Разве только мышцы слегка напряглись и задрожали, но Том погладил его по шее и по спине, куда надо было приладить седло, и Пилигрим не отступил и даже не дернул головой, ощутив в пасти удила. Доверие, завоеванное Томом, – пусть и хрупкое – пока сохранялось.
Держа Пилигрима за узду, Том сделал с ним несколько кругов вокруг седла, а потом, словно невзначай, остановился. Непринужденно – так, чтобы Пилигрим видел каждое его движение, – Том поднял с земли седло и опустил на спину коня, не переставая поглаживать его свободной рукой, а когда обе стали заняты, ободрять ласковыми словами. Незаметным движением Том закрепил подпругу и снова стал водить коня по кругу, чтобы тот привык к новым ощущениям.
Пилигрим непрерывно прядал ушами, но злобы в глазах не было; время от времени он легонько пофыркивал, издавая звук, про который Джо говорил, что он похож на шелест крыльев бабочки. Том подтянул подпругу, а потом навалился всем телом на седло, приучая коня к своему весу. И поглаживал, поглаживал, без устали шепча ласковые слова. И наконец почувствовав, что конь готов к решающему моменту, легко вскочил в седло.
Пилигрим шел шагом, и шел уверенно. И хотя мышцы его слегка подрагивали в память о почти похороненном в прошлом страхе – кто знает, может, эта дрожь не пройдет никогда? – он храбро шел вперед, и Том знал: если конь не почувствует в Грейс страха, девочка сможет ездить на нем. А когда это случится, ни у нее, ни у ее матери не будет больше оснований задерживаться здесь.
Роберт приобрел путеводитель по Монтане в своем любимом книжном магазине на Бродвее, и к тому времени, когда на табло загорелись слова: «Пристегнуть ремни«– и самолет пошел на посадку, он уже знал о Бьютте больше, чем значительная часть его обитателей, а их было, если верить справочнику, тридцать три тысячи триста тридцать шесть человек.
Еще несколько минут, и вот уже внизу обрисовалась «самая богатая полезными ископаемыми гора в мире», высотой пять тысяч семьсот пятьдесят пять футов, снабжавшая всю Америку серебром в 1880-е годы и медью – в течение последующих тридцати лет. Еще в путеводителе было написано, что, сохранив лишь тень прошлого величия, город, однако, «не утратил былого очарования». Впрочем, пока трудно было что-то понять: сверху казалось, что на вершине горы кто-то разбросал содержимое своего чемодана и забыл собрать.
Роберт собирался лететь до Грейт-Фоллс или Хелены, но в последний момент возникли непредвиденные обстоятельства, связанные с работой, и ему пришлось поменять планы. Единственный более или менее подходящий рейс был теперь только на Бьютт. И хотя по карте было видно, что до места, где жили жена и дочь, очень далеко, Энни настояла на том, чтобы его встретить.
Роберт не знал, как Энни пережила потерю работы. Нью-йоркские газеты мусолили это событие целую неделю. ГЕЙТС ПРИКОНЧИЛ ГРЕЙВС – гласил заголовок в одной газете; прочие тоже не отставали, изощряясь в остроумии. Лучшим образчиком можно было считать еще один заголовок: ГРЕЙВС ПРЕДПОЧИТАЕТ ГУЛЯТЬ САМА ПО СЕБЕ. Энни непривычно смотрелась и в роли жертвы или даже мученицы – как изображали ее в самых доброжелательных статьях. Но еще неожиданней выглядела ее реакция: он позвонил ей после того, как она, поиграв в ковбойские игры, вернулась с гор домой, и голос ее звучал удивительно спокойно.
– Да плевать я на него хотела, – равнодушно заявила Энни.
– Правда?
– Чистая правда. Я рада, что он меня уволил. Займусь чем-нибудь новым.
Роберту на мгновение показалось, что его соединили не с тем номером. Может, она просто храбрилась? Энни говорила, что устала от политики и скандалов, с нею связанных. Ей хочется снова писать, то есть заниматься тем, что любит и умеет делать. По ее словам, Грейс просто счастлива, что ее выгнали. Как прошел перегон стада на летнее пастбище, поинтересовался Роберт, и Энни ответила, что все было замечательно. Потом она передала трубку Грейс, и та уже подробно изложила ему все перипетии их путешествия.
У аэровокзала Роберт увидел группу махавших руками людей, но не разглядел среди них Грейс и Энни. Подойдя ближе, он обратил внимание на двух женщин в синих джинсах и ковбойских шляпах, они явно над ним потешались. Никакого представления о приличиях, честное слово. И тут вдруг понял, что это – они!
– Бог мой! – воскликнул он. – Это настоящие Пэт Гэррет и Малыш Били.
– Привет, незнакомец, – торжественно проговорила Грейс. – Что привело тебя в наш город? – Сняв шляпу, она обвила руками его шею.
– Девочка моя, как ты? Как?
– Отлично. – Дочь крепко обнимала его, и Роберта душило волнение.
– Да. Я вижу. Дай посмотреть на тебя.
Роберт немного отстранил от себя дочь. Перед его мысленным взором вдруг возникла жалкая безжизненная фигурка, которую он видел в больнице. Ее просто не узнать! Глаза светились жизнью, веснушки и загар придавали лицу на редкость цветущий вид. Энни улыбнулась, сразу поняв, о чем он думает.
– Ты что-нибудь замечаешь? – весело спросила Грейс.
– Много чего замечаю. Что именно?
Она покружилась перед ним, и тут до него наконец дошло:
– Никакой палки!
– Да, никакой палки.
– Ах ты, моя красавица!
Роберт поцеловал дочь и протянул руки к Энни. Она тоже сняла шляпу. От загара глаза ее казались еще зеленее. Роберт никогда не видел ее такой красивой. Она сделала шаг ему навстречу, обняла и поцеловала. Роберт сжимал ее в объятиях, почти потеряв контроль над собой.
– Господи, как давно я вас не видел, – произнес он наконец.
Энни кивнула.
– Да.
Обратная дорога на ранчо заняла около трех часов. Но хотя Грейс не терпелось показать отцу окрестности, познакомить его с Букерами и сходить к Пилигриму, она не скучала и в пути. Расположившись на заднем сиденье «Лариата», она надела шляпу на голову Роберта. Та оказалась слишком мала для него и забавно торчала на макушке, но отец не снимал шляпу и всю дорогу смешил их, рассказывая про свой полет.
Почти все места в самолете занимал хор одной секты. Эти певчие весь полет репетировали. Роберт оказался зажат между двумя пышными контральто; как только он открывал свой путеводитель, вокруг гремело «Боже, к Тебе я стремлюсь» – что в какой-то мере соответствовало истине, потому что они летели на высоте пятьдесят тысяч футов.
Он позволил Грейс сунуть нос в сумку, где лежали подарки из Женевы. Ей он привез огромную коробку шоколадных конфет и миниатюрные часы с кукушкой. Кукушка выглядела очень необычно – Грейс такой никогда не видела, а ее кукование напоминало скорее крики попугая. Но Роберт клялся, что именно так выглядят и поют тайваньские кукушки, особенно когда у них разыгрывается геморрой. Грейс развернула и подарки для Энни: флакон ее любимых французских духов и шелковый шарф, который, все трое знали, – она носить не будет. Энни нашла шарф очень красивым, набросила на плечи и поцеловала мужа в щеку.
Глядя на родителей, сидевших бок о бок перед ней, Грейс чувствовала себя на вершине блаженства. Наконец сложилась снова разлетевшаяся вдребезги жизнь. Осталось только сесть на Пилигрима, да и это – если сегодняшний эксперимент Тома удался – уже не за горами. Папе пока ничего не говорили.
Перспектива снова сесть на Пилигрима и манила, и пугала. Грейс не то чтобы очень хотела опять ездить на нем, но понимала, что должна хотя бы попробовать. С тех пор, как она стала совершать прогулки на Гонзо, никто уже не сомневался, что и с Пилигримом у нее все получится – только ждали, когда Том даст свое «добро». И однако же Грейс мучили тайные сомнения.
Дело было вовсе не в ее страхе. Нет, она, конечно, беспокоилась, что в решающий момент испугается, но знала, что сумеет с этим справиться. Чего она действительно боялась, так это навредить Пилигриму. Боялась, что не сможет достаточно деликатно им управлять.
Протез жал ужасно. Когда перегоняли скот, она на последних милях чуть не кричала от боли, но никому не пожаловалась. Мама обратила внимание, что, как только они остаются наедине, Грейс снимает протез. Однако ей удалось как-то вывернуться. Обмануть Терри Карлсон было гораздо труднее. Терри видела, что искалеченная нога воспалена, и сказала девочке, что той срочно нужен новый протез. Но весь ужас был в том, что на Западе не изготавливали протезы такого типа. За ним надо было ехать в Нью-Йорк.
Грейс была полна решимости выдержать. Терпеть оставалось всего недельку – в крайнем случае, две. Только бы боль не помешала и в нужный момент не заставила ее совершить оплошность.
Приближался вечер. Они свернули с основной дороги и покатили на запад. Перед ними высился Роки-Франт, с его вершин в их сторону надвигалась гроза.
Путь их лежал через Шото, и Грейс смогла показать Роберту ту убогую дыру, где они раньше жили, и динозавра рядом с музеем. Динозавр почему-то выглядел теперь совсем не таким громадным и страшным. Ей даже почудилось, что он вот-вот подмигнет им.
Когда они доехали до поворота на ранчо, небо затянули черные облака, и оно стало похоже на дырявый купол разрушенной церкви, сквозь который проглядывают случайные лучи солнца. Подъезжая по гравиевой дороге к «Двойняшкам», они все вдруг замолчали, и Грейс вдруг стала нервничать. Ей ужасно хотелось, чтобы отцу здесь понравилось. Наверное, Энни хотела того же, и, когда они миновали мост и перед ними открылся вид на ранчо, она остановила машину, чтобы Роберт мог оценить красоту пейзажа.
Поднятое ими облако пыли медленно оседало теперь на дорогу, позолоченное прорвавшимся сквозь тучи солнцем. Кони пощипывали травку у тополей, растущих по изгибу речушки, и, услышав шум автомобиля, подняли головы.
– Вот это да, – восхищенно произнес Роберт. – Теперь мне ясно, ребята, почему вас отсюда не вытащишь.
2
Закупив еду для выходных по дороге в аэропорт, Энни явно поторопилась. Надо было сделать это на обратном пути. Пять часов в душном автомобиле не пошли лососине на пользу. Дома Энни подержала базилик, купленный в Бьютте, под водой и разложила стебли с корнями на подоконнике. Может, еще оживут. С лососиной дела обстояли куда хуже. Она опустила рыбу в раковину и окатила холодной водой, надеясь уничтожить тошнотворный запах.
Шум текущей из крана воды заглушал дальние раскаты грома. Энни счистила чешую, потом вспорола рыбий живот, вытащила кишки и смыла кровь – нежная мякоть обрела приятный розовый цвет, и запах стал теперь не таким резким, но само ощущение того, что она держит в руках обмякшее рыбье тело, вдруг вызвало у Энни острый приступ тошноты. Ей пришлось спешно выскочить на крыльцо.
Горячий, пропитанный тяжелыми испарениями воздух не приносил облегчения. Почти стемнело, хотя до ночи было еще далеко. Иссиня-черные тучи, на которых вспыхивал похожий очертаниями на венозную сетку желтый свет, висели так низко, что, казалось, вот-вот раздавят землю.
Роберт и Грейс отсутствовали уже больше часа. Энни хотела, чтобы все экскурсии отложили до утра, но Грейс заупрямилась. Она хотела немедленно познакомить отца с Букерами и сводить к Пилигриму и, не дав ему передохнуть, потащила на ранчо. Дочь предлагала и матери ехать с ними, но Энни категорически отказалась, ей надо к их возвращению приготовить ужин. Ей совсем не хотелось видеть, как знакомятся Том и Роберт. Она не знала бы, куда спрятать глаза. При мысли об этой сцене ее затошнило еще сильнее.
Энни приняла ванну и надела платье, но дурнота так и не проходила. Она снова вышла на крыльцо и глубоко вдохнула не приносящий облегчения воздух, а потом, спустившись по ступеням, обошла дом и, остановившись у главного входа, стала высматривать Грейс и Роберта.
И она действительно увидела их. Муж и дочь вместе с детьми и Томом залезали в «Шевроле». Автомобиль двинулся в сторону пастбища. Теперь ей был виден только сидевший за рулем Том. Он не смотрел в ее сторону, весь поглощенный беседой с Робертом, сидевшим рядом. Интересно, понравился ли ему Роберт? Ей хотелось, чтобы понравился, – словно от этого зависело и ее отношение к мужу.
Всю неделю Том избегал ее, и хотя Энни догадывалась – почему, она не могла отделаться от ощущения, что между ними образовалась пропасть, которая непрерывно увеличивается. Когда Грейс бывала в Шото на приеме у Терри Карсон, Энни каждый раз ждала, что Том позвонит и пригласит ее на прогулку, как делал раньше, хотя знала: этого больше не будет. Когда же она приезжала вместе с Грейс посмотреть на его работу с Пилигримом, Том бывал так занят, что вряд ли замечал ее. А после окончания тренировок они перекидывались банальными, ничего не значащими словами.
А ей так хотелось поговорить с ним, сказать, что она сожалеет о случившемся, хотя на самом деле нисколько не жалела об этом. По ночам, лежа одна в постели, Энни вспоминала их нежные и молчаливые ласки у ручья и не могла совладать с обуревающими ее фантазиями – что было бы, не уйди она тогда… От этих мыслей тело ее начинало сладко ныть. Она хотела соврать, что сожалеет о случившемся, потому что боялась: а вдруг Том плохо о ней подумает. Но шанс поговорить с ним был у Энни только в первый вечер, когда он привез домой Грейс; однако он тогда оборвал ее, словно знал, что именно она хочет сказать. В его взгляде, когда он отъезжал, было столько муки, что Энни еле сдержалась, чтобы не броситься с криком ему вслед.
Сверкали молнии, между деревьями у речки мелькали огоньки «Шевроле» – автомобиль ехал по дороге. Энни почувствовала на плече тяжелую дождевую каплю. Она подняла глаза, и тут еще одна капля стукнула ее по лбу, и еще… Сразу похолодало и потянуло свежим запахом влаги, смочившей пыль. Начинался ливень. Энни поспешила в дом – жарить лососину.
Он оказался отличным мужиком. А разве могло быть иначе? Живой, не зануда и, что еще важнее, любознательный. Наклонившись вперед, Роберт пытался рассмотреть что-нибудь сквозь непрерывно работающие «дворники». Разговаривая, им приходилось кричать, чтобы хоть что-то расслышать сквозь шум барабанившего по крыше дождя.
– Если вам не нравится погода в Монтане, подождите пять минут, – изрек Роберт. Том засмеялся.
– Это вам Грейс сказала?
– Я прочитал в путеводителе.
– Папа просто помешан на путеводителях, – прокричала с заднего сиденья Грейс.
– Спасибо, дорогая. Ты очень мила.
Том улыбнулся.
– А дождь-то не унимается, – с улыбкой сказал Том.
Насколько было возможно, Том повозил их по окрестностям – во всяком случае, там, где могла пройти машина. Они видели оленя, одного или двух ястребов и стадо лосей в предгорьях. Лосята – некоторым не больше недели, – боясь грома, жались к матери. Рядом стоял и глава семейства с огромными ветвистыми рогами, Том посвистел, но тот даже не посмотрел в его сторону. Роберт захватил с собой бинокль, и они, остановившись, поочередно, к радости детишек, смотрели в него.
– Сколько весит такой гигант? – поинтересовался Роберт.
– Фунтов семьсот, может, и больше. Приезжайте в августе – тогда одни его рога потянут фунтов на пятьдесят.
– Вы охотитесь на них?
– Мой брат Фрэнк иногда охотится. А я предпочитаю видеть рога в лесу, а не на стене.
На пути к дому Роберт задавал так много вопросов, что Грейс постоянно поддразнивала отца. А Том вспоминал Энни. Когда он бывал здесь с ней, она тоже задавала много вопросов – интересно, кто кого заразил этой привычкой – он – ее или она – его? А может, они очень похожи и прекрасно подходят друг другу. Скорее всего так и есть, решил Том. Замечательная пара. И спешно постарался отогнать эти мысли.
От речного домика вниз по дороге текли обильные ручьи. С крыши самого дома по желобам тоже стекали потоки воды. Том пообещал, что они с Джо позже сами пригонят «Лариат» от ранчо. Он подогнал «Шевроле» как можно ближе к крыльцу, чтобы Роберт и Грейс не вымокли до последней нитки. Роберт вышел первый. Он захлопнул дверцу, а Грейс быстрым шепотом спросила у Тома, как там дела у Пилигрима. Хотя они навещали коня, но Грейс никак не удавалось улучить момент и поговорить с Томом наедине.
– Все прошло хорошо. Ты теперь справишься.
Грейс засияла улыбкой, а Джо в знак солидарности хлопнул ее по руке. Девочка хотела еще что-то спросить, но тут Роберт распахнул заднюю дверцу.
Том должен был сообразить, что дождь, смочив пыль на крыльце, сделал его скользким. Но это не пришло ему в голову, пока Грейс, выбравшись из машины, не сделала шаг и не подвернула ногу. Падая, она вскрикнула, и Том, выпрыгнув из автомобиля, мигом оказался рядом.
Над ней уже тревожно склонился Роберт.
– Грейси, Боже мой, как ты?
– Хорошо, папочка. – Девочка силилась встать и, казалось, была больше смущена, чем напугана. – Папа, все в порядке, честное слово.
На крыльцо выбежала Энни и чуть не упала сама.
– Что случилось?
– Ничего особенного, – успокоил жену Роберт. – Просто она поскользнулась.
Джо, тоже перепуганный, выскочил из машины. Грейс помогли подняться. Она поморщилась от боли. Роберт поддерживал ее за плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40