Он, чувствуя закипающий в крови гнев, поднял на нее мрачный взгляд и отрезал:
– Нет.
– Да, отец. Мне, как и Гайлу, тоже придется научиться.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что идешь с ними?
– Я должна, отец. Без меня они пропадут.
– Вообще-то ее помощь заменит нам целую армию. Тот город на холме, он ведь наверняка укреплен, – серьезно заметил Корбилиан.
– А ты что, собираешься войти в него? – не смог сдержать изумления Брэнног.
– Я должен подойти к кургану.
Сайсифер взяла меч из ослабевшей руки отца.
– Я видела себя с ними, на горе. Они вправе требовать моей помощи. Я не могу им отказать. Брэнног вздохнул:
– Это безумие. Никто из вас не спустится с гор живым! Как я могу отпустить тебя с ними?
Он собирался оставить Сайсифер дома, не слушая никаких возражений, но понял, что опоздал. Ее уход был предопределен, быть может, с самого рождения.
– Я должна пойти, – ответила она, и он не нашелся с ответом.
– Я благодарен тебе, – обратился к нему Корбилиан. Услышав эти слова, Брэнног обернулся к нему, подскочив, точно ужаленный:
– Защищай ее, чужестранец! Береги ее жизнь, как свою.
– Не беспокойся.
Вольгрен шагнул вперед:
– Я тоже буду ее защищать.
Сайсифер улыбнулась. Не требовалось ясновидения, чтобы понять, что выражал его взгляд. Она и раньше замечала, как он на нее смотрит, и иногда поддразнивала его. Но теперь ее переполняла радость, насмешничать совсем не хотелось.
– Спасибо, – сказала она, и Вольгрен покраснел.
– Лучше всего нам выйти чуть свет, – начал Корбилиан. – Ты сообщишь своим людям? Я не хочу уходить, когда все будут еще спать. Думаю, они хотели бы знать.
Брэнног кивнул.
– А как же человек в капюшоне? – спросил Вольгрен.
– Нам суждено повстречаться с ним, – отвечал чужеземец. – Но я не понимаю, в чем его тайна. А ты, Сайсифер?
– Нет. Я не властна над тем, что могу увидеть.
– Должно быть, он – часть того зла, которое ты стремишься уничтожить, – предположил Брэнног.
– Но у него нет разума, оно распространяется само по себе, все равно куда.
– А ты уверен? – продолжал настаивать Брэнног. – С тех пор как ты убедил меня в существовании темных сил, тот шторм не выходит у меня из головы. Твоя лодка пристала к нашему берегу, борясь со встречным ветром. Тогда ветер дул с востока. А волна, которая пришла позже, появилась с запада, точно шторм каким-то чудом повернулся вокруг своей оси. Как будто он искал тебя, а не деревню. Как будто за ним стоял чей-то разум. Корбилиан окаменел:
– Этого-то я и боялся.
Гайл побледнел. Впервые в его словах не чувствовалось никакого шутовства.
– Что ты хочешь сказать?
– Что-то – или кто-то – ищет меня.
– Тот курган? – продолжал расспрашивать Гайл. – Разве это возможно?
– А человек в капюшоне? – присоединился к расспросам Брэнног. – Он тоже имеет отношение к поискам?
Корбилиан снова обратился к Сайсифер, но она покачала головой:
– Сейчас я не вижу ничего, кроме настоящего. Может быть, в другой раз.
– Но ведь не мог же курган сам по себе начать чувствовать, пробормотал великан. Когда столь чудовищная возможность представилась его воображению, он отошел в дальний темный угол, сел и глубоко задумался. Тень страха легла на его измученное лицо.
ГЛАВА 5
Варгалоу
Брэнног сидел у очага и не отрываясь глядел на тлеющие угли. Рядом с ним на столе стояли остатки завтрака – последней трапезы, которую он разделил с дочерью. Он все еще не мог поверить, что она ушла. Уже начало светать, когда четверо путешественников покинули деревню. Брэнног накормил их и помог собраться в дорогу. Они пошли вдоль гавани в сторону гор. В конце набережной Сайсифер обернулась и помахала отцу рукой. Затем решительно повернулась и скрылась за поворотом, не желая длить агонию прощания. Знала ли она, какую боль причинило ему ее решение, как тяжело ему было признать себя побежденным во второй раз? Когда Брэнног возвращался домой, люди поспешно закрывали окна своих домов, словно не желая быть свидетелями его горя. А потом улица опустела. Путники исчезли, как будто их никогда и не было.
Он уже давно примирился с мыслью о том, что в Зундхевне его дочери не место. Но какие опасности подстерегали ее на пути, который она выбрала? «Может, надо было пойти с ними?» – спрашивал он себя. Но вмешиваться в ее жизнь он не хотел. Она сама избрала дорогу, и он не станет ей мешать. Он встал и принялся собирать тарелки. Небо наконец прояснилось, и день, похоже обещал быть ясным. Однако погода могла и не удержаться, так что надо было брать лодку и отправляться в море. Многие из его соседей уже готовились сделать то же самое. Знакомый шорох юбок раздался у него за спиной. Обернувшись, он увидел Эорну: она принесла дров для очага. По лицу ее было заметно, что она беспокоится за него.
– Ты спал? – спросила она.
– Немного.
Она опустила дрова на пол и привычным движением взяла тарелки из его из рук. Потом поставила их обратно на стол и положила свою ладонь на его руку.
– Брэнног, тебе кажется, что ты остался совсем один. Но это не так, вырвалось вдруг у нее. Он отнял руку:
– Оставь меня.
Девушка вновь сжала его пальцы:
– Не гони меня.
Он разозлился и оттолкнул ее сильнее, чем следовало. Потеряв равновесие, Эорна больно ушиблась о соседний стол.
– Оставь меня! – рявкнул он. – Ты работаешь у меня, я плачу тебе. Прибери здесь. Мне нужно снаряжать лодку. – С этими словами он вышел из комнаты, мрачный как туча. Прикусив губу, она схватила тарелки и скрылась на кухне.
На улице, поостыв на холодном утреннем ветру, он решил, что слишком жестоко обошелся с Эорной. Надо будет поговорить с ней еще раз, помягче. Но сейчас он не нуждался ни в чьей компании.
– В море собираешься?
Обернувшись на голос, он увидел Хенгрома, который шагал в его сторону.
– Угу, – буркнул он, перебрасывая через плечо моток веревки.
– Так, значит, они ушли. И девочка с ними?
– Да. Решила, что это ее долг.
Хенгром внимательно взглянул в измученное лицо товарища:
– Наверняка решение далось ей непросто.
Брэнног понимал, что друг искренне переживает за него.
– Да, нелегко. Как ты думаешь, может, мне не следовало позволять ей уйти?
– Птице место в небе, Брэнног. – Хенгром посмотрел на отвесные горные склоны, высившиеся над деревней. – Их ждут тяжелые испытания. Я почти не спал этой ночью.
– Они просили поблагодарить за мечи, – сказал Брэнног, с трудом выдавив из себя улыбку. Хенгром улыбнулся в ответ:
– Смотри-ка, а погода-то сменилась. Надо постараться и наверстать все, что мы упустили этой зимой. Может, наш чужеземный друг принес нам удачу. Хороший улов нам сейчас не помешает.
«Удачу? – удивился Брэнног. – А может, это его прощальный подарок?» И он вернулся в дом отдать все необходимые распоряжения перед выходом в море. Завершив дела, он поискал Эорну. Она была на кухне вместе с другой девушкой, Харлой. Под каким-то предлогом он отослал вторую девушку прочь, но Эорна продолжала работать молча, не поднимая глаз.
– Эорна, я тебя обидел. Я был расстроен, когда говорил с тобой.
Она посмотрела на него:
– Я понимаю.
– Я не должен был отвергать тебя.
Девушка сделала к нему шаг, но он отвернулся.
– Может быть, когда ты вернешься, – начала она мягко, – я смогу убедить тебя, что ты не одинок. Он замер. Вовсе не это ожидал он услышать.
– Нет. Я понимаю, что ты беспокоишься обо мне, спасибо тебе за это. Но ты напрасно ждешь от меня чего-либо. Я не люблю тебя, Эорна.
Эорна улыбнулась:
– А я и не прошу меня любить.
– Ты должна найти себе другого мужчину, – заторопился он, чувствуя, что, если этот разговор не прекратится, он снова потеряет контроль над собой.
Она смотрела на него, не говоря ни слова.
– Тебе не обязательно продолжать работать здесь, можешь уйти, если хочешь, – предложил он ей.
– Ты меня гонишь? – испугалась она.
– Нет! Оставайся и продолжай работать за еду и жилье, как раньше, больше мне ничего от тебя не нужно. Ничего. Я буду тебе помогать, но, если тебе нужен мужчина, найди другого.
Пристыженная, она опустила глаза:
– Хорошо. Ты дашь мне время найти другую работу где-нибудь в деревне?
– Да, если ты хочешь уйти. Но, повторяю, в этом нет необходимости, можешь оставаться у меня. – С этими словами он вышел, злясь на себя за то, что надумал извиняться. Теперь отношения между ними стали еще более напряженными, чем прежде.
Вскоре Эорна уже наблюдала, как Брэнног сел в лодку и отчалил от берега вместе с другими рыбаками, также выходившими в море на лов. Ни одного мужчины не осталось в деревне. Эорна позволила себе немножко поплакать. Теперь, когда дочь Брэннога больше не стояла у нее на пути, она надеялась заполнить пустоту в его жизни. Но он не испытывал к ней ничего, кроме презрения. Она говорила с ним напрямую, без всяких уловок, отдалась на его милость, а он был так холоден. При воспоминании об этом слезы ее высохли, а сердце ожесточилось. «Ладно. Раз уж ты так хочешь от меня избавиться, – сказала она себе (именно так понимала она его намерения), – я здесь больше не останусь. Но не жди, что я буду молчать, Брэнног. Имя твоей драгоценной доченьки будут склонять так же, как и мое. И так уже все женщины деревни перемывают мне косточки, будучи уверены, что я согреваю твою постель. Но, коль ты не нашел для меня ни доброго слова, ни ласкового взгляда, я уйду». Она отправилась в свою крохотную спаленку и принялась укладывать скудные пожитки.
Рыбацкие лодки быстро вышли на глубокую воду. Море успокоилось, рыба ловилась на славу. Все уже и думать позабыли о визите странного незнакомца, и только Брэнног продолжал размышлять о связи между внезапной переменой погоды и магией. Корбилиан рассказывал, что в Тернанноке люди сами управляли штормами. Тем временем оставшиеся в Зундхевне женщины радостно хлопотали по хозяйству, предвкушая богатый улов, с которым вернутся их отцы и мужья. Между делом они обсуждали события прошлой ночи, сравнивая рассказы своих мужей. Всем казалось, что тяжелые времена подошли к концу.
Их заметил мальчик, который удил рыбу в дальнем конце гавани, где под водой копошились крабы. Узкая тропа (вряд ли кто назвал бы ее дорогой) вела вдоль обрывистого берега от деревни на юг. Ею редко пользовались, и летом она обычно зарастала травой. По ней-то и пробирались, осторожно ступая, несколько десятков лошадей; на них, прямые как палки, сидели всадники, закутанные в потрепанные серые плащи. Низко опущенные капюшоны защищали их лица от ветра. Испуганный и завороженный непривычным зрелищем, мальчик не мог двинуться с места; удочка его упала в воду.
Когда копыта передней лошади зацокали по набережной, мальчика охватил ужас. Он не видел лица всадника, но чувствовал цепкий взгляд, который обшаривал каждый дюйм его тела. Другой верховой скинул капюшон и обратился к нему с вопросом:
– Как называется эта деревня, дитя?
У него было худое, угловатое лицо, с выражением жестким и неумолимым, выдававшим человека, который привык повелевать и наказывать. Взглянув на него, мальчик почувствовал, что уже признан виновным и осужден; ему захотелось спрятаться. Язык его словно прилип к нёбу. Тот, что ехал впереди, по-прежнему смотрел на него, не снимая капюшона. Мальчик почувствовал себя полевой мышью, на которую упала тень ястреба.
– Зундхевн, – выдавил он наконец дрожащим голосом.
– Беги, кролик, – прогудел голос первого всадника. Он был густым и низким, как звон большого колокола, но в нем не чувствовалось угрозы. Беги к своим и скажи, что Избавители прибыли. Теперь вам не грозит никакая опасность.
– Благодарю вас, господин, – пискнул мальчонка и помчался так, что только пятки засверкали, словно он и впрямь был испуганным кроликом.
Второй всадник проводил его угрюмым взглядом, как будто столь поспешное бегство ребенка оскорбило его лучшие чувства.
– Думаешь, они здесь слышали о нас?
– Сомневаюсь. Но тем меньше будет у них причин оказывать нам сопротивление.
– Найдем ли мы отступников?
Человек в капюшоне отрывисто рассмеялся:
– Ты слишком нетерпелив, Джемута. Путь наш дальний, но задача не столь уж трудна. Так что учись владеть собой. Мне хорошо известно твое желание служить нашему делу. Не старайся доказать мне это еще раз. – С этими словами он, не оглядываясь, направил свою лошадь вперед, к примостившимся между бухтой и горой домишкам Зундхевна.
Он уже заметил, что лодок в гавани не было. Где же им еще и быть в такой погожий день, как не в море. Перемена погоды его удивила: совсем недавно он и его люди вынуждены были три дня прятаться в горной пещере от обезумевшего ветра. А сегодня было подозрительно тихо. Тут он остановился и пригляделся к водам бухты. Там что-то плавало. Он указал на предмет рукой. Джемута немедленно спешился и спустился к воде.
– Обломки какие-то, – сообщил он без особого интереса в голосе. Неудивительно, что лодка разбилась в такой шторм.
– Принеси сюда, что сможешь поймать, – приказал командир.
Джемута закатал рукав своего одеяния, обнажив не руку, а серповидной формы клешню, которой и зацепил ближайший обломок. Потом, сверкнув стальной конечностью, протянул находку своему начальнику.
Тот не взял поданный ему кусок дерева и не снял капюшон.
– Это фрагмент лодки, – только и сказал он. Джемута не замедлил напомнить ему о шторме.
– Из какого дерева эта лодка? – спросил старший. Лицо подчиненного омрачилось.
– Я не силен в таких вопросах, господин.
– Конечно. Извини. Я узнал это дерево. Оно было очень темным еще до того, как морская соль пропитала его. Здесь такие деревья не растут. Рыбаки покупают всю необходимую им древесину у лесорубов на южных ярмарках. А это дерево попало сюда с запада, с Золотых Островов. Далеко же эта лодка ушла от своих родных берегов. – Довольный, он снова повернул жеребца в сторону деревни.
Джемута отшвырнул кусок дерева в сторону и сел на коня. Ничто не могло укрыться от взгляда его хозяина, Саймона Варгалоу.
Отряд в молчании подъехал к крайнему дому. Никто не вышел навстречу. Джемута повернулся к третьему всаднику и кивнул. Тот извлек из-под плаща длинную изогнутую трубу, приложил ее к губам и трижды дунул. Эхо заметалось по скалистому берегу. Чайки поднялись со скал и с громкими криками полетели в море. В деревне по-прежнему было тихо и безлюдно.
Затем медленно отворилась дверь, и на пороге показался согбенный старец. Это был Гронен. Щурясь на солнце, он вглядывался в стоявших перед ним конников.
– Что у вас за дело? – обратился он к ним наконец. Предводитель склонил голову и ответил вежливо, но без особой теплоты:
– Я должен задать несколько простых вопросов.
– А кто ты такой? – без церемоний спросил Гронен. За последние дни путешественники ему порядком надоели. Эти походили на солдат. Выправка у них была военная. Тем меньше дел могло быть у них здесь, в такой деревушке, как Зундхевн. Люди Императора? Нет, только не в таком тряпье. И на моряков вроде бы не похожи.
– Мы – Избавители, – отвечал главный. – Мы действуем во имя мира и доброй воли.
– А что вы делаете?
– В основном заботимся о том, чтобы в таких местах, как это, все было спокойно. Зундхевн называется ваша деревня, не так ли?
– Ага. – Гронен уже знал, что они повстречали мальчика.
– Ваши мужчины ушли в море? Есть у вас главный? Гронен не отвечал.
– Может, ты за него, старик? Мы пришли ненадолго. Позволь моим людям напоить коней и отдохнуть здесь, прежде чем мы двинемся дальше. Недавний шторм сильно нас утомил. Еда у нас есть, так что нам ничего от вас не нужно. Кроме воды.
– Конечно, – ответил Гронен. Если их потребности и впрямь ограничивались этим, то отказать было бы невежливо. Но все-таки жаль, что мужчин нет. Фигура в капюшоне внушала ему опасения. Зачем честному человеку прятать лицо? Может, у него была какая-то заразная болезнь?
– Я хочу поговорить с тобой, – продолжал между тем человек в капюшоне. – Позволь войти в твой дом.
– О чем поговорить?
– Несколько простых вопросов. Я служу закону.
– Какому закону?
– Общему закону этого мира. Неписаному закону.
– А кто твой хозяин?
– Все люди. – Всадник спешился. Чем больше он говорил, тем меньше нравились Гронену его слова. Тем не менее он пригласил его в дом. Если уж эти люди пришли сюда не с добром, то они все равно поступят по-своему, не спросив его. В отсутствие рыбаков Зундхевн беззащитен перед ними. Войдя в дом, Гронен знаком пригласил чужеземца сесть. Тот с поклоном принял предложение и снял свой капюшон. Его лицо сильно отличалось от лиц обитателей Зундхевна. Прежде всего обращали на себя внимание глаза, большие, маслянисто-карие, и гладкая смуглая кожа, свидетельствовавшая о том, что ее обладатель привык к солнцу юга, а отнюдь не к суровым северным ветрам. Угольно-черные коротко стриженные волосы открывали резкие черты, еще более заострившиеся в полумраке плохо освещенной комнаты. У него были толстые губы, казавшиеся еще толще из-за приплюснутого носа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47