И она наклонилась к нему, вверяя себя его объятиям.
– Я не хотела плакать, – прошептала она. – Не знаю, что на меня нашло. Ведь теперь я могу осуществить, что хотела сама и что желал для меня Мик. Анри тоже хочет, чтобы я…
Филип приблизил свое лицо к ее лицу.
– А как насчет того, чего хочу я?
Он коснулся губами ее щеки и поцеловал влажное пятнышко, оставшееся от слезинки. Прикосновение его губ в миг сделало ее счастливой, и Анна вернула ему поцелуй с безудержной страстью. Она больше не думала о том, чего ждала от Филипа и что он не желал ей давать. Возможно, она и не заслуживала этого.
Филип оторвался от ее губ и прижался к мочке уха.
– Не уезжайте, Анна, – простонал он голосом, пронизанным болью желания и страхом потери. – Это сумасшествие.
Его руки блуждали у нее на спине у бедер, настойчиво притягивая к себе. Отстраняясь, она изогнулась, и он просунул ладонь между своей и ее грудью и отыскал лазуритовые пуговицы под лифом платья.
Одним быстрым движением он расстегнул одну, потом другую и третью. Маленькие бусины-пуговички оторвались и с легким стуком упали и покатились по деревянному полу каюты. Корабль ткнулся о заграждение причала и качнулся. Анна невольно прильнула к Филипу. Когда он обнажил ее грудь и скользнул рукой за бюстгальтер, ее сосок уже являл собой тугую почку страсти.
– Вы не должны уезжать, Анна, – прошептал Филип. – Мы найдем другой путь.
Она ощущала около уха его теплое дыхание, нагоняющее мурашки на шею и руки. Он наклонил голову к ее груди и отвел тонкую ткань.
Анна почувствовала, как он снимает с нее бюстгальтер. Его губы, горячие и влажные, искали сосок, а руки тем временем спускали с плеч ее платье. Она уже готова была утонуть в накатывающих на нее волнах страсти, вспыхнуть в горячке, которой он ее заразил, но все же заставила себя остановиться на краю бездны, чтобы выяснить мучивший ее вопрос. Раз и навсегда.
– Филип, остановитесь! – вскрикнула она и положила ему руки на плечи. – Пожалуйста, остановитесь.
Филип поднял лицо. Он сжал нежные тонкие пальцы, пытающиеся разъединить их тела.
– Вы правы, – прошептан он, – не здесь и не сейчас. Пойдемте со мной, Анна… оставим этот корабль. Давайте уйдем отсюда вместе.
У нее слегка приоткрылись губы, как бы выталкивая вопрос, который она не решалась задать. Не отворачиваясь от пристального взгляда Филипа, она проговорила голосом, дрожащим от страха и неуверенности:
– Филип, вы готовы рисковать всем. Вы подвергаете опасности вашу семью. Ради чего? Что вы чувствуете ко мне? Вы любите меня, Филип?
Его взгляд на мгновение соскользнул с ее лица, и за этой невольной мимикой протянулся легкий шлейф сомнения, – она безошибочно заметила его.
– Я стремлюсь любить вас сейчас, но тщетно, – уклончиво ответил Филип. – Позвольте мне сделать это, Анна.
– Нет, Филип, я о другом. Вы знаете, что я имею в виду. Вы любите меня? Вы действительно любите?
Он выпустил ее руки, но по-прежнему не сводил с нее глаз.
– О Анна! Разве кто-то из нас может знать это наверняка? У нас было так мало времени. Я знаю одно: даже короткое пребывание рядом с вами будит во мне неистовое желание. Когда мы разлучены, я не могу ни о чем думать и безумно хочу снова быть с вами. И вы чувствуете то же. Я знаю, чувствуете.
– Да, чувствую. Но чувствую и еще нечто гораздо большее. Вы спрашиваете, как один из нас может знать наверняка. Я не могу вам объяснить всего, но могу сказать – один из нас знает. Вот поэтому я ужасно боюсь вас.
– Боитесь меня? – Дымчато-серый цвет в затуманенных желанием глазах Филипа подернулся пеленой душевной муки. – Анна, вы не должны думать обо мне плохо. Я никогда не обижу вас. Все, что я хочу, это защитить вас. Знайте: мысли о вас доводят меня до помешательства. При виде вас у меня вскипает кровь. Это не то, чего надо бояться. Анна, дорогая, это то, что нужно ловить, наслаждаться и благодарить небо. Это нечто редкое и драгоценное.
– Да, драгоценное и в самом деле редкое. Я никогда не испытывала подобных чувств. Но то, что вы предлагаете, – это короткий миг, большего вы не можете дать. Нет, Филип, я не готова к этому. Во всяком случае, не сейчас. Нет! Потому что еще не забыто прошлое. Нет! И я не знаю, что может случиться в будущем. Нет! До тех пор пока призраки Кейп-де-Райва еще витают над нами, они разделяют нас.
У вас нет умысла причинять мне зло, Филип, но это может невольно получиться. Вы – угроза для меня из-за той власти, которую вы получите надо мной, если мои чувства разгорятся жарче, чем ваши. Вашей страсти на миг мне мало. Мы пока должны расстаться. Может, это и к лучшему, Филип…
Филип видел, как жар желания постепенно угасает в ее глазах, заменяясь прозрачной ясностью. Порывы сердца уступили холодному разуму. Момент упущен, и Филип не знал, как вернуть его – лгать ей он не мог. Не мог сказать того, что она – он точно это знал – хочет от него услышать. Хаос мыслей лишал его способности говорить, они казались ему дикими мустангами, не поддающимися укрощению.
– Простите меня, Анна, но вы хотите от меня признания в том, чего я… – замямлил он, подбирая нужные слова, но они не находились, и он ненавидел себя за тупость.
Анна улыбнулась ему; чуть приподняв уголки рта. Это означало, что она поняла его и готова со всем смириться.
– Не нужно ничего объяснять, Филип. Все так естественно. Но прошу вас, уходите. Будет легче, если вы уйдете прямо сейчас. Кроме того, у меня еще столько дел.
Филип тупо кивнул, по-прежнему страшась слов, которые могут предательски обнаружить перед ней ту часть его «я», что была сбита с толку, обескуражена ее мистификациями с того первого вечера в опере Ривер-Флэте. Но он знал, какие муки ждут их в ближайшем будущем. Анна не сможет ничего делать – она будет постоянно думать о нем. И его воспоминания о ней будут преследовать денно и нощно. Даже сейчас, еще оставаясь в каюте, он уже ощущал боль утраты, придавившую сердце тяжелым грузом.
– Всего вам доброго, Анна, – сказал он, мгновенно испытав неловкость за свой идиотизм.
Так он мог бы сказать какой-нибудь кузине, отправляющейся в путешествие. А он прощался с женщиной, которая придала его жизни такую полноту, какой он не знал прежде. Он протянул руку и коснулся Анны кончиками пальцев.
– Мы снова увидимся. Я знаю это, увидимся.
– Может быть, – сказала она. Ее взгляд впился в него, словно она хотела запечатлеть в себе каждую черточку его лица, каждую ложбинку и бугорок его тела. – А теперь уходите, – умоляюще произнесла она дрогнувшим голосом, выдавая волнение, скрытое за маской внешнего спокойствия.
Филип повернулся и порывисто выбежал из каюты. Капитан Фицхью тут же подхватил чемодан и подтянул к двери. Филип, не замедляя шага, прошел мимо.
– Позаботься о ней, Бернард.
– Можешь положиться на меня, Филип, – пообещал Фицхью.
Филип уселся в карету и с ходу направил лошадей на Кэнэл-стрит, к конторе Анри. Прежде чем объехать склад, он последний раз взглянул на пирс. Но вместо красавца корабля, каким ему обычно представлялся «Морской ястреб», увидел громоздкий, неповоротливый клипер. То, что составляло гордость компании «Бришар», выглядело чужим и угрожающим – угрожающим его жизни, его счастью. Филип стряхнул дрожь, пробежавшую по спине, и, щелкнув вожжами, погнал лошадей вскачь.
Оставшись в своей каюте одна, Анна решила открыть чемодан, который Бернард только что положил на ее койку. Среди вещей, упакованных во Френчмэн-Пойнт, лежал дорогой для нее сувенир, который она нашла в стопке сложенной одежды. Прижав к себе маленькую лошадку из garconierre, она с трудом сдержала слезы. Вынимая ее из чемодана, увидела, что от шеи лошадки тянется ленточка. Дрожащими пальцами Анна потянула за нее и обнаружила конверт. На нем размашистым мужским почерком было написано: «Это вам на обратный проезд во Френчмэн-Пойнт и немного сверх того, на всякий случай, если вдруг что-то понадобится. Филип». В конверт был вложен чек из банка Нового Орлеана на тысячу долларов. Слова «немного сверх того» поражали своей абсурдностью, так как сумма издержек на билет с поправкой на возможные излишества в дороге вряд ли превысила бы сотню долларов. Анна засмеялась, сначала тихо, сдавленно, а потом с громкими всхлипываниями, перешедшими вскоре в истерические рыдания. У нее подкосились ноги.
Она села на койку и прижала к груди банковский чек. У нее защипало глаза, слезы горячими ручейками потекли по щекам.
Анри Бришар от неожиданности выпрямился в кресле. Дверь конторы открылась так стремительно, что, ударившись о внутреннюю стену, отскочила и со стуком вернулась на свое место. Филип ворвался в кабинет и остановился перед письменным столом. Положив ладони на полированную столешницу и прерывисто дыша, он диковатыми глазами уставился на брата. Анри решил сделать вид, что ничего не замечает, и с деланной небрежностью спросил:
– Неудачный день?
– Кому, как не тебе, знать это, ты ведь внес свою лепту глупым советом, – рявкнул Филип. – И нелепым краснобайством, которым занимался все утро!
– Почему бы нам не сесть и не поговорить спокойно? – невозмутимо предложил Анри.
Филип резко оттолкнулся руками от стола. Тяжелый стол красного дерева отъехал на несколько дюймов по паркету. Наконец Филип тяжело опустился в ближайшее кресло и, подняв ноги, уперся ботинками туда, где только что находились его руки.
Анри поднялся из-за стола и сделал вид, что озабоченно рассматривает его полированную кромку.
– Ты портишь отделку, Филип, – сказал он, смахивая крошку с оцарапанного места.
– Да черт с ней, с твоей отделкой! – зарычал Филип, упирая локти на согнутые колени. – Она уехала. И я позволил ей сделать это!
– В самом деле? – Анри выдернул из жилета карманные часы и посмотрел на циферблат. – Я не думаю, что «Морской ястреб» отплыл раньше. По расписанию он должен уйти после полудня. Сейчас только одиннадцать.
– Ты можешь не быть чертовски отвратительным педантом? Пусть не сию секунду, но так или иначе она уехала. И я не смог ничего сделать, чтобы удержать ее.
– Ей нужно было уехать, Филип, – рассудительно заметил Анри. – Оставаться здесь опасно для нее. Какие тебе еще нужны доводы? Анна не должна рисковать, пока мне не удастся собрать доказательства, что ее версия – правда.
Филип упряма сжал губы, но не стал опровергать аргументов брата.
– Ты всегда прав, – наконец пробормотал он. – Терпеть не могу вечно признаваться в этом!
– А я терпеть не могу видеть тебя таким несчастным. Что за манера раздувать до гигантских размеров свою депрессию, чтобы она густым облаком заволакивала всех и вся вокруг тебя?
– Интересно, а как бы ты себя чувствовал? – сказал Филип, выпрямляясь и с вызовом глядя в глаза брата.
– Ты спрашиваешь, как бы я себя чувствовал? Наверное, мне было бы так же худо, как тебе сейчас, если бы женщина, которую я люблю, собиралась уйти из моей жизни.
– Я никогда не говорил, что люблю ее, – вскинулся Филип, хотя в голосе его и звучала неуверенность.
– А почему бы и нет?
– Не смеши, Анри. У меня была уйма женщин, но ни одной я не говорил, что люблю ее. Для меня все они одним миром мазаны.
– Ясно. – Анри позволил себе не скрывать легкой иронической улыбки, тем обнаруживая свое отношение к словам брата. – Выходит, если ты ни во что не ставил тех, других дам, то не можешь теперь признаться, что любишь Анну? Удивительное благородство!
Филип нахмурился, однако замечание брата неожиданно возбудило в нем интерес.
– А с чего ты вообще взял, что я люблю ее?
– Это вопрос из вопросов, – сказал Анри. – В том-то и дело, что я не могу знать, любишь ты ее или нет. Только ты один можешь решить это. Я могу только предполагать. Мы с тобой достаточно зрелые люди. Оба немало пережили и постигли, но до сих пор ни ты, ни я не признались в любви ни одной женщине. Поэтому, если таких, как мы, посещает большое чувство, к нему должно относиться серьезно и трепетно.
Анри встал и зашагал по кабинету с тем уверенным видом, с каким выступал в зале суда, когда становился центральной фигурой процесса.
– Я наблюдал за тобой сегодня утром и видел, как нарастает твоя меланхолия. Дурное настроение, раздражительность, неприятие всех – понятно, что ты крайне взволнован. Даже учитывая то, что вспыльчивость для тебя норма, – не преминул подколоть брата Анри.
Филип, нахмурившись, что говорило о сосредоточенности, вникал в каждое слово брата.
– Так мог чувствовать себя человек, – продолжал Анри, – страдающий от лихорадки или несварения желудка. Но ты же в прекрасной форме, как скаковая лошадь. Я и стал искать другую причину. А искать далеко не пришлось – достаточно было посмотреть на твою соседку. И я заключил, что эта женщина является объектом твоего упоения, равно как и причиной презренного малодушия. Я рискую еще больше разгневать тебя, но не могу не спросить… прав я или нет?
Несколько минут Филип сидел неподвижно. Наконец он поднес руку к лицу и задумчиво потер подбородок. Из его ноздрей вырвалось короткое покаянное сопение.
– Когда она спросила меня, люблю ли я ее, я ответил, что не знаю, – сказал он с усмешкой.
– Ну это как раз в твоем духе, – с высокомерным видом констатировал Анри.
– Но я действительно люблю ее, Анри. Я никогда не думал, что способен полюбить кого-то, как ее. И даже не представлял, что можно разделить свою жизнь, всю жизнь, с одним человеком. Я рассчитывал было до конца дней иметь много женщин и… оставаться одиноким. Рассчитывая получать от них удовольствие, когда мне нужно, и не давать ничего постоянного взамен. Анна привела меня в изумление. Она все во мне перевернула.
Анри понимающе кивнул.
– Любовь творит чудеса. Я, конечно, не имею личного опыта, но так говорят.
Филип вдруг вскочил с кресла и закричал:
– Время! Еще нет двенадцати? Я должен остановить ее!
– У тебя тридцать минут, Филип, – напомнил Анри. – Но Анна должна отплыть. Оставаться здесь ей опасно, и ты не должен ее задерживать. Это будет чистейшей воды глупостью.
Филип пристукнул кулаком о ладонь, осененный блестящей мыслью, – это был ключ к единственно разумному решению проблемы. Он схватил Анри за руку, заставив его поднять глаза. Братья умели с детства говорить друг с другом взглядами.
– Кофейные зерна в Сан-Себастьяне могут подождать. Пусть полежат в бочках еще несколько дней. Я полагаю, за это время они не испортятся.
– Не испортятся, – согласился Анри с улыбкой, отразившей полное понимание. – Я сам уважаю крепкий кофе.
– Но у меня нет с собой одежды…
– Посмотри в карете, под кучерским сиденьем. Я собрал для тебя чемоданчик. На всякий случай.
Филип засмеялся.
– Ты оказал мне неоценимую услугу, Анри! Но меня беспокоит моя тупоголовость. Долго же я соображал! Если бы ты не завел этого прочищающего мозги разговора, так бы и остался идиотом.
– У тебя мало времени, Филип. Будешь стоять и распинаться передо мной, пропустишь свой корабль – и не видать тебе Бостона!
Филип хлопнул брата по спине, порывисто притянул к себе и крепко обнял.
– Увидимся через несколько недель! – крикнул он, выбегая из конторы. Его торопливые шаги гулким эхом прокатились по лестнице.
Глава 13
Солнце садилось в ярко-розовые мазки, сгущавшиеся у горизонта, когда «Морской ястреб», следуя своим курсом, входил в устье Миссисипи. Отсюда через большой канал открывался выход в Мексиканский залив.
Анна уже около часа стояла на палубе, подставив ветру лицо, свободные от гребешков и шпилек волосы. Предвечерний бриз сдувал со лба и шевелил на спине длинные пряди, путая их и сбивая в беспорядочную медвяную копну. За долгий семичасовой переход Анна истосковалась по простору. С тех пор как корабль покинул Новый Орлеан, она почти все время провела в каюте, не желая видеть, как удаляется берег и теряются в дымке очертания города, ведь вместе с ними таяли, все более призрачными становились ее мечты и надежды.
Она склонилась к перилам и, запрокинув голову, рассматривала высокие мачты. Лишь два паруса, главный и расположенный ниже марсель, принимали на себя воздушные потоки, остальные были свернуты и плотно притянуты к реям. Этого вполне хватало, чтобы корабль извилистым фарватером достаточно быстро продвигался к заливу.
Пока она пыталась вытеснить из памяти последние минуты, проведенные с Филипом Бришаром, экипаж занимался своим делом. Капитан Фицхью отрывисто отдавал команды матросам. В тот день Анна значительно расширила свои познания в морском деле. Она видела, как убирают паруса, и узнала, что их снова поднимут, как только корабль выйдет в открытые воды. Запомнила специфически морские выражения – «шкотовый угол», «брать на гитовы», «вязать леера», «продергивать веревки через фалы» и еще много чего. И на этом серо-зеленом пути от дельты до моря познакомилась с новой для нее стороной жизни Филипа.
– Извините, мисс Конолли, – услышала она за спиной голос Кевина О’Тула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Я не хотела плакать, – прошептала она. – Не знаю, что на меня нашло. Ведь теперь я могу осуществить, что хотела сама и что желал для меня Мик. Анри тоже хочет, чтобы я…
Филип приблизил свое лицо к ее лицу.
– А как насчет того, чего хочу я?
Он коснулся губами ее щеки и поцеловал влажное пятнышко, оставшееся от слезинки. Прикосновение его губ в миг сделало ее счастливой, и Анна вернула ему поцелуй с безудержной страстью. Она больше не думала о том, чего ждала от Филипа и что он не желал ей давать. Возможно, она и не заслуживала этого.
Филип оторвался от ее губ и прижался к мочке уха.
– Не уезжайте, Анна, – простонал он голосом, пронизанным болью желания и страхом потери. – Это сумасшествие.
Его руки блуждали у нее на спине у бедер, настойчиво притягивая к себе. Отстраняясь, она изогнулась, и он просунул ладонь между своей и ее грудью и отыскал лазуритовые пуговицы под лифом платья.
Одним быстрым движением он расстегнул одну, потом другую и третью. Маленькие бусины-пуговички оторвались и с легким стуком упали и покатились по деревянному полу каюты. Корабль ткнулся о заграждение причала и качнулся. Анна невольно прильнула к Филипу. Когда он обнажил ее грудь и скользнул рукой за бюстгальтер, ее сосок уже являл собой тугую почку страсти.
– Вы не должны уезжать, Анна, – прошептал Филип. – Мы найдем другой путь.
Она ощущала около уха его теплое дыхание, нагоняющее мурашки на шею и руки. Он наклонил голову к ее груди и отвел тонкую ткань.
Анна почувствовала, как он снимает с нее бюстгальтер. Его губы, горячие и влажные, искали сосок, а руки тем временем спускали с плеч ее платье. Она уже готова была утонуть в накатывающих на нее волнах страсти, вспыхнуть в горячке, которой он ее заразил, но все же заставила себя остановиться на краю бездны, чтобы выяснить мучивший ее вопрос. Раз и навсегда.
– Филип, остановитесь! – вскрикнула она и положила ему руки на плечи. – Пожалуйста, остановитесь.
Филип поднял лицо. Он сжал нежные тонкие пальцы, пытающиеся разъединить их тела.
– Вы правы, – прошептан он, – не здесь и не сейчас. Пойдемте со мной, Анна… оставим этот корабль. Давайте уйдем отсюда вместе.
У нее слегка приоткрылись губы, как бы выталкивая вопрос, который она не решалась задать. Не отворачиваясь от пристального взгляда Филипа, она проговорила голосом, дрожащим от страха и неуверенности:
– Филип, вы готовы рисковать всем. Вы подвергаете опасности вашу семью. Ради чего? Что вы чувствуете ко мне? Вы любите меня, Филип?
Его взгляд на мгновение соскользнул с ее лица, и за этой невольной мимикой протянулся легкий шлейф сомнения, – она безошибочно заметила его.
– Я стремлюсь любить вас сейчас, но тщетно, – уклончиво ответил Филип. – Позвольте мне сделать это, Анна.
– Нет, Филип, я о другом. Вы знаете, что я имею в виду. Вы любите меня? Вы действительно любите?
Он выпустил ее руки, но по-прежнему не сводил с нее глаз.
– О Анна! Разве кто-то из нас может знать это наверняка? У нас было так мало времени. Я знаю одно: даже короткое пребывание рядом с вами будит во мне неистовое желание. Когда мы разлучены, я не могу ни о чем думать и безумно хочу снова быть с вами. И вы чувствуете то же. Я знаю, чувствуете.
– Да, чувствую. Но чувствую и еще нечто гораздо большее. Вы спрашиваете, как один из нас может знать наверняка. Я не могу вам объяснить всего, но могу сказать – один из нас знает. Вот поэтому я ужасно боюсь вас.
– Боитесь меня? – Дымчато-серый цвет в затуманенных желанием глазах Филипа подернулся пеленой душевной муки. – Анна, вы не должны думать обо мне плохо. Я никогда не обижу вас. Все, что я хочу, это защитить вас. Знайте: мысли о вас доводят меня до помешательства. При виде вас у меня вскипает кровь. Это не то, чего надо бояться. Анна, дорогая, это то, что нужно ловить, наслаждаться и благодарить небо. Это нечто редкое и драгоценное.
– Да, драгоценное и в самом деле редкое. Я никогда не испытывала подобных чувств. Но то, что вы предлагаете, – это короткий миг, большего вы не можете дать. Нет, Филип, я не готова к этому. Во всяком случае, не сейчас. Нет! Потому что еще не забыто прошлое. Нет! И я не знаю, что может случиться в будущем. Нет! До тех пор пока призраки Кейп-де-Райва еще витают над нами, они разделяют нас.
У вас нет умысла причинять мне зло, Филип, но это может невольно получиться. Вы – угроза для меня из-за той власти, которую вы получите надо мной, если мои чувства разгорятся жарче, чем ваши. Вашей страсти на миг мне мало. Мы пока должны расстаться. Может, это и к лучшему, Филип…
Филип видел, как жар желания постепенно угасает в ее глазах, заменяясь прозрачной ясностью. Порывы сердца уступили холодному разуму. Момент упущен, и Филип не знал, как вернуть его – лгать ей он не мог. Не мог сказать того, что она – он точно это знал – хочет от него услышать. Хаос мыслей лишал его способности говорить, они казались ему дикими мустангами, не поддающимися укрощению.
– Простите меня, Анна, но вы хотите от меня признания в том, чего я… – замямлил он, подбирая нужные слова, но они не находились, и он ненавидел себя за тупость.
Анна улыбнулась ему; чуть приподняв уголки рта. Это означало, что она поняла его и готова со всем смириться.
– Не нужно ничего объяснять, Филип. Все так естественно. Но прошу вас, уходите. Будет легче, если вы уйдете прямо сейчас. Кроме того, у меня еще столько дел.
Филип тупо кивнул, по-прежнему страшась слов, которые могут предательски обнаружить перед ней ту часть его «я», что была сбита с толку, обескуражена ее мистификациями с того первого вечера в опере Ривер-Флэте. Но он знал, какие муки ждут их в ближайшем будущем. Анна не сможет ничего делать – она будет постоянно думать о нем. И его воспоминания о ней будут преследовать денно и нощно. Даже сейчас, еще оставаясь в каюте, он уже ощущал боль утраты, придавившую сердце тяжелым грузом.
– Всего вам доброго, Анна, – сказал он, мгновенно испытав неловкость за свой идиотизм.
Так он мог бы сказать какой-нибудь кузине, отправляющейся в путешествие. А он прощался с женщиной, которая придала его жизни такую полноту, какой он не знал прежде. Он протянул руку и коснулся Анны кончиками пальцев.
– Мы снова увидимся. Я знаю это, увидимся.
– Может быть, – сказала она. Ее взгляд впился в него, словно она хотела запечатлеть в себе каждую черточку его лица, каждую ложбинку и бугорок его тела. – А теперь уходите, – умоляюще произнесла она дрогнувшим голосом, выдавая волнение, скрытое за маской внешнего спокойствия.
Филип повернулся и порывисто выбежал из каюты. Капитан Фицхью тут же подхватил чемодан и подтянул к двери. Филип, не замедляя шага, прошел мимо.
– Позаботься о ней, Бернард.
– Можешь положиться на меня, Филип, – пообещал Фицхью.
Филип уселся в карету и с ходу направил лошадей на Кэнэл-стрит, к конторе Анри. Прежде чем объехать склад, он последний раз взглянул на пирс. Но вместо красавца корабля, каким ему обычно представлялся «Морской ястреб», увидел громоздкий, неповоротливый клипер. То, что составляло гордость компании «Бришар», выглядело чужим и угрожающим – угрожающим его жизни, его счастью. Филип стряхнул дрожь, пробежавшую по спине, и, щелкнув вожжами, погнал лошадей вскачь.
Оставшись в своей каюте одна, Анна решила открыть чемодан, который Бернард только что положил на ее койку. Среди вещей, упакованных во Френчмэн-Пойнт, лежал дорогой для нее сувенир, который она нашла в стопке сложенной одежды. Прижав к себе маленькую лошадку из garconierre, она с трудом сдержала слезы. Вынимая ее из чемодана, увидела, что от шеи лошадки тянется ленточка. Дрожащими пальцами Анна потянула за нее и обнаружила конверт. На нем размашистым мужским почерком было написано: «Это вам на обратный проезд во Френчмэн-Пойнт и немного сверх того, на всякий случай, если вдруг что-то понадобится. Филип». В конверт был вложен чек из банка Нового Орлеана на тысячу долларов. Слова «немного сверх того» поражали своей абсурдностью, так как сумма издержек на билет с поправкой на возможные излишества в дороге вряд ли превысила бы сотню долларов. Анна засмеялась, сначала тихо, сдавленно, а потом с громкими всхлипываниями, перешедшими вскоре в истерические рыдания. У нее подкосились ноги.
Она села на койку и прижала к груди банковский чек. У нее защипало глаза, слезы горячими ручейками потекли по щекам.
Анри Бришар от неожиданности выпрямился в кресле. Дверь конторы открылась так стремительно, что, ударившись о внутреннюю стену, отскочила и со стуком вернулась на свое место. Филип ворвался в кабинет и остановился перед письменным столом. Положив ладони на полированную столешницу и прерывисто дыша, он диковатыми глазами уставился на брата. Анри решил сделать вид, что ничего не замечает, и с деланной небрежностью спросил:
– Неудачный день?
– Кому, как не тебе, знать это, ты ведь внес свою лепту глупым советом, – рявкнул Филип. – И нелепым краснобайством, которым занимался все утро!
– Почему бы нам не сесть и не поговорить спокойно? – невозмутимо предложил Анри.
Филип резко оттолкнулся руками от стола. Тяжелый стол красного дерева отъехал на несколько дюймов по паркету. Наконец Филип тяжело опустился в ближайшее кресло и, подняв ноги, уперся ботинками туда, где только что находились его руки.
Анри поднялся из-за стола и сделал вид, что озабоченно рассматривает его полированную кромку.
– Ты портишь отделку, Филип, – сказал он, смахивая крошку с оцарапанного места.
– Да черт с ней, с твоей отделкой! – зарычал Филип, упирая локти на согнутые колени. – Она уехала. И я позволил ей сделать это!
– В самом деле? – Анри выдернул из жилета карманные часы и посмотрел на циферблат. – Я не думаю, что «Морской ястреб» отплыл раньше. По расписанию он должен уйти после полудня. Сейчас только одиннадцать.
– Ты можешь не быть чертовски отвратительным педантом? Пусть не сию секунду, но так или иначе она уехала. И я не смог ничего сделать, чтобы удержать ее.
– Ей нужно было уехать, Филип, – рассудительно заметил Анри. – Оставаться здесь опасно для нее. Какие тебе еще нужны доводы? Анна не должна рисковать, пока мне не удастся собрать доказательства, что ее версия – правда.
Филип упряма сжал губы, но не стал опровергать аргументов брата.
– Ты всегда прав, – наконец пробормотал он. – Терпеть не могу вечно признаваться в этом!
– А я терпеть не могу видеть тебя таким несчастным. Что за манера раздувать до гигантских размеров свою депрессию, чтобы она густым облаком заволакивала всех и вся вокруг тебя?
– Интересно, а как бы ты себя чувствовал? – сказал Филип, выпрямляясь и с вызовом глядя в глаза брата.
– Ты спрашиваешь, как бы я себя чувствовал? Наверное, мне было бы так же худо, как тебе сейчас, если бы женщина, которую я люблю, собиралась уйти из моей жизни.
– Я никогда не говорил, что люблю ее, – вскинулся Филип, хотя в голосе его и звучала неуверенность.
– А почему бы и нет?
– Не смеши, Анри. У меня была уйма женщин, но ни одной я не говорил, что люблю ее. Для меня все они одним миром мазаны.
– Ясно. – Анри позволил себе не скрывать легкой иронической улыбки, тем обнаруживая свое отношение к словам брата. – Выходит, если ты ни во что не ставил тех, других дам, то не можешь теперь признаться, что любишь Анну? Удивительное благородство!
Филип нахмурился, однако замечание брата неожиданно возбудило в нем интерес.
– А с чего ты вообще взял, что я люблю ее?
– Это вопрос из вопросов, – сказал Анри. – В том-то и дело, что я не могу знать, любишь ты ее или нет. Только ты один можешь решить это. Я могу только предполагать. Мы с тобой достаточно зрелые люди. Оба немало пережили и постигли, но до сих пор ни ты, ни я не признались в любви ни одной женщине. Поэтому, если таких, как мы, посещает большое чувство, к нему должно относиться серьезно и трепетно.
Анри встал и зашагал по кабинету с тем уверенным видом, с каким выступал в зале суда, когда становился центральной фигурой процесса.
– Я наблюдал за тобой сегодня утром и видел, как нарастает твоя меланхолия. Дурное настроение, раздражительность, неприятие всех – понятно, что ты крайне взволнован. Даже учитывая то, что вспыльчивость для тебя норма, – не преминул подколоть брата Анри.
Филип, нахмурившись, что говорило о сосредоточенности, вникал в каждое слово брата.
– Так мог чувствовать себя человек, – продолжал Анри, – страдающий от лихорадки или несварения желудка. Но ты же в прекрасной форме, как скаковая лошадь. Я и стал искать другую причину. А искать далеко не пришлось – достаточно было посмотреть на твою соседку. И я заключил, что эта женщина является объектом твоего упоения, равно как и причиной презренного малодушия. Я рискую еще больше разгневать тебя, но не могу не спросить… прав я или нет?
Несколько минут Филип сидел неподвижно. Наконец он поднес руку к лицу и задумчиво потер подбородок. Из его ноздрей вырвалось короткое покаянное сопение.
– Когда она спросила меня, люблю ли я ее, я ответил, что не знаю, – сказал он с усмешкой.
– Ну это как раз в твоем духе, – с высокомерным видом констатировал Анри.
– Но я действительно люблю ее, Анри. Я никогда не думал, что способен полюбить кого-то, как ее. И даже не представлял, что можно разделить свою жизнь, всю жизнь, с одним человеком. Я рассчитывал было до конца дней иметь много женщин и… оставаться одиноким. Рассчитывая получать от них удовольствие, когда мне нужно, и не давать ничего постоянного взамен. Анна привела меня в изумление. Она все во мне перевернула.
Анри понимающе кивнул.
– Любовь творит чудеса. Я, конечно, не имею личного опыта, но так говорят.
Филип вдруг вскочил с кресла и закричал:
– Время! Еще нет двенадцати? Я должен остановить ее!
– У тебя тридцать минут, Филип, – напомнил Анри. – Но Анна должна отплыть. Оставаться здесь ей опасно, и ты не должен ее задерживать. Это будет чистейшей воды глупостью.
Филип пристукнул кулаком о ладонь, осененный блестящей мыслью, – это был ключ к единственно разумному решению проблемы. Он схватил Анри за руку, заставив его поднять глаза. Братья умели с детства говорить друг с другом взглядами.
– Кофейные зерна в Сан-Себастьяне могут подождать. Пусть полежат в бочках еще несколько дней. Я полагаю, за это время они не испортятся.
– Не испортятся, – согласился Анри с улыбкой, отразившей полное понимание. – Я сам уважаю крепкий кофе.
– Но у меня нет с собой одежды…
– Посмотри в карете, под кучерским сиденьем. Я собрал для тебя чемоданчик. На всякий случай.
Филип засмеялся.
– Ты оказал мне неоценимую услугу, Анри! Но меня беспокоит моя тупоголовость. Долго же я соображал! Если бы ты не завел этого прочищающего мозги разговора, так бы и остался идиотом.
– У тебя мало времени, Филип. Будешь стоять и распинаться передо мной, пропустишь свой корабль – и не видать тебе Бостона!
Филип хлопнул брата по спине, порывисто притянул к себе и крепко обнял.
– Увидимся через несколько недель! – крикнул он, выбегая из конторы. Его торопливые шаги гулким эхом прокатились по лестнице.
Глава 13
Солнце садилось в ярко-розовые мазки, сгущавшиеся у горизонта, когда «Морской ястреб», следуя своим курсом, входил в устье Миссисипи. Отсюда через большой канал открывался выход в Мексиканский залив.
Анна уже около часа стояла на палубе, подставив ветру лицо, свободные от гребешков и шпилек волосы. Предвечерний бриз сдувал со лба и шевелил на спине длинные пряди, путая их и сбивая в беспорядочную медвяную копну. За долгий семичасовой переход Анна истосковалась по простору. С тех пор как корабль покинул Новый Орлеан, она почти все время провела в каюте, не желая видеть, как удаляется берег и теряются в дымке очертания города, ведь вместе с ними таяли, все более призрачными становились ее мечты и надежды.
Она склонилась к перилам и, запрокинув голову, рассматривала высокие мачты. Лишь два паруса, главный и расположенный ниже марсель, принимали на себя воздушные потоки, остальные были свернуты и плотно притянуты к реям. Этого вполне хватало, чтобы корабль извилистым фарватером достаточно быстро продвигался к заливу.
Пока она пыталась вытеснить из памяти последние минуты, проведенные с Филипом Бришаром, экипаж занимался своим делом. Капитан Фицхью отрывисто отдавал команды матросам. В тот день Анна значительно расширила свои познания в морском деле. Она видела, как убирают паруса, и узнала, что их снова поднимут, как только корабль выйдет в открытые воды. Запомнила специфически морские выражения – «шкотовый угол», «брать на гитовы», «вязать леера», «продергивать веревки через фалы» и еще много чего. И на этом серо-зеленом пути от дельты до моря познакомилась с новой для нее стороной жизни Филипа.
– Извините, мисс Конолли, – услышала она за спиной голос Кевина О’Тула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35