Поэтому все сообщения, не укладывающиеся в рамки "концепции", отметались. Но реальная обстановка на Ближнем Востоке никак не соответствовала "концепции". Еще в 1969 году появились все признаки, свидетельствующие о том, что менее чем через два с половиной года после унизительного поражения Египет восстанавливал свои вооруженные силы гораздо более быстрыми темпами, чем это представлялось Израилю - но аналитики разведки не могли ни проверить эту информацию, ни правильно её оценить, ни достучаться с предупреждениями до руководства и, в конце концов, не сделали ничего.
В феврале 1970 года впервые "русские советники", большая группа советских боевых офицеров, были прикомандированы к египетским подразделениям, не только осуществляли подготовку и помогали командирам, но и непосредственно управлялись и с командованием, и со сложной военной техникой, которая широким потоком поступала в арабские страны; этот факт серьезно изменил соотношение сил, из которого исходил Израиль в планировании обороны западных рубежей оккупированного Синайского полуострова - но "Аман" не сумел заблаговременно получить информацию об этом наиболее серьезном продвижении сверхдержавы в регионе за последние тринадцать лет. Уже после войны 1973 года кнессет потребовал создания независимой комиссии для расследования причин неправильной оценки этой проблемы, но дело ограничилось тем, что "Аман" создал свою ведомственную комиссию под руководством генерала Иоеля Бен-Пората, начальника службы радиоразведки. Выводы комиссии можно было предсказать ещё до начала её работы...
По линии радиоразведки, и из агентурных сведений и от "стратегических партнеров", ЦРУ, которая существенно укрепила свои позиции в Египте, поступала информация о том, что обучение и подготовка войск противостоящих арабских стран шли высокими темпами и с учетом современных требований (в частности, по развертыванию мобильных десантных соединений, применению новой техники и тактики), - но должного внимания и это так и не привлекло. Более того, в известной мере произошло "ослепление" ЦРУ - в тот период недостаточная собственная информация в ЦРУ по Ближнему Востоку шла от израильской разведки, охотно принимались сводки и аналитические обобщения "Аман", то есть фактически "концепция" воздействовала и на ЦРУ, - в результате чего накануне начала военных действий президент Никсон заявлял, что считает "новую войну на Ближнем Востоке маловероятной", расценив массовые и необычные передвижения арабских войск 5 октября 1973 г. как "ежегодные маневры" 48. В выступлениях Анвара Садата49, нового египетского президента, который сменил умершего Насера, появлялись все чаще намеки, которые трудно было списать на привычную арабскую риторику - но обращали внимание не на них, а, скажем, на сообщение французской "Монд", которое появилось накануне войны и вовсю отдавало типичной дезинформацией: "Молодые и неопытные солдаты президента Садата не в состоянии овладеть и пользоваться сложной советской техникой". Кстати, не получали оценки многие пропагандистские акции арабских стран; например, распускался (спецслужбами) слух о причастности "Моссад" к этому, говорили, что завербованный массажист втирал президенту некую таинственную мазь, которая вызвала смерть - в общем, нечто весьма похожее на слухи и пропагандистские действия, которые некогда распространялись в СССР в связи с "делом врачей" - а единственной реакцией в Израиле было журнальное зубоскальство. Постоянно проводились большие маневры и движение египетских и сирийских войск, - но необходимые и достаточные, хотя вполне рутинные, меры предосторожности не принимались. Даже совсем незадолго до начала боевых действий временное снижение степени готовности египетских войск у Суэцкого канала было воспринято как подтверждение "концепции" и основания для сворачивания собственных мобилизационных мероприятий. То есть не слишком изощренный пропагандистский ход арабов - готовиться к войне в открытую, но сопровождая воинственную риторику регулярными "утечками" в прессу о слабости и неготовности собственной армии, - срабатывал. Тревожная информация поступала практически ежедневно - но выводы делались в рамках "концепции". Аарон Ярив чувствовал, что в аналитической ветви его службы творится что-то неладное. Сослуживцы отмечали, что он каждый раз приходил в ярость, как только возникала тема аналитической работы. Обычно сдержанный, он орал, потрясая перед носом у аналитика досье, содержащим первичную информацию: "Ради бога! Ваши оценки не вытекают из этих данных!". В конце концов Аарон Ярив, который в свое время сделал для разведки очень многое, ушел в отставку с поста начальника "Аман" и был назначен советником премьера по вопросам борьбы с терроризмом. Заменил его ставленник М. Даяна генерал Элия Зейра, бывший военный атташе в Вашингтоне и затем заместитель начальника "Аман". Часть славы военной разведки, которая действительно очень много сделала для победы в войне 1967 года, доставалась и Зейра; но к сожалению, вместе со славой он впитал и "концепцию". И это было далеко не только его личной трагедией. Репутация "Амана" была так высока, что, когда в мае 1973 года, в то время, когда египетские части в зоне канала уже были приведены в состояние повышенной боеготовности, Зейра заявил, что Египет слишком дезорганизован и слаб для нападения на Израиль, в Иерусалиме это восприняли как абсолютную истину. В конце концов получилось так, что Зейра объявили чуть ли не главным и единственным виновником плохой подготовки Израиля к новой войне. Злословия в послевоенных публикациях, выступлениях аналитиков и политических деятелей в адрес этого "типичного военного бюрократа, заботившегося только о своей карьере", было больше чем достаточно.
Да, конечно, Элия Зейра серьезно виноват; во времена оны в стране, для которой пишутся эти строки, за куда меньшее срывали погоны и отправляли на передовую (не говоря уже о случаях, когда срывали голову или стирали в лагерную пыль). Да, Зейра остался верным "концепции", даже когда собственный, безусловно надежный источник, опытный и точный в оценках полковник Симан-Тов, начальник разведки Южного командования, которое охватывало весь оккупированный Синай вплоть до линии Бар-Лева, шедшей вдоль захваченной Израилем стороны Суэцкого канала, 1 октября 1973 г. сообщил, что через несколько дней Египет двинет свои войска через Суэц и времени ещё хватило бы на срочную мобилизацию и приведения войск в боевую готовность. По сей день достается от критиков и Цви Замиру, хотя и признается, что "Моссад" был более насторожен. Главные обвинения сводятся к тому, что Замир не проявил настойчивости и решимости. За два дня до сирийско-египетского нападения агент "Моссада" в Каире сообщил о приближении войны. Шеф "Моссада" воспринял это предостережение серьезно, но не стал отстаивать свою точку зрения в высших эшелонах, а в "Аман" просто передал сообщение по телефону, через помощников. Более того, в тревожный час Замир сам выехал за рубеж для личного опроса "источника", агента, который на короткое время был вывезен из Египта и в роковую пятницу 5 октября Голда Меир не могла найти Замира.
Но обвинять только руководителей разведслужб и нескольких аналитиков неправильно. Не просто так они придумали "концепцию", не просто так в ней уверились и не просто из личных слабостей не смогли вовремя преодолеть зависимость от нее. Настоящая проблема не в них, а в политическом руководстве страны. Первые лица государства, прежде всего Голда Меир, Абба Эбан, а также близкая к власти, фактически участвующая в управлении страной оппозиция в лице Шимона Переса и Моше Даяна, по целому ряду объективных и субъективных причин, приняли как догму незыблемость военного превосходства над опасными соседями и фактически сделали все для её претворения в жизнь. "Концепция" означала для них возможность продлить свое пребывание у власти. На то время сложилась историческая ситуация, когда социальная стабильность и динамичное развитие страны с ощутимым постоянным подъемом жизненного уровня стали единственными факторами, которые давали возможность "левым" оставаться у власти. А это, естественно, впрямую зависело от уровня военных приготовлений и внешней стабильности. Оппозиционные политические силы в тот период уже могли в любой момент, - что в конечном итоге и произошло в последующие годы, - принять на себя руководство страной. Удержание политического господства теперь определялось поддержкой масс, а для этого политика правящей партии должна была приносить процветание и военную стабильность. Приверженность "Концепции" - это был, если так можно выразиться, политический инстинкт самосохранения. Странно, конечно, что такие умные и опытные политики, как Меир и Перес, позволили инстинкту зазвучать сильнее голоса разума, но даже боги, говоря, не могут сделать бывшее не бывшим. Но помимо воли божьей есть и ещё один очень важный момент.
В первые десятилетия существования Израиля как государства срабатывал, фактически, один и тот же стимул - речь шла о самом существовании государства и народа, и абсолютное большинство населения готово было и терпеть лишения, и принимать жесткий режим безопасности, и повышать боеготовность ради того, "чтобы не увидеть египетские танки на улицах Тель-Авива". На рубеже 1970-х годов израильское общество претерпело серьезные изменения. Отчасти это было вызвано усталостью от многочисленных войн. Эгоизм и материализм пришли на смену идеализму и духу пионеров-первопроходцев первой четверти века, когда люди стеснялись говорить о деньгах и тех, кто был настроен на "делание денег", считали примитивными, какими-то не слишком достойными. Получение выгоды от каких-либо сделок вызывало почти осуждение. Однако на рубеже семидесятых в Израиле возобладал дух "золотого тельца", общее социальное стремление к материальному благополучие; "мы победили - вот теперь поживем как люди" быть может, такое никогда не произносилось вслух, но появилось в душах.
Соотносить это лишь со внутренними процессами в стране представляется поверхностным. Совершенно очевидно, что это было региональным отражением глобального процесса, который захватил большинство развитых стран. В Европе и Северной Америке об этом заговорили гораздо раньше как о кризисе или "закате" идеологии; в идеократических государствах, таких как СССР и Китай, об этом открыто заявляли много позже, но фактически все происходило, до определенного времени не названное вообще или замаскированное под всевозможные новации в "партийной линии", но происходило в очень существенных масштабах. Большое влияние на духовную мобилизацию народа имели принципы сионизма, государственной идеологии Израиля - но пришло время, когда это стало ощущаться израильтянами не так горячо и напряженно. В самом общем виде это было не замена одной идеологии другой, а ослабление идеологизированности каждого члена общества, с соответственным изменением государственных и социальных структур. Изменялась мотивация жизни и поступков, хотя долгое время (в Китае, во многом, так до сих пор) происходила мимикрия новых ценностей под старые догмы - благо "идейное наследие" вождей-основоположников коммунистических учений достаточно неоднозначно и эклектично. В прежний период горячую духовную напряженность, внутреннюю готовность к борьбе и жертвенность поддерживала реальная опасность; к семидесятым годам, в частности и по итогам Шестидневной войны, и в связи с глобальными переменами, вопрос существования уже не стоял чрезмерно остро; кроме того, во всем мире наметилось ослабление идеологических факторов, так что в развитых странах отчетливо зазвучали голоса проницательных политологов и социологов о "кризисе идеологии". Иначе говоря, в израильском обществе произошла пожалуй что не озвученная в свое время определенная духовная перестройка; некоторые её стороны были, сознательно или нет (скорее, подсознательно) использованы верхушкой правящей партии для удержания власти. В конкретных условиях Израиля это, конечно, и была "концепция" об решительном поражении арабов, которые больше не осмелятся на открытую вооруженную борьбу с Израилем. В неё входило и серьезное преувеличение итогов Шестидневной войны. И это, как неизбежное следствие, усиление чувства национального превосходства (а почва для этого благодатна - "богоизбранная нация" весьма склонна к высокомерию), выливающееся в существенную переоценку своих сил и возможностей. Тогдашние руководители страны уже не могли перестроиться - они только попытались какое-то время удержаться у власти, подстраиваясь под происходящее. Это они, а не спецслужбы и не газетчики стали истинной причиной преувеличения до непомерных пределов значения победы в Шестидневной войне; сами не смогли и фактически другим не позволили по-настоящему осознать, что поражение арабских армий в войне 1967 года было серьезным, но не окончательным.
Главные противники, Египет и Сирия, обладали громадными ресурсами живой силы и получили от богатых арабских стран и от союзников очень серьезную материальную и военно-техническую поддержку. СССР фактически перевооружил армии Египта и Сирии, в массовом порядке произвел подготовку и обучение специалистов, а также "продвинул" туда армию военных советников, хорошо подготовленных и отважных офицеров - более двадцати тысяч человек. Правда, непосредственно перед новой войной, летом 1972 года, они были отозваны, но фактически свою миссию выполнили - за ними оставалась боеспособная армия. Серьезные внешнеполитические изменения, которые стали происходить в Египте после прихода к власти Анвара Садата, были не всегда на руку Израилю. Да, отношения Египта с Москвой начали заметно "охлаждаться", но это совсем не означало одиночества Каира. Весьма чувствительные в тот период к проблемам поставок энергоносителей США во многом подыгрывали арабским странам и тоже предпринимали усилия по проникновению на этот новый рынок оружия. Был ещё целый ряд факторов, которые способствовали сближению Каира с Вашингтоном, что конечно же сказывалось на глубине и конфиденциальности отношений с Тель-Авивом. И в самих Египте и Сирии боль военного унижения быстро превратилась в жажду реванша. Все это не заметить и не осознать можно было только в одном случае - если не хотеть видеть и осознавать, если осознание препятствовало глубинным интересам. И все, что мешало самоослеплению, теперь последовательно отметалось. Сильные, независимые, способные отстоять истинную позицию руководители типа Амита убирались и на их место ставились все более управляемые. Активная работа с ЦРУ практически поставила американцев в зависимость от "концепции". Среднее звено разведывательных служб, прежде всего "Аман", тоже оказалось подвержено самоослеплению; возможно, это было связано с тем, что ряд аналитиков Амит забрал в "Моссад", а некоторые так и не смогли преодолеть эйфорию от удивительной, очень напоминающей библейскую историю о Давиде и Голиафе, победы. Сохранению состояния эйфории способствовал и духовный подъем в обществе, и фактически не прекращающийся несколько лет ажиотаж прессы. Кстати, цензура и "работа" с журналистами приводила к тому, что чуть ли не до Судного дня в прессе не появлялось тревожных сообщений. Военно-технические и мобилизационные мероприятия проводились по методике экономии средств. В политических действиях все больше присутствовала зависимость от политики США - а повторим ещё раз, Вашингтон стремился окончательно перетянуть Каир на свою сторону, вывести из советской зоны влияния. Поэтому Израилю стали очень определенно указывать на "границы допустимого" в американском понимании. Очень характерный пример: когда близкое начало войны уже невозможно было не заметить, буквально накануне военных действий, существовала возможность нанесения упреждающего авиаудара, как в 1967 году. Громадные сосредоточения войск хотя и не были столь тщательно, как в предыдущем конфликте, разведаны и более эффективно прикрыты средствами ПВО, все же могли быть серьезно ослаблены ударами бомбардировочной и штурмовой авиации. Существовали и были достаточно проработаны планы ударов по аэродромам и другим военным объектам... Но Меир и Даян уже понимали, что время упущено и сейчас американцы этого не одобрят.
Чтобы США в конечном итоге вновь серьезно поддержали Израиль, стране теперь необходимо было принять на себя первый удар, заведомо пойти на дополнительные жертвы.
Это стало последним и самым ярким проявлением зависимости Израиля от США в области внешней и оборонной политики. Так и получилось; США оказали помощь Израилю - и материальную (2, 2 млрд. долларов), и политическую, и, впоследствии, военно-техническую, но все это было уже после 6 октября.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
В феврале 1970 года впервые "русские советники", большая группа советских боевых офицеров, были прикомандированы к египетским подразделениям, не только осуществляли подготовку и помогали командирам, но и непосредственно управлялись и с командованием, и со сложной военной техникой, которая широким потоком поступала в арабские страны; этот факт серьезно изменил соотношение сил, из которого исходил Израиль в планировании обороны западных рубежей оккупированного Синайского полуострова - но "Аман" не сумел заблаговременно получить информацию об этом наиболее серьезном продвижении сверхдержавы в регионе за последние тринадцать лет. Уже после войны 1973 года кнессет потребовал создания независимой комиссии для расследования причин неправильной оценки этой проблемы, но дело ограничилось тем, что "Аман" создал свою ведомственную комиссию под руководством генерала Иоеля Бен-Пората, начальника службы радиоразведки. Выводы комиссии можно было предсказать ещё до начала её работы...
По линии радиоразведки, и из агентурных сведений и от "стратегических партнеров", ЦРУ, которая существенно укрепила свои позиции в Египте, поступала информация о том, что обучение и подготовка войск противостоящих арабских стран шли высокими темпами и с учетом современных требований (в частности, по развертыванию мобильных десантных соединений, применению новой техники и тактики), - но должного внимания и это так и не привлекло. Более того, в известной мере произошло "ослепление" ЦРУ - в тот период недостаточная собственная информация в ЦРУ по Ближнему Востоку шла от израильской разведки, охотно принимались сводки и аналитические обобщения "Аман", то есть фактически "концепция" воздействовала и на ЦРУ, - в результате чего накануне начала военных действий президент Никсон заявлял, что считает "новую войну на Ближнем Востоке маловероятной", расценив массовые и необычные передвижения арабских войск 5 октября 1973 г. как "ежегодные маневры" 48. В выступлениях Анвара Садата49, нового египетского президента, который сменил умершего Насера, появлялись все чаще намеки, которые трудно было списать на привычную арабскую риторику - но обращали внимание не на них, а, скажем, на сообщение французской "Монд", которое появилось накануне войны и вовсю отдавало типичной дезинформацией: "Молодые и неопытные солдаты президента Садата не в состоянии овладеть и пользоваться сложной советской техникой". Кстати, не получали оценки многие пропагандистские акции арабских стран; например, распускался (спецслужбами) слух о причастности "Моссад" к этому, говорили, что завербованный массажист втирал президенту некую таинственную мазь, которая вызвала смерть - в общем, нечто весьма похожее на слухи и пропагандистские действия, которые некогда распространялись в СССР в связи с "делом врачей" - а единственной реакцией в Израиле было журнальное зубоскальство. Постоянно проводились большие маневры и движение египетских и сирийских войск, - но необходимые и достаточные, хотя вполне рутинные, меры предосторожности не принимались. Даже совсем незадолго до начала боевых действий временное снижение степени готовности египетских войск у Суэцкого канала было воспринято как подтверждение "концепции" и основания для сворачивания собственных мобилизационных мероприятий. То есть не слишком изощренный пропагандистский ход арабов - готовиться к войне в открытую, но сопровождая воинственную риторику регулярными "утечками" в прессу о слабости и неготовности собственной армии, - срабатывал. Тревожная информация поступала практически ежедневно - но выводы делались в рамках "концепции". Аарон Ярив чувствовал, что в аналитической ветви его службы творится что-то неладное. Сослуживцы отмечали, что он каждый раз приходил в ярость, как только возникала тема аналитической работы. Обычно сдержанный, он орал, потрясая перед носом у аналитика досье, содержащим первичную информацию: "Ради бога! Ваши оценки не вытекают из этих данных!". В конце концов Аарон Ярив, который в свое время сделал для разведки очень многое, ушел в отставку с поста начальника "Аман" и был назначен советником премьера по вопросам борьбы с терроризмом. Заменил его ставленник М. Даяна генерал Элия Зейра, бывший военный атташе в Вашингтоне и затем заместитель начальника "Аман". Часть славы военной разведки, которая действительно очень много сделала для победы в войне 1967 года, доставалась и Зейра; но к сожалению, вместе со славой он впитал и "концепцию". И это было далеко не только его личной трагедией. Репутация "Амана" была так высока, что, когда в мае 1973 года, в то время, когда египетские части в зоне канала уже были приведены в состояние повышенной боеготовности, Зейра заявил, что Египет слишком дезорганизован и слаб для нападения на Израиль, в Иерусалиме это восприняли как абсолютную истину. В конце концов получилось так, что Зейра объявили чуть ли не главным и единственным виновником плохой подготовки Израиля к новой войне. Злословия в послевоенных публикациях, выступлениях аналитиков и политических деятелей в адрес этого "типичного военного бюрократа, заботившегося только о своей карьере", было больше чем достаточно.
Да, конечно, Элия Зейра серьезно виноват; во времена оны в стране, для которой пишутся эти строки, за куда меньшее срывали погоны и отправляли на передовую (не говоря уже о случаях, когда срывали голову или стирали в лагерную пыль). Да, Зейра остался верным "концепции", даже когда собственный, безусловно надежный источник, опытный и точный в оценках полковник Симан-Тов, начальник разведки Южного командования, которое охватывало весь оккупированный Синай вплоть до линии Бар-Лева, шедшей вдоль захваченной Израилем стороны Суэцкого канала, 1 октября 1973 г. сообщил, что через несколько дней Египет двинет свои войска через Суэц и времени ещё хватило бы на срочную мобилизацию и приведения войск в боевую готовность. По сей день достается от критиков и Цви Замиру, хотя и признается, что "Моссад" был более насторожен. Главные обвинения сводятся к тому, что Замир не проявил настойчивости и решимости. За два дня до сирийско-египетского нападения агент "Моссада" в Каире сообщил о приближении войны. Шеф "Моссада" воспринял это предостережение серьезно, но не стал отстаивать свою точку зрения в высших эшелонах, а в "Аман" просто передал сообщение по телефону, через помощников. Более того, в тревожный час Замир сам выехал за рубеж для личного опроса "источника", агента, который на короткое время был вывезен из Египта и в роковую пятницу 5 октября Голда Меир не могла найти Замира.
Но обвинять только руководителей разведслужб и нескольких аналитиков неправильно. Не просто так они придумали "концепцию", не просто так в ней уверились и не просто из личных слабостей не смогли вовремя преодолеть зависимость от нее. Настоящая проблема не в них, а в политическом руководстве страны. Первые лица государства, прежде всего Голда Меир, Абба Эбан, а также близкая к власти, фактически участвующая в управлении страной оппозиция в лице Шимона Переса и Моше Даяна, по целому ряду объективных и субъективных причин, приняли как догму незыблемость военного превосходства над опасными соседями и фактически сделали все для её претворения в жизнь. "Концепция" означала для них возможность продлить свое пребывание у власти. На то время сложилась историческая ситуация, когда социальная стабильность и динамичное развитие страны с ощутимым постоянным подъемом жизненного уровня стали единственными факторами, которые давали возможность "левым" оставаться у власти. А это, естественно, впрямую зависело от уровня военных приготовлений и внешней стабильности. Оппозиционные политические силы в тот период уже могли в любой момент, - что в конечном итоге и произошло в последующие годы, - принять на себя руководство страной. Удержание политического господства теперь определялось поддержкой масс, а для этого политика правящей партии должна была приносить процветание и военную стабильность. Приверженность "Концепции" - это был, если так можно выразиться, политический инстинкт самосохранения. Странно, конечно, что такие умные и опытные политики, как Меир и Перес, позволили инстинкту зазвучать сильнее голоса разума, но даже боги, говоря, не могут сделать бывшее не бывшим. Но помимо воли божьей есть и ещё один очень важный момент.
В первые десятилетия существования Израиля как государства срабатывал, фактически, один и тот же стимул - речь шла о самом существовании государства и народа, и абсолютное большинство населения готово было и терпеть лишения, и принимать жесткий режим безопасности, и повышать боеготовность ради того, "чтобы не увидеть египетские танки на улицах Тель-Авива". На рубеже 1970-х годов израильское общество претерпело серьезные изменения. Отчасти это было вызвано усталостью от многочисленных войн. Эгоизм и материализм пришли на смену идеализму и духу пионеров-первопроходцев первой четверти века, когда люди стеснялись говорить о деньгах и тех, кто был настроен на "делание денег", считали примитивными, какими-то не слишком достойными. Получение выгоды от каких-либо сделок вызывало почти осуждение. Однако на рубеже семидесятых в Израиле возобладал дух "золотого тельца", общее социальное стремление к материальному благополучие; "мы победили - вот теперь поживем как люди" быть может, такое никогда не произносилось вслух, но появилось в душах.
Соотносить это лишь со внутренними процессами в стране представляется поверхностным. Совершенно очевидно, что это было региональным отражением глобального процесса, который захватил большинство развитых стран. В Европе и Северной Америке об этом заговорили гораздо раньше как о кризисе или "закате" идеологии; в идеократических государствах, таких как СССР и Китай, об этом открыто заявляли много позже, но фактически все происходило, до определенного времени не названное вообще или замаскированное под всевозможные новации в "партийной линии", но происходило в очень существенных масштабах. Большое влияние на духовную мобилизацию народа имели принципы сионизма, государственной идеологии Израиля - но пришло время, когда это стало ощущаться израильтянами не так горячо и напряженно. В самом общем виде это было не замена одной идеологии другой, а ослабление идеологизированности каждого члена общества, с соответственным изменением государственных и социальных структур. Изменялась мотивация жизни и поступков, хотя долгое время (в Китае, во многом, так до сих пор) происходила мимикрия новых ценностей под старые догмы - благо "идейное наследие" вождей-основоположников коммунистических учений достаточно неоднозначно и эклектично. В прежний период горячую духовную напряженность, внутреннюю готовность к борьбе и жертвенность поддерживала реальная опасность; к семидесятым годам, в частности и по итогам Шестидневной войны, и в связи с глобальными переменами, вопрос существования уже не стоял чрезмерно остро; кроме того, во всем мире наметилось ослабление идеологических факторов, так что в развитых странах отчетливо зазвучали голоса проницательных политологов и социологов о "кризисе идеологии". Иначе говоря, в израильском обществе произошла пожалуй что не озвученная в свое время определенная духовная перестройка; некоторые её стороны были, сознательно или нет (скорее, подсознательно) использованы верхушкой правящей партии для удержания власти. В конкретных условиях Израиля это, конечно, и была "концепция" об решительном поражении арабов, которые больше не осмелятся на открытую вооруженную борьбу с Израилем. В неё входило и серьезное преувеличение итогов Шестидневной войны. И это, как неизбежное следствие, усиление чувства национального превосходства (а почва для этого благодатна - "богоизбранная нация" весьма склонна к высокомерию), выливающееся в существенную переоценку своих сил и возможностей. Тогдашние руководители страны уже не могли перестроиться - они только попытались какое-то время удержаться у власти, подстраиваясь под происходящее. Это они, а не спецслужбы и не газетчики стали истинной причиной преувеличения до непомерных пределов значения победы в Шестидневной войне; сами не смогли и фактически другим не позволили по-настоящему осознать, что поражение арабских армий в войне 1967 года было серьезным, но не окончательным.
Главные противники, Египет и Сирия, обладали громадными ресурсами живой силы и получили от богатых арабских стран и от союзников очень серьезную материальную и военно-техническую поддержку. СССР фактически перевооружил армии Египта и Сирии, в массовом порядке произвел подготовку и обучение специалистов, а также "продвинул" туда армию военных советников, хорошо подготовленных и отважных офицеров - более двадцати тысяч человек. Правда, непосредственно перед новой войной, летом 1972 года, они были отозваны, но фактически свою миссию выполнили - за ними оставалась боеспособная армия. Серьезные внешнеполитические изменения, которые стали происходить в Египте после прихода к власти Анвара Садата, были не всегда на руку Израилю. Да, отношения Египта с Москвой начали заметно "охлаждаться", но это совсем не означало одиночества Каира. Весьма чувствительные в тот период к проблемам поставок энергоносителей США во многом подыгрывали арабским странам и тоже предпринимали усилия по проникновению на этот новый рынок оружия. Был ещё целый ряд факторов, которые способствовали сближению Каира с Вашингтоном, что конечно же сказывалось на глубине и конфиденциальности отношений с Тель-Авивом. И в самих Египте и Сирии боль военного унижения быстро превратилась в жажду реванша. Все это не заметить и не осознать можно было только в одном случае - если не хотеть видеть и осознавать, если осознание препятствовало глубинным интересам. И все, что мешало самоослеплению, теперь последовательно отметалось. Сильные, независимые, способные отстоять истинную позицию руководители типа Амита убирались и на их место ставились все более управляемые. Активная работа с ЦРУ практически поставила американцев в зависимость от "концепции". Среднее звено разведывательных служб, прежде всего "Аман", тоже оказалось подвержено самоослеплению; возможно, это было связано с тем, что ряд аналитиков Амит забрал в "Моссад", а некоторые так и не смогли преодолеть эйфорию от удивительной, очень напоминающей библейскую историю о Давиде и Голиафе, победы. Сохранению состояния эйфории способствовал и духовный подъем в обществе, и фактически не прекращающийся несколько лет ажиотаж прессы. Кстати, цензура и "работа" с журналистами приводила к тому, что чуть ли не до Судного дня в прессе не появлялось тревожных сообщений. Военно-технические и мобилизационные мероприятия проводились по методике экономии средств. В политических действиях все больше присутствовала зависимость от политики США - а повторим ещё раз, Вашингтон стремился окончательно перетянуть Каир на свою сторону, вывести из советской зоны влияния. Поэтому Израилю стали очень определенно указывать на "границы допустимого" в американском понимании. Очень характерный пример: когда близкое начало войны уже невозможно было не заметить, буквально накануне военных действий, существовала возможность нанесения упреждающего авиаудара, как в 1967 году. Громадные сосредоточения войск хотя и не были столь тщательно, как в предыдущем конфликте, разведаны и более эффективно прикрыты средствами ПВО, все же могли быть серьезно ослаблены ударами бомбардировочной и штурмовой авиации. Существовали и были достаточно проработаны планы ударов по аэродромам и другим военным объектам... Но Меир и Даян уже понимали, что время упущено и сейчас американцы этого не одобрят.
Чтобы США в конечном итоге вновь серьезно поддержали Израиль, стране теперь необходимо было принять на себя первый удар, заведомо пойти на дополнительные жертвы.
Это стало последним и самым ярким проявлением зависимости Израиля от США в области внешней и оборонной политики. Так и получилось; США оказали помощь Израилю - и материальную (2, 2 млрд. долларов), и политическую, и, впоследствии, военно-техническую, но все это было уже после 6 октября.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53