У него, кажется, были концерты. Не волнуйся, выступлений Клифа в программе этого праздника нет. К тому же ему теперь, если верить слухам, не до концертов притворно вздохнул Артур.
- Полгода назад вся Америка галдела о том, что Лиффи подхватил спид. Правда, он продолжал гастролировать и заводить романы. Я специально следила! - оправдалась Вика, уловив любопытный взгляд Шнайдера.
- Все-таки я провела с ним весьма впечатляющий вечер!
- Пошли, детка. И боже упаси нас от таких впечатлений.
Большой банкетный зал отеля был полностью украшен предстоящей презентации. В центре - подиум, оканчивающийся большой круглой площадкой, расположенной как раз под сводчатым куполом. Вокруг пару
рядов кресел - для официальных лиц и почетных гостей, далее
круглые столики на двоих с маленькой лампой посередине. Шеренга
софитов, полотнища с эмблемой презентации - желто-алым стилизованным
букетом тюльпанов, озабоченно-суетящиеся люди. Те, кто постукивал
молотками, подгоняя покрытие на помосте, или тянули электрические
шнуры, Викторию не волновали, а вот высокий мужчина с перевязанным
шелковым шарфом и распростертыми для приветствиями руками,
ринувшийся навстречу прибывшим, изрядно напугал. Уже издали было
ясно, что это тот самый "голубой" Франкони, недолюбливавший Антонию
инеоднократно с ней где-то встречавшийся.
- Рад, рад! Искренне рад. Нш букет получил достойное украшение! - он
явно картавил, излишне долго перекатывая в горле букву "р", так что
она звучала как "r"
- Простудился здесь, так ветрено в этом сезоне. - Он тронул намотанный
на остром кадыке шарф и тут же балетно замахал кому-то узкими
кистями.
- Вел, Ненси - ко мне, друзья. Забирайте нашу красавицу и через
полчаса подайте-ка её на золотом блюдечке и со всеми приправами! Вы
слышали? Чтобы пальчики хотелось облизать. - он чмокнул кончики
собранных щепотью пальцев и перепоручил Викторию подоспевшим
помощникам.
- Потом поболтаем, милочка, расскажите мне, что творится в Париже. А
пока - к оружию, офицеры!
В помещении, отведенному для переодеваний и гримировки витал густой парфюмерный запах. Две девушки распаковывали большие картонные коробки, доставая из вороха тонких шуршащих бумаг флаконы, баночки, большие подарочные наборы. У стены с огромными зеркалами сверкала нарядами длинная никелированная стойка. Как в ателье или большои магазине, платья и костюмы образовали шеренгу, рвущуюся к бою, только здесь они больше напоминали театральную костюмерную.
- Это наша коллекция "Ренессанс" с ярко выраженным элементом
театрализации и карнавала - показал на платья Вел - главный
постановщик-стилист завтрашнего представления.
- Не буду перегружать вас информацией, мадмуазель, Антония, вы
достаточно опытны в таких делах, а поэтому суть схватите с
полуслова. Вчера мы уже в основном отрепетировали всю программу,
осталось лишь вставить в неё "гвоздь" - т.е. ваш выход. У нас четыре
пары манекенщиков и вы - в гордом одиночестве. Олицетворяете
Венецию, её дух, её историю, искусство, традиции, красоту. В общем все вместе, практически ничего не делая. - Вел подошел к стойке и осторожно снял с неё висящее на плечиках платье Рядом с ворохом золотой парчи, раскрасивший бесчисленные фалды художник показался
неприметным, худосочным петушком, охаживающим жар-птицу.
- Это ваш основной туалет. А в финале - вон то белое облачко - как мы называем "платье заколотой Дездемоны" - маэстро Лаггерфельд гениально поместил напротив сердца эту огромную алую розу, образно соединив кровь, цветение, любовь, смерть... Можете примерить, Ненси вам поможет, а я пока объясню задачу. - Вел устроился в кресле и не думал отворачиваться. Виктория начала небрежно расстегивать блузку. Нет, она не стеснялась, она просто не знала, как должна была бы поступить в этом случае Антония: поросить ширму, смущенно отвернуться или небрежно бросить юбку на подлокотник его кресла? Она медлила, прослушав комментариии постановщика и пыталась прочесть решение на лице толстощекой Ненси.
- Мадмуазель, Антония, соберитесь! - вернул её к действительности голос Вела.
- Мы все наслышаны о вашей помолвке и рады... Я лично очень ценю Феликса как незаурядного художника... Его коллекция "Эй, полетели!
меня лично озадачила. - Ненси протянула руки за блузкой Виктории и она поторопилась раздеться, собразив, что именно этого от неё ждет костюмерша.
- Так, значит, на подиуме - карнавал. Звучит музыка старинных композиторов (квартет "Барокко" будет здесь с утра). Потом вступает фонограмма симфоничского окестра. Увертюра к "Травиате". Вы идете одна до центрального круга и абсолютно ни накого не обращаете внимания. Вокруг витают костюмированные маски - это призраки, ароматы, фантазии... Вы садитесь в кресло и засыпаете... Вам что-то непонятно? - Вел уловил вопросительный взгляд Виктории, не решавшейся снять бюстгалтер. Ненси протянула руку, расстегнув застежку и через секунду Виктория погрузилась в шелестящую пучину золотой парчи.
- Ого, здесь немного просчитались. Придется поднажать. Очень узкий корсаж! - огорчилась Ненси, с трудом застегивая на спине длинную молнию.
- Так значит, я засыпаю - поспешила вставить Виктория, чтобы замять конфуз с раздавшимся бюстом и выдохнула воздух.
- Да, дремлете, изящно откинувшись в кресле. А в это время вокруг вас кружит вихрь видений с драгоценными флаконами в руках. Когда Пьерро (это будет Эжен Пати, вы его знаете) поднесет вам к лицу флакон духов, медленно, как завороженная поднимаетесь и красуетесь в
центре хоровода. Все. На пару секунд свет вырубят, постарайтесь не свалиться с подиума - и живо - за кулисы. Великолепно! - Вел поднялся, осматривая со всех сторон облаченную Викторию. - Я был прав, настаивая на заключении контракта с вами, Антония. Эльвира
Гречиани сама убедится в том, что Надин - её кандидатура, здесь смотрелась бы абсолютно чужеродно.
- А разве не она настаивала на моем приглашении? - полюбопытствовала Виктория, дабы выдержать роль воюющей с конкурентами "звезды". - Ах, разве она упустит возможность заполучить Надин? Вы смеетесь, Антония! Франкони, как любитель пышной красоты, отстаивал, естественно, вас!
- Франкони? - робко вставила совсем запутавшаяся Виктория.
- Что бы там не говорили о его личных увлечениях, у него чутье и отличный профессиональный глаз. А ну-ка, покружитесь! Чудно. Теперь
к парикмахеру - здесь полагается довольно забавный головной убор нечто среднеее между шлемом и тиарой. Но пока примерим чисто условно. Через двадцать минут начинаем последний "прогон"!
... Последний "прогон" затянулся до самой ночи. От волнения у Виктории так разболелась голова, что ей не пришлось наигрывать плохое настроение и недомогание. Да и все участники показа, сильно уставшие, не очень - то рвались к задушевным беседам. Кое-кто радушно поздоровался, поздравил с помолвкой, одна девица явно съехидничала, обозвав Феликса славным "мальчонкой", но Виктория была неуязвима. Изо всех сил она старалась не попасть впросак, ища глазами восседающего в первом ряду Артура. Он выгляджел спокойно и вполне расслабленно, не отказывая себе в чашечке крепкого кофе, разносимого участникам репетиции специальной "кофейной девочкой".
Вел целиком поглощенный подгонкой карнавального шоу, мало интересовался участниками показа, полагаясь на их профессионализм. А
если кто-то и не выкладывался целиком, то было ясно - бережет запал
на завтра, Виктория старалась изо всех сил, получив от Вела не
больше замечаний, чем другие, что позволило ей завершить этот день
с чувством огромной победы.
- ну ты, крошка, еле ноги таскала. Ваш постановщик явно
симпатизирует Антонии, если не загонял тебя до седьмого пота.
Артур заботливо набросил на плечи Виктории пальто, не забыв повязать шарф.
- Что, правда? - изумилась она.
- Мне кажется, что я порхала как эльфа. Золотое платье просто обязывает к приподнятости. Хотя... я не думаю, что когда-либо смогла
бы пристраститься к этой профессии. Чувствуешь себя просто глиной в чужих руках.
- Хорошо еще, что руки попались крепкие, а иногда приходится плясать под такую фальшивую дудку... Артур вспомнил свою конфронтацию с покорными кутюрье Антонии.
- Но ведь речь идет о признании. А Тони Браун одарена от рождения. Нет, детка, это не только красота, теперь-то ты сама
понимаешь. Это великий дар прельщения и соблазна. Поэтому - то в нашем случае речь идет лишь о поверхностной фальсификации, достаточно беспомощной, а не о подмене... Ну ты ведь не обижаешься, госпожа социологиня! - Виктория не обижалась и вообще плохо слушала Артура, разглагольствовавшего на протяжении всего ужина, состоявшегося тет-а-тет в почти пустом зале их отеля. Ела она тоже плохо, а уснуть и вовсе не могла.
За окнами гостиницы шумели, смеялись и пели веселящиеся люди. С площади Святого Марка доносились звуки оркестра, где танцевала, гуляла, гудела костюмированная толпа. Уснуть в 25 лет посреди весеннего венецианского карнавала - нет это было практически невозможно, даже если задернуть тяжелые бархатные шторы и до тысячи считать белых слонов. Слоны превращались в крошечных бумажек, легко оттеняемых за край сознания мощным натиском разнообразных, вопящих на все голоса чувств. Смятение, радость, тревога, страх перед завтрашним представлением, а ещё какое-то томление потому, что
бродит сейчас совсем рядом в узеньки улочках, скользит в гондолах,
самозабвенно вытанцовывает танго на яркой, гремящей праздником
площади, тому особенному, принимающему облик обнимающихся пар и
называемому любовью. Вот если бы почему-то, каким-то чудом, в толпе
глазеющих снобов, пожаловавших на презентацию, оказлся Жан-Поль! И
можно было бы удрать потом вместе с ним, затеряться в лабиринте
водяных улочек, постоять рядом на горбатом мостике, бросая в воду
записочки с тайными желаниями... Интересно, решился бы он ее
поцеловать? А если да, то как?
Виктория крутилась под шелковым одеялом, заправленным за края постели и образовавшим огромный четырехметровый конверт. Уж наверно, нечасто принимала эта кровать с зачатком овального балдахина у изголовья, одиноких путешественников...
Она проснулась от первого трезвона Артура:
- Надеюсь, ты уже одета? Через пять минут жду в холле, надо успеть
принять дозу капучино.
Виктория мгновенно приняла душ и натянула одежду на влажное тело, проклиная все, что предстояло сделать сегодня - шоу, коктейль, банкет. А ещё - ложь, ложь и притворство.
Она выпрыгнула из постели в бурный ритм этого дня, как белка в колесо и оно понеслось, не оставляя времени на колевания и сомнения.
У "Экзельсиора" царило необычайное оживление. Центральный вход ограждали турникетами, возле которых дежурили невозмутимые карабинеры, слонялись, жуя жвачку наглые фотографы, караулящие прибытие именитых гостей, а на узенькой площади собралась толпа зевак самого разного вида от нарядных масок до панков, гремящих роликовыми коньками.
- Попробуем проскользнуть как мышки - оценил издали ситуацию Артур и
прикрывая собственным телом Викторию, стремглав пересек
простреливаемое любопытными взглядами пространство до служебного
входа. Ринувшийся за ними клубок репортеров и фотографов остался за
тяжелой, надежно захлопнувшейся дверью. Поджидавшие внутри
участников показа распорядлители подхватили прибывших и нервной
рысью пройдя лабиринты коридоров, Виктория и Артур попали в самый
эпицентр кипящей последним предстартовым напряжением, подготовки.
Банкетный зал "Экзельсиора", полностью готовый к приему
гостей, сиял сказочным великолепием, которое вчера в рабочей суете,
трудно было заподозрить. Центральный купол матово светился небесной
голубизной, придавая овальной беломраморной коллонаде внизу
изысканную грациозность. Площадка под ним, предназначенная для
представления, искусно подсвечивалась снизу, создавая ощущение
расплавленного золота. Маленькие столики, покрытые длинными белыми
скатертями, напоминали клумбы. Лампа в центре каждого из них имела,
оказывается, кольцо круглого хрустального вазона, наполненного
сейчас охапками красно-желтых тюльпанов всех оттенков от лимонного
до лилово-вишневого. Пестрые цветы, перекликающиеся с лоскутным
одеянием Арлекина, стали символом презентации, войдя в её эмблему
запечатленную над центральным занавесом подиума и во все детали
оформления этого праздника: тюльпановый Арлекин смотрел с обложки
буклетов, разложенных на витринах фойе с одним из атласных коробок,
содержащих нежнейшие изделия парфюмеров.
Прибывшую Викторию тут же взяли в оборот визажист и костюмерша, и среди общей взволнованной кутерьмы она и не заметила,
как превратилась в символ. Символ Венеции, весны, праздника,
женственности и всего того, за что собирались платить немалые деньги
наполнявшие зал. Ее причесывали, подкрашивали, прыскали лаками,
фиксажами, духами, а потом Ненси проходилась утюгом по шлейфу уже
одетого платья. В туго стянутых волосах расцвел экзотический сад
сплошь золото, рубины, изумруды и стразовые бриллианты. Голова
казалась тяжелой, ноги в узких парчевых туфельках на невероятно
выгнутых каблуках - чужими, а грудь - чересчур голой. Виктории
невыносимо хотелось сутулиться, сжав узкий до самой талии разрез
жесткого, расшитого сверкающими камнями, корсажа. Но она героически
развела плечи, старалась не смотреть на свою грудь, наверняка уже
выскочившую за отведенные ей портными пределами.
- Запомни, тебе ничего не надо делать, специально - просто будь сама
собой. То есть - украшением окружающей среды. И слушай музыку - на
ходу давал последние наставления Вел.
- Когла будешь садиться (не забудь, с правой ноги), левой рукой
откинь шлейф. Но так, чтобы не помешать танцующим маскам. Флакон
бери кончиками пальцев. Он тяжелый, но тебе кажется невесомым - для
тебя это тоолько видение... И не дай бог, уронить! Здесь не будет
никакой бутафории - все настоящее... Вобщем - действуй ка всегда,
если что не так - мы прикроем.
Виктория почувствовала свинцовую тяжесть во всем теле. Затянутая в пятикилограммовое платье, она ощущала себя статуей
командора, явившегося за Дон-Жуаном. А здесь - изображай видение!
- Не пойжу. ни за что не пойду. Будь что будет. Лучше отказаться
сейчамс - упасть в обморок или во всем признаться, чем разбить на
глазах европейских снобов этот чертов флакон. - поняла Виктория,
готовая залить слезами безупречный грим. Артур подоспел как раз
вовремя, чтобы перекрыть помертвевшей от страха девушке пути к
отступлению.
- Я ухожу, Артур. Где мои вещи? - обратилась она к нему бесцветным
глосом сумасшедшей Офелии.
- Ты, видимо, так глубоко задумалась, что совсем перестала соображать
- он хотел тряхнуть её за руку, но не решился помять широченный обшитый каменьями рукав.
- Через пять минут выход. Там уже зал, бушует от нетерпения тебя увидеть!
- Пойдем, пойдем, Артур. Мне плохо. - Она явно была в трансе, и Шнайдер ни на шутку испугался.
- А знаешь, кто прибыл в Венецию специально ради твоего Высочества? Жан-Поль Дюваль - кинул он наугад последний козырь и попал в точку. Виктория встрепенулась, как от удара током и подхватив юбки, ринулась к двери:
- Бежим скорее!
- Тихо, тихо... Боюсь, нас могут неправильно понять - Артур широко улыбнулся приближающемуся к ним Велу. - Антония испытывает легкое недомогание. Мы вчера немного... перегуляли с друзьями у "Пауло". Знаете, молодость иногда переоценивает свои возможности.
- Да, и старость тоже. Я сегодня сдохну здесь в свои сорок пять... Если бы кто-то мог представить, чего мне стоят эти закулисные политесы! Гревиани, Франкони... Ни секунды покоя, ни минуты сна! - Вел действительно имел весьма помятый вид несмотря на элегантный
вечерний костюм.
- Ах, девочка, мне бы твои проблемы! Прошуршать юбками, разбить с дюжину сердец и получить немаленький подарочек на личный счет.
жених-то прибыл? - он заговорчески подмигнул Виктории.
- В зале - промямлила она и осеклась, увидев, как полезли на лоб брови Артура.
- Ну тогда, по коням! Полный вперед! - Вел больно толкнул ей большим пальцем под ребро, подталкивая к выходу на подиум, возле которого уже толпились все участники представления.
Мадам Гречиани, являвшаяся главной распорядительницей
праздника, сопровождала директора "Дома Шанель", прилетевшего к открытию, чтобы сказать положенные по ритуалу слова. Эльвира была точно в таком же белом костюме, как и накануне, только за плечо,
окутывая шею, сруился нежнейший шарф желто-красно-оранжевой, арлекиновой расцветки. В петлице смокинга мсье Брассака пестрела
крошечная розетка тех же тонов. Дымчатые очки в золотой оправе поблескивали на горбатом носу, словно поддерживаемом основательным
фкндаментом черных усов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
- Полгода назад вся Америка галдела о том, что Лиффи подхватил спид. Правда, он продолжал гастролировать и заводить романы. Я специально следила! - оправдалась Вика, уловив любопытный взгляд Шнайдера.
- Все-таки я провела с ним весьма впечатляющий вечер!
- Пошли, детка. И боже упаси нас от таких впечатлений.
Большой банкетный зал отеля был полностью украшен предстоящей презентации. В центре - подиум, оканчивающийся большой круглой площадкой, расположенной как раз под сводчатым куполом. Вокруг пару
рядов кресел - для официальных лиц и почетных гостей, далее
круглые столики на двоих с маленькой лампой посередине. Шеренга
софитов, полотнища с эмблемой презентации - желто-алым стилизованным
букетом тюльпанов, озабоченно-суетящиеся люди. Те, кто постукивал
молотками, подгоняя покрытие на помосте, или тянули электрические
шнуры, Викторию не волновали, а вот высокий мужчина с перевязанным
шелковым шарфом и распростертыми для приветствиями руками,
ринувшийся навстречу прибывшим, изрядно напугал. Уже издали было
ясно, что это тот самый "голубой" Франкони, недолюбливавший Антонию
инеоднократно с ней где-то встречавшийся.
- Рад, рад! Искренне рад. Нш букет получил достойное украшение! - он
явно картавил, излишне долго перекатывая в горле букву "р", так что
она звучала как "r"
- Простудился здесь, так ветрено в этом сезоне. - Он тронул намотанный
на остром кадыке шарф и тут же балетно замахал кому-то узкими
кистями.
- Вел, Ненси - ко мне, друзья. Забирайте нашу красавицу и через
полчаса подайте-ка её на золотом блюдечке и со всеми приправами! Вы
слышали? Чтобы пальчики хотелось облизать. - он чмокнул кончики
собранных щепотью пальцев и перепоручил Викторию подоспевшим
помощникам.
- Потом поболтаем, милочка, расскажите мне, что творится в Париже. А
пока - к оружию, офицеры!
В помещении, отведенному для переодеваний и гримировки витал густой парфюмерный запах. Две девушки распаковывали большие картонные коробки, доставая из вороха тонких шуршащих бумаг флаконы, баночки, большие подарочные наборы. У стены с огромными зеркалами сверкала нарядами длинная никелированная стойка. Как в ателье или большои магазине, платья и костюмы образовали шеренгу, рвущуюся к бою, только здесь они больше напоминали театральную костюмерную.
- Это наша коллекция "Ренессанс" с ярко выраженным элементом
театрализации и карнавала - показал на платья Вел - главный
постановщик-стилист завтрашнего представления.
- Не буду перегружать вас информацией, мадмуазель, Антония, вы
достаточно опытны в таких делах, а поэтому суть схватите с
полуслова. Вчера мы уже в основном отрепетировали всю программу,
осталось лишь вставить в неё "гвоздь" - т.е. ваш выход. У нас четыре
пары манекенщиков и вы - в гордом одиночестве. Олицетворяете
Венецию, её дух, её историю, искусство, традиции, красоту. В общем все вместе, практически ничего не делая. - Вел подошел к стойке и осторожно снял с неё висящее на плечиках платье Рядом с ворохом золотой парчи, раскрасивший бесчисленные фалды художник показался
неприметным, худосочным петушком, охаживающим жар-птицу.
- Это ваш основной туалет. А в финале - вон то белое облачко - как мы называем "платье заколотой Дездемоны" - маэстро Лаггерфельд гениально поместил напротив сердца эту огромную алую розу, образно соединив кровь, цветение, любовь, смерть... Можете примерить, Ненси вам поможет, а я пока объясню задачу. - Вел устроился в кресле и не думал отворачиваться. Виктория начала небрежно расстегивать блузку. Нет, она не стеснялась, она просто не знала, как должна была бы поступить в этом случае Антония: поросить ширму, смущенно отвернуться или небрежно бросить юбку на подлокотник его кресла? Она медлила, прослушав комментариии постановщика и пыталась прочесть решение на лице толстощекой Ненси.
- Мадмуазель, Антония, соберитесь! - вернул её к действительности голос Вела.
- Мы все наслышаны о вашей помолвке и рады... Я лично очень ценю Феликса как незаурядного художника... Его коллекция "Эй, полетели!
меня лично озадачила. - Ненси протянула руки за блузкой Виктории и она поторопилась раздеться, собразив, что именно этого от неё ждет костюмерша.
- Так, значит, на подиуме - карнавал. Звучит музыка старинных композиторов (квартет "Барокко" будет здесь с утра). Потом вступает фонограмма симфоничского окестра. Увертюра к "Травиате". Вы идете одна до центрального круга и абсолютно ни накого не обращаете внимания. Вокруг витают костюмированные маски - это призраки, ароматы, фантазии... Вы садитесь в кресло и засыпаете... Вам что-то непонятно? - Вел уловил вопросительный взгляд Виктории, не решавшейся снять бюстгалтер. Ненси протянула руку, расстегнув застежку и через секунду Виктория погрузилась в шелестящую пучину золотой парчи.
- Ого, здесь немного просчитались. Придется поднажать. Очень узкий корсаж! - огорчилась Ненси, с трудом застегивая на спине длинную молнию.
- Так значит, я засыпаю - поспешила вставить Виктория, чтобы замять конфуз с раздавшимся бюстом и выдохнула воздух.
- Да, дремлете, изящно откинувшись в кресле. А в это время вокруг вас кружит вихрь видений с драгоценными флаконами в руках. Когда Пьерро (это будет Эжен Пати, вы его знаете) поднесет вам к лицу флакон духов, медленно, как завороженная поднимаетесь и красуетесь в
центре хоровода. Все. На пару секунд свет вырубят, постарайтесь не свалиться с подиума - и живо - за кулисы. Великолепно! - Вел поднялся, осматривая со всех сторон облаченную Викторию. - Я был прав, настаивая на заключении контракта с вами, Антония. Эльвира
Гречиани сама убедится в том, что Надин - её кандидатура, здесь смотрелась бы абсолютно чужеродно.
- А разве не она настаивала на моем приглашении? - полюбопытствовала Виктория, дабы выдержать роль воюющей с конкурентами "звезды". - Ах, разве она упустит возможность заполучить Надин? Вы смеетесь, Антония! Франкони, как любитель пышной красоты, отстаивал, естественно, вас!
- Франкони? - робко вставила совсем запутавшаяся Виктория.
- Что бы там не говорили о его личных увлечениях, у него чутье и отличный профессиональный глаз. А ну-ка, покружитесь! Чудно. Теперь
к парикмахеру - здесь полагается довольно забавный головной убор нечто среднеее между шлемом и тиарой. Но пока примерим чисто условно. Через двадцать минут начинаем последний "прогон"!
... Последний "прогон" затянулся до самой ночи. От волнения у Виктории так разболелась голова, что ей не пришлось наигрывать плохое настроение и недомогание. Да и все участники показа, сильно уставшие, не очень - то рвались к задушевным беседам. Кое-кто радушно поздоровался, поздравил с помолвкой, одна девица явно съехидничала, обозвав Феликса славным "мальчонкой", но Виктория была неуязвима. Изо всех сил она старалась не попасть впросак, ища глазами восседающего в первом ряду Артура. Он выгляджел спокойно и вполне расслабленно, не отказывая себе в чашечке крепкого кофе, разносимого участникам репетиции специальной "кофейной девочкой".
Вел целиком поглощенный подгонкой карнавального шоу, мало интересовался участниками показа, полагаясь на их профессионализм. А
если кто-то и не выкладывался целиком, то было ясно - бережет запал
на завтра, Виктория старалась изо всех сил, получив от Вела не
больше замечаний, чем другие, что позволило ей завершить этот день
с чувством огромной победы.
- ну ты, крошка, еле ноги таскала. Ваш постановщик явно
симпатизирует Антонии, если не загонял тебя до седьмого пота.
Артур заботливо набросил на плечи Виктории пальто, не забыв повязать шарф.
- Что, правда? - изумилась она.
- Мне кажется, что я порхала как эльфа. Золотое платье просто обязывает к приподнятости. Хотя... я не думаю, что когда-либо смогла
бы пристраститься к этой профессии. Чувствуешь себя просто глиной в чужих руках.
- Хорошо еще, что руки попались крепкие, а иногда приходится плясать под такую фальшивую дудку... Артур вспомнил свою конфронтацию с покорными кутюрье Антонии.
- Но ведь речь идет о признании. А Тони Браун одарена от рождения. Нет, детка, это не только красота, теперь-то ты сама
понимаешь. Это великий дар прельщения и соблазна. Поэтому - то в нашем случае речь идет лишь о поверхностной фальсификации, достаточно беспомощной, а не о подмене... Ну ты ведь не обижаешься, госпожа социологиня! - Виктория не обижалась и вообще плохо слушала Артура, разглагольствовавшего на протяжении всего ужина, состоявшегося тет-а-тет в почти пустом зале их отеля. Ела она тоже плохо, а уснуть и вовсе не могла.
За окнами гостиницы шумели, смеялись и пели веселящиеся люди. С площади Святого Марка доносились звуки оркестра, где танцевала, гуляла, гудела костюмированная толпа. Уснуть в 25 лет посреди весеннего венецианского карнавала - нет это было практически невозможно, даже если задернуть тяжелые бархатные шторы и до тысячи считать белых слонов. Слоны превращались в крошечных бумажек, легко оттеняемых за край сознания мощным натиском разнообразных, вопящих на все голоса чувств. Смятение, радость, тревога, страх перед завтрашним представлением, а ещё какое-то томление потому, что
бродит сейчас совсем рядом в узеньки улочках, скользит в гондолах,
самозабвенно вытанцовывает танго на яркой, гремящей праздником
площади, тому особенному, принимающему облик обнимающихся пар и
называемому любовью. Вот если бы почему-то, каким-то чудом, в толпе
глазеющих снобов, пожаловавших на презентацию, оказлся Жан-Поль! И
можно было бы удрать потом вместе с ним, затеряться в лабиринте
водяных улочек, постоять рядом на горбатом мостике, бросая в воду
записочки с тайными желаниями... Интересно, решился бы он ее
поцеловать? А если да, то как?
Виктория крутилась под шелковым одеялом, заправленным за края постели и образовавшим огромный четырехметровый конверт. Уж наверно, нечасто принимала эта кровать с зачатком овального балдахина у изголовья, одиноких путешественников...
Она проснулась от первого трезвона Артура:
- Надеюсь, ты уже одета? Через пять минут жду в холле, надо успеть
принять дозу капучино.
Виктория мгновенно приняла душ и натянула одежду на влажное тело, проклиная все, что предстояло сделать сегодня - шоу, коктейль, банкет. А ещё - ложь, ложь и притворство.
Она выпрыгнула из постели в бурный ритм этого дня, как белка в колесо и оно понеслось, не оставляя времени на колевания и сомнения.
У "Экзельсиора" царило необычайное оживление. Центральный вход ограждали турникетами, возле которых дежурили невозмутимые карабинеры, слонялись, жуя жвачку наглые фотографы, караулящие прибытие именитых гостей, а на узенькой площади собралась толпа зевак самого разного вида от нарядных масок до панков, гремящих роликовыми коньками.
- Попробуем проскользнуть как мышки - оценил издали ситуацию Артур и
прикрывая собственным телом Викторию, стремглав пересек
простреливаемое любопытными взглядами пространство до служебного
входа. Ринувшийся за ними клубок репортеров и фотографов остался за
тяжелой, надежно захлопнувшейся дверью. Поджидавшие внутри
участников показа распорядлители подхватили прибывших и нервной
рысью пройдя лабиринты коридоров, Виктория и Артур попали в самый
эпицентр кипящей последним предстартовым напряжением, подготовки.
Банкетный зал "Экзельсиора", полностью готовый к приему
гостей, сиял сказочным великолепием, которое вчера в рабочей суете,
трудно было заподозрить. Центральный купол матово светился небесной
голубизной, придавая овальной беломраморной коллонаде внизу
изысканную грациозность. Площадка под ним, предназначенная для
представления, искусно подсвечивалась снизу, создавая ощущение
расплавленного золота. Маленькие столики, покрытые длинными белыми
скатертями, напоминали клумбы. Лампа в центре каждого из них имела,
оказывается, кольцо круглого хрустального вазона, наполненного
сейчас охапками красно-желтых тюльпанов всех оттенков от лимонного
до лилово-вишневого. Пестрые цветы, перекликающиеся с лоскутным
одеянием Арлекина, стали символом презентации, войдя в её эмблему
запечатленную над центральным занавесом подиума и во все детали
оформления этого праздника: тюльпановый Арлекин смотрел с обложки
буклетов, разложенных на витринах фойе с одним из атласных коробок,
содержащих нежнейшие изделия парфюмеров.
Прибывшую Викторию тут же взяли в оборот визажист и костюмерша, и среди общей взволнованной кутерьмы она и не заметила,
как превратилась в символ. Символ Венеции, весны, праздника,
женственности и всего того, за что собирались платить немалые деньги
наполнявшие зал. Ее причесывали, подкрашивали, прыскали лаками,
фиксажами, духами, а потом Ненси проходилась утюгом по шлейфу уже
одетого платья. В туго стянутых волосах расцвел экзотический сад
сплошь золото, рубины, изумруды и стразовые бриллианты. Голова
казалась тяжелой, ноги в узких парчевых туфельках на невероятно
выгнутых каблуках - чужими, а грудь - чересчур голой. Виктории
невыносимо хотелось сутулиться, сжав узкий до самой талии разрез
жесткого, расшитого сверкающими камнями, корсажа. Но она героически
развела плечи, старалась не смотреть на свою грудь, наверняка уже
выскочившую за отведенные ей портными пределами.
- Запомни, тебе ничего не надо делать, специально - просто будь сама
собой. То есть - украшением окружающей среды. И слушай музыку - на
ходу давал последние наставления Вел.
- Когла будешь садиться (не забудь, с правой ноги), левой рукой
откинь шлейф. Но так, чтобы не помешать танцующим маскам. Флакон
бери кончиками пальцев. Он тяжелый, но тебе кажется невесомым - для
тебя это тоолько видение... И не дай бог, уронить! Здесь не будет
никакой бутафории - все настоящее... Вобщем - действуй ка всегда,
если что не так - мы прикроем.
Виктория почувствовала свинцовую тяжесть во всем теле. Затянутая в пятикилограммовое платье, она ощущала себя статуей
командора, явившегося за Дон-Жуаном. А здесь - изображай видение!
- Не пойжу. ни за что не пойду. Будь что будет. Лучше отказаться
сейчамс - упасть в обморок или во всем признаться, чем разбить на
глазах европейских снобов этот чертов флакон. - поняла Виктория,
готовая залить слезами безупречный грим. Артур подоспел как раз
вовремя, чтобы перекрыть помертвевшей от страха девушке пути к
отступлению.
- Я ухожу, Артур. Где мои вещи? - обратилась она к нему бесцветным
глосом сумасшедшей Офелии.
- Ты, видимо, так глубоко задумалась, что совсем перестала соображать
- он хотел тряхнуть её за руку, но не решился помять широченный обшитый каменьями рукав.
- Через пять минут выход. Там уже зал, бушует от нетерпения тебя увидеть!
- Пойдем, пойдем, Артур. Мне плохо. - Она явно была в трансе, и Шнайдер ни на шутку испугался.
- А знаешь, кто прибыл в Венецию специально ради твоего Высочества? Жан-Поль Дюваль - кинул он наугад последний козырь и попал в точку. Виктория встрепенулась, как от удара током и подхватив юбки, ринулась к двери:
- Бежим скорее!
- Тихо, тихо... Боюсь, нас могут неправильно понять - Артур широко улыбнулся приближающемуся к ним Велу. - Антония испытывает легкое недомогание. Мы вчера немного... перегуляли с друзьями у "Пауло". Знаете, молодость иногда переоценивает свои возможности.
- Да, и старость тоже. Я сегодня сдохну здесь в свои сорок пять... Если бы кто-то мог представить, чего мне стоят эти закулисные политесы! Гревиани, Франкони... Ни секунды покоя, ни минуты сна! - Вел действительно имел весьма помятый вид несмотря на элегантный
вечерний костюм.
- Ах, девочка, мне бы твои проблемы! Прошуршать юбками, разбить с дюжину сердец и получить немаленький подарочек на личный счет.
жених-то прибыл? - он заговорчески подмигнул Виктории.
- В зале - промямлила она и осеклась, увидев, как полезли на лоб брови Артура.
- Ну тогда, по коням! Полный вперед! - Вел больно толкнул ей большим пальцем под ребро, подталкивая к выходу на подиум, возле которого уже толпились все участники представления.
Мадам Гречиани, являвшаяся главной распорядительницей
праздника, сопровождала директора "Дома Шанель", прилетевшего к открытию, чтобы сказать положенные по ритуалу слова. Эльвира была точно в таком же белом костюме, как и накануне, только за плечо,
окутывая шею, сруился нежнейший шарф желто-красно-оранжевой, арлекиновой расцветки. В петлице смокинга мсье Брассака пестрела
крошечная розетка тех же тонов. Дымчатые очки в золотой оправе поблескивали на горбатом носу, словно поддерживаемом основательным
фкндаментом черных усов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53