Сознаться-то она созналась, но истолковала это как мучительный поиск ответа на вопрос, что есть моногамия – любовь или обладание. В конце концов она решила, что и то и другое необходимо для полноценных отношений, только сначала надо проверить все варианты. Еще Эми забывает о бритоголовой Саре, которая как раз вываливалась из этого дома вся в засосах, когда я неожиданно нагрянула после работы месяца три назад. Эми как никто иной умеет превращать хаос, в котором живет, во все, что ей заблагорассудится. Оказывается, это на меня ни в чем нельзя положиться, это только моя верность находится под большим вопросом и только я здесь на ровном месте впадаю в паранойю.
– Кэти, дорогая! Как дела на городских дорогах? – В кухню вплыла Уилла в небесно-голубом одеянии до полу и в очках с простыми стекляшками. Она принялась вскрывать какой-то конверт ножиком устрашающего вида.
– С перебоями.
– Сигаретку? – Она кивком указала на вскрытую пачку «Кэмел». – Ах да, вы же этим не увлекаетесь.
Сама она сигарету взяла и подсела к столу. Вдвоем мы наблюдали за манипуляциями Эми. Я смотрела на светлый пушок, покрывавший руки Эми. На шею, длинную, белую. На этот рот… Единственная женщина, к которой меня влекло. Невольно задумаешься, а многие ли женщины традиционной ориентации ловят себя на том, что смотрят на Эми иначе, чем на других девушек – просто хорошеньких, всего лишь миленьких. Эми – это чистый секс. Упругая попка, туго обтянутая джинсами, так и притягивает мой взгляд… и, как до меня впервые доходит, взгляд Уиллы.
– Кэти, – неестественно громко зашептала Уилла, хватая меня за руку, – вам еще не удалось поговорить с нашей мадам о том пустячке, который мы недавно обсуждали?
Я-то всегда полагала, что интерес Уиллы к Эми чисто материнский. Ну я и дура.
– Это еще что за пустячок? – подала голос Эми.
– Уилла полагает, что с этим разделом, «Тетушкиными терзаниями», ты сама себе занижаешь цену. И что ты слишком талантлива, чтобы быть «Дорогой Стеллой», – произнесла я ровным, лишенным выражения голосом.
Уилла негодующе сверкнула на меня глазами и лягнула под столом пушистым тапком.
– Ну в самом-то деле, Уилла! – Эми швырнула нож на стол и уперла руки в бока. – Мы ведь это уже вдоль и поперек обсудили! Просто небольшое развлечение и маленький приработок. Мне уже осточертело выжимать из себя всякую заумь про теннисисток, корреспонденток и про воронки, с которыми девушки могут писать стоя!
Я с удовлетворением наблюдала, как Уилла чуть ли не юлой вертится.
– Но, Эми, надо же и о будущем подумать! Что могут дать «Тетушкины терзания»? Как со всей этой чушью получить собственную рубрику на всю полосу? Я думала, Кэти с тобой поговорила…
– Уилла, ты мне, часом, вдвое ренту сократить не собиралась? – Эми снова схватила нож и атаковала ананас. – Нет, думаю, не собиралась. И вряд ли хочешь, чтобы я отсюда съехала, верно? А раз так, я уж лучше останусь самой собой… Кому фруктовый салат?
Эми смотрит мне в глаза – и будто искра проскакивает между нами. Эми сияет как начищенное стекло.
Пока мы шли по Аппер-стрит тем солнечным октябрьским утром, Эми застревала у каждого окошка с объявлениями о сдаче квартиры. Намек чересчур прозрачный.
Ислингтон – район, которого я не понимаю. Все эти холеные фифы со стильными стрижками и в прикидах от «Агнес Б» и «Николь Фархи», которые мурлычат что-то в мобильники, одновременно подзывая такси; зажиточные особы вроде Уиллы, расхаживающие по магазинам в поисках сушеных бобов и дикого риса; чопорные старухи, шествующие из парикмахерских в сопровождении бестолковых собачонок. Пахнет выхлопными газами, едой и «Келвином Кляйном». Все точно так же, как и в любом другом уголке Лондона, – не особенно красиво, не особенно зелено. Как и повсюду, здесь полно нищих, пьянчуг и попрошаек. Пэкхем, да и Майл-Энд – это георгианские особняки и просторные площади. Почему же ничуть не менее вонючий и грязный Ислингтон столь беспардонно выколачивает такие деньги?
– Смотри-ка, – Эми ткнула в очередное объявление, – Каффорд-сквер – совсем рядом с Уиллой. Две спальни, две гостиные. О… Семьсот пятьдесят тысяч фунтов.
– Пойдем! – Я потянула ее за руку. – Давай антиквариат посмотрим.
Мы шли по Кэмден-пассаж, вдоль витрин, забитых медными побрякушками и дверными молотками, – и застыли как вкопанные возле выставленного столика кедрового дерева.
– Как по-твоему, что-нибудь такое к моему… – начала было Эми, и вдруг…
– Китти, это ты!
Позади меня стоял Ричард. Я увидела его отражение в витрине еще до того, как обернулась, – широкие сутулые плечи, редеющие волосы песочного цвета, карие глаза. Он сиял от радости. Мне понадобилась доля секунды, чтобы это отметить. Дотти цеплялась за его руку. Я еще только оборачивалась к ним, а она уже теребила меня за рукав куртки:
– Китс, Китс, глянь на мои новые туфельки! – Дотти запрыгала, высоко вскидывая ножки. Ярко-красные туфли из лакированной кожи.
Ричард сгреб меня в охапку, носом я ткнулась в его плечо, тут же неловко высвободилась и кое-как выдавила:
– Ой, Ричард, какое совпадение.
Эми стояла, сунув руки в карманы, и вид у нее был озадаченный, даже растерянный. Я отчаянно придумывала, как сделать так, чтобы два моих мира пересеклись, но не столкнулись.
А Ричард говорил:
– Так твой грипп, значит, кончился? Выглядишь замечательно, только… Что с твоим глазом?
– Привет, я – Эми. – И она протянула руку. Ричард, до сих пор не замечавший Эми, смешался и не сразу ответил на рукопожатие.
– Ричард, это моя подруга Эми. – Я осторожно подбирала слова. Эми явно рассердилась, что ее записали в «подруги», но на рожон, слава богу, не полезла. – Эми, это Ричард и Дотти.
– Привет, Дотти. – Эми наклонилась и потрепала ее по голове.
Дотти, которая этого терпеть не может, отпрянула, спряталась за отца и застенчиво выглянула из-за его ноги.
Господи, не дай, пожалуйста, никому из них ничего брякнуть.
– Давно выздоровела? – Первый восторг от неожиданной встречи миновал, и Ричард обиделся, что я встретилась с кем-то из подруг прежде, чем поспешить к нему. Даже рассердился – вон румянец выступил на скулах. Карие глаза, обычно такие мягкие, приветливые, потемнели, стали колючими.
– Знаешь, всего пару дней назад я была так больна, Ричард, ты даже поверить не можешь.
– А я и не знала, что ты болела, – внезапно сказала Эми.
– Н-ну, я не люблю о таких вещих распространяться.
Неподалеку от нас молодая пара разглядывала антикварные украшения на лотке. Девушка примеряла кольца – надевала на безымянный палец, вытягивала руку, чтобы парень мог полюбоваться. Девушка была не особо красивой, но вся лучилась от счастья – как, впрочем, и он, – и это делало прекрасными их обоих. Мне вдруг стало завидно.
– А может, кофе выпьем? – предложила Эми. – В двух шагах отсюда есть кафе – там подают чудесные пирожки.
Вмазать бы ей.
– Спасибо, но нам, к сожалению, пора. – Ричард все еще сердился, но великодушие заставляло его сдерживаться. – Надо забрать фотографии, а потом я должен забросить Дотти в садик.
– Вот жалость-то. – Я старалась изобразить огорчение, но безуспешно. – Я тебе потом позвоню, ладно?
– Хорошо бы. – Ричард бросил на меня взгляд, яснее слов говоривший: «Надо потолковать». И буркнул: – Приятно было познакомиться… Эми.
– Взаимно. – Она уже утратила к нему интерес и вернулась к столику кедрового дерева.
Ричард придвинулся, чтобы поцеловать меня. Какое счастье – он был зол настолько, что всего-то ткнулся мне в щеку.
– Ну, пока! – Я чмокнула Дотти в губы.
– Фу, мокрая бяка! – воскликнула она, ухватила отца за руку и потянула прочь.
Он позволил ей увести себя, но крикнул через плечо:
– Заходи, снимки посмотришь! В цирке должно получиться что-то замечательное!
Я в панике оглянулась на Эми, но она любовалась столиком. Кажется, нас она уже не слушала. Ричард и Дотти скрылись за углом. Парочка неподалеку присмотрела кольцо. Похоже на серебро – хотя, может быть, и платина. Крупный голубой сапфир. Девчонка корчила гримасы и счастливо хихикала. Парень притянул ее к себе и поцеловал – сначала в лоб, потом в губы. Хмурый продавец расплылся в улыбке.
– Кэти, я спрашиваю, купить мне этот столик? Он, конечно, замечательный, но меня смущает цена. Ты не находишь, что четыре сотни – это слишком круто?
Я пожала плечами:
– Совсем в этом не разбираюсь.
– Ладно. Давай зайдем, с продавцом посоветуемся.
Она распахнула дверь, где-то в затхлых темных глубинах магазина звякнул колокольчик. Не успела я подумать, что опасность миновала, как Эми остановилась в дверях.
– А кто этот парень, Ричард?
– Мой кузен.
– Ты никогда не говорила, что у тебя есть кузен.
Пожилая дама в норковой шубе пыталась выйти из магазина, но Эми загораживала ей дорогу.
– Эми… – начала я.
Она заметила старуху и шагнула обратно на мостовую.
– Странно, что я никогда о нем не слышала.
– А у тебя есть кузены?
– Да, четверо.
– Вот видишь. Я же о них тоже не знала.
Эми смерила меня суровым взглядом.
– Но мы с моими кузенами видимся раз в году. А вот вы явно в близких отношениях. Я просто удивляюсь, что ты раньше ничего о нем не рассказывала, вот и все.
– Наверняка я о нем как-нибудь упоминала.
– Нет. Ни о нем, ни о девочке. Я уверена. – Эми с воинственным видом скрестила руки на груди. Подбородок выпятился. – А между тем ты недавно была с ними в цирке.
– Я говорила тебе, что была в цирке. На самом деле…
– Ты сказала, что была там с приятелями. Ни о каком кузене и речи не было.
– Но мы с ним и есть приятели. Я именно так к нему и отношусь. Он скорее друг, чем кузен.
Мое лицо судорожно подергивалось. Оно отражалось в витрине – лживое, виноватое. Она-таки разнюхала! Я так и знала, что наступит день, когда все рухнет. В конце концов, большинство людей не справляется с двумя любовниками, что уж говорить о пяти. Внезапно я почувствовала бесконечную усталость. Захотелось улечься прямо здесь, на дороге, и заснуть. Но вместо этого я подготовилась к самому худшему.
– Почему ты так стыдишься меня? – еле слышно спросила Эми. – Ты бы меня не представила, если бы я сама этого не сделала. Ты даже не хотела говорить, что это твой кузен!
– Эми…
– Я-то думала, что мне нельзя встречаться только с твоей мамой, а у тебя, оказывается, вся семейка ей под стать? – Ее голос крепчал. – Почему ты стесняешься меня? И самой себя? Почему мне нельзя быть такой, какая я есть? Что, черт тебя побери, страшного в том, чтобы любить женщину? А?
Торговцы за уличными лотками притихли. Приземистый усач, подметавший у входа в итальянский ресторан, остановился и, опираясь на метлу, наслаждался неожиданным шоу. Юная парочка уставилась на нас с разинутыми ртами, парень на всякий случай обхватил девушку за плечи. Даже голуби перестали копошиться в канаве и пялились своими мерзкими немигающими глазками.
– Дорогуша, не переживай! – заорал усатый. – Я тебе каждый день вставлять буду!
– Вот черт! – Эми вытерла глаза рукавом и под перезвон колокольчика нырнула в магазин.
Я повернулась, чтобы последовать за ней.
– Вам обеим! – надрывался усач, пока за мной закрывалась дверь. – Я мужчина щедрый – на двоих хватит!
11.02 вечера. Я посадила двух женщин у Королевского оперного театра и теперь везла их в Масуэлл-Хилл. Мать и дочь, одной – лет пятьдесят с небольшим, второй, соответственно, около тридцати. Еврейки, возможно хасиды. Кто-то мне однажды рассказывал, что у хасидов женщины бреют головы и носят парики, и теперь я косилась в зеркальце, пытаясь угадать – эти длинные каштановые кудри настоящие или нейлоновые? Обе приоделись: у матери был день рождения. Она благодарила дочь за внимание, но нетрудно было понять, что не очень-то им весело. Обсуждая вечер, обе не могли скрыть усталости. Дочь издавала какие-то восклицания – как обычно, когда не слушаешь собеседника. Мать зевала, прикрывая рот рукой и то и дело повторяя: «Хорошо, правда?» Может, опера оказалась вшивая, а может, каждая из них на самом деле предпочла бы провести время в другом месте и в другой компании. В конце концов я потеряла интерес к их волосам и поймала джаз по радио.
Сегодня вышел напряг. Я до сих пор не могла поверить, что выпуталась. Эми крысу учуяла, да не ту. Ричард обиделся, что я ему не позвонила, но ничего не заподозрил – в этом я уверена на все сто. Да и как может ему взбрести на ум, что я болтаюсь по Ислингтону с любовницей? Да, я отстрелялась, но… Откуда-то взялось ощущение, что время мое на излете.
Хотя… пусть я когда-нибудь и попадусь – что с того? Я столько усилий прилагала, чтобы стать всем для всех своих любовников, что быть кем-то для каждого из них мне уже не удавалось. Беда в том, что я привыкла к разнообразному меню. Чего ради каждый вечер трескать макароны, если хочется ростбиф или цыпленка под соусом карри?..
За Хайгейт-Вудс я свернула направо, потом еще раз направо и высадила женщин у большого дома в Вудленд-Гарденс, где у входа был припаркован «мерседес». К этому времени их разговор сдох окончательно и они явно были счастливы, что наконец добрались до пристани. Возвращаясь в Вест-Энд, я подобрала придурковатого парня в анораке, которому нужно было в Камберуэлл, и по пути продолжала раздумывать о своих неурядицах.
Если послать одного или двух любовников, появятся время и деньги, чтобы привести в порядок квартиру. Пятеро – это чертовски накладно, особенно при моей мягкотелости. Сегодня, к примеру, все кончилось тем, что я купила Эми тот столик из кедрового дерева – выложила полные четыре сотни. Прощение – вещь дорогостоящая. Но если я решусь бросить парочку любовников, то кого именно? Как их выбрать?
Голова была забита этими мыслями всю дорогу до Камберуэлла. Это один из моих самых ненавистных уголков Лондона, хотя и там я знаю несколько славных местечек, надо только убраться подальше от главной улицы. Но эта унылая вереница кафешек, букмекерских лавочек, автобусных остановок и палаток… Затравленного вида человечки шмыгают в серые дома, ежатся на ветру, а вечно запруженная автомобилями дорога все тянется и тянется… Хоть вены вскрывай.
– Спасибо, что согласились подвезти. – Пассажир, явно настроенный поболтать, подался вперед, поправил очки на носу. – Знаете, я до вас останавливал четыре кеба – так меня никто не взял. Хотя у всех был оранжевый огонек!
– Южная часть реки. – Я уже тысячу раз это обсуждала.
– А что в этом плохого, хотелось бы знать? Если с юга на север – не проблема. Что же дурного в дороге с севера на юг? Таксисты – такая предубежденная публика.
– Просто на обратном пути трудно найти пассажира. Но я понимаю, о чем вы. Таксисты – они все такие говнюки.
Тут выяснилось, что придурок – натура деликатная. Он захлопнул рот и выпрямился, чопорно поджав губы.
Вот и славненько. Только будем надеяться, что чаевых я себя не лишила.
4.53 утра, и я вся в кусках. Высадив троих парней у Клэпхем-Коммон, я остановилась, чтобы проверить сообщения на мобильниках. Ничего ни от кого. Меня никто не любит.
В окошко постучали, я подняла голову и увидела бледную жирную физиономию. Пятидневная щетина и какой-то дурацкий взгляд – отрешенный, что ли. Вид этого типа мне не понравился, но из вежливости я опустила стекло на пару дюймов.
– Черинг-Кросс. – Я уловила северный акцент.
– Нет, извините. Я закругляюсь.
– Но у вас же горит огонек. Вы должны меня взять.
Вот дерьмо. Забыла выключить. Тип улыбался – до чего же отвратные желтые зубы. Не хочу видеть это мурло в своей машине.
– Ничего я не должна. Я возле вас не останавливалась, и вообще я не на трассе. Просто еду домой.
– Пожалуйста! Пожалуйста, подвезите меня к Черинг-Кросс. – Улыбка на его лице сменилась выражением отчаяния. Мне тут же стало жаль его. Инстинкт подсказывал, что этот тип не в себе – явное психическое расстройство. Если я его не возьму – куда он денется? С другой стороны, один бог ведает, есть ли у него деньги.
– Не поймите меня неправильно – но вы можете заплатить?
Явно оскорбленный, он достал из кармана небольшую пачку купюр и помахал перед моим носом.
– Ладно. Садитесь. – Я отперла дверь. Как овца.
Толстяк залез внутрь. Коричневое пальто напоминало одежду зеленщиков, на носки натянуты сандалии. Он снова скалил в улыбке желтые зубы.
Еще одна долгая, нудная поездка по более или менее прямому маршруту. Мы проехали станцию метро «Клэпхем-Норт». Я слышала, кто-то назвал Клэпхем «южным Челси». Брякнут же эти лондонцы. Дорога змеится вдоль обшарпанных ночных клубов и ирландских пабов, через Стокуэлл, вперед к Кеннингтону.
Я услышала щелчок и, взглянув в зеркало, увидела, что мой пассажир играет зажигалкой. Табличка «не курить» висела прямо перед ним.
– Эй! Читать умеете?
Ответом был остекленевший взгляд – будто этот тип вовсе и не в моей машине, а где-то в неведомом пространстве. Он и не пытался закурить. Просто баловался с зажигалкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Кэти, дорогая! Как дела на городских дорогах? – В кухню вплыла Уилла в небесно-голубом одеянии до полу и в очках с простыми стекляшками. Она принялась вскрывать какой-то конверт ножиком устрашающего вида.
– С перебоями.
– Сигаретку? – Она кивком указала на вскрытую пачку «Кэмел». – Ах да, вы же этим не увлекаетесь.
Сама она сигарету взяла и подсела к столу. Вдвоем мы наблюдали за манипуляциями Эми. Я смотрела на светлый пушок, покрывавший руки Эми. На шею, длинную, белую. На этот рот… Единственная женщина, к которой меня влекло. Невольно задумаешься, а многие ли женщины традиционной ориентации ловят себя на том, что смотрят на Эми иначе, чем на других девушек – просто хорошеньких, всего лишь миленьких. Эми – это чистый секс. Упругая попка, туго обтянутая джинсами, так и притягивает мой взгляд… и, как до меня впервые доходит, взгляд Уиллы.
– Кэти, – неестественно громко зашептала Уилла, хватая меня за руку, – вам еще не удалось поговорить с нашей мадам о том пустячке, который мы недавно обсуждали?
Я-то всегда полагала, что интерес Уиллы к Эми чисто материнский. Ну я и дура.
– Это еще что за пустячок? – подала голос Эми.
– Уилла полагает, что с этим разделом, «Тетушкиными терзаниями», ты сама себе занижаешь цену. И что ты слишком талантлива, чтобы быть «Дорогой Стеллой», – произнесла я ровным, лишенным выражения голосом.
Уилла негодующе сверкнула на меня глазами и лягнула под столом пушистым тапком.
– Ну в самом-то деле, Уилла! – Эми швырнула нож на стол и уперла руки в бока. – Мы ведь это уже вдоль и поперек обсудили! Просто небольшое развлечение и маленький приработок. Мне уже осточертело выжимать из себя всякую заумь про теннисисток, корреспонденток и про воронки, с которыми девушки могут писать стоя!
Я с удовлетворением наблюдала, как Уилла чуть ли не юлой вертится.
– Но, Эми, надо же и о будущем подумать! Что могут дать «Тетушкины терзания»? Как со всей этой чушью получить собственную рубрику на всю полосу? Я думала, Кэти с тобой поговорила…
– Уилла, ты мне, часом, вдвое ренту сократить не собиралась? – Эми снова схватила нож и атаковала ананас. – Нет, думаю, не собиралась. И вряд ли хочешь, чтобы я отсюда съехала, верно? А раз так, я уж лучше останусь самой собой… Кому фруктовый салат?
Эми смотрит мне в глаза – и будто искра проскакивает между нами. Эми сияет как начищенное стекло.
Пока мы шли по Аппер-стрит тем солнечным октябрьским утром, Эми застревала у каждого окошка с объявлениями о сдаче квартиры. Намек чересчур прозрачный.
Ислингтон – район, которого я не понимаю. Все эти холеные фифы со стильными стрижками и в прикидах от «Агнес Б» и «Николь Фархи», которые мурлычат что-то в мобильники, одновременно подзывая такси; зажиточные особы вроде Уиллы, расхаживающие по магазинам в поисках сушеных бобов и дикого риса; чопорные старухи, шествующие из парикмахерских в сопровождении бестолковых собачонок. Пахнет выхлопными газами, едой и «Келвином Кляйном». Все точно так же, как и в любом другом уголке Лондона, – не особенно красиво, не особенно зелено. Как и повсюду, здесь полно нищих, пьянчуг и попрошаек. Пэкхем, да и Майл-Энд – это георгианские особняки и просторные площади. Почему же ничуть не менее вонючий и грязный Ислингтон столь беспардонно выколачивает такие деньги?
– Смотри-ка, – Эми ткнула в очередное объявление, – Каффорд-сквер – совсем рядом с Уиллой. Две спальни, две гостиные. О… Семьсот пятьдесят тысяч фунтов.
– Пойдем! – Я потянула ее за руку. – Давай антиквариат посмотрим.
Мы шли по Кэмден-пассаж, вдоль витрин, забитых медными побрякушками и дверными молотками, – и застыли как вкопанные возле выставленного столика кедрового дерева.
– Как по-твоему, что-нибудь такое к моему… – начала было Эми, и вдруг…
– Китти, это ты!
Позади меня стоял Ричард. Я увидела его отражение в витрине еще до того, как обернулась, – широкие сутулые плечи, редеющие волосы песочного цвета, карие глаза. Он сиял от радости. Мне понадобилась доля секунды, чтобы это отметить. Дотти цеплялась за его руку. Я еще только оборачивалась к ним, а она уже теребила меня за рукав куртки:
– Китс, Китс, глянь на мои новые туфельки! – Дотти запрыгала, высоко вскидывая ножки. Ярко-красные туфли из лакированной кожи.
Ричард сгреб меня в охапку, носом я ткнулась в его плечо, тут же неловко высвободилась и кое-как выдавила:
– Ой, Ричард, какое совпадение.
Эми стояла, сунув руки в карманы, и вид у нее был озадаченный, даже растерянный. Я отчаянно придумывала, как сделать так, чтобы два моих мира пересеклись, но не столкнулись.
А Ричард говорил:
– Так твой грипп, значит, кончился? Выглядишь замечательно, только… Что с твоим глазом?
– Привет, я – Эми. – И она протянула руку. Ричард, до сих пор не замечавший Эми, смешался и не сразу ответил на рукопожатие.
– Ричард, это моя подруга Эми. – Я осторожно подбирала слова. Эми явно рассердилась, что ее записали в «подруги», но на рожон, слава богу, не полезла. – Эми, это Ричард и Дотти.
– Привет, Дотти. – Эми наклонилась и потрепала ее по голове.
Дотти, которая этого терпеть не может, отпрянула, спряталась за отца и застенчиво выглянула из-за его ноги.
Господи, не дай, пожалуйста, никому из них ничего брякнуть.
– Давно выздоровела? – Первый восторг от неожиданной встречи миновал, и Ричард обиделся, что я встретилась с кем-то из подруг прежде, чем поспешить к нему. Даже рассердился – вон румянец выступил на скулах. Карие глаза, обычно такие мягкие, приветливые, потемнели, стали колючими.
– Знаешь, всего пару дней назад я была так больна, Ричард, ты даже поверить не можешь.
– А я и не знала, что ты болела, – внезапно сказала Эми.
– Н-ну, я не люблю о таких вещих распространяться.
Неподалеку от нас молодая пара разглядывала антикварные украшения на лотке. Девушка примеряла кольца – надевала на безымянный палец, вытягивала руку, чтобы парень мог полюбоваться. Девушка была не особо красивой, но вся лучилась от счастья – как, впрочем, и он, – и это делало прекрасными их обоих. Мне вдруг стало завидно.
– А может, кофе выпьем? – предложила Эми. – В двух шагах отсюда есть кафе – там подают чудесные пирожки.
Вмазать бы ей.
– Спасибо, но нам, к сожалению, пора. – Ричард все еще сердился, но великодушие заставляло его сдерживаться. – Надо забрать фотографии, а потом я должен забросить Дотти в садик.
– Вот жалость-то. – Я старалась изобразить огорчение, но безуспешно. – Я тебе потом позвоню, ладно?
– Хорошо бы. – Ричард бросил на меня взгляд, яснее слов говоривший: «Надо потолковать». И буркнул: – Приятно было познакомиться… Эми.
– Взаимно. – Она уже утратила к нему интерес и вернулась к столику кедрового дерева.
Ричард придвинулся, чтобы поцеловать меня. Какое счастье – он был зол настолько, что всего-то ткнулся мне в щеку.
– Ну, пока! – Я чмокнула Дотти в губы.
– Фу, мокрая бяка! – воскликнула она, ухватила отца за руку и потянула прочь.
Он позволил ей увести себя, но крикнул через плечо:
– Заходи, снимки посмотришь! В цирке должно получиться что-то замечательное!
Я в панике оглянулась на Эми, но она любовалась столиком. Кажется, нас она уже не слушала. Ричард и Дотти скрылись за углом. Парочка неподалеку присмотрела кольцо. Похоже на серебро – хотя, может быть, и платина. Крупный голубой сапфир. Девчонка корчила гримасы и счастливо хихикала. Парень притянул ее к себе и поцеловал – сначала в лоб, потом в губы. Хмурый продавец расплылся в улыбке.
– Кэти, я спрашиваю, купить мне этот столик? Он, конечно, замечательный, но меня смущает цена. Ты не находишь, что четыре сотни – это слишком круто?
Я пожала плечами:
– Совсем в этом не разбираюсь.
– Ладно. Давай зайдем, с продавцом посоветуемся.
Она распахнула дверь, где-то в затхлых темных глубинах магазина звякнул колокольчик. Не успела я подумать, что опасность миновала, как Эми остановилась в дверях.
– А кто этот парень, Ричард?
– Мой кузен.
– Ты никогда не говорила, что у тебя есть кузен.
Пожилая дама в норковой шубе пыталась выйти из магазина, но Эми загораживала ей дорогу.
– Эми… – начала я.
Она заметила старуху и шагнула обратно на мостовую.
– Странно, что я никогда о нем не слышала.
– А у тебя есть кузены?
– Да, четверо.
– Вот видишь. Я же о них тоже не знала.
Эми смерила меня суровым взглядом.
– Но мы с моими кузенами видимся раз в году. А вот вы явно в близких отношениях. Я просто удивляюсь, что ты раньше ничего о нем не рассказывала, вот и все.
– Наверняка я о нем как-нибудь упоминала.
– Нет. Ни о нем, ни о девочке. Я уверена. – Эми с воинственным видом скрестила руки на груди. Подбородок выпятился. – А между тем ты недавно была с ними в цирке.
– Я говорила тебе, что была в цирке. На самом деле…
– Ты сказала, что была там с приятелями. Ни о каком кузене и речи не было.
– Но мы с ним и есть приятели. Я именно так к нему и отношусь. Он скорее друг, чем кузен.
Мое лицо судорожно подергивалось. Оно отражалось в витрине – лживое, виноватое. Она-таки разнюхала! Я так и знала, что наступит день, когда все рухнет. В конце концов, большинство людей не справляется с двумя любовниками, что уж говорить о пяти. Внезапно я почувствовала бесконечную усталость. Захотелось улечься прямо здесь, на дороге, и заснуть. Но вместо этого я подготовилась к самому худшему.
– Почему ты так стыдишься меня? – еле слышно спросила Эми. – Ты бы меня не представила, если бы я сама этого не сделала. Ты даже не хотела говорить, что это твой кузен!
– Эми…
– Я-то думала, что мне нельзя встречаться только с твоей мамой, а у тебя, оказывается, вся семейка ей под стать? – Ее голос крепчал. – Почему ты стесняешься меня? И самой себя? Почему мне нельзя быть такой, какая я есть? Что, черт тебя побери, страшного в том, чтобы любить женщину? А?
Торговцы за уличными лотками притихли. Приземистый усач, подметавший у входа в итальянский ресторан, остановился и, опираясь на метлу, наслаждался неожиданным шоу. Юная парочка уставилась на нас с разинутыми ртами, парень на всякий случай обхватил девушку за плечи. Даже голуби перестали копошиться в канаве и пялились своими мерзкими немигающими глазками.
– Дорогуша, не переживай! – заорал усатый. – Я тебе каждый день вставлять буду!
– Вот черт! – Эми вытерла глаза рукавом и под перезвон колокольчика нырнула в магазин.
Я повернулась, чтобы последовать за ней.
– Вам обеим! – надрывался усач, пока за мной закрывалась дверь. – Я мужчина щедрый – на двоих хватит!
11.02 вечера. Я посадила двух женщин у Королевского оперного театра и теперь везла их в Масуэлл-Хилл. Мать и дочь, одной – лет пятьдесят с небольшим, второй, соответственно, около тридцати. Еврейки, возможно хасиды. Кто-то мне однажды рассказывал, что у хасидов женщины бреют головы и носят парики, и теперь я косилась в зеркальце, пытаясь угадать – эти длинные каштановые кудри настоящие или нейлоновые? Обе приоделись: у матери был день рождения. Она благодарила дочь за внимание, но нетрудно было понять, что не очень-то им весело. Обсуждая вечер, обе не могли скрыть усталости. Дочь издавала какие-то восклицания – как обычно, когда не слушаешь собеседника. Мать зевала, прикрывая рот рукой и то и дело повторяя: «Хорошо, правда?» Может, опера оказалась вшивая, а может, каждая из них на самом деле предпочла бы провести время в другом месте и в другой компании. В конце концов я потеряла интерес к их волосам и поймала джаз по радио.
Сегодня вышел напряг. Я до сих пор не могла поверить, что выпуталась. Эми крысу учуяла, да не ту. Ричард обиделся, что я ему не позвонила, но ничего не заподозрил – в этом я уверена на все сто. Да и как может ему взбрести на ум, что я болтаюсь по Ислингтону с любовницей? Да, я отстрелялась, но… Откуда-то взялось ощущение, что время мое на излете.
Хотя… пусть я когда-нибудь и попадусь – что с того? Я столько усилий прилагала, чтобы стать всем для всех своих любовников, что быть кем-то для каждого из них мне уже не удавалось. Беда в том, что я привыкла к разнообразному меню. Чего ради каждый вечер трескать макароны, если хочется ростбиф или цыпленка под соусом карри?..
За Хайгейт-Вудс я свернула направо, потом еще раз направо и высадила женщин у большого дома в Вудленд-Гарденс, где у входа был припаркован «мерседес». К этому времени их разговор сдох окончательно и они явно были счастливы, что наконец добрались до пристани. Возвращаясь в Вест-Энд, я подобрала придурковатого парня в анораке, которому нужно было в Камберуэлл, и по пути продолжала раздумывать о своих неурядицах.
Если послать одного или двух любовников, появятся время и деньги, чтобы привести в порядок квартиру. Пятеро – это чертовски накладно, особенно при моей мягкотелости. Сегодня, к примеру, все кончилось тем, что я купила Эми тот столик из кедрового дерева – выложила полные четыре сотни. Прощение – вещь дорогостоящая. Но если я решусь бросить парочку любовников, то кого именно? Как их выбрать?
Голова была забита этими мыслями всю дорогу до Камберуэлла. Это один из моих самых ненавистных уголков Лондона, хотя и там я знаю несколько славных местечек, надо только убраться подальше от главной улицы. Но эта унылая вереница кафешек, букмекерских лавочек, автобусных остановок и палаток… Затравленного вида человечки шмыгают в серые дома, ежатся на ветру, а вечно запруженная автомобилями дорога все тянется и тянется… Хоть вены вскрывай.
– Спасибо, что согласились подвезти. – Пассажир, явно настроенный поболтать, подался вперед, поправил очки на носу. – Знаете, я до вас останавливал четыре кеба – так меня никто не взял. Хотя у всех был оранжевый огонек!
– Южная часть реки. – Я уже тысячу раз это обсуждала.
– А что в этом плохого, хотелось бы знать? Если с юга на север – не проблема. Что же дурного в дороге с севера на юг? Таксисты – такая предубежденная публика.
– Просто на обратном пути трудно найти пассажира. Но я понимаю, о чем вы. Таксисты – они все такие говнюки.
Тут выяснилось, что придурок – натура деликатная. Он захлопнул рот и выпрямился, чопорно поджав губы.
Вот и славненько. Только будем надеяться, что чаевых я себя не лишила.
4.53 утра, и я вся в кусках. Высадив троих парней у Клэпхем-Коммон, я остановилась, чтобы проверить сообщения на мобильниках. Ничего ни от кого. Меня никто не любит.
В окошко постучали, я подняла голову и увидела бледную жирную физиономию. Пятидневная щетина и какой-то дурацкий взгляд – отрешенный, что ли. Вид этого типа мне не понравился, но из вежливости я опустила стекло на пару дюймов.
– Черинг-Кросс. – Я уловила северный акцент.
– Нет, извините. Я закругляюсь.
– Но у вас же горит огонек. Вы должны меня взять.
Вот дерьмо. Забыла выключить. Тип улыбался – до чего же отвратные желтые зубы. Не хочу видеть это мурло в своей машине.
– Ничего я не должна. Я возле вас не останавливалась, и вообще я не на трассе. Просто еду домой.
– Пожалуйста! Пожалуйста, подвезите меня к Черинг-Кросс. – Улыбка на его лице сменилась выражением отчаяния. Мне тут же стало жаль его. Инстинкт подсказывал, что этот тип не в себе – явное психическое расстройство. Если я его не возьму – куда он денется? С другой стороны, один бог ведает, есть ли у него деньги.
– Не поймите меня неправильно – но вы можете заплатить?
Явно оскорбленный, он достал из кармана небольшую пачку купюр и помахал перед моим носом.
– Ладно. Садитесь. – Я отперла дверь. Как овца.
Толстяк залез внутрь. Коричневое пальто напоминало одежду зеленщиков, на носки натянуты сандалии. Он снова скалил в улыбке желтые зубы.
Еще одна долгая, нудная поездка по более или менее прямому маршруту. Мы проехали станцию метро «Клэпхем-Норт». Я слышала, кто-то назвал Клэпхем «южным Челси». Брякнут же эти лондонцы. Дорога змеится вдоль обшарпанных ночных клубов и ирландских пабов, через Стокуэлл, вперед к Кеннингтону.
Я услышала щелчок и, взглянув в зеркало, увидела, что мой пассажир играет зажигалкой. Табличка «не курить» висела прямо перед ним.
– Эй! Читать умеете?
Ответом был остекленевший взгляд – будто этот тип вовсе и не в моей машине, а где-то в неведомом пространстве. Он и не пытался закурить. Просто баловался с зажигалкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28