По существующему положению, вам тоже нужно расписаться в журнале и тем самым подтвердить, что вы ознакомлены с рецензией. С этими словами Эльвира Васильевна раскрыла перед Ляховой солидную книгу в черной тисненой обложке. Ирина Владимировна подошла и, взяв в руку предложенную ручку, спросила: - Где нужно расписаться? - Вот здесь,- с готовностью произнесла Эльвира Васильевна и ткнула холеным розовым пальчиком в нужное место журнала. - Понятно,- как можно спокойнее произнесла Ирина Владимировна и расписалась в указанной графе. Уверенное поведение Ляховой почему-то вывело Эльвиру Васильевну из равновесия и, она, не удержавшись, язвительно произнесла: - А вы, я вижу, в пединституте зря времени не теряли, коль с первого раза сумели завоевать расположение самого Михаила Моисеевича. В ее голосе сквозила плохо скрываемая злость и ревность. Слова завуча, словно удар тока, пронзили мозг Ляховой. Она поняла, что Эльвира Васильевна была близка с директором техникума. И оставила она их наедине с Козаковым не случайно, а по его просьбе. Уходя из директорского кабинета, она знала, что будет делать Михаил Моисеевич с Ляховой, но не смела ослушаться. И вот теперь, не удержавшись она высказала затаенную обиду на Козакова ей и сделала это потому, что он отдал предпочтение Ирине Владимировне. Денисовой было обидно, что она не выдерживает конкуренции в сравнении с молодой и симпатичной математичкой. Глаза Эльвиры Васильевны блестели недобро, зло, как у змеи, которой неожиданно наступили на хвост. Чувствовалось, что Денисова теряет что-то важное, теряет безвозвратно, и виной всему является она - Ляхова. Ирине Владимировне вдруг до тошноты стало противно от того, что ей вдруг открылось. Она не могла больше разговаривать, даже находиться в одном кабинете с Эльвирой Васильевной было невыносимо. Положив ручку на развернутую страницу журнала, она выпрямилась и, с вызовом посмотрев в узкие колючие глазки Денисовой вышла из кабинета. * * * Я достал из кармана пачку сигарет и предложил арестованному, тот не отказался. Щелкнув зажигалкой, я дал Алехину прикурить и только после этого закурил сам. Он вернулся на табурет, стоящий почти посредине комнаты, и на какое-то время в кабинете дознания воцарилась тишина. Первым прервал тягостное молчание своим вопросом, конечно же, я: - Александр Иванович, давайте вернемся к вашим отношениям с Михаилом Моисеевичем. Как отношения между вами складывались и развивались далее? Алехин какое-то время еще помолчал, видимо, обдумывая все, что ему предстояло рассказать следователю. Я не торопил его, понимания, как трудно рассказывать о внутрисемейных отношениях. В который раз стряхнув пепел сигареты на пол, он наконец решился. - Работая на очистных сооружениях, я стал больше времени проводить дома с женой, детьми. Я стал замечать, что Галина как-то изменилась по отношению ко мне. В ее глазах появился страх и непонятная грусть. Как-то ночью я пришел с дежурства домой. Мое появление было для нее неожиданным, и жена, открыв дверь сразу же скрылась в спальне. Я направился следом и включил свет, Галя лежала в постели, уткнувшись лицом в подушку. Повернув ее, я увидел зареванное лицо, подушка была просто мокрой от слез. Я долго ее успокаивал, пытаясь выяснить причину слез, но вразумительного ответа так и не получил. Знаете, я тогда подумал плохо о себе, считая, что обидел ее своим невниманием или ненароком оброненным грубым словом. После этого я стал более внимательным и заботливым, но сердцем чувствовал, что какая-то отчужденность довлела над ней. Она даже перестала смотреть на меня открыто, постоянно отводя свой взгляд в сторону. Несколько рая я пытался объясниться с ней, но откровенного разговора так и не получилось. Она тоже старалась наладить отношения, но внутренняя холодность делала их наигранными и неестественными. Галина чувствовала и понимала это и мучилась еще больше. Наши супружеские отношения расстроились без видимых причин, но интуитивно я чувствовал, что за всем этим что-то или, вернее, кто-то стоит. Я пытался выяснить, в чем же истинная причина, но мне это не удалось. Прошло какое-то время, и одно обстоятельство усугубило разрыв. - Что же случилось?- участливо спросил я. Алехин на какое-то время замолчал, но видимо я сумел его расположить к себе, и он продолжил свой невеселый рассказ. - Как это часто случается в жизни, моя жена забеременела в третий раз. Мы никогда не планировали иметь больше двух детей, но я детей люблю и не имел ничего против появления на свет третьего ребенка. Когда Галя сообщила мне об этом, она, видимо, ожидала от меня обратной реакции. Но мое согласие просто ее взбесило, и она в категорической форме заявила, что рожать не будет. Меня ее позиция порядком обескуражила, я, честно говоря, от нее такого не ожидал. Как я и просил, как и умалял ее оставить ребенка, она сделала аборт. Возмущенный ее поступком, я подал заявление на развод, и суд после нескольких заседаний расторг наш брак. Все это время она очень хотела, чтобы наши отношения наладились, она даже готова была родить третьего ребенка, но я был непреклонен. - Почему вы так поступили? Ведь это была возможность найти взаимопонимание с женой и это только бы способствовало укреплению семьи. - Когда она была в положении, то ребенка не хотела ни под каким предлогом, а сделав аборт вдруг разохотилась и готова была родить хоть двух. А почему так? Я долго мучился над этим вопросом и все-таки решил эту проблему. Я понял, почему она сделала аборт, а потом готова была рожать детей для меня в неограниченном количестве. - Так в чем же была причина столь странного поведения вашей жены?- спросил я, стараясь быть неназойливым. - Нужно было просто догадаться, и все становилось на свои места. Тот ребенок, которому она не дала появиться на свет, был не моим ребенком, и она это твердо знала. Сказав мне о беременности она ожидала, что я буду против ребенка, и это бы ее вполне устраивало и позволило избавиться от него без лишних разговоров. Я же повел себя в силу сложившихся обстоятельств совсем по-другому, и ей ничего не оставалось, как, разругавшись со мной, осуществить задуманное. Объяснить же мне истинную причину она, конечно же, не могла, но и поступить как-то по-другому - тоже. - Но ведь она могла просто родить третьего ребенка, и все бы были довольны, и в вашей семье воцарился мир. - Так поступить она не могла, и я понял почему. - Почему? - А потому, что отцом этого ребенка был глубоко презираемый ею человек. Галина, уважая себя, просто не могла позволить иметь ребенка от гадкого непристойного человека. Когда я подал на развод, она, чувствуя за собой вину, сделала все, чтобы сохранить семью. Даже потом, когда брак расторгли, она, унижаясь, просила меня не бросать детей и не уходить от нее. При этом она обещала родить мне столько, детей сколько я пожелаю. Галя и сейчас готова любой ценой загладить свою вину передо мной, лишь бы сохранить семью. Так вот и живем с тех пор, если это можно назвать жизнью, она никак не осмелится покаяться, а я не могу ей простить совершенную подлость. Алехин на мгновение замолчал, а потом, поднявшись с табурета, спросил: Разрешите еще одну сигарету, гражданин следователь? - Конечно, угощайся, Александр Иванович,- предложил я. Арестованный шагнул к столу и взял одну сигарету из протянутой ему навстречу пачки. Дав прикурить Алехину, я сам закурил, не удержавшись от соблазна. И вновь мы сидели какое-то время, молча наслаждаясь ароматным дымом сигарет. Я не торопил Александра Ивановича, давая ему возможность еще раз обдумать все, что ему довелось пережить в техникуме. Когда сигареты были выкурены наполовину, я осмелился прервать затянувшееся молчание вопросом: - А вы пытались с женой обговорить все пережитое вами? - Вначале я пытался сделать это много раз, но откровенного разговора так и не получилось. Жена уходила со слезами на глазах, от обсуждения случившегося. Она просто плакала, не давая объяснений, и я видел, что она переживает все случившееся не меньше, чем я. Я перестал ее мучить приставаниями, глупыми подколами и насмешками. Сейчас, когда после случившегося прошло несколько лет, я ей благодарен за ее молчание. - Я что-то вас с трудом понимаю, где же логика? - Вы не ослышались, я действительно благодарен Галине за то, что она не посвятила меня во все тонкости происшедшего с ней позора. Сейчас я уверен, что все это было сделано с ней против ее собственной воли и желания. Ее поставили в затруднительное положение, и она не стала привлекать меня, зная наперед, что и я вряд ли сумею защитить. Галя пощадила меня приняв и пережив все унижения сама. Если бы она рассказала все мне раньше, возможно, я не сдержал бы эмоции и расправился с обидчиком. Галя просто пощадила, поберегла меня, хотя ей пришлось заплатить за это слишком дорогую цену. Я не стал разубеждать Алехина, понимая, как тяжело пришлось ему и его жене и, наверное, его детям. * * * После памятного разговора с Эльвирой Васильевной прошло еще два дня. За это время в техникуме не произошло ничего особенного. Но за этот короткий срок Ирине Владимировне дали понять, что она нажила себе врага в лице завуча. На производственном совещании, которое проводил сам директор сегодня в обеденный перерыв, говорилось о многом. Перед педколлективом ставилась обширная задача по обучению и воспитанию учащихся техникума. Михаил Моисеевич был немногословен и конкретен. Он называл педагогов поименно и ставил перед ними вполне определенные задачи, не забывая упомянуть и тех, кто допустил промахи или упущения работе. Голосом знающего себе цену руководителя он фактически устраивал разнос всем и каждому в отдельности. Чувствовалось, что он хорошо владеет ситуацией в техникуме. Эльвира Васильевна сидела рядом с ним и торопливо делала пометки в толстом блокноте с красивой японской вкладкой. Всем, кто упоминался в выступлении Козакова с негативной стороны, это грозило большими и маленькими неприятностями в самом ближайшем будущем. Эльвира Васильевна всегда говорила, что блокнот помогает ей в точности выдержать принцип: "Никто не забыт - ничто не забыто". Во время выступления директора, по ранее заведенному правилу, никто не имел права оправдываться или перечить ему. Верх всегда оставался за Михаилом Моисеевичем, а на голову смельчака, нарушившего закон местного самодержца, обрушивался гнев необузданного руководителя. В пример коллективу ставились практически одни и те же лица, которые составляли ближайшее окружение директора и были преданы ему всегда и во всем. И вдруг среди отмеченных положительно Козаков назвал и фамилию Ирины Владимировны. Это произвело определенный эффект, и Ляхова сразу поймала на себе несколько недоуменных и удивленных взглядов. При этом Михаил Моисеевич добавил, что он очень рад появлению в педагогическом коллективе молодого и перспективного математика. В устах директора это звучало как высшая похвала, которой удостаивается далеко не каждый член коллектива. Всем было понятно, что Козаков иносказательно продемонстрировал свое расположение к Ирине Владимировне, а значит, и другим следовало относиться к ней более доброжелательно. Какое-то время она все еще привлекала к себе всеобщее внимание и любопытные изучающие взгляды, но насыщенная фактами речь директора не позволяла отвлекаться слишком долго. Но реакция одного человека врезалась в память Ирины Владимировны надолго, если не навсегда. При упоминании фамилии Ляховой Эльвира Васильевна не удержалась и бросила в ее сторону многозначительный взгляд, полный затаенной злобы и ненависти. Случилось это в одно мгновение, и вряд ли кто из присутствующих заметил реакцию завуча. Но Ирина Владимировна сразу поняла все. У нее появился сильный и опасный враг, ослепленный ревностью и завистью. Эльвира Васильевна явно не хотела упускать своего влияния на Михаила Моисеевича, которое основывалось не только на педагогических способностях завуча. В лице Ляховой она прежде всего видела соперницу, а это обстоятельство сразу ставило Ирину Владимировну в разряд непримиримых врагов. Если бы Эльвира Васильевна знала, как на самом деле складывались взаимоотношения между директором и Ляховой, возможно, ее отношение к молодой преподавательнице было бы совсем иным. Но Денисова судила о своей сопернице по себе, считая, что Ляхова сама напросилась в любовницы к директору. Ирина Владимировна впервые в жизни попала в ситуацию, когда нужно было самой принимать решение. Ей нельзя было даже с кем посоветоваться, не у кого спросить защиты. Ей нравилась работа, квартира, место, где располагался техникум, и не хотелось все это терять одновременно. С другой стороны, хамское домогательство директора, его барская преступная вседозволенность, попирающая человеческое достоинство делали ее дальнейшее пребывание в техникуме просто невозможным. А тут еще меркантильные амбиции и бешеная ревность Эльвиры Васильевны терзали и без того израненную душу Ляховой. Обо всем это Ирина Владимировна рассуждала дома, лежа на кровати при включенном, телевизоре. Чем больше она думала о сложившейся критической ситуации, тем яснее понимала, что надеяться надо только на Аркадия. Если отношения между ними будут развиваться по восходящей, то лучшей партии для нее вряд ли придумаешь. Хирург, имеет высшее образование, внешне привлекательный, обходительный, умеет выслушать партнера не перебивая. Как и всякая полюбившая женщина она видела в своем избраннике только все положительное. Это придавало ей силы, появилась надежда на благополучный исход. Все свои помыслы Ирина Владимировна связывала только с Аркадием. Она была готова на все, лишь бы завоевать расположение и любовь Аркадия. В прихожей громко зазвенел телефон. Ляхова вскочила с постели и бегом поспешила к аппарату. Что-то внутреннее подсказывало ей: это звонит Аркадий. С волнением и душевным трепетом Ирина Владимировна подняла трубку и поднесла ее к уху.
* * * Несколько минут помолчав, Алехин в раздумье сказал: - Вычислить того, кто надругался над моей женой и фактически отравил супружеские отношения, было несложно. Конечно же, им был некто другой, как наш директор Козаков. - У вас были какие-нибудь факты, подтверждающие это, или вы определил и все чисто интуитивно?- задал я арестованному вопрос. - Явных доказательств у меня нет, сама Галя ничего конкретного о своем обидчике мне не рассказывала, выходит, что я его определил интуитивно. - Но в таком деле, при всем том, что вы мне рассказали, возможно, Михаил Моисеевич и не замешан? - Хоть и нет у меня прямых доказательств, но и ошибку я исключаю полностью. О директоре и его увлечениях женщинами в техникуме ходили самые невероятные слухи. Злые языки приписывали ему половые связи, за редким исключением, почти со всеми женщинами-преподавателями в техникуме. Наверняка многое преувеличено, но и доля правды велика. Это я к тому, что дыма без огня не бывает. - Александр Иванович, не стоит сплетням придавать такое большое значение. - Я этого никогда и не делал. Для меня доказательством того, что мне нагадил именно директор, служило его отношение ко мне. Он разговаривал со мной с явным пренебрежением, превосходством, но, кроме этого, постоянно интересовался моей семейной жизнью. - Что в этом плохого? - А то, что нужно было видеть Козакова в этот момент. Он спрашивал не от чистого сердца, а чтобы поиздеваться надо мной. Ему мало было одной победы над моей женой, он хотел, чтобы об этом обязательно догадался я, только в этом случае эффект был бы полным. Мне ничего не оставалось, как не дать ему поторжествовать надо мной, а для этого приходилось, сжав всю волю в кулак, делать вид, что мне ничего неизвестно и я ни о чем не догадываюсь. Думаю, вы меня понимаете правильно? - Если я вас понимаю так, как положено, то у вас было более чем достаточно причин, чтобы ненавидеть Михаила Моисеевича Козакова? - Да, я его ненавидел, и на то у меня были веские причины,- тяжело вздохнув, сказал Алехин. - Вот сейчас, когда Михаил Моисеевич погиб, как вы к этому относитесь? - Мне Козакова ничуть не жаль, просто подлец и пакостник получил по заслугам. Если вы будете вести следствие объективно, то сможете и сами в этом убедиться. - Скажите, Александр Иванович, а смогли бы вы убить Михаила Моисеевича? - Расскажи мне Галя все, что с ней произошло, я, возможно, не сдержался бы и убил своего обидчика. В таком состоянии я пребывал до самого развода с женой. А потом во мне что-то сломалось, и я бы не стал до конца калечить свою жизнь из-за этого подонка. - У очистных сооружений сегодня утром нашли окровавленный нож, которым, видимо, и был убит Михаил Моисеевич. Вы действительно признали его своим? - Да, этот нож когда-то принадлежал мне. - Интересно, а как и когда он не стал принадлежать вам? - Самое странное то, что вот этого я и не знаю и точно сказать не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59