Я положила пакет и посмотрела в окно, на миниатюрных пешеходов и машины. Мне хотелось протянуть руку вниз, взять одну из этих фигурок и поставить на другое место. Хотелось навсегда поменять чью-нибудь судьбу. Я чувствовала себя злой и ничтожной, и мне не нужно было гадать, какая моя сторона – Свет или Тень – сейчас говорит. Я закрыла глаза.
– Ты ее никогда не любила, – сказала я, не отдавая себе отчета, что произношу мысли вслух.
– О, – негромко откликнулась Шер, тоже подойдя к окну. – Так вот почему все?
– Что все?
– То, как ты себя ведешь. Как постоянно ставишь между нами Джоанну. Она, как призрак, всегда стоит возле тебя. Словно еще жива.
«Если бы ты только знала», – подумала я, отвернувшись.
– Не понимаю, о чем ты.
– Думаю, понимаешь, – ответила она очень тихо. Взгляд ее был жестко нацелен на меня, и мне от этого стало неловко. – Я не ожидаю, что ты справишься с этим за минуту, но ты цепляешься за Джо так, словно она единственный, кого ты потеряла. И хотя она всегда была для тебя опорой, она не была совершенством.
– Я никогда этого не говорила.
Черт возьми.
Шер мигнула, потом еще раз.
– My, она не сахар, и ты тоже. Но ты по крайней мере не делала вида, что тебя ничего не трогает. И никогда не тронет.
Я стиснула зубы.
– Джо тоже этого не делала.
– Еще как делала, – заявила Шер, удивив меня. – Она была словно часы, которые упали в тот день, когда на нее напали. Внешне нормальная, но внутри больше не работает.
Я так быстро и глубоко вдохнула, словно меня ударили.
– Сука!
Подбородок Шер, заостренный и совершенный, взлетел вверх. Я подумала, не практиковали ли они с Оливией такой взгляд, вместе глядя в зеркало.
– Я не стану обращать внимание на это замечание, потому что понимаю, какую серьезную душевную травму ты получила, но мне нужно, чтобы ты начала действовать. Не переставай ходить. Найти причину, повод, чтобы вставать по утрам. Разве ты не помнишь, как это хорошо? Иметь цель? У тебя была работа на компьютере и полугодовые распродажи в «Саксе», носейчас тебя ничего не трогает. И хочешь знать почему?
– Не хочу.
Она все равно сказала.
– Потому что ты считаешь себя ничем. Считаешь себя виновной в том, что она умерла, а ты нет.
– Это неправда! Мне не в чем себя винить. Я пыталась спасти ее! – воскликнула я, не зная, говорю ли от себя или как Оливия. – Пыталась, но не смогла!
– Поэтому перестань мучить себя за это! – Она вынудила меня посмотреть на нее. – Ты как будто сама умерла в тот день, вместе с Джоанной, которая так и не научилась снова жить…
Я ахнула.
– … после того нападения. – Шер отступила, как будто поняла, что только что сказала. Качая головой, она все-таки закончила: – Мне жаль, милая, но я должна была сделать это. Мы поклялись всегда быть честными друг с другом.
– Честность не означает необходимость причинять боль, – ответила я и тут же поняла, что иногда означает.
– Она означает правдивость, как ты хотела быть правдивой с Джо. Ты слишком боялась, что она будет осуждать тебя, или вообще не станет с тобой общаться, или сделает то же, что она делала со всем остальным миром.
– Она никогда так со мной не поступала!
Неужели я действительно могла? А если бы Оливия вынудила меня? Если бы попыталась сделать меня более открытой и уязвимой… как она сама? И как Шер?
– Откуда ты знаешь? А теперь уже слишком поздно, теперь, когда тебе так больно, ты считаешь…
– Ты что, психоаналитик?
– … считаешь, что она была права, – продолжала Шер, не обращая внимания на мои слова. – Гораздо проще закрыться от всего и от всех. Ничего не чувствовать.
– Я лежала в больнице, если ты заметила!
– … Ты становишься похожа на нее. Пустой оболочкой. Разбитыми часами. Очень скоро ты превратишься в еще одного призрака, обременяющего мир своим пустым присутствием.
Слишком близко. Слишком близко к тому, что я ощущаю. Слишком близко к тому, во что я верила.
– Уходи, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Уходи из моей квартиры.
Она горько улыбнулась, как будто я подтвердила ее слова.
– Хорошо, Ливви-девочка. Я дам тебе время подумать, если хочешь, но не жалею, что высказалась. И есть еще кое-что…
Я нетерпеливо вздохнула.
– Нет, не отворачивайся. Хочу, чтобы между нами была ясность. Твоя сестра не любила меня, не уважала и плохо со мной обращалась. Я хочу помочь тебе, Лив, но я не… – Она поджала губы, пытаясь взять себя в руки. – … я не боксерская груша.
Я думала, она замолчит, но нет. Она глубоко вдохнула в закончила то, что начала.
– Если ты будешь продолжать сравнивать мена с Джоанной, тебе не понравится то, что ты увидишь. Это только я, такая же, как всегда. И не собираюсь меняться. Даже ради тебя.
– Что ты знаешь о переменах? – спросила я низким хриплым голосом. – Что ты можешь изменить в себе, Шер? Цвет лака на ногтях? Цвет волос? Гардероб?
Она побледнела.
– Что ж, поздравляю. – Она с трудом глотнула. – Похоже, одна из нас стала Джоанной.
Она развернулась и в облаке цвета, аромата и негодования направилась к двери.
Я закрыла глаза и так стиснула челюсти, что заболели зубы.
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь! Чего все хотят от меня. Я видела, как умерла моя сестра, Шер! Я сама почти умерла!
– Ну, все мы умрем, дорогая. А до того времени… – Шер распахнула дверь и жестко посмотрела на меня через плечо, – … тебе стоит научиться жить.
И дверь за ней захлопнулась.
Сука.
Хотя стоило Шер выйти, как я тут же захотела вернуть ее. Меня окружило одиночество, оно молча окутало мое тело, тело Оливии. Я повернулась в одну сторону, в другую. Я принюхивалась, пока не расслабилась. В квартире никого и ничего нет. Точно как я и хотела. Верно?
– Параноик, – сказала я, нацеливаясь на спальню. Это единственная комната, в которой мы не побывали с Шер. Натыкаясь на стены, я направилась туда. – Надо с этим покончить.
В спальне полутемно, и это приятно, здесь тоже цветы и одно из тех ползучих растений, которые даже я не смогла уничтожить. Теперь я вспомнила, что Оливия дарила мне такое же, и подумала, не от одного ли они корня. И живо ли еще то, что осталось среди вещей, когда-то принадлежавших мне?
Ковер новый. Берберский, светло-кремовый. По нему мягко ступать. Я подошла к кровати и заглянула под нее. Никакого пыльного кролика, тем более ятагана или отрубленной руки. Простыни тоже новые, я знаю это по запаху, и замазка, которая держит недавно вставленные стекла, едва успела потерять свой острый запах. Вероятно, мне должно быть неловко в комнате, где я видела насилие и смерть. В комнате, где я потеряла гораздо большее. Но все здесь было слишком аккуратное, слишком розовое и слишком благожелательное.
Я уже собиралась выйти, как заметила слегка приоткрытую дверцу шкафа. Ничего странного… если не считать того, что все остальное в абсолютном порядке. Я нахмурилась, сделала шаг, другой и поняла, что сердце бьется впятеро быстрей. Хорошо бы иметь мое оружие, любое оружие. Но эту мысль я постаралась отбросить. «Глупо», – подумала я, протягивая руку к ручке двери. Всего лишь пустой шкаф.
Как только я открыла дверь, она прыгнула на меня. Послышалось ворчание – ее? мое? – и комок белой шерсти через открытую дверь метнулся в гостиную. Выругавшись, я поднесла руку к щеке. Луна, мой новый товарищ по квартире.
– Скорее лунатик, – вздохнула я, прислонившись к дверце. – Мне нужно выпить.
На кухне я достала водку – я знала, где она обычно стоит, – налила, не разбавляя, добавила лед. Прислонившись к бару, я закрыла глаза и отпила немного, но мысленно все время видела лежащий на кофейном подносе пакет с подарком. Я боролась у гранитной стойки с желанием немедленно пойти туда. Я и хотела распечатать подарок, и не хотела. Узнать, что приготовила для меня Оливия, и не знать этого. Если я распечатаю пакет, то не только увижу, что внутри, но и застолблю свое настоящее. «Больше никаких глупых сюрпризов в будущем, – подумала я, снова делая глоток. – Больше никакого настоящего времени. Только мертвая Оливия в прошлом».
Я палила еще один стакан, до края. Одно ясно: что бы я ни сделала, я не сделаю это трезвой.
Вернувшись в гостиную, я сбросила туфли – первый непорядок в безупречной квартире сестры – и задумалась, поступала ли она так же. У меня нет возможности узнать это.
Набрав полный рот водки, чтобы онемели язык, небо и десны, я посмотрела на пакет. Краем глаза я видела Луну, прижавшуюся за диваном. Она словно пыталась кого-то поймать. Я села на столик со стеклянным верхом – лед в моем стакане задребезжал – и потянулась к пакету.
Тонкая дорогая обертка, девичий бантик, под ним надежно закреплена карточка. Я не стала разрывать обертку, как сделала бы обычно, но потянула за ленточку, пока та не развязалась, развернула и отложила бумагу. Карточку тоже отложила в сторону, чтобы изучить позже. Внутри была аккуратная белая коробка. «Почему, – подумала я, делая еще один глоток, ….. я начала замечать самые незначительные подробности?» Луна сидела прямо напротив меня, смотрела на меня золотыми глазами не мигая, очевидно, удивляясь тому же. Я подняла крышку, порылась в упаковочной бумаге, пока не достала первый предмет.
Снимок недавний – последний, на котором мы вместе. Это было на открытии нового ресторана в «Валгалле», я помню, как была раздражена из-за того, что отец приказал нам присутствовать; он настоял, чтобы мы с Оливией сфотографировались вместе с несколькими валькириями в рогатых шлемах. Я и так чувствовала себя глупо, одетая в дорогой черный шелк. И не хотела, чтобы ко мне прижималась модель с длинным мечом.
– Пожалуйста, Джо, – умоляла она, надутые губки на месте, ресницы дрожат. – Ты выглядишь так прекрасно… на этот раз.
Оливия знала, как сопроводить комплимент легким оскорблением, чтобы я не поверила в него полностью. Нет, я не поверила. Не смогла бы поверить. Я снова хлебнула.
Забавно, впрочем, но она была права. Я действительно хорошо выглядела. Возможно, просто соскучилась по своему прежнему лицу. Волосы гладкие, темные, аккуратно убранные за уши, а на губах неохотная улыбка, яркая и какая-то понимающая. Это заставило меня с сухим смешком опустить фото на колени.
Ничего я тогда не знала. в" Второй подарок был одновременно меньше и больше – Этого последнего остановленного мгновения. Это был продетой диск. Оливия, наверно, часами заполняла его на своем любимом компьютере. И это не музыка, которую я бы просто с удовольствием слушала. Оливия ни за что не подарила бы мне что-нибудь такое обыкновенное.
– Я должна это смотреть? – Я закрыла глаза. Однако я решилась, предварительно палив водки в стакан. Луна сидела рядом. Экран телевизора счал светлым, ярким, и на нем неожиданно появилась Оливия. Она гладила кошку, проводя прекрасно наманикюренными пальцами по вискам, за ушами и по кошачьему лбу в ожидании, пока заработает запись. Она с опозданием поняла, что запись уже ведется. Я рассмеялась, увидев выражение ее лица: удивление, радость и раздражение в одно и то же время, но вместо того чтобы перемотать и начать сначала, она просто пожала плечами по своему обыкновению и оставила все как есть.
– Привет, сестренка! Убери с лица мрачное выражение. Это замечательная мысль, и мне не терпится, чтобы ты побыстрей увидела, как я все здорово придумала. Я настоящая звезда! – Она рассмеялась, отхлебнула мартини из широкого бокала, и я повторила это движение со своим напитком. – Я решила, что отныне мы будем так делать каждый год. Так мы отпразднуем прошедший год и будем поджидать следующий. Для себя я так делаю уже несколько лет, что-то вроде видеодневника, и это замечательный способ отмечать, где ты и кто ты, правда?
Она наклонила голову, словно ждала ответа. Потом, погрозив пальцем в камеру, сказала:
– Нет, это не означает, что ты должна записать такой диск для меня. Я и так знаю, что ты не будешь. Я сделаю это за нас обеих, а лет через пятьдесят мы устроим ночевку вместе и все просмотрим! Как тебе это?
– Так же забавно, как дыра в зубе, – . заявила я, но несерьезно. На самом деле идея была великолепная.
– О, заткнись. – Оливия улыбнулась, в глазах ее было понимающее выражение. Я улыбнулась ей в ответ, и на мгновение мне показалось, что между нами действительно есть связь: она видит меня и отвечает в реальном времени. Я открыла рот, чтобы произнести что-нибудь, что угодно, лишь бы продлить это мгновение. Но оно уже миновало.
– А теперь, без дальнейших предисловий, вот… – Она довольно неудачно изобразила барабанную дробь, заслужив только ворчание Луны. – Первая четверть столетия нашей жизни.
Это действительно был своеобразный видеодневник. На самом деле …… просто фото, слайды под музыку, начиная с моего младенчества и на всем протяжении двадцати пяти лег. Они казались трогательными, потому что их отбирала Оливия, и я почувствовала, что история меня захватывает. История моей жизни. Коллаж из картинок, приготовленный для празднования.
И я поняла, что имела в виду Шер. На одном фото – одно мгновение – мы с Беном хохочем, я прислонилась к дубу в парке Лоренци, тени игриво бегают по нашим юным лицам, и Бен обнимает меня за талию. А в следующее мгновение часы, о которых она говорила, остановились. Я, одна. Пустая оболочка, улыбающаяся, потому что так полагается, смотрящая прямо в объектив. Я даже не помнила, когда был сделан этот снимок.
– Боже! – выдохнула я.
Но вот Оливия снова на экране. Освещение в комнате другое, значит, прошло какое-то время, и Луны рядом с нею нет. Оливия наклонилась вперед, взгляд у нее внимательный, пристальный. На этот раз она точно поймала момент, когда зажегся красный огонек и началась запись. Передо мной были ее глаза.
– Ты, конечно, все это ненавидишь, но потерпи еще минутку, потому что… – Она посмотрела в сторону, как будто выглядывала в окно, потом снова на меня. – Я просто чувствую, что должна сказать тебе это. Как будто завтра почему-то будет слишком поздно, а я не хочу испытывать сожаления.
У меня перехватило дыхание. «Боже, – подумала я, – и все ее считали из нас более глупой?»
– Знай, что я очень тебя люблю. Я восхищаюсь тобой и хотела быть больше похожей на тебя, но… – Она рассмеялась легким хрупким смехом, показывая на себя узкой наманмкюренной ладонью. – Ты только взгляни на меня.
– Не надо, – попросила с опозданием, опускаясь на колени перед телевизором. Я смотрела на ее лицо на экране. – Такая, как ты есть, ты лучше всех.
– Тем не менее, – продолжала она, не замечая моих слез, – у нас у всех есть свои таланты. И мой – в том, чтобы соединять нас. Тебя и меня: Я знаю, ты многому не доверяешь в жизни: и людям, и предметам, но мне можешь верить. G днем рождения, сестра.
Она рассмеялась со слезами на глазах и послала мне воздушный поцелуй.
Экран потемнел, я опустила голову на руки и задрожала. Из горла у меня вырвался звук, похожий на крик маленького животного. Он перешел в пронзительный вопль, как будто железом по стеклу. Я вздрогнула от прикосновения шерсти к ногам и, опустив глаза, увидела, что Луна смотрит на меня, задрав хвост; всем своим гибким светлым телом она прижималась ко мне.
– Тебе ее тоже не хватает? – Я почесала ее за ушами, как делала Оливия, и она пала перед этим. Буквально. Плюхнулась на пол, и все ее тело задрожало в предвкушении. «Какая забавная картина – мы с ней, – подумала я. – Пьяная женщина и кошка».
И тут другой голос – его – заполнил комнату. Мы е Луной ужаснулись, и одна из нас зашипела. Не уверена, что это была кошка. Я развернулась, но поняла, где он, только когда мой взгляд упал на экран.
– Проклятый ублюдок!
Из телевизора на меня уставилось вытянутое лицо Аякса.
– Эта штука включена? – спросил он с насмешливым выражением. Он наклонился вперед, постучал по объективу – так что костяшки пальцев появились на экране, – и рассмеялся. – Ну, неважно. Я на самом деле не думаю, что ты это увидишь, Джоанна, потому что знаю: они все устроят – и ты никогда больше не встретишься с сестрой, но на всякий случай… если ты настолько глупа, что останешься поблизости, в моем городе, живой, я решил послать тебе свои поздравления с днем рождения. Дать тебе кое-что такое, что ты могла бы запомнить.
Он послал мне воздушный поцелуй, как сделала Оливия, и я, сидя перед телевизором, ощутила запах гнилого сока кактуса, холодного пепла и еще один запах, который обернулся вокруг моей шеи, как алое ожерелье: капля крови за каждого убитого им, а таких убитых было очень много. Я подавилась. Луна, прижав уши, бросилась из комнаты, а мне пришлось закрывать рот и нос руками, так что голос мой звучал приглушенно:
– Пошел ты!
– Чтоб ты знала: и я тебя могу унюхать. – Аякс поднес руку к горлу, достал серебряную цепочку и начал играть ею. Мне хотелось пробить сжатым кулаком телевизионный экран. Вырвать эту цепочку из его пальцев и надеть на шею, где ее место.
– Ты повсюду, хотя кажется, что тебя нигде нет. Но мы оба знаем, что внешность может быть обманчивой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Ты ее никогда не любила, – сказала я, не отдавая себе отчета, что произношу мысли вслух.
– О, – негромко откликнулась Шер, тоже подойдя к окну. – Так вот почему все?
– Что все?
– То, как ты себя ведешь. Как постоянно ставишь между нами Джоанну. Она, как призрак, всегда стоит возле тебя. Словно еще жива.
«Если бы ты только знала», – подумала я, отвернувшись.
– Не понимаю, о чем ты.
– Думаю, понимаешь, – ответила она очень тихо. Взгляд ее был жестко нацелен на меня, и мне от этого стало неловко. – Я не ожидаю, что ты справишься с этим за минуту, но ты цепляешься за Джо так, словно она единственный, кого ты потеряла. И хотя она всегда была для тебя опорой, она не была совершенством.
– Я никогда этого не говорила.
Черт возьми.
Шер мигнула, потом еще раз.
– My, она не сахар, и ты тоже. Но ты по крайней мере не делала вида, что тебя ничего не трогает. И никогда не тронет.
Я стиснула зубы.
– Джо тоже этого не делала.
– Еще как делала, – заявила Шер, удивив меня. – Она была словно часы, которые упали в тот день, когда на нее напали. Внешне нормальная, но внутри больше не работает.
Я так быстро и глубоко вдохнула, словно меня ударили.
– Сука!
Подбородок Шер, заостренный и совершенный, взлетел вверх. Я подумала, не практиковали ли они с Оливией такой взгляд, вместе глядя в зеркало.
– Я не стану обращать внимание на это замечание, потому что понимаю, какую серьезную душевную травму ты получила, но мне нужно, чтобы ты начала действовать. Не переставай ходить. Найти причину, повод, чтобы вставать по утрам. Разве ты не помнишь, как это хорошо? Иметь цель? У тебя была работа на компьютере и полугодовые распродажи в «Саксе», носейчас тебя ничего не трогает. И хочешь знать почему?
– Не хочу.
Она все равно сказала.
– Потому что ты считаешь себя ничем. Считаешь себя виновной в том, что она умерла, а ты нет.
– Это неправда! Мне не в чем себя винить. Я пыталась спасти ее! – воскликнула я, не зная, говорю ли от себя или как Оливия. – Пыталась, но не смогла!
– Поэтому перестань мучить себя за это! – Она вынудила меня посмотреть на нее. – Ты как будто сама умерла в тот день, вместе с Джоанной, которая так и не научилась снова жить…
Я ахнула.
– … после того нападения. – Шер отступила, как будто поняла, что только что сказала. Качая головой, она все-таки закончила: – Мне жаль, милая, но я должна была сделать это. Мы поклялись всегда быть честными друг с другом.
– Честность не означает необходимость причинять боль, – ответила я и тут же поняла, что иногда означает.
– Она означает правдивость, как ты хотела быть правдивой с Джо. Ты слишком боялась, что она будет осуждать тебя, или вообще не станет с тобой общаться, или сделает то же, что она делала со всем остальным миром.
– Она никогда так со мной не поступала!
Неужели я действительно могла? А если бы Оливия вынудила меня? Если бы попыталась сделать меня более открытой и уязвимой… как она сама? И как Шер?
– Откуда ты знаешь? А теперь уже слишком поздно, теперь, когда тебе так больно, ты считаешь…
– Ты что, психоаналитик?
– … считаешь, что она была права, – продолжала Шер, не обращая внимания на мои слова. – Гораздо проще закрыться от всего и от всех. Ничего не чувствовать.
– Я лежала в больнице, если ты заметила!
– … Ты становишься похожа на нее. Пустой оболочкой. Разбитыми часами. Очень скоро ты превратишься в еще одного призрака, обременяющего мир своим пустым присутствием.
Слишком близко. Слишком близко к тому, что я ощущаю. Слишком близко к тому, во что я верила.
– Уходи, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Уходи из моей квартиры.
Она горько улыбнулась, как будто я подтвердила ее слова.
– Хорошо, Ливви-девочка. Я дам тебе время подумать, если хочешь, но не жалею, что высказалась. И есть еще кое-что…
Я нетерпеливо вздохнула.
– Нет, не отворачивайся. Хочу, чтобы между нами была ясность. Твоя сестра не любила меня, не уважала и плохо со мной обращалась. Я хочу помочь тебе, Лив, но я не… – Она поджала губы, пытаясь взять себя в руки. – … я не боксерская груша.
Я думала, она замолчит, но нет. Она глубоко вдохнула в закончила то, что начала.
– Если ты будешь продолжать сравнивать мена с Джоанной, тебе не понравится то, что ты увидишь. Это только я, такая же, как всегда. И не собираюсь меняться. Даже ради тебя.
– Что ты знаешь о переменах? – спросила я низким хриплым голосом. – Что ты можешь изменить в себе, Шер? Цвет лака на ногтях? Цвет волос? Гардероб?
Она побледнела.
– Что ж, поздравляю. – Она с трудом глотнула. – Похоже, одна из нас стала Джоанной.
Она развернулась и в облаке цвета, аромата и негодования направилась к двери.
Я закрыла глаза и так стиснула челюсти, что заболели зубы.
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь! Чего все хотят от меня. Я видела, как умерла моя сестра, Шер! Я сама почти умерла!
– Ну, все мы умрем, дорогая. А до того времени… – Шер распахнула дверь и жестко посмотрела на меня через плечо, – … тебе стоит научиться жить.
И дверь за ней захлопнулась.
Сука.
Хотя стоило Шер выйти, как я тут же захотела вернуть ее. Меня окружило одиночество, оно молча окутало мое тело, тело Оливии. Я повернулась в одну сторону, в другую. Я принюхивалась, пока не расслабилась. В квартире никого и ничего нет. Точно как я и хотела. Верно?
– Параноик, – сказала я, нацеливаясь на спальню. Это единственная комната, в которой мы не побывали с Шер. Натыкаясь на стены, я направилась туда. – Надо с этим покончить.
В спальне полутемно, и это приятно, здесь тоже цветы и одно из тех ползучих растений, которые даже я не смогла уничтожить. Теперь я вспомнила, что Оливия дарила мне такое же, и подумала, не от одного ли они корня. И живо ли еще то, что осталось среди вещей, когда-то принадлежавших мне?
Ковер новый. Берберский, светло-кремовый. По нему мягко ступать. Я подошла к кровати и заглянула под нее. Никакого пыльного кролика, тем более ятагана или отрубленной руки. Простыни тоже новые, я знаю это по запаху, и замазка, которая держит недавно вставленные стекла, едва успела потерять свой острый запах. Вероятно, мне должно быть неловко в комнате, где я видела насилие и смерть. В комнате, где я потеряла гораздо большее. Но все здесь было слишком аккуратное, слишком розовое и слишком благожелательное.
Я уже собиралась выйти, как заметила слегка приоткрытую дверцу шкафа. Ничего странного… если не считать того, что все остальное в абсолютном порядке. Я нахмурилась, сделала шаг, другой и поняла, что сердце бьется впятеро быстрей. Хорошо бы иметь мое оружие, любое оружие. Но эту мысль я постаралась отбросить. «Глупо», – подумала я, протягивая руку к ручке двери. Всего лишь пустой шкаф.
Как только я открыла дверь, она прыгнула на меня. Послышалось ворчание – ее? мое? – и комок белой шерсти через открытую дверь метнулся в гостиную. Выругавшись, я поднесла руку к щеке. Луна, мой новый товарищ по квартире.
– Скорее лунатик, – вздохнула я, прислонившись к дверце. – Мне нужно выпить.
На кухне я достала водку – я знала, где она обычно стоит, – налила, не разбавляя, добавила лед. Прислонившись к бару, я закрыла глаза и отпила немного, но мысленно все время видела лежащий на кофейном подносе пакет с подарком. Я боролась у гранитной стойки с желанием немедленно пойти туда. Я и хотела распечатать подарок, и не хотела. Узнать, что приготовила для меня Оливия, и не знать этого. Если я распечатаю пакет, то не только увижу, что внутри, но и застолблю свое настоящее. «Больше никаких глупых сюрпризов в будущем, – подумала я, снова делая глоток. – Больше никакого настоящего времени. Только мертвая Оливия в прошлом».
Я палила еще один стакан, до края. Одно ясно: что бы я ни сделала, я не сделаю это трезвой.
Вернувшись в гостиную, я сбросила туфли – первый непорядок в безупречной квартире сестры – и задумалась, поступала ли она так же. У меня нет возможности узнать это.
Набрав полный рот водки, чтобы онемели язык, небо и десны, я посмотрела на пакет. Краем глаза я видела Луну, прижавшуюся за диваном. Она словно пыталась кого-то поймать. Я села на столик со стеклянным верхом – лед в моем стакане задребезжал – и потянулась к пакету.
Тонкая дорогая обертка, девичий бантик, под ним надежно закреплена карточка. Я не стала разрывать обертку, как сделала бы обычно, но потянула за ленточку, пока та не развязалась, развернула и отложила бумагу. Карточку тоже отложила в сторону, чтобы изучить позже. Внутри была аккуратная белая коробка. «Почему, – подумала я, делая еще один глоток, ….. я начала замечать самые незначительные подробности?» Луна сидела прямо напротив меня, смотрела на меня золотыми глазами не мигая, очевидно, удивляясь тому же. Я подняла крышку, порылась в упаковочной бумаге, пока не достала первый предмет.
Снимок недавний – последний, на котором мы вместе. Это было на открытии нового ресторана в «Валгалле», я помню, как была раздражена из-за того, что отец приказал нам присутствовать; он настоял, чтобы мы с Оливией сфотографировались вместе с несколькими валькириями в рогатых шлемах. Я и так чувствовала себя глупо, одетая в дорогой черный шелк. И не хотела, чтобы ко мне прижималась модель с длинным мечом.
– Пожалуйста, Джо, – умоляла она, надутые губки на месте, ресницы дрожат. – Ты выглядишь так прекрасно… на этот раз.
Оливия знала, как сопроводить комплимент легким оскорблением, чтобы я не поверила в него полностью. Нет, я не поверила. Не смогла бы поверить. Я снова хлебнула.
Забавно, впрочем, но она была права. Я действительно хорошо выглядела. Возможно, просто соскучилась по своему прежнему лицу. Волосы гладкие, темные, аккуратно убранные за уши, а на губах неохотная улыбка, яркая и какая-то понимающая. Это заставило меня с сухим смешком опустить фото на колени.
Ничего я тогда не знала. в" Второй подарок был одновременно меньше и больше – Этого последнего остановленного мгновения. Это был продетой диск. Оливия, наверно, часами заполняла его на своем любимом компьютере. И это не музыка, которую я бы просто с удовольствием слушала. Оливия ни за что не подарила бы мне что-нибудь такое обыкновенное.
– Я должна это смотреть? – Я закрыла глаза. Однако я решилась, предварительно палив водки в стакан. Луна сидела рядом. Экран телевизора счал светлым, ярким, и на нем неожиданно появилась Оливия. Она гладила кошку, проводя прекрасно наманикюренными пальцами по вискам, за ушами и по кошачьему лбу в ожидании, пока заработает запись. Она с опозданием поняла, что запись уже ведется. Я рассмеялась, увидев выражение ее лица: удивление, радость и раздражение в одно и то же время, но вместо того чтобы перемотать и начать сначала, она просто пожала плечами по своему обыкновению и оставила все как есть.
– Привет, сестренка! Убери с лица мрачное выражение. Это замечательная мысль, и мне не терпится, чтобы ты побыстрей увидела, как я все здорово придумала. Я настоящая звезда! – Она рассмеялась, отхлебнула мартини из широкого бокала, и я повторила это движение со своим напитком. – Я решила, что отныне мы будем так делать каждый год. Так мы отпразднуем прошедший год и будем поджидать следующий. Для себя я так делаю уже несколько лет, что-то вроде видеодневника, и это замечательный способ отмечать, где ты и кто ты, правда?
Она наклонила голову, словно ждала ответа. Потом, погрозив пальцем в камеру, сказала:
– Нет, это не означает, что ты должна записать такой диск для меня. Я и так знаю, что ты не будешь. Я сделаю это за нас обеих, а лет через пятьдесят мы устроим ночевку вместе и все просмотрим! Как тебе это?
– Так же забавно, как дыра в зубе, – . заявила я, но несерьезно. На самом деле идея была великолепная.
– О, заткнись. – Оливия улыбнулась, в глазах ее было понимающее выражение. Я улыбнулась ей в ответ, и на мгновение мне показалось, что между нами действительно есть связь: она видит меня и отвечает в реальном времени. Я открыла рот, чтобы произнести что-нибудь, что угодно, лишь бы продлить это мгновение. Но оно уже миновало.
– А теперь, без дальнейших предисловий, вот… – Она довольно неудачно изобразила барабанную дробь, заслужив только ворчание Луны. – Первая четверть столетия нашей жизни.
Это действительно был своеобразный видеодневник. На самом деле …… просто фото, слайды под музыку, начиная с моего младенчества и на всем протяжении двадцати пяти лег. Они казались трогательными, потому что их отбирала Оливия, и я почувствовала, что история меня захватывает. История моей жизни. Коллаж из картинок, приготовленный для празднования.
И я поняла, что имела в виду Шер. На одном фото – одно мгновение – мы с Беном хохочем, я прислонилась к дубу в парке Лоренци, тени игриво бегают по нашим юным лицам, и Бен обнимает меня за талию. А в следующее мгновение часы, о которых она говорила, остановились. Я, одна. Пустая оболочка, улыбающаяся, потому что так полагается, смотрящая прямо в объектив. Я даже не помнила, когда был сделан этот снимок.
– Боже! – выдохнула я.
Но вот Оливия снова на экране. Освещение в комнате другое, значит, прошло какое-то время, и Луны рядом с нею нет. Оливия наклонилась вперед, взгляд у нее внимательный, пристальный. На этот раз она точно поймала момент, когда зажегся красный огонек и началась запись. Передо мной были ее глаза.
– Ты, конечно, все это ненавидишь, но потерпи еще минутку, потому что… – Она посмотрела в сторону, как будто выглядывала в окно, потом снова на меня. – Я просто чувствую, что должна сказать тебе это. Как будто завтра почему-то будет слишком поздно, а я не хочу испытывать сожаления.
У меня перехватило дыхание. «Боже, – подумала я, – и все ее считали из нас более глупой?»
– Знай, что я очень тебя люблю. Я восхищаюсь тобой и хотела быть больше похожей на тебя, но… – Она рассмеялась легким хрупким смехом, показывая на себя узкой наманмкюренной ладонью. – Ты только взгляни на меня.
– Не надо, – попросила с опозданием, опускаясь на колени перед телевизором. Я смотрела на ее лицо на экране. – Такая, как ты есть, ты лучше всех.
– Тем не менее, – продолжала она, не замечая моих слез, – у нас у всех есть свои таланты. И мой – в том, чтобы соединять нас. Тебя и меня: Я знаю, ты многому не доверяешь в жизни: и людям, и предметам, но мне можешь верить. G днем рождения, сестра.
Она рассмеялась со слезами на глазах и послала мне воздушный поцелуй.
Экран потемнел, я опустила голову на руки и задрожала. Из горла у меня вырвался звук, похожий на крик маленького животного. Он перешел в пронзительный вопль, как будто железом по стеклу. Я вздрогнула от прикосновения шерсти к ногам и, опустив глаза, увидела, что Луна смотрит на меня, задрав хвост; всем своим гибким светлым телом она прижималась ко мне.
– Тебе ее тоже не хватает? – Я почесала ее за ушами, как делала Оливия, и она пала перед этим. Буквально. Плюхнулась на пол, и все ее тело задрожало в предвкушении. «Какая забавная картина – мы с ней, – подумала я. – Пьяная женщина и кошка».
И тут другой голос – его – заполнил комнату. Мы е Луной ужаснулись, и одна из нас зашипела. Не уверена, что это была кошка. Я развернулась, но поняла, где он, только когда мой взгляд упал на экран.
– Проклятый ублюдок!
Из телевизора на меня уставилось вытянутое лицо Аякса.
– Эта штука включена? – спросил он с насмешливым выражением. Он наклонился вперед, постучал по объективу – так что костяшки пальцев появились на экране, – и рассмеялся. – Ну, неважно. Я на самом деле не думаю, что ты это увидишь, Джоанна, потому что знаю: они все устроят – и ты никогда больше не встретишься с сестрой, но на всякий случай… если ты настолько глупа, что останешься поблизости, в моем городе, живой, я решил послать тебе свои поздравления с днем рождения. Дать тебе кое-что такое, что ты могла бы запомнить.
Он послал мне воздушный поцелуй, как сделала Оливия, и я, сидя перед телевизором, ощутила запах гнилого сока кактуса, холодного пепла и еще один запах, который обернулся вокруг моей шеи, как алое ожерелье: капля крови за каждого убитого им, а таких убитых было очень много. Я подавилась. Луна, прижав уши, бросилась из комнаты, а мне пришлось закрывать рот и нос руками, так что голос мой звучал приглушенно:
– Пошел ты!
– Чтоб ты знала: и я тебя могу унюхать. – Аякс поднес руку к горлу, достал серебряную цепочку и начал играть ею. Мне хотелось пробить сжатым кулаком телевизионный экран. Вырвать эту цепочку из его пальцев и надеть на шею, где ее место.
– Ты повсюду, хотя кажется, что тебя нигде нет. Но мы оба знаем, что внешность может быть обманчивой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45