»
Она взяла перо и положила на подставку чистый лист бумаги.
«Моя дорогая доченька,
я не знаю, с чего начать. К этому решению меня привело отчаяние.
Многие художники довольствуются лишь своим искусством, картины и скульптуры составляют всю их жизнь, больше им ничего не нужно. Для твоей матери в течение многих лет это было не так. Любовь была нужна мне больше, чем искусство…»
Пальцы Александры задвигались быстрее.
Уведомленный телеграммой, Андреас встретил ее в аэропорту Кеннеди в обеденное время три дня спустя. Он выглядел гораздо старше, чем ей запомнилось, но, несмотря на бушующий в душе и подавляемый силой воли гнев, она вынуждена была признать, что он по-прежнему необычайно хорош собой.
– Что-то явно пошло тебе на пользу, – заметила Александра, стараясь сдержать бурно бьющееся сердце.
– Солнце, – пояснил он с приветливой улыбкой. – Ты тоже бальзам для усталых глаз.
– Спасибо.
Она огляделась кругом в поисках носильщика.
– Не беспокойся, – Андреас с легкостью подхватил ее вещи и направился к выходу, – мне надо тренировать мускулы. Я оставил машину у входа.
Пройдя впереди нее через автоматически открывающиеся двери, Андреас отпер багажник новенького, сверкающего лаком спортивного «Мерседеса».
– А где «Порше»? – спросила Александра. – Бобби от него в полном восторге.
– Я ей его одолжил на пару дней. – Андреас захлопнул крышку багажника и открыл для нее пассажирскую дверцу. – Не беспокойся, – добавил он, угадав ее мысли. – Бобби отлично водит.
– Где она?
Усаживаясь за руль, Андреас бросил на нее удивленный взгляд.
– Ты же меня просила не привозить ее в аэропорт.
– Я не об этом. Она у тебя дома?
– Она в Коннектикуте. Тренируется.
– Люсьен с ней? – невинно осведомилась Александра.
Андреас явно замешкался.
– Нет.
– Понятно.
– Ты в своей телеграмме ничего не объяснила, – принялся оправдываться он, – поэтому я сказал ей, что ты приедешь дня через три-четыре. К пятнице она вернется в город.
– Прекрасно.
– Мы могли бы ей позвонить, если хочешь. Сделать ей сюрприз. Она пулей прилетит, как только узнает, что ты здесь.
– Нет, я подожду до пятницы. – Александра не отрывала взгляда от скоростного шоссе и открывающейся по обе стороны от него панорамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Александра была больна от волнения и страха. Ни ее бывшему мужу, ни ее упрямой дочери невозможно было полностью доверять: они были не способны рассуждать здраво и принимать взвешенные решения. Она не сомневалась, что Андреас был с ней честен и верил в то, что обещал, но, поскольку он сам так и не смог до конца примириться с потерей возможности участвовать в гонках, а Бобби, если бы у нее ничего не вышло, вполне могла бы пожелать вернуться назад в Онфлер, скорее всего он просто совершенно искренне обманывал себя и Бобби, сам о том не подозревая.
Ей нужен свой человек, решила Александра, еще одна пара глаз и ушей поближе к месту событий. У нее был один-единственный реальный кандидат для этого задания, единственный человек, которому она могла доверять; по крайней мере она знала, что сможет ему довериться, как только он узнает правду. Весь вопрос в том, как ее сказать, эту правду?
Ровно в полдень они встретились в вестибюле парижского отеля «Ритц» в День благодарения. Александре показалось, что он выглядит несколько моложе, чем положено человеку за пятьдесят, но у Дэна Стоуна вообще было одно из тех лиц, на которых годы сказываются благотворно. Ни обвислых щек, ни мешков под глазами, ни двойного подбородка. Седеющие, но на зависть густые волосы, а главное – стройная фигура, что само по себе можно было считать чудом при его профессии.
Даниэль, в свою очередь, счел, что Александра стала еще красивее, чем раньше, хотя это казалось невозможным. Одним из самых ярких воспоминаний его жизни стала ее изящная фигура в нелепом летнем платьице, храбро ковыляющая прочь от его машины к воротам «Золотого голубя» в Сент-Поле. И вот теперь, увидев ее снова после долгих лет, он решил, что она так и светится здоровьем. Ее волосы были такими же густыми и темными, как раньше, а необыкновенные глаза, хоть и омраченные тревогой, оживленно искрились. Ему пришлось проглотить ком в горле, прежде чем он сумел заговорить.
– Ты замечательно выглядишь, Али.
Он поцеловал ее в щеку.
– Ты и сам выглядишь неплохо, – улыбнулась она и ответила на поцелуй по-французски: в обе щеки.
Она сознавала, что отвечает всем стандартам элегантности, принятым в «Ритце»: коричневато-желтая замшевая шляпа, костюм и туфли в тон, но это не добавляло ей уверенности в себе, она остро ощущала необходимость глотнуть спиртного, чтобы набраться пьяной смелости, что в принципе было ей несвойственно.
– Жизнь не так уж плоха, – заметил Даниэль. – Она сложилась не так, как мне бы хотелось, это точно, но могло быть и гораздо хуже. – Он кивнул в сторону бара. – Выпьем что-нибудь там или прямо за столом?
– За столом, если ты не против.
Она улыбнулась и взяла его под руку.
– Итак, – Даниэль отхлебнул мартини и пристально посмотрел на нее, – теперь, когда мы сделали заказ, что будет дальше? Восполним пробелы как старые знакомые? Или ты предпочитаешь сразу сказать мне, что тебя тревожит?
– Я тебе очень благодарна за приезд, Дэн, – тихо ответила Александра.
– Я же тебе говорил много лет назад, что буду на месте в любой момент, стоит тебе только свистнуть. – Он улыбнулся. – Я понимаю, сейчас тебе явно не с руки ехать в Нью-Йорк.
– Это правда, но я все-таки очень тебе благодарна. – Она сделала огромный глоток мартини, словно запивала лекарство, и наконец решилась. – Именно в этом и состоит моя проблема.
Выслушав все, Даниэль закрыл глаза и замер.
Александра затаила дух.
– Дэн? – нерешительно спросила она после долгого молчания. – С тобой все в порядке?
Его глаза все еще были закрыты, но губы задвигались.
– Со мной все в порядке, не беспокойся.
Молчание затянулось. Поверхность суповых тарелок тонкого фарфора, поставленных перед ними, курилась легкими облачками пара, а потом подернулась тонкой пленкой. Суп-пюре из фазана безнадежно остывал.
Наконец Даниэль открыл глаза и хрипло заговорил:
– Я был бы лжецом, если бы сказал, что такая мысль не приходила мне в голову, когда она родилась, но… – он беспомощно посмотрел на нее, – я эту мысль отбросил. Шансы были ничтожно малы. – Мучительно болезненная улыбка искривила его губы. – К тому же думать иначе казалось мне еще более черным предательством по отношению к Андреасу, чем то, что я уже совершил.
– Я понимаю, – кивнула она.
– Что говорят тебе твои инстинкты, Али? – спросил он. – Ведь для тебя незнание должно было стать сущей пыткой. Неужели не было никакого признака, никакого намека… – Он замолчал, не в силах продолжать.
– Хотела бы я дать тебе прямой ответ, Дэн, но не могу, – искренне призналась Александра. – В тот день, когда она родилась, я от всего сердца поблагодарила бога за то, что Он дал ей мои волосы и мои глаза. В тот день я решила раз и навсегда, что Андреас ее отец – ее единственный отец – и что я сделаю все от меня зависящее, чтобы забыть о том, что было между нами. – Она посмотрела прямо ему в глаза. – Мне жаль, Дэн, мне очень, очень жаль. Должно быть, это звучит страшно жестоко. Могу только сказать, что решение далось мне с большим трудом.
Даниэль медленно потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
– Я понимаю. Ничего другого ты сделать не могла, ты должна была вести себя только так. Не только ради него, но и ради дочери.
– И ради себя самой. Поверь, мною в значительной степени двигал эгоизм. Больше всего на свете я хотела, чтобы у меня была Бобби, но в то же время я хотела сохранить Андреаса.
– Ты его любила.
– Да.
– Это многое объясняет. Да, теперь мне многое стало ясно: и насчет Андреаса, и вашего с ним разрыва, и даже того, через что тебе пришлось пройти, когда ты приехала в Сент-Поль. – Он покачал головой. – Я понятия не имел о таком последствии аварии и об искусственном оплодотворении тоже. Андреас мне ни слова не сказал.
– А ты думал, он скажет? Ты же его хорошо знаешь. Он никому не сказал, даже отцу.
Несколько минут они сидели в молчании. Официант маялся неподалеку, не зная, убирать суповые тарелки или нет.
– После развода прошло больше десяти лет, – наконец заговорил Даниэль. – Ты не пыталась вступить в новый брак, и он тоже.
– Моя жизнь была полна, – возразила она, словно оправдываясь. – Были мужчины…
– Я не сомневаюсь, что были, – улыбнулся он, – но ни один из них, по-видимому, не стал единственным.
– Верно. Но, ты понимаешь, это отчасти из-за того, что я решила жить в Нормандии. Там, как нигде, люди ценят покой и не любят суеты.
– Нет, Али, это не объяснение. Ты же практически жила в двух шагах от Довиля, куда год за годом толпами стекаются в поисках развлечений самые богатые люди планеты! Если бы ты только захотела… стоило тебе высунуть нос из своей башни слоновой кости, как тебя подхватили бы мгновенно.
– Спасибо, – засмеялась Александра.
– Ты все еще его любишь, да?
Вопрос поразил ее.
– Прошло больше десяти лет, Дэн, ты сам так сказал. – Она пожала плечами. – Конечно, я хорошо к нему отношусь… он всегда был мне дорог, но все остальное умерло уже давным-давно.
Даниэль снова взял ее за руку.
– Ели бы я мог в это поверить, Али, – заговорил он, взвешивая каждое слово, – если бы я думал, что между тобой и Андреасом все кончено, ты же знаешь, я бы…
– Дэн, прошу тебя, не надо… – Она отняла руку.
– Прости, – смутился он.
– Не извиняйся, прошу тебя. Я вовсе не хотела… – Она умолкла в растерянности.
– Я знаю, что ты не хотела. Все в порядке. Мне не следовало начинать этот разговор. – Он грустно улыбнулся. – И вообще мы отклонились от темы. Бобби, ты не забыла? Сейчас важнее всего она.
– Надеюсь, я не слишком сильно тебя расстроила, Дэн, дорогой. Ты имеешь полное право меня возненавидеть.
– Господь с тобой! За что?
– За то, что взвалила на тебя такую ношу! И за то, что скрывала от тебя все эти годы.
Даниэль сделал знак официанту убрать суп и заверил его, что повар ни в чем не виноват. Потом он повернулся к Александре.
– Не стану отрицать, я был потрясен, и все же… как я уже говорил, эта мысль пришла мне в голову, когда она родилась, и… – Он вздохнул. – Как оказалось, мне так и не удалось полностью от нее избавиться.
– Мы не должны забывать, – напомнила Александра, – существует пятидесятипроцентная вероятность, что это не так.
– Я бы сказал, что этот процент может быть еще выше, но не думаю, что статистика в данном случае так уж важна. Ты согласна?
Она кивнула.
– Давай посмотрим в лицо фактам: сегодня, в День благодарения 1982 года, я узнал, что у меня, возможно, есть шестнадцатилетняя дочь. Это чудо. Дитя моей мечты. – Его лицо помрачнело. – У меня уже был ребенок, Али, призрачный, как мечта, но ему не суждено было родиться. А это дитя существует. Эта девочка живет и дышит, смеется и плачет, причиняет своей матери боль и дарит радость. – Его глаза заблестели от слез. – И ты думаешь, я должен ненавидеть тебя, Али? За то, что ты подарила мне возможность хоть помечтать о Бобби?
Александра не смогла сразу заговорить. Теперь настал ее черед потянуться через стол и взять его за руку.
– Одно можно сказать точно, – проговорила она наконец, – мне очень приятно думать, что Бобби могла бы быть твоей дочерью. – Она изо всех сил старалась найти верные слова. Честные слова. – Для Андреаса это было ужаснее всего… эта невозможность зачать собственного ребенка…
– Андреас – отец Бобби, – решительно перебил ее Даниэль. – Это факт, и ничто на свете не сможет его изменить. Для них двоих ничто не должно измениться, Али.
– Надеюсь, для них ничего не изменится, – согласилась Александра. – Вот потому-то я и решила обратиться к тебе за помощью. – Ты хочешь, чтобы я за ней приглядывал.
– Я хочу, чтобы ты оберегал ее, Дэн.
– Это будет непросто, раз она не должна знать, почему меня так волнует ее судьба. – Он встревоженно взглянул на Александру. – Мне придется ее обманывать.
– Дэн, дорогой… – Она наклонилась ближе. – Уж теперь-то, когда ты знаешь, почему Андреас так странно себя вел в течение многих лет, почему у него бывают эти приступы гнева…
– Но сейчас он изменился к лучшему, Али. Он осознал свои ошибки, понял, как много потерял…
– Я не хочу, чтобы он еще раз потерял Бобби. Но я волнуюсь… нет, я просто в ужасе при мысли о том, что в один злосчастный день он может хотя бы на минуту утратить с таким трудом обретенную ясность ума, что эмоции опять возьмут верх… – Она закусила губу. – Бобби может пострадать, Дэн. Физически пострадать. Даже погибнуть.
– Я это понимаю, Али, но…
– Я прошу только об одном: держи меня в курсе всего, что происходит. Бобби всегда была правдивой девочкой, но в последнее время она боится мне доверять, боится, что я не одобрю… и в этом она скорее всего права. А сейчас, находясь за тысячи миль от нее, я ужасно боюсь утратить последний контроль над ней.
– Может, тебе следует подумать о переезде в Нью-Йорк? Ну хоть на время?
– Не думаю, что это правильный шаг. С таким же успехом я могла бы открыто заявить, что не доверяю им обоим. Я действительно хочу, чтобы они укрепили свои отношения, Дэн. Я должна сделать для Андреаса хотя бы это.
Он долго обдумывал ее слова, но в конце концов кивнул.
– Хорошо. Я понаблюдаю за ходом дел. Я даже готов, если хочешь, посылать тебе письменные отчеты о ее успехах. Только за рулем, конечно. Я не собираюсь совать нос в их личные отношения.
– Безусловно, – согласилась она. – Мне нужен не частный детектив, а разумный человек с чутким и добрым сердцем. Не могу тебе даже передать, какое это облегчение для меня. – Александра с признательностью посмотрела на него, потом опустила глаза на нетронутые блюда. – Знаешь, я совсем не голодна. Что о нас подумают?
– Спишут со счетов как невежественных американцев.
Александра задумалась, ее губы тронула улыбка.
– Хорошо бы это был уже следующий День благодарения, Бобби вернулась бы домой целая и невредимая, а все тревоги были бы уже позади.
Она опять взглянула на него с тревогой.
– Обещай, что позаботишься о ней, Дэн!
– Она дитя моей мечты, Али, я же тебе говорил. Что еще я могу сделать?
* * *
Штормовое предупреждение прозвучало в седьмом отчете Даниэля, полученном в конце июня 1983 года. Александра взялась за телефон, не успев дочитать его до конца.
– Но почему, Дэн? Почему ты даже не сказал мне, что это затевается?
– Если бы я знал, поверь мне, я первым долгом сообщил бы тебе. Но они скрывали свой план ото всех, включая даже Люсьена.
– А с каких пор там околачивается Люсьен?
– Он здесь уже больше двух месяцев, Али.
– Понятно. Скажи честно, Дэн, Андреас окончательно свихнулся?
– Таково единодушное мнение всех окружающих, – неохотно ответил Даниэль. – Одно могу тебе сказать: он абсолютно уверен, что у них все получится.
Александра в бессильной ярости стукнула кулаком по столу.
– Ты считаешь, мне следует приехать?
– Не вижу иного выхода.
Она задумалась. – Мне понадобится пара дней, Дэн. Если будут какие-то новости, ты мне сообщишь?
– Конечно.
Несколько минут спустя Александра вновь перечитала письмо Даниэля.
«…я только что узнал, что Андреас планирует вернуться к состязаниям. Это само по себе плохо, но есть новости и похуже.
Бобби и Люсьен Жоффрей, которого тебе, я думаю, представлять не нужно, собирались осенью участвовать как партнеры в большом ралли на открытом шоссе, но тут выяснилось, что у Андреаса иные планы. Он оттеснил Люсьена и собирается вновь появиться на трассе в качестве сменного водителя и штурмана своей дочери в ее дебютном заезде. Я уверен, что он не сомневается в своей способности ей помочь, но все объективные данные говорят о том, что это опасно.
У нас есть около двух месяцев, чтобы это остановить. Я думаю, ты должна приехать».
Александра закрыла глаза, а когда вновь открыла их, они затуманились слезами, но возле плотно сжатых губ залегла решительная складка. Она поняла, что иного выхода у нее нет. Надо сказать правду, и помоги им всем бог.
Она дождалась позднего вечера, чтобы начать. Окна и шторы в ее кабинете были оставлены открытыми; мягкий теплый воздух и мирные ночные звуки нормандской деревни проникали в комнату, неся с собой успокоение. Весь Онфлер уже затих и погрузился в темноту.
«С чего мне начать? – думала Александра. – Когда все это началось?»
Она взяла перо и положила на подставку чистый лист бумаги.
«Моя дорогая доченька,
я не знаю, с чего начать. К этому решению меня привело отчаяние.
Многие художники довольствуются лишь своим искусством, картины и скульптуры составляют всю их жизнь, больше им ничего не нужно. Для твоей матери в течение многих лет это было не так. Любовь была нужна мне больше, чем искусство…»
Пальцы Александры задвигались быстрее.
Уведомленный телеграммой, Андреас встретил ее в аэропорту Кеннеди в обеденное время три дня спустя. Он выглядел гораздо старше, чем ей запомнилось, но, несмотря на бушующий в душе и подавляемый силой воли гнев, она вынуждена была признать, что он по-прежнему необычайно хорош собой.
– Что-то явно пошло тебе на пользу, – заметила Александра, стараясь сдержать бурно бьющееся сердце.
– Солнце, – пояснил он с приветливой улыбкой. – Ты тоже бальзам для усталых глаз.
– Спасибо.
Она огляделась кругом в поисках носильщика.
– Не беспокойся, – Андреас с легкостью подхватил ее вещи и направился к выходу, – мне надо тренировать мускулы. Я оставил машину у входа.
Пройдя впереди нее через автоматически открывающиеся двери, Андреас отпер багажник новенького, сверкающего лаком спортивного «Мерседеса».
– А где «Порше»? – спросила Александра. – Бобби от него в полном восторге.
– Я ей его одолжил на пару дней. – Андреас захлопнул крышку багажника и открыл для нее пассажирскую дверцу. – Не беспокойся, – добавил он, угадав ее мысли. – Бобби отлично водит.
– Где она?
Усаживаясь за руль, Андреас бросил на нее удивленный взгляд.
– Ты же меня просила не привозить ее в аэропорт.
– Я не об этом. Она у тебя дома?
– Она в Коннектикуте. Тренируется.
– Люсьен с ней? – невинно осведомилась Александра.
Андреас явно замешкался.
– Нет.
– Понятно.
– Ты в своей телеграмме ничего не объяснила, – принялся оправдываться он, – поэтому я сказал ей, что ты приедешь дня через три-четыре. К пятнице она вернется в город.
– Прекрасно.
– Мы могли бы ей позвонить, если хочешь. Сделать ей сюрприз. Она пулей прилетит, как только узнает, что ты здесь.
– Нет, я подожду до пятницы. – Александра не отрывала взгляда от скоростного шоссе и открывающейся по обе стороны от него панорамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48