Командой оказалась тройка бравых ребят лет двадцати пяти - тридцати, да ещё с малиновым джипом:
Ты вернешь свои. Но и мы работаем не забесплатно. - Сказал ему один из них - губастый, говором сибиряк. - Много не возьмем - и назвал немалую сумму, но тут же успокоил, - Я понимаю, что тебе тогда, считай, ничего не останется, но после мы сделаем так, чтобы ты легко заработал эти деньги и легко отдал. Не волнуйся - никто тебя в рабство брать не будет. Сделаем так, что заработаешь просто.
Якоб оглядывал своих спасителей в немом изумлении, и понимал: отказываться нельзя. Сибиряк улыбался в ответ. С таких лицом обычно призывали в кремлевскую роту, да только ростом он был маловат. Другой, молчаливый, сидевший за рулем - явно с Кавказа. Он никак не обнаруживал своей заинтересованности в деле, оглядывался на прохожих девиц, но когда чувствовал, что первый говорит что-то не то - включал авторадио на полную громкость. Третий вроде бы был похож на панка. Он молчал при переговорах, бегал за минералкой, крутил головой, оглядываясь невменяемым взглядом наркомана. Но Якоб понял, что этот самый опасный головорез. Такому прикажут убрать - он уберет. Уберет и ни о чем не подумает. Его также будет легко убрать алаверды.
Они очень быстро нашли Витюшу в одном из кемпингов по дороге на Селигер. Витюша лежал пьяный в сторожевой будке, говорил нечто нечленораздельное о какой-то целительной египетской пирамиде, которую он искал почему-то на этом северном озере. Взять с него было нечего - на днях его ограбили его же собутыльники.
Машина его уже не представляла никакой товарной ценности, так как, поселившись в будке у сторожа при кемпинге, он распродал её почти всю по частям на запасные детали проезжающим мимо водителям. Когда Якобу предоставили очную ставку с Витюшей. Якоб понял, в какую ловушку попался и, как сама того не понимая, была права Виктория. За работу надо было платить. Платить, как они предложили, работая наводчиком на тех с кого можно взять деньги. Для начала деньги можно было брать с самого Якоба, вернее мзду с его бизнеса. Так он стал наводчиком сам на себя. Чтобы Виктория не догадалась - инсценировали все просто, как дважды два. Водитель мог подтвердить нападение рэкета.
Водитель рассчитывался с Якобом в назначенном месте, в назначенное время. Расчет происходил в крытом кузове, подальше от чужих глаз, и вдруг к ним ворвались люди в форме. Якоб не мог объяснить, откуда такие деньги налом, не мог их послать. Водитель был свидетелем его страха. И вот Якоб откупается от представителей власти дневным сбором с одиннадцати магазинов, в который включался и доход, и деньги для молокозавода и оплата труда водителя и грузчика сопровождавшего его.
Все это и подтвердил водитель Виктории.
Но не все было так просто. Во-первых, аппетит рэкетиров этим не удовлетворить, он рос и рос - следовательно, такую операцию пришлось бы проделывать не раз. Во-вторых, Виктория уперлась и начала настаивала на честной уплате налогов, противостоянии рэкету официальным способом, изъявила желание сама ездить по магазинам и собирать выручку, привозить её вечером главному водителю - Николаю, чтобы он один рассчитывался с утра за закупки молочных продуктов... и... прочий наивный женский оптимизм.
Объяснить какому риску она себя подвергает, было невозможно.
Сошлись на том, что будут работать совершенно официально, платить налоги, возьмут бухгалтера, пусть непостоянно сидящего в офисе, но раз в квартал наводящего порядок в их бумагах. Деньги с водителей пока что будет собирать Якоб, при этом будет осмотрительней.
Но прошла неделя, а ситуация повторилась. Виктория взорвалась: Я чувствую, что ношусь по кругу бесполезных дел! Я им покажу!
Далее следовал длинное перечисление того, что она им покажет Кузькину мать, и ФСБ, и даже купит настоящий пистолет и потребует зарегистрировать его в милиции, а еще... она, видите ли, может вызвать на помощь тайскую мафию из "Золотого треугольника"!.. В общем, ничего конкретного, но состояние её было опасно.
Грабя сам себя, Якоб не забывал о процентах, но все равно не хотел, чтобы его дело разорилось окончательно, чтобы Виктория узнала правду. Пришлось уговорить этих защитнико-грабителей-подельников, сделать перерыв.
Но не тут-то было. Игорь, он требовал, несмотря на свои двадцать пять, называть его по имени отчеству: Игорь Владимирович, все-таки имел при себе корочки капитана РУБОП, тот самый губошлеп с виду, Игорь Владимирович очень хотел быть крутым и отправиться с разведкой в офис Якоба, разузнать, кого и чего он так боится.
Все было рассчитано достаточно грамотно: Якоб был на рейсе, Виктория сидела в офисе одна. Требовалось посмотреть - кто она такая, имеется ли у неё "крыша" и вообще, насколько поддается на испуг. Ведь их компания была ещё столь молода!.. Столь неуверенна в себе и действовала только на понтах!..
Он вошел беспрепятственно в полуподвальное помещение и представился пожарным.
Виктория несколько удивилась, посмотрела его очередной фальшивый документ, ничего не поняла, поскольку на днях к ним уже заходил пожарный.
Игорь Владимирович тут же ухватился за эту информацию и сообщил Виктории, что они пришли к выводу закрыть их предприятие, поскольку они не соблюдают правила противопожарной безопасности. Выхода нет! - Смерил он её циничным взглядом, - Вернее он возможен, но при уплате такого штрафа... если вы не хотите заплатить кое-кому... - Он ещё не понял, на какую сумму можно рассчитывать реально и задумался. Перед ним сидела весьма элегантная женщина, совершенно не похожая на бизнесменшу, скорее на актрису, по своим манерам и плавным движениям, к тому же одета она была слишком просто: черные джинсы, черный свитер, черные ботинки на низком каблуке. На пальце красовался красивый, привлекающий внимание перстень, но не золотой, а серебряный. Таких теток в бизнесе он ещё не видел.
Наступила напряженная пауза. Виктория, гипнотически глядя ему в глаза, пошарила ногой под столом. Пошарила спящего дворового пса, которого приютила недавно, но пса не было. Пес видимо пошел оттянуться на весеннем кобележе. Однако напряженному Игорю Владимировичу показалось, что она нажала какую-то кнопку, и было тому подтверждение - тут же на пороге появился громила.
- О! Гитлер в юбке! Приветствую Вас! - рявкнул он, обращаясь к Виктории. Это был Борман. Не особо трезвый, но, благодаря природному здоровью, не производил впечатления безнадежного пьянчуги, однако за бандита-головореза вполне мог сойти. Не обращая внимания на Игоря Владимировича, сразу потеснившегося к стене, он продолжал: - Чувствую крыша начала протекать. Пора латать. - И выразительно потер руки о карманы джинсов.
Виктория поняла, что он имел в виду - крышу кузова своего грузовика, или намекает на то, что сходит с ума от похмелья и надоевшего пива, и хочет попросить денег в долг, якобы на ремонт - на деле: на водку. Но, заметив, как напрягся тот, что представился пожарником, продолжила разговор в Бормановском ключе:
- Как видишь и у меня проблемы. Куда главный делся, не знаю. А медлить же нельзя!
- Не-е. Медлить нельзя. - Покачал головой Борман. - Но если что выкрутимся. Я пока братву на дело послал...
"На дело" - означало на языке Бормана - послал сдать бутылки. Братвой же он называл местных алкашей, которые уже не первую неделю не вылезали из его "кунга", опустошившая его площадь от полных бутылок пива, пустые же сдавали, покупая водку.
Но совсем по другому его текст звучал для Игоря Владимировича: женщине просто так кличку "Гитлер в юбке" не дадут. Она пользуется уважением у местной братвы, которой легко сообщает путем сигнальной кнопки о своих проблемах. Тот, кто приставлен охранять её, сразу, не переговариваясь с ней, понял, что кто-то хочет пробить брешь в его защите: "крыше". Игорю Владимировичу ещё повезло, так как "главный" куда-то отъехал, а братва отправлена "на дело". Сталкиваться с неизвестной братвой ему не хотелось, объявлять войну - их компания была не в силах. Слова Виктории о том, что "медлить нельзя" заставили его подумать о побеге. Похоже, она догадалась, кто он такой. Могут взять в заложники. Стало ясно, почему их ещё не прижали, Якоб явно боялся признаться ей, и все списывал на случайный налет.
- Ладно, вы подумайте, о чем я вам сказал, - он выразительно посмотрел на часы.
- А чего думать-то? - Борман, увидев возможного собутыльника, (тоже, видно, клянчащего деньги на бутылку), на другое у Бормана уже не хватало воображения: - Сейчас братва вернется - разберемся.
- Нет, нет. - Заторопился фальшивый пожарный: - Время поджимает.
Когда он ушел, Виктория вздохнула с облегчением и даже вынула из сумочки пятьдесят рублей - на бутылку водки.
- Только, Борман, ответь на один вопрос. - Покрутила у него перед носом купюрой. - Почему они у тебя каждое утро часа по три бутылки сдают, ведь приемный пункт стеклопосуды прямо за домом?
Счастливый Борман - каждое утро ему отказывали, а сейчас повезло воскликнул:
- Так я ж на пустоту богат! Знаешь, какие у нас за ночь штабеля выстраиваются! Вот по три часа и сдаем.
"На пустоту богат... на пустоту!.." - Целый день повторяла Виктория и покачивала головой. Эта фраза произвела на неё сильное впечатление, словно непонятный иероглиф выпавший на долю декоратора, она примеряла её то к одному, то к другому типу, то к самой себе - а что ещё она делала, вернувшись уже почти как четыре месяца, разве не обогащалась пустотой? "Вот бы сюда буддистских святых с их теорией достижения пустоты! - Усмехалась она. Скажут, что их пустота иная, но разве пустота может быть разной?..
Мысль о буддистских святых вывела на воспоминания о Таиланде, Таиланд напомнил об украденных картинах. Вечером она позвонила Вере:
- Как дела?
- Но ты же знаешь - триста рублей пенсии получаю после психбольницы, видишь: никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь - если бы я в эту больницу не опала - вообще никакой бы помощи мне не было. Но все равно уроки даю. И так за город выехать хочется! Поедем? Может, субсидируешь нашу поездку? А то мне не хватает. Сейчас ещё ничего. А вот летом уроки английского никому не нужны - засяду без денег. Танька... сама знаешь, как наши дети... Хоть и работает, на еду приносит, а на то чтобы мне в кафе, на тусовку сходить - ни за что не даст. А я так не могу, что ж это за жизнь получается?.. - Вера как всегда плавно перешла на любимое занятие: творение философских умозаключений о жизни и о себе. Но Виктория очень быстро прервала ее: - Ты права. Май и жара!.. Отдыхать надо. Поедем. Но не могла бы ты мне кое-чего сделать...
- Поедем?! Вот и хорошо. Отпустило прямо. Что делать-то надо?
- Ты же все равно тусуешься часто...
- Сплетню что ль о тебе пустить? Или найти какого-нибудь?..
- Досье собрать.
- На кого?
- На одного бизнесмена очень любящего крутиться в богемных кругах.
- Про Вадика что ли?
- Как ты догадалась?
- Да чувствуется мне, любовь - ни любовь, а не можете друг без друга. Вот и вчера, подсел к нам за столик и скучает, скучает. А как о тебе заговорили, сразу вижу: ушки на макушке.
- Безобразие, какое! Да он праздно шатающийся тип! Ладно, ты - женщина на пенсии, с взрослой дочерью, но он! Что он делает каждый вечер в богеме?!
- Что-что - тусуется. Он же парень неженатый.
- Вот и выясни, почему?!
- А я кое-что уже и так знаю. Знаешь, к кому я недавно заходила? К Лили. Помнишь, она ещё балериной была.
- А! Эта пожилая дама, которая имела коллекцию антиквариата? Милая женщина. Я таких люблю априори раз и навсегда. Как она?
- Держится. А из антиквариата у неё уже почти ничего не осталось. А жить-то на что. Вот и распродает понемногу.
- Ну и какое отношение к Вадиму имеет Лили?
- Длинная история. Потом расскажу. Такая жара стоит. А ведь ещё только май. Поехали в воскресенье за город. Там и расскажу. Бедный парень он... бедный парень...
ГЛАВА 31
- Бедный парень! Держите его здесь на голодном пайке! Как мне Якоб рассказал, что вы мальчика из детского дома взяли, так у меня, аж, сердце кровью стало обливаться! Да вот ноги все не ходили, болела я - Галина Арнольдовна с огромными полиэтиленовыми пакетами набитыми продуктами застыла на пороге кабинета Виктории.
Виктория вскочила из-за стола взять у неё сумки:
- Что вы, что вы! Не думаю я, что за ним надо так ухаживать.
- Знаю я, Яшку своего - с детства жадина. Он и ателье мое разогнал платил девкам копейки, а они все матери-одиночки. Ну да я хоть их ремеслу выучила. А то совсем бы девки пропали.
- Но так вы же сами говорили, что доход из-за импортных шуб прекратился.
- А-а доход! - закивала она головой. - Как сынок директором в моем ателье стал, - так я и причины искать стала всякие. На него с его Машкой-то капризной никаких доходов не хватит! Сколько мальчику зарплату-то определили?
- Две тысячи.
- Да как же, если не готовить еду-то на две тысячи выжить можно?
- Я узнавала. Сейчас платят на госслужбе по пятьсот. В супермаркете девушки по двенадцать часов на ногах стоят, а тысячу получают за испытательный срок, который длиться три месяца, после обычно обещают платить три, но к концу испытательного обычно увольняют. Две тысячи Павлу, по-моему, нормально, он же ничего не делает.
- Это для тех, у кого семья - нормально, там, в складчину выживают, а он сирота бездомный!
- Но ему же не надо снимать квартиру. К тому же он у нас лишь ночной сторож. Днем может ещё подрабатывать. Здесь лишь спать.
- Ой, жалею я его, все равно. Давай, показывай мальчика. - И пошла в комнату, где раньше на диване валялся Якоб.
- Да какой он мальчик?! - пыталась предупредить разочарование Галины Арнольдовны Виктория, следуя за ней.
Галина Арнольдовна остановилась перед глухо закрытой дверью, поправила декольте на огромных грудях и чуть ли не торжественно постучала. В ответ тишина.
- Вы давно к нему заглядывали?
- Якоб - не знаю, я вообще ни разу. Это теперь его комната. Дней пять назад я его видела мельком.
- У! Убью! - Погрозила ей локтем мать Якоба. - Сухари какие-то! Может, он с голоду уж и помер давно. - И постучала настойчивей.
- Че-его надо? - послышался мужской хрип из-за двери.
- Кто там? - Округлое лицо Галины Арнольдовны вытянулось от удивления.
- Он. - Ответила Виктория, - Сирота ваш.
Галина Арнольдовна тоскливо вздохнула и решительно распахнула дверь. Перед ней на её стареньком, от того и особенно милом диване лежал опухший, поросший щетиной в дым пьяный мужичок в ватнике:
- Чего надо? - с трудом повторил он свой вопрос уже членораздельно.
- Ах ты, скотина псивая! А ну вставай! Вонь какую развел! И в такую-то жару под тридцать градусов - в ватнике! Да ещё окурки по полу! Так ты мне здесь с папиросами спать удумал! Пожару захотел! А я ему ещё обед в судках принесла! - накинулась на Павла Галина Арнольдовна и, схватив грязное полотенце, висевшее на спинке стула, начала его колошматить за все свои тщетные материнские инстинкты разом.
- Че орешь? Кто такая? - Сев на диван, и обнаружив невероятно черные ноги, прикрывался полой ватника от порки Павел.
- Это мама Якоба, Галина Арнольдовна - только и успела представить её Виктория, как уже мать Якоба гнала его полотенцем в ванну, словно бычка хворостиной: - Я те покажу с такими ногами ходить.
- Нормальные ноги... А че... Я машины чиню.
Они скрылись в ванной комнате. От напора воды запели трубы, глуша её причитания и его оправдания.
Виктория снова села к себе за стол. В принципе рабочий день кончился. Пора было уходить. Ей сначала показалось неудобным оставлять Галину Арнольдовну с Павлом наедине, вдруг этот пьяный идиот начнет к ней приставать, но минут через пять после тупого сидения, прислушавшись к их мирным голосам, она поняла, что материнский инстинкт победил всевозможные остальные: Галина Арнольдовна, похоже, терла Павлу спину мочалкой, уже мирно наставляла, временами требуя наклониться, повернуться...
Виктория пришла домой. Аня встретила её с укоряющим взглядом и с веником в руках. Виктория разулась на пороге. Спросила о Мите. Он должен был придти часа через два. Предложила приготовить ему ужин, если уж так по-хозяйски взялась за дело её невестка.
- Не надо. Он сам разберется. - Отрезала невестка и бросила в угол веник.
- Но он так много работает. Когда же ему ещё ужин готовить? Да и я есть хочу.
- Сами ешьте. Там есть что перекусить, а ему нечего готовить. Пусть домой вовремя приходит.
- Но Аня! Его можно только пожалеть! Он же работает. Он же не гуляет, ты же об этом знаешь.
- Знаю. Но пусть требует нормальных условий труда. С нормальным расписанием. Что это за работа такая, когда не знаешь, когда работаешь, когда отдыхаешь?!
- Творческая. - Виновато вздохнула Виктория, словно извинялась за то, что родила сына калеку.
Больной желудок, который в чужих странах никак не заявлял о себе, заныл. Она залила начинающую открываться язву альмагелем, позвонила в БТИ, её квитанцию ещё не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44