А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Надрезы затянутся и со временем абсолютно скроются в гуще волос.
Информация, изложенная Йохимом Алисе во время их сугубо секретного ночного совещания, имела менее утешительный характер. Динстлер понимал, что не имеет права скрывать от Алисы даже самые худшие и маловероятные из своих опасений. В первые минуты встречи Алиса запаниковала - ей показалось, что в Динстлере произошли какие-то необратимые изменения. Странный, заторможенный человек с паническим страхом в глазах, встречавший их у порога своего дома, не внушал доверия: он вряд ли мог помочь Тони. Но очень скоро она убедилась в ошибке - новый Динстлер излучал надежность, уверенность и недюжинную, граничащую с волшебством, силу.
В разговоре о будущем дочери он был одинаково далек фатальной обреченности и фальшивого оптимизма, сулящего, вопреки очевидности, "полную и окончательную победу".
Перед Алисой сидел надежный друг, прекрасный специалист и человек недюжинной воли, способный пожертвовать очень многим и во многом - помочь. От своей союзницы Йохим ждал поддержки и мужества. Она не подвела, не позволив себе и тени женской истерики. Хотя причин для слез, причитаний и обвинений было достаточно. Отдаленные последствия метода Пигмалиона потрясли Алису - она не представляла, что поверхностная корректировка внешности может повлечь за собой такие страшные последствия. Не менее утешительны были и наблюдения Йохима, которыми он мог поделиться только с ней. Наметанный глаз профессора по множеству косвенных, одному ему заметных деталей, уловил тенденцию знакомого уже процесса: в лице дочери сквозь черты Алисы начинал просвечиваться облик Ванды.
Собственно, ничего катастрофического в этом не было - Ванда далеко не уродлива, и медленное перевоплощение красавицы в заурядную девушку не означало ее неудачной личной судьбы. Но как объяснить эту метаморфозу, могущую произойти в весьма короткий срок самой девушке и ее окружению? Ведь Тони Браун, запечатленный на тысячах метрах фото и кинопленки, известная миллионам жителей различных континентов, не может "растаять" на глазах у публики, как сказочная Снегурочка... Существовал, конечно, вариант постепенной регулярной и тайной коррекции. А кто может поручиться, что погоня за прекрасной внешностью не станет для Тони смертельным приговором?
Ни Йохим, ни Алиса не могли принять однозначного решения, постановив ограничить нынешний визит спасением знаменитой шевелюры. Динстлер слукавил, объясняя девушке и Шнайдеру механизм ее заболевания: он верно описал следствие, не назвав подлинную причину: пересаженный в раннем детстве волосяной покров, не мог нормально развиваться, более того, не исключалась возможность его полного отторжения.
Алиса и Йохим сидели друг против друга за рабочим столом в его кабинете, напоминая представителей противоборствующих сторон на конфиденциальной встрече двух держав: официальный, сдержанный тон, аккуратные, точно выверенные формулировки, напряженность, продиктованная ощущением ответственности. Настольная лампа с глухим черным абажуром бросала на лица плотные тени.
- Вот так-то, Алиса... Но признаюсь откровенно, если бы сегодня мне пришлось начать все заново, я бы поступил точно так же, - Йохим твердо посмотрел ей в глаза. - Эта девушка - настоящее чудо. И она... она - наша дочь! Я верю, что ты меня понимаешь. И ты знаешь, что я буду бороться до последнего за ее счастье. Подавшись вперед, Алиса протянула через стол руки. Он вложил свои тонкие, похолодевшие от волнения пальцы в ее горячие ладони. Их взгляды встретились: молчаливый договор скрепила "печать". НН Через четыре дня, после того как Антонии была сделана необходимая операция, Алиса уехала к себе на Остров, оставив при больной в качестве няньки и секретаря Шнайдера. Алиса чувствовала себя неловко в присутствии Динстлера, ей казалось, что их заговор обнаруживает себя в каждой интонации, в каждом взгляде, которым они стихийно обменивались. Бесспорно, профессор лучше справится с ситуацией один, без свидетелей опасной тайны. К тому же, к Динстлеру прибыл новый гость, к счастью, не пациент - а всего лишь потенциальный участник и почти что родственник - сын Даниэля Жан-Поль Дюваль.
Жан-Полю исполнилось восемнадцать, он только что окончил гимназию и определил планы на будущее, которые Дани хотел согласовать с Йохимом. Наследник актерской четы Дювалей явно смотрел в другую сторону, интересуясь далекими от сцены сферами.
Регулярно встречаясь с семейством Дювалей по праздникам - на Рождество и 15 августа на день рождения Дани, Йохим видел, как робкий мальчик превращается в своеобразного, погруженного в себя юношу.
- Страшно, но мой сын больше похож на тебя, Йохи. Если бы не уверенность в Сильвии, мне было бы над чем задуматься, - шутил Дани, отмечая очевидное: Жан-Поль пошел в другую породу, не унаследовав родительского мировосприятия - той птичьей повадки легкого перемещения в пространстве, доброжелательной и необременительной открытости в общения с людьми, которые были присущи Дани и Сильвии. Их дочка - Мари, родившаяся через девять лет после Жан-Поля, обещала стать точным повторением матери веселая вертушка с точеной фигуркой и звонким голосом. А вот Жан удивлял родителей с раннего детства. Эти стихи, сочиняемые чуть ли не с пеленок, это не увлечение энтомологией, достаточно серьезное для того, чтобы девятилетний Жан возглавил биологический кружок старшеклассников, а с 14 лет стал публиковать статьи в научном журнале. Откуда залетели эти дарования в душу юного Дюваля? А еще взрослая ответственность во всем, сочетающаяся с полным безразличием к внешнему виду, спортивным успехам и симпатиям женского пола... Наблюдая за длинной согнутой спиной сына, копающегося в каких-то научных фолиантах, за тычком его указательного пальца, возвращающегося на переносицу седловину сползающих очков, за его манерой одергивать свитер, расцветку и фасон которого он, наверняка, не замечал, Даниель видела прежнего Ехи. Но в отличие от его школьного дружка Жан-Поль был очень хорош собой. Причем его нежная детская привлекательность превращалась с годами в тонкую, глубокую и одновременно мужественную красоту.
Даниелю, дублировавшему в свое время на экране Алена Делона и пожинавшему плоды внешнего сходства со знаменитым актером, удалось превзойти в сыне самого себя. Жан-Поль был намного выше и утонченнее, как в чертах лица, так и во всей, несколько застенчивой пластике своего легкого, длинного тела. При всей своей мягкой застенчивости, он был очень ярок, привлекал взгляд блеском каштановых теплых глаз, казавшихся пушистыми от густых, загнутых, темных ресниц, золотым отблеском мягкой русой волны длинно и прямо остриженных волос, откидываемых назад привычным небрежно гордым движением.
Жан-Поль прибыл к Йохиму с небольшим саквояжем, половину которого, как выяснилось потом, занимали дискеты с его научными изысканиями, стихами и библиографией интересующих исследований. Уже третий год Жан-Поль Дюваль по уши увлекся генной инженерией, намереваясь поступать этим летом на биофак Принстонского университета. Даниель, очень поверхностно посвященный в изыскания своего друга, направил сына к нему "на собеседование", как к консультанту и советчику с надеждой получить от Йохима здравые рекомендации.
От одного взгляда на прибывшего Жан-Поля у Йохима улучшилось настроение: заметнее стал колеблющийся воздух, поднимающийся от политого газона, острее запах расцветший у крыльца куста жасмина, теплее пригрело солнце, а в жилах весело застучала помолодевшая кровь. - Рад, рад! Честное слово, очень рад твоему приезду, - Йохим протянул парню руку и они быстро, оба стесняясь этого жеста, обнялись, вернее, неловко ткнувшись подбородками, потрепали друг друга по спине. - Знаю, тебе нужен совет.
- Я все уже для себя решил... Хочу лишь, ну как бы Вашего благословения.
- Ты ведь не ждешь от меня удобоваримой формальности?
- Нет, я всего лишь хочу знать, если бы Вам было сейчас восемнадцать, выбрали бы Вы ту дорожку, на которую собираюсь свернуть я? Начистоту, конечно... - Жан-Поль смутился. - Вопрос для уличного интервью, наподобие того: а каким стиральным порошком воспользуетесь Вы, если, к примеру, провалитесь в отхожую яму?
- Отлично, сегодня после ужина планируем первую научную дискуссию. Я представляю команду вынырнувших из навоза - а ты спасительное моющее средство. Пока занимай свою комнату, поплавай в бассейне... Да, если наткнешься в саду на юную леди - не стесняйся, это твоя давняя подружка, Тони Браун. Десять лет назад во время визита на Остров Браунов, она запустила тебе за шиворот лягушонка. Такие вещи настоящие мужчины не прощают.
- Помню, помню. Энергичная крошка. Она тоже нуждается в вашем совете по поводу выбора профессии? Или на повестке дня программа улучшения фигуры?
- С фигурой у нее все в порядке. Да и с профессией тоже. Тони упряма, уверена в себе и рано выбрала свой путь. Ты, наверное, профан в этой сфере, хотя и являешься наследником фамильного дела, впрямую связанного с "высокой модой". -А, од кутюр! "Высокая мода"! От одного звучания несет высокомерием. Эти мастера швейного дела, никак не могут смириться с тем, что рядом с именами Данте или Петрарки так же, как , скажем, Планка или Эйнштейна, история не поставила имена их портных и парикмахеров, демонстрируя пренебрежение к этому виду деятельности, Жан-Поль снял мешковатый клетчатый пиджак, небрежно наброшенный поверх футболки, и запустил в сторону стоящей на ступеньках сумки.
- Думаю все же, портных Беатриче и Лауры можно было хоть помянуть благодарностью. Они были соучастниками создания Образа Музы, поразившего воображение поэтов. Кто знает, заметил бы Данте Лауру, не будь на девятилетней кокетке, заметь, - подкрашенной (!) и затейливо причесанной, пунцового платья с золотистыми каменьями, удостоившегося поэтического описания? - возразил с неожиданным знанием дела Йохим. - Ну ладно, сворачиваем дискуссию, а то не о чем будет шептаться ночью... А девчушку, Антонию, не обижай - у нее серьезное переутомление... Да, к тому же... ну, ты, известно
- рыцарь - допрос устраивать не станешь. - Йохим потрепал парня по плечу и заторопился к звонившему телефону.
Жан-Поль устроился в гостевой комнате очень быстро: вывалил дискеты рядом с компьютером, поставленным сюда уже два года назад специально для него, натянул плавки и босиком пошлепал вниз. Уже с первого этажа вернулся, взял в ванной махровое полотенце - прихватил большое яблоко с вазы в гостиной и захрустев сочной мякотью, спустился в сад. Он знал здесь все тупички и тропинки, гаражи и хозяйственные постройки, помнил наперечет экземпляры жуков и бабочек, пойманных здесь, как и места их поимки. Подобно псу, вернувшемуся на знакомое место и совершающему ритуальный обход с целью проверки оставленных меток, Жан-Поль начал осмотр, все время испытывая на вкус интервал времени, разделивший его нынешнего и прошлогоднего шестнадцатилетнего, шагавшего по этим же дорожкам. Выходило, что он стал серьезнее и умнее, не разучившись все так же остро с жеребячьим восторгом воспринимать цветущую прелесть июньского дня.
В эту пору здесь все еще стояло в самом бурном цвету: кусты жасмина, и даже отдельных сортов поздней сирени, деревца кусты восточной айвы и очень породистой теплолюбивой сливы, газоны крупных алых тюльпанов за штабелями плетущихся роз, переежались полянками с чудесной дикой мелкотой, преследуемой садовниками: желтого и розового клевера, кустистой ромашки, мака, высоких стрелок закрывшего голубые бутоны цикория, на которые так охотно присаживались бледно-желтые лимонницы.
Жан-Поль валялся в траве, дожевывая яблоко, подставив солнцу по-зимнему бледную кожу и наблюдая за ходом стайки пухленьких мелких облаков. Потом, разомлев от жары, он быстро зашагал к бассейну, стараясь не растерять жажду прохлады. Швырнул в плетеное кресло полотенце, вдохнул с присвистом и с бортика плюхнулся в голубую прозрачную воду. Он плавал, подныривал, отфыркиваясь как морской котик, попробовал стиль "дельфин", который никогда не осмелился бы продемонстрировать на людях и полностью довольный собой и жизнью выбрался на песок. Попрыгал на одной ноге с заткнутым в ухо пальцем, затем на другой, чтобы освободиться от попавшей внутрь воды, Жан-Поль осмотрелся, ища полотенце, и остолбенел: в тени большого куста цветущего шиповника на распластанном шезлонге лежала девушка, бессильно раскинув касавшиеся травы руки. Она, кажется, спала, не замечая парня и он тихонько двинулся к брошенному полотенцу.
- Привет! - прозвучало ему в спину. - Я тебя узнала. Конечно, потому, что профессор Динстлер предупредил. Хотя я представляла младшего Дюваля совсем по-другому, - девушка села, тяжело откинув голову. Густые черные кудри покрывали ее спину и грудь "пышным плащом". "Пышным плащом" затертый штамп старомодных литераторов. Но оказывается - вовсе не преувеличение! - подумал Жан-Поль и еще больше смутился, поняв, что никогда еще не видел более красивой девушки. Вообще вся эта картинка, до пошлости сладенькая, так и просилась на открытку: старый куст шиповника, густо покрытый тяжелыми белыми цветами и полураспустившимися бутонами той изысканной формы, которую так любили вплетать в свои изысканные орнаменты прерафаэлиты, подобострастно служил фоном для вытянутой тонкой фигуры, словно светящейся изнутри плавленым золотом. В каждой линии, в каждом изгибе - нега и легкая боль. Большие, прозрачные как льдинки глаза, смотрят внимательно и чуть насмешливо, губы полураскрылись, собираясь произнести что-то, да так и замерли, боясь отпугнуть крупного узорчатого Махаона, кружащего у ее плеча. Лицо девушки замерло. Бабочка сделала несколько сильных рывков крыльями, будто прельстившись предложенной посадочной площадкой, но вдруг резко шарахнулась в сторону. Девушка устало откинулась в шезлонге и закрыла глаза. Жан-Поль, проследив полет нарядного хитреца до бутона розовой мальвы, любезно предложил:
- Хочешь, я его сейчас поймаю? Он отдыхает здесь рядышком.
- Зачем?... Спасибо. Я лучше посплю, - она отвернулась и Жан-Поль, удивленный и немного разочарованный неожиданным завершением диалога, побрел к полотенцу. Он с грустью вдруг ощутил свое одиночество, которому только что так бурно радовался.
Глава IV Обследовав Тони, Йохим обнаружил у нее легкую форму анемии, что вообще можно было не воспринимать всерьез, если бы не известные обстоятельства. Он назначил девушке витаминный курс и успокоительные препараты, ежедневно контролируя показатели гемоглобина. Зная, что четыре шовчика на голове девушки будут ныть, профессор подмешивал к ее питью слабое болеутоляющее. Тони одолевала дрема, прозрачная и тонкая, как волна у берега. Вынырнув из дремы, она не могла припомнить точно, видела ли она долговязого парня с бабочкой или он ей только приснился.
За ужином они встретились и Жан-Поль был официально представлен Тони и Артуру Шнайдеру.
- Мы уже сегодня виделись и весьма содержательно побеседовали, сообщила Тони, без интереса наблюдая за разносимыми прислугой блюдами.
- Пахнет изумительно! Я здорово, выходит, проголодался, -Жан- Поль ковырнул вилкой круглую котлетку с золотистой хрустящей корочкой.
- Это трюфели. Повар покупает их в близлежащей деревне и готовит по местному рецепту: грибы нарезаются ломтями, как колбаса, обмакиваются в сбитые яйца, потом в муку и поджариваются в кипящем масле... - Йохим посмотрел на равнодушную к его кулинарному онологу Тони. - Алиса открыла мне секрет, что ты очень любишь грибы. Так что это блюдо специально для тебя и обязывает хотя бы попробовать.
- Профессор рассчитывает на помощь известной формулы, гласящей, что аппетит приходит во время еды. Чем активнее ты будешь набираться сил, тем быстрее выберешься отсюда, - поддержал Динстлера Артур.
- Есть не хочу. И выбираться отсюда не хочу. Здесь спокойно, - Тони рассеянно ковыряла соблазнительный ломтик. - Знаете, профессор, под вашим крылом очень спокойно... Будто я совсем маленькая и все проблемы состоят только в том, чтобы набрать лишний килограмм и залечить шишку на голове...
На сердце у Динстлера потеплело, хотя он и знал что ощущение покоя дает Тони ни его присутствие, а те таблетки, которые она здесь глотает.
Жан-Поль, жадно склонившийся над тарелкой, однако лишь наигрывал аппетит. Его эстетическое чувство, потрясенное виде- нием отдыхающей нимфы, требовало творческого излияния. Если бы не обязательный ужин, Жан-Поль заперся бы уже теперь в комнате, сочинял стихи и не вспоминая о еде до тех пор, пока этот нестерпимый писательский зуд не будет переплавлен в ряд стройных, звенящих строчек.
Он обрадовался, когда на робкое пожелание перенести беседу на следующий день, Йохим охотно согласился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53