– Ты уверена, что все в порядке?
– Папа, пожалуйста, не поднимай панику. Все хорошо.
Когда ее ввели в дом, она изо всех сил старалась не хромать. Близнецы, боясь пропустить дальнейшее развитие событий, тоже пытались проникнуть в дом, но Том остановил их и мягко попросил вернуться в машину. По лицу Грейс он понял, что им лучше отправляться домой.
– Увидимся утром.
– Отлично, – отозвался Роберт. – И спасибо за экскурсию.
– Пожалуйста.
Подмигнув Грейс, он пожелал ей крепкого сна. Девочка храбро ему улыбнулась. Том и Джо, выйдя на крыльцо, обернулись и еще раз простились со всеми. Том встретился глазами с Энни, и хотя взгляд этот длился лишь мгновение, и он и она вложили в него всю душу.
Коснувшись шляпы, Том пожелал всем доброй ночи.
Стукнувшись о доски крыльца, Грейс сразу же поняла: что-то сломалось, и с ужасом решила, что, наверное, бедренная кость. Только поднявшись, она уверилась, что этого, к счастью, не произошло. Она была испугана и – что уж греха таить – очень сконфужена, но, слава Богу, все кости были целы.
Однако случилось нечто ужасное: треснула верхняя часть протеза.
Грейс сидела на краю ванны со спущенными джинсами, болтавшимися вокруг здоровой ноги, и держала в руках протез. Треснувшая часть была теплой и влажной и пахла потом. Может, ее можно склеить? Или связать? Но тогда придется обо всем рассказать родителям, а если починить протез не удастся, прощай мечта сесть завтра на Пилигрима.
После отъезда Букеров ей пришлось напрячь все свои актерские способности, чтобы успокоить родителей. Она улыбалась, шутила и повторяла им снова и снова, что все в порядке. Наконец они вроде поверили. Убедившись, что на нее перестали обращать особое внимание, Грейс сказала, что пойдет примет ванну, и, уединившись в ванной комнате, стала обдумывать свою беду. Передвигаясь по комнате и особенно поднимаясь по лестнице, Грейс постоянно испытывала неудобство – эта чертова штука елозила по ноге. Если даже такие пустяки стали для нее сложны, как же она сумеет проехать на Пилигриме? Вот черт! Какая глупость – вот так свалиться. Она все испортила.
Грейс долго сидела и думала. Она слышала, как отец внизу возбужденно рассказывал о красавце лосе. Он пытался воспроизвести призывный свист Тома, но у него ничего не получилось. Мать рассмеялась. Здорово, что отец приехал! А расскажи Грейс сейчас, что стряслось, весь вечер будет испорчен.
Она размышляла, что делать. Потом встала и, держась за ванну, добралась до аптечки, откуда извлекла рулончик лейкопластыря. Как-нибудь скрепит протез, а утром попробует сесть на Гонзо. Если все обойдется, она, никому ничего не сказав, сделает круг на Пилигриме.
…Выключив в ванной свет, Энни тихо прошла по коридору и заглянула в комнату Грейс. Приоткрытая дверь тихонько скрипнула под ее рукой. На столике у постели горела лампа – та, которую они с дочерью купили в Грейт-Фоллс взамен разбитой. Тот вечер казался теперь таким далеким – словно был из другой жизни.
– Грейси?
Ответа не было. Подойдя к кровати, Энни выключила лампу, невольно отметив, что протез не стоит, как обычно, у стены, а лежит на полу, втиснутый в пространство между столиком и кроватью. Грейс спала, и дыхание ее было таким тихим, что Энни не сразу его услышала. Темные волосы разметались по подушке, напоминая устье реки на географической карте. Энни немного постояла, глядя на дочь.
Сегодня та вела себя очень мужественно. Энни понимала, как ей больно. И все же за ужином и после она шутила, была весела и приветлива. Удивительная девочка! Она шепнула матери на кухне, когда Роберт пошел в ванную, что у Тома все прошло с Пилигримом удачно. Грейс переполняло волнение: ей безумно хотелось удивить отца. Договорились, что Джо уведет ненадолго Роберта к жеребенку Бронти, а когда они вернутся, Грейс предстанет перед ним верхом на Пилигриме. Но стоило ли так рисковать? Скорее всего Роберт подумает то же самое. Но Том сказал, что волноваться не о чем, а она верила.
– А он производит хорошее впечатление, – сказал за ужином Роберт, кладя себе еще лососины, которая получилась на удивление вкусной.
– Он очень добр к нам, – отозвалась Энни, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно непринужденнее. Воцарилось молчание – словно все раздумывали над ее словами. Тут, к счастью, Грейс стала рассказывать о тренировках Тома с Пилигримом.
Энни склонилась над кроватью и поцеловала дочь. Та во сне что-то пролепетала в ответ.
Роберт уже лежал в кровати. Совершенно обнаженный. Когда Энни вошла и стала раздеваться, он отложил книгу и стал смотреть на нее, дожидаясь, когда она ляжет рядом. Этот сигнал, означающий скорую близость, выработался у них уже много лет назад, и в прошлом Энни даже нравилось раздеваться под взглядом мужа – это возбуждало ее. Сегодня же этот взгляд беспокоил ее, почти раздражал. Она понимала, что муж после такой долгой разлуки жаждет близости. Эта мысль мучила ее весь вечер.
Энни сняла платье и повесила на стул. Не в силах больше выносить этот пристальный взгляд и напряженное молчание, она подошла к окну и, немного раздвинув шторы, глянула на улицу.
– Дождь кончился.
– Уж полчаса как кончился.
– А-а…
Она смотрела в сторону ранчо. Хотя Энни никогда не бывала в комнате Тома, она знала, где расположено его окно: свет у него был включен. Боже мой, думала она, почему не ты сейчас здесь, в этой комнате? Мысль эта захлестнула ее страстным, граничившим с отчаянием желанием; чувство это было таким острым, что она поспешила задернуть шторы и, быстро скинув с себя трусики и лифчик, стала натягивать ночную рубашку.
– Не надевай ее, – тихо попросил Роберт. Она повернулась к мужу – тот улыбался. – Иди ко мне скорее.
Он протянул к ней руки. Энни судорожно сглотнула, силясь улыбнуться в ответ и моля Бога, чтобы муж не догадался по глазам о ее предательстве. Отложив рубашку, она, стыдясь своей наготы, пошла к кровати. Присев рядом с мужем, она не могла унять дрожь, а Роберт ласково гладил ее шею и грудь.
– Тебе холодно?
– Немного.
Он нежно притянул к себе ее лицо и стал целовать – в своей обычной манере. А Энни изо всех сил старалась забыть о другом мужчине. И чтобы избежать сравнений, старалась погрузиться в прошлое, вспоминая привычный вкус губ мужа, его запах и прикосновение его рук к груди.
Она закрыла глаза, но так и не смогла подавить нарастающее чувство вины. Не тогда, в горах, предала она этого доброго, любящего человека, целуясь с другим, а сейчас, когда продолжала думать о Томе, мечтая о большей близости. И что уж совсем глупо – Энни не могла отделаться от ощущения, что предает и Тома.
Роберт откинул простыни и отодвинулся, освобождая ей место рядом. Энни видела знакомую рыжеватую поросль на животе и розовую головку напрягшегося члена, который уперся ей в бедро, когда она легла рядом с мужем. Тот тут же вновь отыскал ее губы.
– О Господи, Энни, как же я соскучился.
– Я тоже.
– Правда?
– Тс-с. Конечно.
Рука мужа блуждала по ее бедру, потом переместилась на живот, и Энни поняла, что скоро она опустится ниже, и тогда муж поймет, что она совсем не возбуждена. И тогда Энни, опередив Роберта, скользнула по его телу.
– Я хочу сначала поцеловать тебя, – проговорила она, устраиваясь между ног мужа и беря в рот его восставшую плоть. Она уже много лет не ласкала его так и теперь почувствовала, как по телу Роберта прошла сладострастная дрожь.
– О, Энни, я не знаю…
– Мне самой этого хочется.
Почему любовь превращает нас в изощренных лжецов, думала Энни. Почему ведет нас темными и запутанными аллеями? И когда муж кончил, она сказала себе с печальной уверенностью, что их отношения никогда уже не будут прежними, что этот ее лживый поступок был, по сути, прощальным подарком Роберту.
Позже, уже в темноте, он вошел в нее. Ночь была такой темной, что они не видели лиц друг друга, и Энни радовалась этому. Наконец она немного возбудилась и, отдавшись убаюкивающему ритму их соития, обрела ненадолго забвение.
3
После завтрака Роберт отвез Грейс к конюшням. Дождь освежил воздух и умыл землю, а небосвод над головой был ярко-голубым. Роберт обратил внимание, что дочь этим утром непривычно сдержанна и серьезна, и спросил, хорошо ли она себя чувствует.
– Папа, перестань спрашивать одно и то же. Со мной все в порядке. Пожалуйста.
– Извини.
Грейс улыбнулась, ласково гладя его руку, и Роберт решил больше не докучать ей. Дочь позвонила Джо еще из дома, и когда они подъехали к конюшне, мальчик уже вел Гонзо с пастбища. Увидев их, он широко заулыбался.
– Доброе утро, молодой человек, – поздоровался Роберт.
– Здравствуйте, мистер Маклин.
– Называй меня просто Роберт.
– Хорошо, сэр.
Он ввел Гонзо в конюшню. Роберт видел, что сегодня Грейс хромает сильнее, чем вчера. Один раз она чуть не потеряла равновесие и удержалась потому, что вовремя ухватилась за дверцу стойла. Роберт смотрел, как они седлали Гонзо, и расспрашивал Джо о пони – сколько тому лет, какой у него рост, какой характер. Джо отвечал вежливо и толково. Грейс все время молчала. По выражению ее глаз Роберт видел, что дочь встревожена. Джо бросал на нее выразительные взгляды, и Роберт понял, что мальчик тоже недоумевает. Впрочем, ни один из них вопросов не задавал.
Гонзо вывели через заднюю дверь на манеж. Грейс готовилась сесть в седло.
– Ты без шапочки? – спросил Роберт.
– Ты говоришь о жокейской?
– Ну конечно.
– Да, папа. Без нее.
Роберт пожал плечами.
– Тебе лучше знать.
Грейс посмотрела на отца прищурившись. Джо переводил взгляд с одного на другого, по-прежнему широко улыбаясь. Девочка взяла поводья и, опираясь на плечо Джо, поставила левую ногу в стремя. Но как только вся тяжесть тела пришлась на протез, что-то случилось – Грейс сморщилась от боли.
– Вот черт, – выругалась она.
– Что такое?
– Ничего. Все хорошо.
Дочь с заметным усилием перекинула ногу и села в седле. Роберт уже понимал, что дела плохи, а теперь видел, как исказилось лицо девочки и на глазах выступили слезы.
– Грейси, что с тобой?
Дочь покачала головой. Сначала Роберт подумал, что дочь плачет от боли, но когда она заговорила, он понял, что это слезы ярости.
– Ничего не получилось. – Она словно выплевывала слова. – Все сорвалось…
Всю оставшуюся часть дня Роберт пытался дозвониться до Венди Ауэрбах. В клинике был установлен автоответчик с номером экстренной помощи, но он – как ни странно – был постоянно занят. Может, из чувства солидарности треснули все протезы в Нью-Йорке или во всех оказался какой-то скрытый дефект, проявившийся в одно и то же время? Когда Роберт наконец дозвонился, дежурная сестра сказала ему, что ей очень жаль, но у них не принято давать домашние телефоны врачей. Если дело действительно такое срочное (а дежурная явно сомневалась в этом), она попробует сама связаться с доктором Ауэрбах. Через час сестра перезвонила им и сказала, что доктора Ауэрбах не будет дома до вечера.
Пока они ждали ответного звонка, Энни разыскала по телефону Терри Карлсон, чей номер, в отличие от номера Венди Ауэрбах, значился в телефонной книге. Терри сказала, что знает одного протезиста в Грейт-Фоллс, который мог бы быстро изготовить протез, но она лично не советовала бы с ним связываться. Грейс уже привыкла к определенному типу протеза, и заменять его сейчас – значило бы отбрасывать ее назад.
Хотя слезы Грейс переполошили Роберта и он очень сочувствовал дочери, в глубине души он даже радовался, что сюрприз не удался. Ему было более чем достаточно того, как дочь садилась на Гонзо. И при одной мысли о том, что она повторит этот эксперимент с Пилигримом, ему становилось плохо. То, что конь стал спокойнее, еще ни о чем не говорит.
Впрочем, своих сомнений он не высказывал, понимая, что не может быть объективным. Единственные кони, с которыми он чувствовал себя уверенно, были игрушечные лошадки в магазинах, которым в спину кидали монетки, чтобы они кружились. Так как эту идею с сюрпризом поддерживала не только Энни, но и Том, Роберт счел за лучшее помалкивать.
Наконец позвонила Венди Ауэрбах и попросила Грейс точно описать, где именно треснул протез, а потом сказала Роберту, что Грейс надо срочно возвращаться в Нью-Йорк. В понедельник ей сделают новый слепок, в среду – примерка, а к концу недели будет готов новый протез.
– Ладненько?
– Ладненько, – согласился Роберт, поблагодарив ее.
На семейном совете в гостиной речного домика было решено поступить так: все трое летят в Нью-Йорк и через неделю возвращаются – тогда Грейс и воссядет триумфально на Пилигрима. К сожалению, при этом не сможет присутствовать Роберт – ему придется снова лететь в Женеву. Стараясь придать голосу убедительность, Роберт выразил сожаление, что не увидит такого зрелища.
Энни позвонила Букерам. К телефону подошла Дайана, она уже знала об их неприятности и выражала горячее сочувствие. Конечно, они могут оставить у них Пилигрима, сказала она. Смоки за ним присмотрит. Они с Фрэнком возвращаются из Лос-Анджелеса в субботу. Насчет Тома она точно не знает – он может и задержаться. Дайана приглашала их всех сегодня вечером к ним на барбекю. Энни поблагодарила и сказала, что они с радостью приедут.
Затем Роберт позвонил в авиакомпанию. Там возникли проблемы. На рейс от Солт-Лейк-Сити до Нью-Йорка, которым возвращался Роберт, оставался еще только один билет, Роберт попросил зарезервировать его за ним.
– Ничего – я прилечу позже, – сказала Энни.
– А, собственно, зачем? – подумал вслух Роберт. – Ты можешь остаться здесь.
– Но Грейс нельзя лететь назад одной.
Тут в разговор вступила сама Грейс.
– А почему, мамочка? Ведь летала же я одна в Англию, когда мне было только десять лет.
– Это другое дело. Но здесь у тебя будет пересадка. Зачем одной бродить по аэропорту?
– Энни, – вмешался Роберт, – не забывай, что пересадка – в Солт-Лейк-Сити, а там полно примерных христиан, побольше, чем в Ватикане.
– Мама, я уже не ребенок.
– Нет, ребенок.
– О ней позаботится авиакомпания, – прибавил Роберт. – И если уж на то пошло, с ней может полететь Эльза.
Роберт и Грейс терпеливо смотрели на Энни, ожидая ее решения. Еще по дороге из Бьютта Роберт заметил в Энни нечто новое – она как-то изменилась. В аэропорту он обратил внимание только на внешние перемены, обрадовавшись ее здоровому свежему виду. В машине Энни со спокойной веселостью прислушивалась к шутливой болтовне отца и дочери. Но позже ему показалось, что за ее подчеркнутой невозмутимостью кроется какая-то печальная тайна. В постели Энни довела его до блаженного безумия, но и тут он догадался, что не желание руководило ею, а нечто другое, какая-то скорбная неведомая ему тайна.
Роберт уверил себя, что все эти перемены, каковы бы они ни были, несомненно связаны с потерей работы. Но сейчас, дожидаясь решения жены, Роберт вынужден был признаться себе, что Энни для него – загадка.
Энни глядела в окно. Этот весенний день был прекрасен. Она повернулась к мужу и дочери, скорчив комическую печальную гримаску.
– Что ж, значит, придется куковать одной.
Все засмеялись. Грейс обняла мать:
– Бедненькая мамочка!
Роберт улыбнулся жене.
– Устрой себе небольшой отдых, – улыбнулся Роберт. – Наслаждайся жизнью. После года работы на Кроуфорда Гейтса тебе как никогда нужна передышка.
Позвонив в авиакомпанию, Роберт подтвердил заказ на билет для Грейс.
Костер развели у излучины реки, в укромном месте, где круглый год стояли грубо сбитые деревянные столы; верхние доски покоробились и пожухли от воды и солнца. Энни как-то наткнулась на столы во время утренней пробежки – от бега она и здесь не отказывалась. С того дня как перегоняли скот, она бегала только один раз, тогда же с изумлением услышав свои слова, обращенные к дочери. Энни тогда сказала, что идет бегать трусцой. Да, если она влилась в неисчислимую армию бегунов трусцой, значит, ее дела плохи.
Мужчины пришли раньше и занялись устройством костра. Грейс, которой даже с палкой было бы трудно доковылять сюда на заклеенном пластырем протезе, приехала к месту пикника вместе с Джо в «Шевроле», нагруженном всякой снедью и напитками. Дайана, Энни и близнецы отправились вслед за ними пешком. Шли они неторопливо, наслаждаясь предзакатным солнцем. Поездка в Лос-Анджелес перестала быть секретом, и мальчишки чуть с ума не посходили от радости.
Дайана держалась с Энни дружелюбнее обычного. Она искренне радовалась тому, что они так быстро нашли выход из затруднительного положения, и ничем не выказала своего неудовольствия, узнав, что Энни остается на ранчо.
– По правде говоря, Энни, я даже рада, что вы побудете здесь во время нашего отсутствия. Смоки – хороший парень, но очень молод, и я не уверена, что он сделает все, как надо.
Женщины не спеша шли к реке, впереди бежали близнецы. Только однажды оборвался неторопливый ручеек их беседы – когда в небе показалась пара белоснежных лебедей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40