А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Было воскресенье, ресторан закрыли для публики, еду нельзя было назвать превосходной, за исключением своего редактора, госпожи Фелис Дельмар, Даниэль не знал никого из дружной компании редакционных работников. Ему стало одиноко, и он решил поскорее отправиться в Лион, чтобы навестить своих верных друзей Габи и Жана.
Покинув вечеринку сразу же после полуночи, он решил прогуляться пешком до своего отеля и тут услыхал, как какая-то женщина окликает его по имени. Он обернулся.
– Ну, слава богу, наконец-то! – воскликнула она по-английски с сильнейшим американским акцентом. – Я уж думала, не дозовусь.
Даниэль вгляделся в нее при свете уличного фонаря.
– Мы знакомы?
Она оказалась высокой и худой как щепка, но весьма крепкой и волевой на вид. Непослушные рыжие волосы выбивались из прически; на ней были туфли из крокодиловой кожи на низких каблуках и темная норковая шубка.
– Фанни Харпер, – представилась она и протянула ему руку. Голос у нее был хрипловатый, словно она была простужена. – Я была на вечеринке, но так и не смогла к вам подойти. Столько народу надоедало мне скучными разговорами!
– Рад познакомиться, – вежливо откликнулся Даниэль. Дул пронизывающий северный ветер, она поплотнее запахнула свою шубу. – Куда вы направляетесь?
– Я живу на авеню Клебер. Не возражаете, если мы прогуляемся вместе?
– Почему бы и нет? – Он почувствовал, как падают первые капли дождя. – А может, взять такси? В такую погоду легко простудиться.
– Ну ладно.
Она быстро сошла с тротуара и подозвала такси.
– По правде говоря, – сказала она, как только они оказались в машине, – никакой простуды у меня нет, у меня всегда такой голос. На самом деле я просто сорвала голос в детстве, в Чикаго, когда орала на соседей.
– Давно вы живете в Париже?
– Около пяти лет, но я не живу здесь постоянно. У меня есть жилье в Берлине и в Нью-Йорке.
Даниэль взглянул на нее с любопытством. Лет за сорок, внешность интересная, хотя ее, безусловно, нельзя было назвать красавицей. Безупречная матовая кожа, изящные маленькие уши, украшенные крупными, голубой воды бриллиантами, «стекающими» в виде капель грушевидной формы. Он машинально опустил глаза, чтобы посмотреть, какие украшения она носит на руках, и увидел, что руки у нее сильные и жилистые, а ногти короткие, как у трудяги.
– Я высажу вас у «Плазы», а потом доеду на такси до дома, – сказала она.
– Откуда вы знаете, где я остановился? – удивился Даниэль. – Я велел водителю ехать на авеню Клебер.
– Я многое о вас знаю, – улыбнулась она. – Фанни Харпер все знает, все видит. Разве Фелис не упоминала обо мне?
– Нет.
Такси остановилось, и один из швейцаров отеля «Плаза» бросился вперед с раскрытым зонтиком.
– Не откажетесь завтра пообедать со мной, мистер Стоун? – Он вытащил несколько купюр из бумажника, но она остановила его: – За эту поездку плачу я.
Дождь, подхваченный ветром, косыми струями бил в бок такси, и Даниэль торопливо вышел, чтобы женщина не промокла.
– Где и когда?
– Вы любите устрицы?
– Конечно.
– «Прюнье». Двенадцать тридцать вас устроит?
Он кивнул, швейцар захлопнул дверцу, и Даниэль вошел в теплый и светлый вестибюль отеля.
Давно он не получал такого удовольствия. Фанни Харпер оказалась превосходной собеседницей. Даниэль прибыл в ресторан «Прюнье» небезоружным. Он позвонил Фелис в десять часов утра, чтобы разузнать о Фанни Харпер. В ответ на него обрушился целый поток информации; казалось, все знают Фанни, но Фелис Дельмар, прирожденная сплетница, знала больше, чем кто-либо другой. «Фанни, – сказала она Даниэлю, – настоящая динамо-машина, миллионерша, самостоятельно сколотившая себе состояние, и лесбиянка. У нее столько денег на банковских счетах в разных городах, что налоговое ведомство каждую весну выделяет на несколько дней специального служащего, чтобы заниматься только ее доходами».
– В области рекламы и связей с общественностью ей просто нет равных, к тому же она спонсор.
– Чего именно?
– Людей и проектов, в которые она верит. – Фелис заколебалась. – Вернее, верила. Насколько мне известно, Фанни решила удалиться от дел. Ей, разумеется, не требуется зарабатывать себе на жизнь, она могла бы прожить до конца своих дней, не шевельнув и пальцем. – В голосе Фелис вдруг послышалось жадное любопытство. – Она проявила к вам интерес, Дэн?
– В каком-то смысле.
– В таком случае поздравляю.
– Вы говорили, что у вас ко мне деловое предложение, – сказал Даниэль, когда после обеда им подали коньяк.
– Да. – Фанни откинулась на спинку стула. – Дэн, вы знаете, куда направляетесь?
– Что вы имеете в виду?
– О, боги, боги, неужели каждый настоящий еврей всегда отвечает вопросом на вопрос! – Фанни выудила из сумки сигарету, наклонилась над столом, и Даниэль дал ей огня. – Я знакома с вашей работой и считаю, что вы можете стать самым интересным автором сочинений о гурманской кухне после князя Курнонски. Но если вы будете порхать по всей Европе, не имея продуманного плана кампании, это не поможет вам достичь желаемой цели.
Даниэль улыбнулся.
– И что же это за цель?
– Дорогой, вы же должны понимать, что журнальная писанина – это тупик. Знаете, где место вашим сочинениям?
– Не в газетах?
– В книгах, дорогой. Это должны быть книги. В твердых переплетах для истинных ценителей, в бумажной обложке для остальных. Люди, любящие хорошую еду, как правило, любят книги. Это доказано наукой.
– Зачем вы мне все это говорите, Фанни? Вам-то что за дело?
– Закажите еще кофе, и я вам расскажу.
Он сделал знак официанту.
– Во-первых, – в зеленовато-карих глазах Фанни плясали огоньки, ее рыжие кудряшки подрагивали, – я уже некоторое время за вами наблюдаю и считаю, что у вас есть шансы на успех. У меня нюх на такие вещи. – Она улыбнулась. – А во-вторых, я думаю, мы с вами поладим.
Даниэль поднял свой бокал.
– Со вторым пунктом я согласен.
– Не будьте таким осторожным, Дэн! Это раздражает. Нет ничего отвратительнее ложной скромности. Вы прекрасно знаете, что у вас есть талант и вам хватит сообразительности понять, что самостоятельно вам карьеры не построить. – Фанни бросила на него долгий, пристальный взгляд. – Что вы вообще здесь делаете?
– Пишу для «Пари-матч», вы же знаете.
– Я спрашиваю, что вы делаете в Европе, почему живете на чемоданах, почему кочуете из отеля в отель? У вас совершенно необыкновенный выговор, но в нем чувствуется изрядная доля американского акцента. Вы жили там какое-то время. Почему вы вернулись в Европу?
Даниэль напрягся.
– У меня есть на то свои причины.
– Которые меня совершенно не касаются, верно?
– Верно. – Официант разлил свежий кофе по чистым чашкам и удалился. – Вы так и не объяснили, в чем состоит ваше предложение.
– Скажите, Дэн, – она сбросила пепел с сигареты, – какого вы мнения о нынешних путеводителях по ресторанам?
Он не ожидал такого вопроса, но ответил довольно уверенно:
– Весьма низкого обо всех, за исключением «Мишлена».
– Вы правы, – Фанни затушила сигарету, – «Мишлен» занимает совершенно исключительное положение, но я считаю, что на рынке найдется ниша еще для одного первоклассного путеводителя, иного по своему характеру.
– Есть и другие.
– Вы сами сказали, что придерживаетесь невысокого мнения о них, и в любом случае я задумала нечто особенное.
– В каком смысле?
Глаза Фанни не отрывались от его лица.
– Ваш стиль, Дэн, имеет двоякую ценность: краткость в сочетании с выразительностью. У меня сложилось впечатление, что вы умеете здраво судить, обладаете хорошим вкусом и способностью создавать тексты, от которых у читателей слюнки текут. – Она помолчала, по-прежнему не спуская с него глаз. – Хотите помочь мне создать бестселлер?
Даниэль в замешательстве откинулся на спинку стула. – Бог мой, Фанни, это совершенно безумная идея! Я… – Он попытался собрать воедино разбегающиеся мысли. – Мне потребуется время на размышление.
– А вы что же думали: что я заставлю вас подписать контракт не сходя с места? Разумеется, вам нужно все обдумать… или вы считаете, что я буду иметь дело с дураком? – Она вытащила еще одну сигарету, и Даниэль машинально ее зажег. – Просто постарайтесь избавиться от этой вашей дурацкой осторожности, или нерешительности, или боязни, ну, словом, я не знаю, в чем там у вас проблема.
Глядя на удивительную женщину, сидевшую напротив него, Даниэль вдруг вспомнил, как несколько лет назад, сидя в своей крошечной квартирке в Йорквилле, впервые подумал о фирме обслуживания. Те же чувства охватили его сейчас… словно открылся кран, из которого вместо воды полилось горячее, вскипающее пузырьками возбуждение…
– Итак? – мягко напомнила Фанни.
Даниэль выпрямился на стуле. Его глаза блеснули, губы решительно сжались.
– Я могу сказать только одно, Фанни.
Он взял свой бокал с коньяком и взглянул на свет сквозь янтарную жидкость.
– Вы приняли решение, – тихо сказала она.
Даниэль с улыбкой заглянул ей в глаза:
– Да.
24
Даниэль извлек книгу из многочисленных слоев белой папиросной бумаги и взвесил ее на ладони. Это было особое издание, которое Фанни заказала для него в подарок: с золотым обрезом и золотым тиснением на переплете, сделанном вручную из светло-бежевой телячьей кожи. Он медленно поднес книгу к лицу и вдохнул удивительный, ни на что не похожий запах кожи, потом с незнакомым ему чувством волнения открыл книгу и уставился на титульный лист.
СТОУН. ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ПАРИЖУ ДЛЯ ГУРМАНОВ
Неужели это все-таки правда – то, что говорят о книгах и бессмертии? В эту минуту он не сомневался в их справедливости. А если так, значит, в эту минуту увековечивалось имя Дэна Стоуна, а Даниэль Зильберштейн уходил все дальше в темные закоулки памяти.
– Дэн? – Голос Фанни вернул его к действительности.
– У меня просто нет слов, Фанни. – Он покачал головой. – Это бесподобно, и я действительно не нахожу слов.
Она заглянула ему через плечо.
– Фронтиспис выглядит отлично, ты так не думаешь?
– Конечно. – Даниэль горделиво улыбнулся, как человек, только что ставший отцом. – Все еще не могу поверить, что ты заставила его это сделать, Фанни.
Фронтиспис был репринтным изображением иллюстрации, созданной для книги Сальвадором Дали в виде особой любезности специально для Фанни. Великий художник написал натюрморт: розовый омар, сочный кусок сыра «Шатобриан», луковица, изображенная с такой скрупулезной точностью, что с книжного листа, казалось, исходил ее запах, и два бокала – один с запотевшими от холодного белого вина стенками, другой с красным вином, горящим, как рубин. Разумеется, Дали не мог не привнести в картину свойственной ему «сумасшедшинки»: все эти деликатесы помещались внутри человеческого желудка. Однако под рукой мастера гротесковая фантазия приобрела удивительное очарование. Оригинал картины, любезно подписанный автором, висел в кухне парижской квартиры Фанни.
Даниэль и Фанни образовали слаженную команду. Все, что от него требовалось, – это поставить свои дегустаторские способности и владение пером на службу новому, теперь уже официально зарегистрированному партнерству «Харпер и Стоун». Обо всем остальном заботилась Фанни.
Частная жизнь Фанни была, по-видимому, организована не менее четко, чем ее деловая активность. В Париже она делила квартиру на авеню Клебер с некой Селиной Дюпон, женой банкира-женоненавистника. Селина была рада любой возможности сбежать хоть ненадолго из его дома. В Нью-Йорке у нее был собственный дом, и она жила в нем вместе с Робин Филдинг, талантливой молодой женщиной-киномонтажером. В Берлине Фанни спала одна в постоянно снимаемом ею номере отеля «Кемпински». Селина и Робин знали о существовании друг друга, но благодаря честности и такту Фанни ни одна из них не возражала.
Даниэль, сам себе удивляясь, ощущал удивительную духовную близость с ней. Их обоих забавляло, что их частые совместные появления на людях вызывают сплетни. Для него стала приятной неожиданностью возможность наслаждаться обществом женщины, не испытывая при этом сексуального давления. Его собственное мужское начало едва пережило случай с Розой Бернарди; в течение долгих месяцев после своего бегства из Нью-Йорка он вообще избегал секса; даже когда худшее осталось позади, он стал осторожничать и тем самым загубил несколько многообещающих связей. У него развился синдром «нерешительного партнера».
После очередной неудачи он решил довериться Фанни. Она с вниманием и сочувствием выслушала повествование о смерти Розы и о его бегстве в Европу, однако рассказ об изменениях в его сексуальной жизни вызвал у нее совершенно иную реакцию.
– О Дэн! Бедное мое дитя! – Она заглянула в его ошеломленное лицо и покатилась со смеху. – Что ты намерен делать? Требовать результатов электрокардиограммы у каждой женщины перед тем, как затащить ее в постель? Это была трагическая случайность, одна на миллион! – Она вдруг остановилась. – Значит, твое настоящее имя – Даниэль Зильберштейн?
– Это было мое настоящее имя.
Фанни усмехнулась:
– Как говорится, нет худа без добра. «Дэн Стоун» гораздо легче уместить на книжной обложке!
Вторая книга была задумана как путеводитель для отпускников. Автор вел путешественников за собой по столицам, крупным и малым городам и живописным уголкам Европы, приобщая их к особенностям и очарованию национальной кухни разных стран. В течение нескольких месяцев в конце 1958-го и в первой половине 1959 года Даниэль путешествовал по Франции, Италии, Испании и Люксембургу. Он категорически отказался посещать Германию, зато заехал в Бельгию и в конце концов оказался в Швейцарии. Измученный постоянными переездами и сменой пищи, он вдруг почувствовал себя несчастным: ему остро не хватало стабильности в жизни, а в этой прелестной маленькой стране, которую он покинул в 1946 году, на него нахлынули тревожные воспоминания.
В начале сентября Фанни приехала из Берлина и присоединилась к нему в Вицнау, живописном селении в четверти часа езды от Люцерна. Однажды вечером она застала его сидящим на толстом белом ковре в его номере «Парк-отеля». Даниэль сидел, неподвижно уставившись в пространство, рядом с ним лежал неразрезанный журнал.
– В чем дело, Дэн?
Она сбросила туфли на высоких каблуках, подтянула кверху узкую юбку и уселась рядом с ним на полу.
– Ничего.
– Не пытайся со мной хитрить, Дэн Стоун! – Она уставилась на него пронизывающим взглядом. – Вид у тебя хреновый. Так в чем проблема?
Даниэль почесал отросшую щетину на щеке. Он уже пару дней не подстригал бороду, под глазами залегли темные круги.
– Я увидел фотографию человека, которого знал когда-то, и вернулся в прошлое, вот и все.
– В журнале? – спросила Фанни, взяв его в руки.
– На обложке.
Удивительно красивая молодая пара ослепительно улыбалась Фанни с глянцевой обложки журнала. Мужчину она узнала сразу.
– Ты знаком с автогонщиком Алессандро? – спросила она. – Или с его женой?
– С автогонщиком. – Глаза Даниэля затуманились от воспоминаний. – Он спас мне жизнь.
У Фанни округлились глаза.
– Когда? Когда это случилось?
Он рассеянно улыбнулся.
– В то время ему было всего девять лет, и он дал мне шанс продолжить мою жизнь.
Фанни вновь бросила взгляд на фотографию.
– Чертовски хорош собой, верно? – Она выждала паузу, но Даниэль ничего не ответил. – Ты ведь не прочь рассказать мне, что тогда произошло? Ну не томи душу.
– Извини.
– Черта с два я тебя извиню! – взорвалась Фанни. – Ты не можешь просто так, мимоходом, сообщить мне, что один из самых обаятельных автогонщиков мира стал твоим спасителем, когда ему было всего девять, а потом взять и проглотить язык!
– Ладно. – Даниэль вдруг почувствовал, как прошлое всколыхнулось и накрыло его холодной волной смятения и страха. – Я стараюсь не вспоминать о таких вещах, Фанни. Все это было очень давно. Мое прошлое кишит привидениями.
– Но Алессандро – отнюдь не привидение! Он очень даже жив! – Фанни перевела дух. – Может, тебе станет легче, если ты для разнообразия выпустишь пар и поделишься со мной своей историей?
– Может быть, – тихо согласился Даниэль.
Выслушав его рассказ, Фанни воскликнула в изумлении:
– Почему же ты ни разу не пытался с ним связаться? Ему было бы интересно узнать о твоих успехах.
Даниэль пожал плечами.
– Я думал об этом, но мне казалось, что это неправильно. Фанни, Алессандро был ребенком, когда все это случилось, он понятия не имел о политике, у него не было предрассудков. Но я вспоминаю его мать… Ты не хуже меня знаешь, что многие дети, став взрослыми, в точности повторяют своих родителей.
– А мне сдается, что он пошел в своего отца-итальянца. – Фанни выпрямилась. – Мне кажется, ты не его боишься обременить, а стыдишься самого себя. Ты все еще думаешь о себе как об умирающем с голоду беглеце, тогда как на деле ты человек весьма преуспевающий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48