Он помялся, в глазах мелькнуло чисто детское любопытство.
- Намекните хоть, что везете, мужики! А то я себя дураком чувствую. Клянусь, никто не узнает!
- Ну, если клянешься... - хмыкнул Седлецкий. - Пошли.
Старлей осмотрел штабеля ящиков и понимающе кивнул:
- Хорошо замаскировали. А за помидорами что?
- Помидоры, - шепнул Седлецкий. - Только очень большие.
Он прихватил ближайший ящик с багровыми плодами сорта "бычье сердце" и отнес к "уазику".
И дальше полетела степь, неуловимо меняясь от зелено-желтой к желто-зеленой. Теперь до самой Москвы они ехали без сопровождения. Седлецкий просил армавирского коллегу прикрыть машину только потому, что начальный их путь пролегал по территории дислокации Отдельной армии. Мало ли что... Вдруг Георгадзе передумает!
Дорога была однообразной. Горячий ветер из степи, настоянный на чабреце, не успевал сушить мокрую кожу.
- Скучно-то как, - сказал Седлецкий, зевая. - И это называется спецзадание...
- Сейчас тебя повеселят, - показал вдаль Мирзоев. - Артисты дожидаются.
Впереди показался казачий разъезд. Вася не доехал до него с десяток метров и затормозил. Некоторое время они разглядывали друг друга. Экипированы казаки были пестро - в летней камуфляжной форме с лампасами, с красными широкими погонами, в синих, похожих на милицейские, фуражках с алыми околышами. Правда, вместо лихих ахалтекинцев или дончаков под казаками были заседланы "Явы" и "Ямахи", ревущие на всю степь. А в центре этой механизированной конницы, как кобыла среди жеребят, стояла пропыленная серая "Волга".
- Земляки! - вздохнул Седлецкий и взялся за ручку двери.
- Только не возникай, - сказал Мирзоев. - Будь с народом попроще.
Седлецкий вышел на шоссе, расправил плечи и гаркнул:
- Здорово, станишники! Кого стреваете?
- Здорово, коли не шутишь, - отозвался один из казаков - кривоногий, щуплый, с азиатскими скулами и редкими усами; на погонах у него блестело по две звездочки. - Кого надо, того и стреваем.
Откуда следуете? Шо везете?
- Со Ставрополя следуем, хорунжий, - вытер лоб Седлецкий. - А везем боеприпасы для войска.
- Шо за боеприпасы?
- Для столовой гвардейской Третьей танковой Темрюкской дивизии, отрапортовал Седлецкий и показал нашивку на рукаве. - Аида, глянешь.
Казаки посмотрели в распахнутую дверь фуры и загоготали:
- Славные боеприпасы! Чисто противотанковые!
- Ты, старшой, мабугь, тутошний?
- Тутошний, - подтвердил Седлецкий. - С города Ростова, с Александровки. В Молочном переулке жил до призыва.
- Тю! - заулыбался хорунжий. - А я с Сельмаша. С Зеленодольской. Почти соседи! До дому-то заедешь?
- Обязательно, - кивнул Седлецкий.
- Ну, как там, в Ставрополе? Чечня не давит?
- Вроде нет.
- А мы тут чечню держим, - вздохнул хорунжий. - Милиция не совладала. Чечня грошенятами потрясет, ну, милиция - лапки кверху/ Руководство, слышь, и попросило казаков подержать дорогу.
Опять, значит, мы при деле. Так что не обижайся, земеля.
- Чего ж обижаться - службу справляешь.
Возьми хлопцам помидорок. Возьми, возьми! Это из моей личной заначки не сомневайся. Билялетдинов!
Мирзоев подбежал на рысях и вытянулся.
- Обеспечь казаков доппайком.
- Есть! - Мирзоев вытянул ящик, а за ним другой.
- Значит, до самой Москвы едешь? - спросил хорунжий. - Что там, наверху, про казаков брешут?
Сулили-то много.
- Ничего не брешут, - отмахнулся Седлецкий. - Сулили, да посулы пролили. За власть дерутся. А у казака воля - на конце шашки. Смекаешь?
- А то нет! Ладно. Еще трошки потерпим, а там разберемся. Разберемся!
И опять полетела под колеса дорога. Несколько раз их останавливали одиночные автомобилисты и спрашивали, не из Дагестана ли путь держат.
- Интересно, что они с этим Дагестаном носятся? - удивился в конце концов Мирзоев.
- Дальнобойщики оттуда тряпки везут, - объяснил Вася. - Ченч делают.
- А ты вправду из этой... Александровки? - спросил у Седлецкого через некоторое время Мирзоев.
- Да, - неохотно буркнул Седлецкий. - Давно не был дома... Родителей уже нет, а с братьями не очень родичаемся.
Знакомые пошли места, даже сердце чуть-чуть защемило от воспоминаний. Речка Кагальник, Азовский канал, Батайск... И часу не прошло, как они расстались с казачьим разъездом, а уже показались на правом берегу широкого Дона белые дома и зеленые пятна парков. Под Аксайским мостом шел вверх теплоход. В Цимлу, наверное, спешил и дальше - в Волгоград или в Москву. В легких блескучих волнах мелькали головы и загорелые плечи. Отдыхал народ.
- Может, искупнемся, начальники? - спросил Вася. - По-быстрому, а?
- Отставить, -тиховздохнул Седлецкий.
На проспекте 40-летия Победы, неподалеку от родного дома Седлецкого, они заправили машину и сами заправились в небольшой уютной закусочной.
Дальше понеслись, не мешкая. Надо было побыстрее выбираться из города, пока в своем ящике не очнулся полковник Адамян.
Их остановили перед постом ГАИ - уже на Новочеркасском повороте. Сумрачный пожилой капитан проверил документы и спросил:
- Ночью тоже собираетесь следовать?
- Обязательно, - сказал Седлецкий. - Нам нужно быстрее.
- Быстро только кошки... сами знаете. А слепыми родятся. Ох, воины, держите ушки на макушке! Ночью не останавливайтесь нигде. Ну а как остановят... Запомните: наши, милицейские, ночью посреди дороги не тормозят. А если тормозят - значит, не наши.
...Они находились в дороге вот уже девять часов.
А проехали меньше четырехсот километров. Впереди было еще почти девятьсот.
26
"Сильные мафиози все равно появятся. Они вырастут. Они уже есть. Они расправляют крылья.
Можно не только догадываться, но быть уверенным, кто это будет. Они нам известны. Пройдет не так уж много времени, и они станут мощными сильными лидерами. Иное дело - кто будет регулировать проблему крепнущей мафии: они сами или сюда как-то включится государство? Какими способами?.. Если государство, будучи не в состоянии бороться с ними, с их помощью устраняет более мелкие группы, - это приведет к еще более серьезным проблемам".
С. Донцов в интервью М. Дейчу
"Мафия бессмертна".
"Известия",
1993, 6 августа.
- Я хочу с ним поговорить, - сказал Акопов.
- Зачем? - удивился Савостьянов. - Он ведь и так сделал полнейшее досье. Не хватает, может быть, только размера обуви твоих будущих клиентов.
- Деталей мне и не хватает, - сказал Акопов. - Вроде размеров обуви.
- Ну, как знаешь, - буркнул Савостьянов, потянувшись к телефону. - Беда с вами, мастерами...
Договорился он быстро. Положил трубку и сказал:
- Сегодня с девятнадцати до двадцати часов ждет на Елецкой. Вот адрес. Запомнил?
...Дом был громадным - настоящий лабиринт из нескольких состыкованных корпусов в шестнадцать этажей, со сквозными арками с улицы во двор.
В таких домах хорошо держать конспиративную квартиру - не успеешь примелькаться, не познакомишься с соседями. Если специально не захочешь, конечно. Массивная громада дома, как титанический крепостной вал, прикрывала довольно широкий двор, заставленный качелями, песочницами и легковыми машинами разной степени побитости и помытости. На огороженной сетью площадке в центре двора орали взрослые мужики - они пинали мяч на зависть мальчишкам, обсевшим самодельные, криво сваренные из труб ворота.
По узким разбитым дорожкам полуголые молодые мамаши и бабушки возили в колясках голеньких младенцев. А совсем древние старушки восседали на скамьях присяжных в тени подъездов.
Жара стояла - такая жара, какая случается в Москве в конце июля, когда ветер на несколько дней заворачивает с юго-запада и доносит до столицы сухой и мутный воздух из лесостепной зоны за Окой.
Акопов впервые попал в этот новый район, выстроенный на месте какой-то деревни. Район напоминал полуостров - с трех сторон его окружали глубокие и широкие овраги с остатками березовых рощиц по склонам, овраги, в которых, вероятно, еще недавно текли ручьи. Теперь на дне желтела грязь, засосавшая всяческий металлолом. Самый широкий овраг пересыпали длинной дамбой с дорогой поверху. По этой дороге Акопов и шел от станции метро "Красногвардейская" на Елецкую улицу.
По пути от Рождественского бульвара на эту окраину Акопов думал не о новом и весьма неожиданном задании, а о Людмиле. Он был уверен, что они расстаются ненадолго. Так ей и сказал:
- До встречи! Вот закончим это дело...
- Да, - живо перебила она. - Да. Вот закончим...
Теперь он вдруг подумал, что старая скрипучая дача на окраине грязного неказистого поселка была два с лишним месяца его единственным настоящим домом. Теперь надо будет привыкать к новому жилищу. Абашкин, начальник коммунально-бытовой службы, предложил две однокомнатные квартиры - одну на Тишинской, другую где-то у черта на куличках, в Кунцеве. Акопов от обеих отказался.
Абашкин начал скулить: мол, он не волшебник и не жулик из префектуры, чтобы держать в заначке на выбор дефицитные однокомнатные квартиры, которые их сиятельство, то есть Гурген Амаякович, будет перетряхивать, как корова сено. На что Гурген Амаякович сказал, что однокомнатную квартиру Абашкин может оставить за собой на тот случай, если его выгонит жена - за невыносимое занудство.
А Гургену Амаяковичу нужна теперь трехкомнатная квартира в тихом старом районе, ибо Гурген Амаякович собирается в ближайшем будущем жениться.
- А зачем три комнаты? - посчитал на пальцах Абашкин.
- Ужены куча детей - от первых браков, - отрезал Акопов. - Могу я на старости лет получить нормальное жилье, а?
Теперь, шагая по гулкому галдящему двору, обходя человеческий муравейник, Акопов передернул плечами и мысленно поклялся: никаких уступок Абашкину - только в центре города и только в старом доме. С высокими потолками и толстыми стенами.
Конспиративная квартира была двухкомнатной, светлой, выходила во двор. В распахнутые окна доносились вопли великовозрастных футболистов и звонкие удары по мячу. Несмотря на стандартную мягкую мебель и занавеси на окнах, квартира выглядела нежилой. Поначалу Акопов не мог решить, откуда это ощущение, а потом понял. Любое жилище несет отпечаток личности хозяев и возраста. Это выдают вещи - картинки на стенах, игрушки, цветы, тапочки у порога, книжка на столе, телефонный счет в раме зеркала в прихожей. Здесь же не было ничеготакого, даже настенного календаря.
Книжный шкаф зиял пустыми полками, а в солидном серванте пылились разнокалиберные фарфоровые чашки. И бежевое покрывало на широкой тахте, казалось, окаменело с тех пор, как его застилали в последний раз.
Лишь на кухне, обставленной простенькой мебелью, витали слабые запахи жизни - хлеба, лука, горячего масла.
- Я как раз решил поужинать, - сказал хозяин. - А заодно и пообедать. Ты как - присоединишься?
- Не откажусь, - потер руки Акопов.
- Тогда садись поближе к столу, покроши зелень в салат. Из метро вышел, смотрю - бабуля петрушку продает. Так петрушки захотелось!
Акопов сполоснул руки под краном, исподтишка поглядывая на хозяина, который увлеченно переворачивал на сковородке шкворчащее мясо. Полковник Рябушев был одним из высокопоставленных чиновников московской милиции. Причем он не всегда сидел "за столом" - побывал со специальными заданиями и в Афгане, и в Вильнюсе, и в Сумгаите. На работу в органы был командирован Управлением еще при Андропове, когда создавалась союзная структура. Последние несколько лет занимался организованной преступностью, и, наверное, никто не знал авторитетов уголовного мира Москвы лучше этого полноватого, добродушного с виду человека с грубыми чертами лица и едва заметным рваным шрамом на скуле, полученным в давней потасовке, когда Рябушев был курсантом Волгоградской высшей школы милиции.
Нож, которым Акопов крошил петрушку, неизвестный мастер сработал из рессорной стали и отточил до бритвенной остроты. Рукоятка из кругляшей цветной пластмассы являла чудо искусства зоны.
- В Виннице, в колонии, подарили, - сказал полковник, заметив интерес Акопова к ножу. - Пропадают таланты... И что характерно, считай, голыми руками сделано, без всяких станков - одним пердежным паром. Только ножичками там сейчас не ограничиваются. Они перешли в разряд милых семейных сувениров для командированных менговских шишкарей. В зоне нынче все можно достать - к сожалению, она выходит из-под контроля наших ИТУ. За колючку иной пахан сваливает отдыхать.
А замначальника колонии по режиму бегает по властям с поручениями вора. Пахан же сидит в персональной камере - с телевизором, кондиционером и факсом. И с личной охраной. Как в кино!
Рябушев надолго замолчал. Наконец они уселись за стол. На тарелке Акопова оказались два больших куска мяса, истекающих соком. Он посыпал сверху петрушки, взял хлеба.
- Остограммиться не хочешь? - спросил полковник.
- На деле не пью, - сказал Акопов с полным ртом.
- Тогда и я не буду. Про какие дополнительные данные толковал там Юрий Петрович?
- А я и сам не знаю, - честно признался Акопов. - Давай прокрутим все сначала. Если у меня появятся вопросы, растолкуешь в деталях. В досье картинки двухмерные, а мне объем нужен. Понимаешь, что хочу сказать?
- Хорошо. Кто у нас первым номером? Гоги Рваный. Он же Хананиашвили, он же Гагуа, он же Мамаладзе... Пятьдесят четыре года. Две "ходки" в зону на заре туманной юности. Последние двадцать шесть лет не сидел. Не потому, что перестал нарушать закон, а потому, что резко поумнел и перестал попадаться. Сам работу больше не делает-для этого есть куча хорошо организованных "шестерок".
Уроженец Сухуми. Жил в Таджикистане, где, кстати, и мотал последний срок. Всплыл в Москве в середине восьмидесятых с деньгами "цеховиков" из Абхазии. Был поначалу, так сказать, их полпредом в столице СССР. Выбивал за взятки фонды, кредиты, льготы для подставных предприятий. Отсюда же его нынешние широкие связи в среде чиновничества.
Потом занялся собственным делом - камешками и драгметаллами. Но быстро понял, что связываться с государством, имеющим монополию на операции с золотым запасом, слишком рискованно. Тем более что магаданские каналы покупки ворованного золота уже контролировали дельцы с Северного Кавказа чеченцы и ингуши. Группу скупщиков на Колыме так и называли "Ингушзолото". И Рваный занялся бизнесом, который стремительно выходил в лидирующие, наркотики и оружие. Привлекался к следствию как подозреваемый в организации транзита наркосырья из Таджикистана и оптовой перепродажи вооружения, украденного в Закавказье на складах частей Российской Армии.
В обоих случаях его освобождали из-под стражи.
Естественно, под дружные аплодисменты "шестерок" Рваного.
- Кто же ему масть сдавал - следствие или суд? - поинтересовался Акопов.
- В первом случае обвинение не смогло представить суду убедительные вещественные доказательства, - вздохнул полковник. - А ведь были в деле поначалу! Были и сплыли. Следователь уже вынес постановление о приводе Рваного для дачи показаний, но...
И полковник поведал печальную историю о том, как таинственным образом бесследно исчезли все вешдоки. О чем можно было разговаривать с Рваным? О погоде? Во втором случае все складывалось серьезнее. На даче, которую снимал Гоги, гэбэшники взяли целый арсенал - машинами вывозили. Следствие собиралось передавать дело в суд, но тут пропали два свидетеля обвинения. Вот так - взяли и пропали! И до сих пор - никаких следов.
Либо они на Багамах, либо на том свете в шатурских болотах. Без показаний этих свидетелей обвинение не могло подвести Рваного под статьи о преступном сговоре с целью присвоения госимущества в особо крупных размерах и организации группы с целью сбыта краденого в тех же особо крупных. И вот минимальный червонец, который корячился Рваному, то есть десять лет без надежды на амнистию, его миновал. А тут еще адвокаты Гоги сумели доказать, что в сроки, выявленные следствием, он дачей не пользовался и виноват лишь в сделке с субарендой. Не тем, мол, доверился людям... То есть отвечать за арсенал на даче Рваный может лишь в той части, в какой все это касается нарушения договора об аренде.
Полковник рассказал, как с расширением боевых действий в "горячих точках" Гоги Рваный расширял и свой бизнес. По скромным подсчетам, он контролировал к настоящему времени около сорока процентов нелегального оборота оружия на территории бывшего Советского Союза. Эмиссары Рваного начали обживать рынки Западной Европы и стран развалившегося Варшавского Договора. Речь шла уже не только о пистолетах и автоматах, но о самых современных зенитных комплексах, минометах, установках залпового огня, противотанковых ракетах и даже истребителях. Из базук и минометов, купленных у людей Гоги, палили друг в друга сербы с хорватами. У Рваного целая сеть поставщиков, среди которых немало офицеров и прапорщиков армейских групп и частей. Когда государство перестало стыдиться оружейного бизнеса и открыто признало, что торгует оружием, у многих военнослужащих тоже лопнули моральные подпорки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36