Вскоре все прояснится".
"Красавчик Артур" вместе с заместителем генерала Харкаби, Ювалом Нееманом, назначенным резидентом в Париже, повели активные переговоры. И вот 21 сентября 1956 г. на вилле к югу от Парижа было заключено соглашение между Шимоном Пересом и министром обороны Франции, социалистом Бурже-Манори, который планировал войну с Египтом. Через месяц, 29 октября 1956 г., в бой вступили израильские парашютисты, а сухопутные войска начали движение по Синаю в сторону Суэцкого канала. Израиль и его партнеры также распространяли дезинформацию: за несколько дней до вторжения на Синай израильские спецслужбы распустили слух, что Израиль готовится провести карательную акцию в отношении Иордании, откуда совершали налеты на Израиль палестинские партизаны. Дезинформация была поддержана и в ЦРУ: Энглтон прямо заявил, что все слухи о возможном нападении на Египет лишены оснований.
За четыре дня израильская армия оккупировала весь Синай. Целью операции считалось поражение египетской армии, деблокада порта Эйлат и прекращение налетов палестинских диверсантов с территории сектора Газа. Когда бои шли уже в нескольких милях от Суэцкого канала, в соответствии с разработанным в Севре планом Франция и Великобритания предъявили Египту и Израилю ультиматум с требованием остановить движение войск. Как и было предусмотрено планом, Израиль согласился, но Египет отверг ультиматум. 5 ноября англичане и французы использовали это как предлог для высадки воздушного десанта и захвата стратегической коммуникации. Но дальше события пошли не по Севрскому сценарию. Не только "пронасеровски" настроенная Москва, а и Соединенные Штаты выразили полное пренебрежение успехом Израиля на Синае; совместными действиями США и СССР заставили трех агрессоров отступить, - раз и навсегда доказав, что Англия и Франция утратили право даже на свой старый титул "великих держав".
Возможно, это и было главной, стратегической целью их весьма резких дипломатических демаршей.
Израиль уже в ноябре начал отступление и в марте 1957 года оставил последние захваченные им анклавы: Шарм-аш-Шейх и сектор Газа. Престижу Израиля как прогрессивного и миролюбивого государства социалистической ориентации был нанесен огромный ущерб. Мировое сообщество пришло к выводу, что Израиль стал участником неумного империалистического заговора. Но израильтяне совершенно четко осознавали, что делали. Они стали участником трехстороннего суэцкого заговора прежде всего из-за стремления приобрести ядерное оружие. От имени французского правительства министр обороны Бурже-Манори предложил Израилю "пряник" в виде атомного реактора. Впервые в истории (будем надеяться, что и в последний раз) одно государство согласилось поставить другому государству ядерный реактор, не ставя никаких условий безопасности и не требуя инспекций.
С точки зрения авторитета страны результат Синайской кампании 1956 года оказался нулевым, если не отрицательным, но была достигнута важная стратегическая цель, которую ставил израильский премьер, - создан прочный военный союз с Францией, который стали называть "мостом через Средиземное море". По этому мосту в Израиль пришло почти все, что нужно было для создания ядерного оружия. Так что в долгосрочном стратегическом, равно как в узко-военном плане Израилем синайская операция была осуществлена блестяще, хотя в ближнем политическом плане это была катастрофа. Катастрофа, от которой выиграли планы Израиля на приобретение реактора: это было тайное условие, за которое Перес и Бен-Гурион пошли на вовлечение страны в войну.
Но практическое осуществление поставки реактора потребовало отчаянных усилий и Переса, и разведчиков, предельной настойчивости и быстроты решений и действий: к осени 1957 года сама Четвертая республика была на грани коллапса. Однако Бурже-Манори, который стал последним премьер-министром Четвертой Республики, был преисполнен решимости выполнить свое обещание. В последний день своего пребывания у власти, за несколько часов до вынесения Национальным собранием вотума недоверия, он удовлетворил просьбу Израиля: он и министр иностранных дел Франции Пиню подписали 3 октября два совершенно секретных документа с Пересом и Бен-Натаном. Это были политический пакт о сотрудничестве в научной сфере и техническое соглашение о поставке в Израиль атомного реактора мощностью 24 мегаватта вместе с персоналом и необходимой технической документацией.
Во всем, что касалось "ядерной сферы", были приняты беспрецедентные даже для склонного к засекречиванию всего и вся Израиля. Это считалось самым важным секретом еврейского государства. Но секретность не исключала знания и осведомленности политического руководства, а в нем наблюдалась, мягко говоря, далеко не однозначная реакция на этот "успех". Семь из восьми членов Комиссии по ядерной энергии Израиля в конце 1957 года в знак протеста подали в отставку. Они заявили, что израильские ядерные исследования приняли слишком явный военный характер и создали Комитет за "деатомизацию" ближневосточного конфликта. Правда, режим секретности был таким жестким, что этот конфликт никогда не вышел наружу, но со всей определенностью можно считать, что давнее противостояние в политических кругах и в общественности продолжается и по сей день; возможно, что оно нашло отражение в самом громком "атомном" скандале Израиля, "деле Вануну", о котором будет рассказано позже. А тогда, в 1957 году, Перес, понимавший, что знание есть сила, старался не допускать в эту сферу посторонних. Это был его любимый проект. В порядке практических мер он, вопреки ожиданиям, не стал обращаться к разведсообществу Израиля за помощью в обеспечении безопасности ядерной программы, а создал специальную службу.
До сих пор ответственность за добывание за рубежом научной и технологической информации лежала на "Амане" и "Моссаде". Перес, однако, в 1957 году создал независимую секретную службу, во главе которой он поставил Биньямина Бламберга, бывшего офицера "Хаганы". После окончания войны 1948-1949 годов Бламберг служил в "Шин Бет" и на должности старшего офицера стал одним из руководителей службы собственной безопасности Министерства обороны. В обязанности Биньямина Бламберга входило поддержание режима безопасности в министерстве обороны и на предприятиях, выполнявших оборонные заказы. Большой новый реактор был не чем иным, как оборонным объектом, а Бламберг - как раз тем человеком, который мог гарантировать, что работы на нем будут проходить в обстановке секретности и персонал будет отвечать требованиям надежности. Шимон Перес не ошибся в выборе: Бламберг всегда боролся с болтунами и не нуждался в наставлениях о том, как обеспечить режим молчания. Он сам был высшим жрецом секретности и принял все меры по его соблюдению.
Новая спецслужба была названа "Бюро специальных задач". Через несколько лет это название было изменено на "Бюро научных связей"; те немногие, кто знал о существовании этой организации, использовали аббревиатуру на иврите - "Лакам". Вскоре после своего создания "Лакам" был конспиративно размещен в центральной части Тель-Авива на улице Карлбах. При полной поддержке Переса, Бламберг старался скрыть существование "Лакам" даже от других израильских спецслужб, даже от самого "мемунеха", Иссера Харела36. Бламберг также привнес в работу "Лакама" традиционные методы спецслужб: компартментализацию и использование в оперативной работе прикрытий. Бламберг не стал членом комитета "Вараш", но его "Лакам", несомненно, был частью разведсообщества.
Для размещения реактора было выбрано место в Димоне, самом центре пустыни Негев - между Мертвым морем и Беершебой, "столицей" пустыни, которая упоминается в Библии как оазис, в котором отдыхал Авраам. В контрактах, которые заключались с французами, говорилось о "теплом климате и пустынной обстановке", что само по себе довольно слабо маскировало местонахождение реактора: Израиль очень невелик.
Главной заботой Бламберга стала защита от информационных утечек. Практически невозможно было скрыть проведение большого строительства можно было разве что попытаться дезинформировать общество и враждебные спецслужбы о его целях и задачах. Чтобы хоть как-то если не скрыть, то во всяком случае сделать более невинным широкомасштабное строительство неподалеку от иммигрантского городка Димона, распространялась легенда о том, что там строится крупный текстильный комбинат. Учитывая, что вместе с реактором в Израиль прибыли сотни специалистов и строительных рабочих, дезинформация и секретность были непростыми задачами. Жесткая цензура не только периодики, но и личной переписки, меры по охране территории - все это, конечно, давало свои результаты, но не давало больших гарантий. Это беспокоило и французскую разведку. Французы, зная болтливость евреев, не очень им доверяли; так, например, французский разведчик, направленный в те места под видом раввина, в беседе с мэром Беершебы с интересом услышал воодушевленный рассказ последнего о строительстве "атомного центра". Сюртэ направила на обеспечение безопасности и пресечение "утечек" своих агентов; но в то время как "Лакам" и французы защищали реактор на земле, опасность нависла с воздуха. В 1960 году самолет-разведчик U-2 сфотографировал объект, и аналитики американской разведки без труда определили его предназначение. С этого момента американские шпионы (как правило, по должности - сотрудники посольства, пользующиеся дипломатическим иммунитетом) начали шнырять вокруг Димоны, а американские политики стали выражать обеспокоенность. По наводке из Вашингтона американская и британская пресса сообщила, что Израиль работает над созданием атомной бомбы, - и на основании самим им инспирированного газетного шума, как не раз уже бывало, американское правительство потребовало от Израиля разъяснений. Было также оказано давление на Израиль со стороны президента де Голля. Французский лидер из соображений, которые здесь неуместно обсуждать, начал демонстрировать стремление к примирению с арабскими миром и даже предложил предоставить Алжиру независимость - все эти перемены, как полагали в Тель-Авиве, были не в пользу Израиля. Более того, де Голль небезосновательно подозревал, что реактор в Димоне используется для военных целей и это его раздражало. Конкретным выражением этого в мае 1960 года стал приказ де Голля своему министру иностранных дел проинформировать посла Израиля в Париже, что Франция прекращает поставки урана в Димону. Угроза самому важному оборонному проекту Израиля стала очевидной.
13 июня 1960 г. Бен-Гурион вылетел в Париж для встречи с де Голлем. В Елисейском дворце президент Франции напрямую спросил: "Для чего Израилю нужен атомный реактор?" Бен-Гурион заверил, что реактор будет использоваться исключительно в мирных целях и не будет развиваться в направлении производства оружейного плутония. В подтверждение этого 21 декабря 1960 г. он с трибуны кнессета объявил, что Израиль строит второй исследовательский ядерный реактор, но заверил парламент, что реактор будет использован исключительно в мирных целях. Это было именно то заявление, которого ждал де Голль. Теперь французы вроде бы могли беспрепятственно и в полном соответствии со складывающимися нормами международных отношений поставить последнюю партию оборудования, необходимого для завершения строительства реактора. Но "могли" и "хотели" - глаголы разные. Шарль де Голль отнюдь не был сторонником распространения ядерного оружия - и требовались определенные усилия для продвижения дела. И вот тогда для сохранения отношений с Францией израильтяне, у которых, если серьезно, был не такой уж богатый выбор средств, вынуждены были пойти на то, что разведывательные службы делают крайне редко: они "сожгли" свой разведывательный источник. 16 марта 1961 г. военный атташе посольства Израиля в Париже полковник Узи Наркисс узнал о подготовке очередного покушения на президента де Голля. Источником этой информации стал Клод Арно, иезуит и бывший полковник антинацистского Сопротивления. Принципиально важным в сообщении Арно было то, что для обострения антиалжирских настроений во Франции в попытке ликвидации планируется задействовать киллера-араба. Сам Клод Арно, как и его коллеги, придерживавшиеся правых взглядов; несомненно, он не одобрял вывод французских войск из Алжира, - но считал идею убийства президента совершенно неприемлемой. Возможно, передавая информацию "естественному врагу арабов", он надеялся на то, что поимка террориста скомпрометирует Алжир и отодвинет угрозу жизни харизматическому лидеру "Свободной Франции", и этого ему было вполне достаточно. Узи Наркисс немедленно направил шифровку с этой информацией и собственным мнением в министерство обороны в Тель-Авив, где анализом подобных сообщений занимался "Аман". Сам Наркисс считал, что теракт можно сорвать силами израильских спецслужб; Харел вспоминает, что Шимон Перес и начальник штаба генерал Цви Зур были согласны с Наркиссом и полагали, что об этом даже не следует информировать де Голля. Но сам Харел настаивал на том, чтобы сообщить французам эту информацию. Бен-Гурион поддержал его - и через две недели де Голлю сообщили о заговоре; президент, естественно, принял оказавшиеся вполне достаточными меры безопасности, но одновременно решительно потребовал от израильтян раскрыть ему источник этой информации, - что и было сделано. Французы арестовали Клода Арно и подвергли его допросу, - но не получили никаких доказательств, и его пришлось отпустить. Арно, естественно, сразу понял, откуда прошла информация и обозлился на "Аман"; так израильтяне потеряли ценный источник (возможно, что и не один). Но это была ещё в сущности совсем небольшая цена, которую надо было заплатить. Тайные отношения между двумя странами были гораздо важнее.
Реактор на тяжелой воде мощностью 24 мегаватта мог производить "оружейный плутоний" в количестве, достаточном для изготовления в год одной атомной бомбы мощностью 20 килотонн; а конструктивные особенности реактора позволяли значительно увеличить его мощность, а значит, и "выход" плутония. Но для самостоятельной работы в этом направлении Израилю требовалось оборудование для обогащения урана. И здесь сложилась двойственная ситуация. Руководитель научных исследований французской комиссии по атомной энергии Франсуа Перрин и возглавлявшаяся им комиссия отказывалась поставлять оборудование для обогащения урана, - но не препятствовала попыткам Израиля приобрести это оборудование из других источников. После напряженных переговоров комиссия Перрина все-таки удалось достичь устраивавшего Израиль варианта: было разрешено частной французской компании "Сен-Гобэн", которая поставляла подобное оборудование французской военной промышленности, продать техническую документацию и необходимое оборудование. Но "Сен-Гобен" не располагала полным комплектом всего, что необходимо - и Бламберг занялся поиском и приобретением компонентов для установки, а затем материалов и сырья. Подробнее об этом - в следующей главе.
Сейчас следует высказать одно существенное соображение по инспирированной секретными службами теме: ученые и разведка. "Лакам" не проявил особой изобретательности в выборе прикрытий. Сотрудники агентства направлялись за рубеж под прикрытием дипломатического иммунитета - как атташе по вопросам науки посольств Израиля в крупных странах Европы и Америки. Но разница была: они подчинялись непосредственно штаб-квартире "Лакама" в Тель-Авиве, а не министерству иностранных дел, как обычные дипломаты. Они должны были закупать за рубежом все научные публикации и поддерживать светские и профессиональные контакты в научных кругах стран аккредитации. Естественно, что все они попадали в поле зрения служб безопасности соответствующих стран - и хотя особых контрразведывательных и дипломатических мер в Европе, за редким исключением, не предпринималось, слухи и сплетни о "шпионах-дипломатах" вовсю попадали в периодику. Израильские ученые, находившиеся в научных командировках и на стажировках за рубежом, также были обязаны оказывать услуги "Лакам". В некоторых случаях израильским ученым за рубежом прямо предлагалось похищать нужные материалы. Зачастую это делалось на дилетантском уровне, что подвергало риску как самих ученых, так и тех, кто ими руководил, - обычно это были все те же атташе по науке, которые пользовались дипломатическим иммунитетом. Совершенно естественно, что такая деятельность породила во всем мире предубеждение и настороженность в отношении израильских ученых. Например, с конца 1960-х годов ФБР, кстати всегда не слишком дружелюбная организация, следила практически за каждым ученым, приезжавшим в США из Израиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
"Красавчик Артур" вместе с заместителем генерала Харкаби, Ювалом Нееманом, назначенным резидентом в Париже, повели активные переговоры. И вот 21 сентября 1956 г. на вилле к югу от Парижа было заключено соглашение между Шимоном Пересом и министром обороны Франции, социалистом Бурже-Манори, который планировал войну с Египтом. Через месяц, 29 октября 1956 г., в бой вступили израильские парашютисты, а сухопутные войска начали движение по Синаю в сторону Суэцкого канала. Израиль и его партнеры также распространяли дезинформацию: за несколько дней до вторжения на Синай израильские спецслужбы распустили слух, что Израиль готовится провести карательную акцию в отношении Иордании, откуда совершали налеты на Израиль палестинские партизаны. Дезинформация была поддержана и в ЦРУ: Энглтон прямо заявил, что все слухи о возможном нападении на Египет лишены оснований.
За четыре дня израильская армия оккупировала весь Синай. Целью операции считалось поражение египетской армии, деблокада порта Эйлат и прекращение налетов палестинских диверсантов с территории сектора Газа. Когда бои шли уже в нескольких милях от Суэцкого канала, в соответствии с разработанным в Севре планом Франция и Великобритания предъявили Египту и Израилю ультиматум с требованием остановить движение войск. Как и было предусмотрено планом, Израиль согласился, но Египет отверг ультиматум. 5 ноября англичане и французы использовали это как предлог для высадки воздушного десанта и захвата стратегической коммуникации. Но дальше события пошли не по Севрскому сценарию. Не только "пронасеровски" настроенная Москва, а и Соединенные Штаты выразили полное пренебрежение успехом Израиля на Синае; совместными действиями США и СССР заставили трех агрессоров отступить, - раз и навсегда доказав, что Англия и Франция утратили право даже на свой старый титул "великих держав".
Возможно, это и было главной, стратегической целью их весьма резких дипломатических демаршей.
Израиль уже в ноябре начал отступление и в марте 1957 года оставил последние захваченные им анклавы: Шарм-аш-Шейх и сектор Газа. Престижу Израиля как прогрессивного и миролюбивого государства социалистической ориентации был нанесен огромный ущерб. Мировое сообщество пришло к выводу, что Израиль стал участником неумного империалистического заговора. Но израильтяне совершенно четко осознавали, что делали. Они стали участником трехстороннего суэцкого заговора прежде всего из-за стремления приобрести ядерное оружие. От имени французского правительства министр обороны Бурже-Манори предложил Израилю "пряник" в виде атомного реактора. Впервые в истории (будем надеяться, что и в последний раз) одно государство согласилось поставить другому государству ядерный реактор, не ставя никаких условий безопасности и не требуя инспекций.
С точки зрения авторитета страны результат Синайской кампании 1956 года оказался нулевым, если не отрицательным, но была достигнута важная стратегическая цель, которую ставил израильский премьер, - создан прочный военный союз с Францией, который стали называть "мостом через Средиземное море". По этому мосту в Израиль пришло почти все, что нужно было для создания ядерного оружия. Так что в долгосрочном стратегическом, равно как в узко-военном плане Израилем синайская операция была осуществлена блестяще, хотя в ближнем политическом плане это была катастрофа. Катастрофа, от которой выиграли планы Израиля на приобретение реактора: это было тайное условие, за которое Перес и Бен-Гурион пошли на вовлечение страны в войну.
Но практическое осуществление поставки реактора потребовало отчаянных усилий и Переса, и разведчиков, предельной настойчивости и быстроты решений и действий: к осени 1957 года сама Четвертая республика была на грани коллапса. Однако Бурже-Манори, который стал последним премьер-министром Четвертой Республики, был преисполнен решимости выполнить свое обещание. В последний день своего пребывания у власти, за несколько часов до вынесения Национальным собранием вотума недоверия, он удовлетворил просьбу Израиля: он и министр иностранных дел Франции Пиню подписали 3 октября два совершенно секретных документа с Пересом и Бен-Натаном. Это были политический пакт о сотрудничестве в научной сфере и техническое соглашение о поставке в Израиль атомного реактора мощностью 24 мегаватта вместе с персоналом и необходимой технической документацией.
Во всем, что касалось "ядерной сферы", были приняты беспрецедентные даже для склонного к засекречиванию всего и вся Израиля. Это считалось самым важным секретом еврейского государства. Но секретность не исключала знания и осведомленности политического руководства, а в нем наблюдалась, мягко говоря, далеко не однозначная реакция на этот "успех". Семь из восьми членов Комиссии по ядерной энергии Израиля в конце 1957 года в знак протеста подали в отставку. Они заявили, что израильские ядерные исследования приняли слишком явный военный характер и создали Комитет за "деатомизацию" ближневосточного конфликта. Правда, режим секретности был таким жестким, что этот конфликт никогда не вышел наружу, но со всей определенностью можно считать, что давнее противостояние в политических кругах и в общественности продолжается и по сей день; возможно, что оно нашло отражение в самом громком "атомном" скандале Израиля, "деле Вануну", о котором будет рассказано позже. А тогда, в 1957 году, Перес, понимавший, что знание есть сила, старался не допускать в эту сферу посторонних. Это был его любимый проект. В порядке практических мер он, вопреки ожиданиям, не стал обращаться к разведсообществу Израиля за помощью в обеспечении безопасности ядерной программы, а создал специальную службу.
До сих пор ответственность за добывание за рубежом научной и технологической информации лежала на "Амане" и "Моссаде". Перес, однако, в 1957 году создал независимую секретную службу, во главе которой он поставил Биньямина Бламберга, бывшего офицера "Хаганы". После окончания войны 1948-1949 годов Бламберг служил в "Шин Бет" и на должности старшего офицера стал одним из руководителей службы собственной безопасности Министерства обороны. В обязанности Биньямина Бламберга входило поддержание режима безопасности в министерстве обороны и на предприятиях, выполнявших оборонные заказы. Большой новый реактор был не чем иным, как оборонным объектом, а Бламберг - как раз тем человеком, который мог гарантировать, что работы на нем будут проходить в обстановке секретности и персонал будет отвечать требованиям надежности. Шимон Перес не ошибся в выборе: Бламберг всегда боролся с болтунами и не нуждался в наставлениях о том, как обеспечить режим молчания. Он сам был высшим жрецом секретности и принял все меры по его соблюдению.
Новая спецслужба была названа "Бюро специальных задач". Через несколько лет это название было изменено на "Бюро научных связей"; те немногие, кто знал о существовании этой организации, использовали аббревиатуру на иврите - "Лакам". Вскоре после своего создания "Лакам" был конспиративно размещен в центральной части Тель-Авива на улице Карлбах. При полной поддержке Переса, Бламберг старался скрыть существование "Лакам" даже от других израильских спецслужб, даже от самого "мемунеха", Иссера Харела36. Бламберг также привнес в работу "Лакама" традиционные методы спецслужб: компартментализацию и использование в оперативной работе прикрытий. Бламберг не стал членом комитета "Вараш", но его "Лакам", несомненно, был частью разведсообщества.
Для размещения реактора было выбрано место в Димоне, самом центре пустыни Негев - между Мертвым морем и Беершебой, "столицей" пустыни, которая упоминается в Библии как оазис, в котором отдыхал Авраам. В контрактах, которые заключались с французами, говорилось о "теплом климате и пустынной обстановке", что само по себе довольно слабо маскировало местонахождение реактора: Израиль очень невелик.
Главной заботой Бламберга стала защита от информационных утечек. Практически невозможно было скрыть проведение большого строительства можно было разве что попытаться дезинформировать общество и враждебные спецслужбы о его целях и задачах. Чтобы хоть как-то если не скрыть, то во всяком случае сделать более невинным широкомасштабное строительство неподалеку от иммигрантского городка Димона, распространялась легенда о том, что там строится крупный текстильный комбинат. Учитывая, что вместе с реактором в Израиль прибыли сотни специалистов и строительных рабочих, дезинформация и секретность были непростыми задачами. Жесткая цензура не только периодики, но и личной переписки, меры по охране территории - все это, конечно, давало свои результаты, но не давало больших гарантий. Это беспокоило и французскую разведку. Французы, зная болтливость евреев, не очень им доверяли; так, например, французский разведчик, направленный в те места под видом раввина, в беседе с мэром Беершебы с интересом услышал воодушевленный рассказ последнего о строительстве "атомного центра". Сюртэ направила на обеспечение безопасности и пресечение "утечек" своих агентов; но в то время как "Лакам" и французы защищали реактор на земле, опасность нависла с воздуха. В 1960 году самолет-разведчик U-2 сфотографировал объект, и аналитики американской разведки без труда определили его предназначение. С этого момента американские шпионы (как правило, по должности - сотрудники посольства, пользующиеся дипломатическим иммунитетом) начали шнырять вокруг Димоны, а американские политики стали выражать обеспокоенность. По наводке из Вашингтона американская и британская пресса сообщила, что Израиль работает над созданием атомной бомбы, - и на основании самим им инспирированного газетного шума, как не раз уже бывало, американское правительство потребовало от Израиля разъяснений. Было также оказано давление на Израиль со стороны президента де Голля. Французский лидер из соображений, которые здесь неуместно обсуждать, начал демонстрировать стремление к примирению с арабскими миром и даже предложил предоставить Алжиру независимость - все эти перемены, как полагали в Тель-Авиве, были не в пользу Израиля. Более того, де Голль небезосновательно подозревал, что реактор в Димоне используется для военных целей и это его раздражало. Конкретным выражением этого в мае 1960 года стал приказ де Голля своему министру иностранных дел проинформировать посла Израиля в Париже, что Франция прекращает поставки урана в Димону. Угроза самому важному оборонному проекту Израиля стала очевидной.
13 июня 1960 г. Бен-Гурион вылетел в Париж для встречи с де Голлем. В Елисейском дворце президент Франции напрямую спросил: "Для чего Израилю нужен атомный реактор?" Бен-Гурион заверил, что реактор будет использоваться исключительно в мирных целях и не будет развиваться в направлении производства оружейного плутония. В подтверждение этого 21 декабря 1960 г. он с трибуны кнессета объявил, что Израиль строит второй исследовательский ядерный реактор, но заверил парламент, что реактор будет использован исключительно в мирных целях. Это было именно то заявление, которого ждал де Голль. Теперь французы вроде бы могли беспрепятственно и в полном соответствии со складывающимися нормами международных отношений поставить последнюю партию оборудования, необходимого для завершения строительства реактора. Но "могли" и "хотели" - глаголы разные. Шарль де Голль отнюдь не был сторонником распространения ядерного оружия - и требовались определенные усилия для продвижения дела. И вот тогда для сохранения отношений с Францией израильтяне, у которых, если серьезно, был не такой уж богатый выбор средств, вынуждены были пойти на то, что разведывательные службы делают крайне редко: они "сожгли" свой разведывательный источник. 16 марта 1961 г. военный атташе посольства Израиля в Париже полковник Узи Наркисс узнал о подготовке очередного покушения на президента де Голля. Источником этой информации стал Клод Арно, иезуит и бывший полковник антинацистского Сопротивления. Принципиально важным в сообщении Арно было то, что для обострения антиалжирских настроений во Франции в попытке ликвидации планируется задействовать киллера-араба. Сам Клод Арно, как и его коллеги, придерживавшиеся правых взглядов; несомненно, он не одобрял вывод французских войск из Алжира, - но считал идею убийства президента совершенно неприемлемой. Возможно, передавая информацию "естественному врагу арабов", он надеялся на то, что поимка террориста скомпрометирует Алжир и отодвинет угрозу жизни харизматическому лидеру "Свободной Франции", и этого ему было вполне достаточно. Узи Наркисс немедленно направил шифровку с этой информацией и собственным мнением в министерство обороны в Тель-Авив, где анализом подобных сообщений занимался "Аман". Сам Наркисс считал, что теракт можно сорвать силами израильских спецслужб; Харел вспоминает, что Шимон Перес и начальник штаба генерал Цви Зур были согласны с Наркиссом и полагали, что об этом даже не следует информировать де Голля. Но сам Харел настаивал на том, чтобы сообщить французам эту информацию. Бен-Гурион поддержал его - и через две недели де Голлю сообщили о заговоре; президент, естественно, принял оказавшиеся вполне достаточными меры безопасности, но одновременно решительно потребовал от израильтян раскрыть ему источник этой информации, - что и было сделано. Французы арестовали Клода Арно и подвергли его допросу, - но не получили никаких доказательств, и его пришлось отпустить. Арно, естественно, сразу понял, откуда прошла информация и обозлился на "Аман"; так израильтяне потеряли ценный источник (возможно, что и не один). Но это была ещё в сущности совсем небольшая цена, которую надо было заплатить. Тайные отношения между двумя странами были гораздо важнее.
Реактор на тяжелой воде мощностью 24 мегаватта мог производить "оружейный плутоний" в количестве, достаточном для изготовления в год одной атомной бомбы мощностью 20 килотонн; а конструктивные особенности реактора позволяли значительно увеличить его мощность, а значит, и "выход" плутония. Но для самостоятельной работы в этом направлении Израилю требовалось оборудование для обогащения урана. И здесь сложилась двойственная ситуация. Руководитель научных исследований французской комиссии по атомной энергии Франсуа Перрин и возглавлявшаяся им комиссия отказывалась поставлять оборудование для обогащения урана, - но не препятствовала попыткам Израиля приобрести это оборудование из других источников. После напряженных переговоров комиссия Перрина все-таки удалось достичь устраивавшего Израиль варианта: было разрешено частной французской компании "Сен-Гобэн", которая поставляла подобное оборудование французской военной промышленности, продать техническую документацию и необходимое оборудование. Но "Сен-Гобен" не располагала полным комплектом всего, что необходимо - и Бламберг занялся поиском и приобретением компонентов для установки, а затем материалов и сырья. Подробнее об этом - в следующей главе.
Сейчас следует высказать одно существенное соображение по инспирированной секретными службами теме: ученые и разведка. "Лакам" не проявил особой изобретательности в выборе прикрытий. Сотрудники агентства направлялись за рубеж под прикрытием дипломатического иммунитета - как атташе по вопросам науки посольств Израиля в крупных странах Европы и Америки. Но разница была: они подчинялись непосредственно штаб-квартире "Лакама" в Тель-Авиве, а не министерству иностранных дел, как обычные дипломаты. Они должны были закупать за рубежом все научные публикации и поддерживать светские и профессиональные контакты в научных кругах стран аккредитации. Естественно, что все они попадали в поле зрения служб безопасности соответствующих стран - и хотя особых контрразведывательных и дипломатических мер в Европе, за редким исключением, не предпринималось, слухи и сплетни о "шпионах-дипломатах" вовсю попадали в периодику. Израильские ученые, находившиеся в научных командировках и на стажировках за рубежом, также были обязаны оказывать услуги "Лакам". В некоторых случаях израильским ученым за рубежом прямо предлагалось похищать нужные материалы. Зачастую это делалось на дилетантском уровне, что подвергало риску как самих ученых, так и тех, кто ими руководил, - обычно это были все те же атташе по науке, которые пользовались дипломатическим иммунитетом. Совершенно естественно, что такая деятельность породила во всем мире предубеждение и настороженность в отношении израильских ученых. Например, с конца 1960-х годов ФБР, кстати всегда не слишком дружелюбная организация, следила практически за каждым ученым, приезжавшим в США из Израиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53