Откуда Ирина могла знать, что это висит не Никола, а его чучело, сфабрикованное им и Мазарини, в свободное от работы время, из комбинезона, приобретённого за один рубль в уценённом магазине. Мама с сестрой этого, правда, тоже не заметили, но считали, что возмездие, наконец, свершилось.
Когда приехала «Скорая помощь» и обнаружилась правда, мама слегла в постель, и её отвезли, вместо трупа, в больницу, а чучело оставили в квартире: «Вам повесили, вы с ним и возитесь». Злопыхатели утверждают, будто видели, как Ирина плакала, смеялась и обнимала, набитый паклей, комбинезон. Но я не позволю порочить имя честной девушки. Со всей ответственностью заявляю: она не могла обнимать чужое чучело, не состоя с ним в законном браке.
После этого случая, Никола окончательно потерял надежду связать свою судьбу с очаровательной медичкой. Новые знакомства не приносили ему удовлетворения, и он чах день ото дня. В начале апреля он пришёл к Мазарини и, облизав сухие губы, еле слышно сказал: «Больше не могу. Нужно уезжать. Я каждый день смотрю, как она выходит из дома, слежу по вечерам за её тенью в окне. Она стала ко мне совсем равнодушной…нет, она ненавидит, она боится меня».
И вскоре Никола уехал. Перед отъездом он собрал свои скудные сбережения, купил триста граммов леденцов, и попросил ободранного пьяного бича передать Ире этот скромный подарок. Бич вначале отказывался, говорил, что он на это дело не пойдёт, но, когда удостоверился, что его не толкают на уголовщину, выполнил всё в точности, хотя идти, держать конфеты, да ещё думать, куда идти - всё это совмещать было очень трудно: он еле держался на ногах. Никола проводил его до подъезда и там же принял назад, потому что бич скатился с третьего этажа по ступенькам, кем-то стукнутый. Очевидно, Ира ему сказала, что он попал не по адресу.
А ведь он так чётко выговаривал её фамилию!
Бич получил обещанную бутылку вина и буханку хлеба, а Никола сел на поезд. До сих пор о нём ничего не слышно.
Мазарини, в отсутствии друга, сильно сдал: похудел, лицо стало бледным и невыразительным. В свободное от работы время его неудержимо тянуло в уценённый магазин, в библиотеку. Но с ним, я уверен, скоро всё будет в полном порядке. Семейному человеку хватает забот, и ему всегда есть, над чем задуматься.
Что же касается вопроса о том, какие мужчины нравятся девушкам, то вы сейчас сами убедились: им не нужны красивые, сильные, умные и хитрые на выдумку, мужчины.
Пусть пьёт, бьёт, гуляет, но будет прост и удобен в обращении.
1978г.
ПРО КЛИМА
Издали он походил на негра. Или на очень загорелого человека. Особенно это было заметно сейчас, когда Клим лежал на чистой белой простыни.
Негры и загорелые люди, как, впрочем, и все остальные, никогда не пачкают простыней, если перед сном хорошо искупаются в душе. Но Клим не был негром, не был загорелым человеком, и на ночь он хорошо выкупался. Тогда почему он, белый, выкупавшийся, выглядел чёрным? И не пачкал постели?
Последнее обстоятельство выглядело особенно странным. По всем законам природы и общества, Клим должен был пачкать постель. Ибо тело его, в данный момент, покрывала тоненькая корочка, плотно примкнувших друг к другу, клопов. А клопы, как известно, всегда пачкают кровати, если им удаётся напиться крови.
По-видимому, клопы расположились на теле Клима очень аккуратно, так, чтобы никого из них он не мог придавить. Клим не прогонял их. Ему нравилось, когда по утрам они собирались все вместе, единой семьёй и, по-товарищески, стараясь не потеснить соседа и не примять лапки друг другу, размещались на поверхности всего тела Клима. Если Клим спал, они устраивались у него и на веках, но только он просыпался, насекомые тут же, с готовностью, сбегали, разыскивали другие свободные участки тела и там располагались.
Собирались они без пятнадцати восемь утра. Мелочь залезала в уши, в нос, устраивалась в складках кожи. Крупные, пожилые клопы, старались занять места на груди, животе и шее.
В клопах Клим чувствовал себя, как в костюме.
В восемь они начинали сосать. Наивно и доверчиво, как маленькие дети. Клим с любовью смотрел на их раздувающиеся животики и спинки и дышал ровно и спокойно, чтобы какой-нибудь, не в меру бойкий, пузанчик, не свалился и не закатился в какое место с угрозой для своей жизни. Климу было приятно, что клопы его не боятся, и что всех их выкормил он сам. А когда-то их была только пара…
Клим лежал, кормил, и вновь, в который уже раз, молча, возмущался: ведь до всего самому пришлось доходить! Что ни книга, то «хлорофос», «дихлофос»…Убить - дело нехитрое. Ты вот попробуй, воспитай!
Когда клопов стало побольше, и Клим перестал различать их и давать всем клички, он под микроскопом провёл исследование клопа, который всё же умер. От сердца отлегло: не голод, не плохое обращение явились тому виной, а неизлечимая болезнь. Долгие месяцы Клим наблюдал за клопами, изучал их образ жизни. Однажды он пришёл к мысли, что клопы - разумные существа…
Клопы насосались и стали разбредаться по квартире. Ими овладела сонливость. Засыпали - кто где. Клим не обидит, они знали.
Климу выломали дверь, забрали в сумасшедший дом, а клопов потравили. Их выметали веником и набрали четыре ведра.
Клим пережил большое душевное потрясение, когда узнал о гибели своих питомцев. По ночам он вскакивал, надевал смирительную рубашку и кричал: «Не смейте, не трогайте! Гады!!!»
И плакал беззвучно, безутешно, уткнувшись в широкую спину санитара, мастера спорта.
ВО ПОЛЕ БЕРЁЗА СТОЯЛА…
Во поле берёза стояла. Кудрявая и - там - люли-люли. Впереди была целая жизнь. Неизвестно, какая, но, наверное, прекрасная. Такая, что, когда это прекрасное представлялось, то захватывало дух. Впереди было лето. Берёза оделась в яркие зелёные листочки, нацепила серёжки. Прошёл майский дождь, с молниями и громами. Как было хорошо, как здорово подставлять под него ствол и молодые гибкие ветки, как было прекрасно промокнуть в этом дожде! Разряды молний вспыхивали, искрились между веток, от них было щекотно и радостно. Теплый ветер потом приласкал, подышав на каждый листочек, высушил берёзку. Она приосанилась, вдохнула чистого послегрозового воздуха - глянцевые листочки зашелестели. Что-то должно было произойти. Ну, не сейчас, но - вот-вот. Уж летом - непременно.
И пришло лето. И в поле берёза стояла такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни - пером описать. Зелёные локоны ещё более распушились, сквозь наряд просвечивало нежное белое берёзкино тело. Заметно было издали. И кто только ею, стройной, зеленокудрой, не любовался!
Когда наступали прохладные ночи, берёза долго смотрела на звёзды. Так долго, что, казалось, они опускаются всё ближе и ближе. Так, что берёзка оказывалась прямо среди них. А звезды - среди её листочков. Берёза всё это воспринимала, как предвестие замечательных в её жизни событий. Таких, от которых жизнь переменится в корне. Она чувствовала это корнями. Сейчас ей было хорошо, но так, как бывает хорошо, когда чего-то ожидаешь. С мыслями о своём прекрасном неизвестном будущем берёзка засыпала. А звёзды тихо гасли, становились незаметными и осторожно уходили из густой листвы обратно в космос.
Но дни шли, а ничего не менялось. Шли дожди, по дружбе залетал ветер, светило солнце. И вот уже по полю, где росла берёзка, пошли комбайны, наступила пора уборки хлеба. И впервые в сердцевину ствола берёзы закралась тревога: отчего так? Почему она такая молодая, красивая, такая заметная для всех, но в жизни у неё ничего не происходит? Да, вчера было хорошо. И сегодня ничего. Точнее - как вчера. Неужели так же будет и завтра? А, если так - всю жизнь?
И берёзка решила сменить имидж. Ладно, побыла зелёной - попробую-ка я побыть жгучей блондинкой! Несколько дней потратила, но как вышло здорово! Казалось, не берёза это стоит, а само Солнышко посреди поля вспыхнуло! Да, эффект был потрясающий. К берёзке приходили фотографироваться. Под ней подолгу целовались, мяли высыхающую траву, молодые пары. Но у самой берёзки в жизни не наступало никаких изменений. Никакой личной жизни не наступало. Казалось, что её красота нужна миру только для того, чтобы обустроить чьё-то постороннее счастье.
Берёзка отчаялась. Да, сколько же можно! Однажды, когда к ней прилетел ветер, она закатила истерику, исхлестала его ветками, сбросила с себя свой ослепительный солнечный наряд, распрямилась и стала - вся такая стройная, обнаженная, посреди опостылевшего ей поля.
Тут же нашлись злые языки, которые расценили это, как попытку ещё таким бессовестным образом обратить на себя внимание, выделиться. Пошла на крайности! Совсем уже стыд потеряла! Так уж совсем и невмоготу, что ли? Живут же другие…
Но ничего нового в жизни берёзы так и не наступило. Только… зима…
КАК Я ЧУТЬ БЫЛО НЕ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ
Поговорил по телефону. Как близко, оказывается. А голос-то такой родной. Думаю: чего ж это я мыш ловлю? Нужно ехать туда, к ней. Скорей!
Сейчас, сегодня уже не получится. Побегу в кадры, договорюсь насчёт отгулов.
Перед обедом забежал к Любови Ивановне, нашей кадровичке, с цветами и шоколадкой: Любочка!(мы ровесники). Любочка! Вопрос решается жизни и смерти! Люба смотрит на меня с укоризнами: «Тебе сколько лет?». И дальше - совсем к делу не относящееся: «Месяц назад у тебя уже решался вопрос жизни и смерти. Вижу - живой. И полгода назад тоже. Отгулы у тебя - они не резиновые. Да и сердце бы уже надо поберечь. Не мальчик уже».
Сам знаю, что не мальчик. Могла бы и не напоминать. А сердце.… Откуда наперёд знаешь - что ему будет легче перенести - поездку к Диане, или же непоездку. Расстались десять лет назад. На полуслове. И не любовники. И не друзья. Друзья… Друзья? Может ли красивая женщина быть просто другом? Зачем красивая женщина просто друг? Для приличия нужно, конечно, притворяться, что видишься ты с ней только чтобы о делах поговорить, да о последнем кинофильме. Для приличия нужно делать вид, что всё человеческое тебе чуждо. И на груди её ты внимания не обращаешь. И на ноги. Которые без всякого стеснения легко представляешь себе во всю их длину и без брюк и без платья.
Этак вот попредставляешь её себе в разных ситуациях - и какой же она после этого друг?
Поезд в три часа ночи. Ехать семь суток. Маленький вокзал, где поезда останавливаются всего на одну минуту, от моего посёлочка в двенадцати километрах.
Уложил в рюкзак запас картошки, сахару, чаю, соли. Кипяток на любой станции, можно сбегать. Сейчас с этим у нас не проблема. С солью была проблема, но правительство с успехом его решило. Оно, правительство, всегда руку держит у народа на пульсе. Как чего не хватает, оно тут же тебе - руку на пульс и - на! Может ли теперь кто-нибудь сказать, что у нас в стране нету соли? Даже Голос Америки и тот замолчал. Бубнит что-то про дефицит алкоголя в России.
Завидно, видать, стало, что обратило у нас правительство внимание на здоровье нации и перестало покупать всякие ядовитые вина из недружественных нам стран. А вино будем теперь покупать в Белоруссии, Иране, Северной Корее. Деньги на виноградники мы им найдём. Тому же мильёнщику Вексельбергу, только свистни - и куда он денется?
Договорились уже (ну, это дело прошлое) с Саддамом Хусейном насчёт прямых поставок в Россию шампанского Абрау-Дюрсо, так поганая Америка дорогу перешла - поймала и арестовала Хусейна.
А ведь у нас хорошие ядерные ракеты. Самые лучшие в мире. Нам только один раз промахнуться и попасть, к примеру, не в мыс Дежнёва, а в Оклахому. И посмотреть, как они все там забегаются со своей хвалёной демократией.
Что это я? Какой Саддам, какая Америка? Я к любимой женщине еду. Все мысли о ней должны быть. А они уже не только о ней. Неужели возраст?
У нас разница с Дианочкой лет в двадцать. Чепуха, в принципе. Но сейчас ей уже сорок, а мне… где-то тут у меня был калькулятор… А… Вот он… Так… Мне тогда было… Значит… Нет. Тут что-то не так. Или батарейки сели. Или кнопка заедает. Чушь какую-то показывает эта японская машинка. Выкинуть нужно её подальше. А то кто-нибудь ещё на ней возьмётся считать мой возраст и будет введён в заблуждение. Так как ничего не знает про эту японскую неисправность.
Да… Тут среди картошки небольшая коробочка была. Куда я её задевал? Ага… Нашёл. На видное место её надо. Она всегда должна быть под руками. Я на всякий случай в нашей аптеке «виагру» купил. Одну таблетку. Всё-таки на свидание еду.
Конечно, может всё так сложиться, что даже и до поцелуя дело не дойдёт. Мы с Дианочкой только собрались в первый раз поцеловаться, как пробили склянки, и мне нужно было прямо с теплохода прыгать в воду, чтобы не уплыть вместе с ней. Так мы с ней расставались.
Может, нужно было всё-таки поцеловаться и никуда не прыгать? Нет, прыгать бы всё рано пришлось. В каюте сидел Дианочкин муж. Замешкайся ещё я на минуту-другую, он бы обязательно вышел, но до берега мне уже было бы не доплыть…
А сейчас мужа у Дианы нет. Вот я и подумал: а почему бы не съездить, не попробовать дочитать вместе с ней любовную страничку, которая закрылась перед нами на самом интересном месте…
А вдруг сюжет нашей с Дианочкой истории станет развиваться для меня самым благоприятным образом? Вдруг, да и скажет она мне, распахнув объятья: - Милый! Только тебя я ждала всю мою жизнь!!! Как хорошо, что ты приехал! Как это неожиданно!
А потом где-нибудь в уединении, может даже - у неё дома - глубоким вечером она вдруг обмякнет у меня в руках и позволит отнести в опочивальню.
Вот тут-то и понадобится «виагра». Дело в том, что у меня с первого раза никогда с женщинами не получалось. Где-то со второго, третьего. Иногда - с пятого. Иногда - чего уж тут греха таить - и совсем не получалось. Как говорил друг Павлик, пенис - существо одушевлённое. И не всегда его поведение можно объяснить. Ведь, случается, встретится женщина обыкновенная, и любви к ней никакой, а напряжётся, вздыбится вдруг в брюках к ней этот твой самый близкий друг - и никакого с ним сладу. Тут же ему вынь, да подай. Бросаешь всё и бежишь за этой женщиной следом: - Ой!-й!-й!-й!!! - Как вас зовут, сударыня! Можно ли хоть рядом возле вас пройтись?! - Ой!-й!-й!-й!!! - А не хотите ли золотые горы?..
И несёшь, несёшь всякую дребедень, только бы угодить этому типу в штанах, только бы дать возможность ему успокоиться…
А женщина вроде - так себе…
И - другой случай - влюбляешься, души не чаешь, боготворишь, а, когда на все твои ухаживания женщина отвечает согласием, оказывается, что это её согласие тебе уже будто бы и ни к чему…
У меня на поездку всего две недели. Неделю на дорогу туда - неделю обратно. На свидание только день и ночь. Тут нет времени на ошибку. Если вдруг Диана… Конфуз может оказаться смертельным для наших с Дианочкой хрупких отношений. Это для женщины отсутствие оргазма в первую встречу - дело почти обыденное. А для мужчины, если у него в первую встречу, извините, «не встал» - любовной карьере практически конец.
Мне же рисковать нельзя. Жили бы в одном городе, в случае неудачи попытку можно повторить. Купить цветов. Хорошую книжку. Диана любит хорошие книжки. Поговорить на отвлечённые темы, но - обязательно - чтобы смешно было и весело. И, как бы, между делом - повторить попытку.
Но во второй раз я смогу выбраться не раньше, чем опять лет через десять. Это сколько ей тогда будет, моей любимой?..
А - мне?..
Значит, всё нужно успеть сделать сейчас, за один день.
Наконец, собрался. Рюкзак сложил. Ничего не забыл? Конечно, забыл. Тут где-то у меня валялся мой чёрный пояс. Может понадобиться. Ага… Здесь он, за диваном. Давненько я его не надевал. Жизнь потому что спокойная, чёрный пояс вроде бы и ни к чему. Ну, а тут, конечно, надо. Мало ли что может случиться.
Посидел на дорожку на завалинке. Подошла Фелиция, молодая вдова. Она у меня убирается в квартире раз в неделю. Ну и - заодно. Для здоровья. Я ей доплачиваю. Один раз купил ей сатину на платье, так бедная женщина даже расплакалась. Хотела остаться на ночь. А ночью с женщиной нужно разговаривать.
Я сослался на головную боль.
Я попрощался с Фелицией, попросил присмотреть за домом. Перекрестился и - на шоссе, ловить попутный транспорт.
А - вот это для меня - самое сложное. Не берут меня попутки. Не останавливаются. Я уже и внешность пробовал менять. И бритым выходил, и с бородой. И в джинсах. И в штанах стёганых. Нет - не останавливаются. Не берёт ни одна зараза. Четыре - пять часов приходится ходить по асфальту, рукой махать. Наверное, через пять часов что-то меняется в моём облике и машина, наконец, останавливается. Особенно это приятно в сорокаградусные морозы с ветром.
Бывает, конечно, что уехать так и не удаётся.
Тогда иду домой, успокаивая себя философски - знать, не судьба…
Поэтому сейчас, когда я увидел своего хорошего приятеля, Кеншилика, который ехал по делам в райцентр на верблюде и предложил мне к нему подсесть - я и минуты не раздумывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Когда приехала «Скорая помощь» и обнаружилась правда, мама слегла в постель, и её отвезли, вместо трупа, в больницу, а чучело оставили в квартире: «Вам повесили, вы с ним и возитесь». Злопыхатели утверждают, будто видели, как Ирина плакала, смеялась и обнимала, набитый паклей, комбинезон. Но я не позволю порочить имя честной девушки. Со всей ответственностью заявляю: она не могла обнимать чужое чучело, не состоя с ним в законном браке.
После этого случая, Никола окончательно потерял надежду связать свою судьбу с очаровательной медичкой. Новые знакомства не приносили ему удовлетворения, и он чах день ото дня. В начале апреля он пришёл к Мазарини и, облизав сухие губы, еле слышно сказал: «Больше не могу. Нужно уезжать. Я каждый день смотрю, как она выходит из дома, слежу по вечерам за её тенью в окне. Она стала ко мне совсем равнодушной…нет, она ненавидит, она боится меня».
И вскоре Никола уехал. Перед отъездом он собрал свои скудные сбережения, купил триста граммов леденцов, и попросил ободранного пьяного бича передать Ире этот скромный подарок. Бич вначале отказывался, говорил, что он на это дело не пойдёт, но, когда удостоверился, что его не толкают на уголовщину, выполнил всё в точности, хотя идти, держать конфеты, да ещё думать, куда идти - всё это совмещать было очень трудно: он еле держался на ногах. Никола проводил его до подъезда и там же принял назад, потому что бич скатился с третьего этажа по ступенькам, кем-то стукнутый. Очевидно, Ира ему сказала, что он попал не по адресу.
А ведь он так чётко выговаривал её фамилию!
Бич получил обещанную бутылку вина и буханку хлеба, а Никола сел на поезд. До сих пор о нём ничего не слышно.
Мазарини, в отсутствии друга, сильно сдал: похудел, лицо стало бледным и невыразительным. В свободное от работы время его неудержимо тянуло в уценённый магазин, в библиотеку. Но с ним, я уверен, скоро всё будет в полном порядке. Семейному человеку хватает забот, и ему всегда есть, над чем задуматься.
Что же касается вопроса о том, какие мужчины нравятся девушкам, то вы сейчас сами убедились: им не нужны красивые, сильные, умные и хитрые на выдумку, мужчины.
Пусть пьёт, бьёт, гуляет, но будет прост и удобен в обращении.
1978г.
ПРО КЛИМА
Издали он походил на негра. Или на очень загорелого человека. Особенно это было заметно сейчас, когда Клим лежал на чистой белой простыни.
Негры и загорелые люди, как, впрочем, и все остальные, никогда не пачкают простыней, если перед сном хорошо искупаются в душе. Но Клим не был негром, не был загорелым человеком, и на ночь он хорошо выкупался. Тогда почему он, белый, выкупавшийся, выглядел чёрным? И не пачкал постели?
Последнее обстоятельство выглядело особенно странным. По всем законам природы и общества, Клим должен был пачкать постель. Ибо тело его, в данный момент, покрывала тоненькая корочка, плотно примкнувших друг к другу, клопов. А клопы, как известно, всегда пачкают кровати, если им удаётся напиться крови.
По-видимому, клопы расположились на теле Клима очень аккуратно, так, чтобы никого из них он не мог придавить. Клим не прогонял их. Ему нравилось, когда по утрам они собирались все вместе, единой семьёй и, по-товарищески, стараясь не потеснить соседа и не примять лапки друг другу, размещались на поверхности всего тела Клима. Если Клим спал, они устраивались у него и на веках, но только он просыпался, насекомые тут же, с готовностью, сбегали, разыскивали другие свободные участки тела и там располагались.
Собирались они без пятнадцати восемь утра. Мелочь залезала в уши, в нос, устраивалась в складках кожи. Крупные, пожилые клопы, старались занять места на груди, животе и шее.
В клопах Клим чувствовал себя, как в костюме.
В восемь они начинали сосать. Наивно и доверчиво, как маленькие дети. Клим с любовью смотрел на их раздувающиеся животики и спинки и дышал ровно и спокойно, чтобы какой-нибудь, не в меру бойкий, пузанчик, не свалился и не закатился в какое место с угрозой для своей жизни. Климу было приятно, что клопы его не боятся, и что всех их выкормил он сам. А когда-то их была только пара…
Клим лежал, кормил, и вновь, в который уже раз, молча, возмущался: ведь до всего самому пришлось доходить! Что ни книга, то «хлорофос», «дихлофос»…Убить - дело нехитрое. Ты вот попробуй, воспитай!
Когда клопов стало побольше, и Клим перестал различать их и давать всем клички, он под микроскопом провёл исследование клопа, который всё же умер. От сердца отлегло: не голод, не плохое обращение явились тому виной, а неизлечимая болезнь. Долгие месяцы Клим наблюдал за клопами, изучал их образ жизни. Однажды он пришёл к мысли, что клопы - разумные существа…
Клопы насосались и стали разбредаться по квартире. Ими овладела сонливость. Засыпали - кто где. Клим не обидит, они знали.
Климу выломали дверь, забрали в сумасшедший дом, а клопов потравили. Их выметали веником и набрали четыре ведра.
Клим пережил большое душевное потрясение, когда узнал о гибели своих питомцев. По ночам он вскакивал, надевал смирительную рубашку и кричал: «Не смейте, не трогайте! Гады!!!»
И плакал беззвучно, безутешно, уткнувшись в широкую спину санитара, мастера спорта.
ВО ПОЛЕ БЕРЁЗА СТОЯЛА…
Во поле берёза стояла. Кудрявая и - там - люли-люли. Впереди была целая жизнь. Неизвестно, какая, но, наверное, прекрасная. Такая, что, когда это прекрасное представлялось, то захватывало дух. Впереди было лето. Берёза оделась в яркие зелёные листочки, нацепила серёжки. Прошёл майский дождь, с молниями и громами. Как было хорошо, как здорово подставлять под него ствол и молодые гибкие ветки, как было прекрасно промокнуть в этом дожде! Разряды молний вспыхивали, искрились между веток, от них было щекотно и радостно. Теплый ветер потом приласкал, подышав на каждый листочек, высушил берёзку. Она приосанилась, вдохнула чистого послегрозового воздуха - глянцевые листочки зашелестели. Что-то должно было произойти. Ну, не сейчас, но - вот-вот. Уж летом - непременно.
И пришло лето. И в поле берёза стояла такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни - пером описать. Зелёные локоны ещё более распушились, сквозь наряд просвечивало нежное белое берёзкино тело. Заметно было издали. И кто только ею, стройной, зеленокудрой, не любовался!
Когда наступали прохладные ночи, берёза долго смотрела на звёзды. Так долго, что, казалось, они опускаются всё ближе и ближе. Так, что берёзка оказывалась прямо среди них. А звезды - среди её листочков. Берёза всё это воспринимала, как предвестие замечательных в её жизни событий. Таких, от которых жизнь переменится в корне. Она чувствовала это корнями. Сейчас ей было хорошо, но так, как бывает хорошо, когда чего-то ожидаешь. С мыслями о своём прекрасном неизвестном будущем берёзка засыпала. А звёзды тихо гасли, становились незаметными и осторожно уходили из густой листвы обратно в космос.
Но дни шли, а ничего не менялось. Шли дожди, по дружбе залетал ветер, светило солнце. И вот уже по полю, где росла берёзка, пошли комбайны, наступила пора уборки хлеба. И впервые в сердцевину ствола берёзы закралась тревога: отчего так? Почему она такая молодая, красивая, такая заметная для всех, но в жизни у неё ничего не происходит? Да, вчера было хорошо. И сегодня ничего. Точнее - как вчера. Неужели так же будет и завтра? А, если так - всю жизнь?
И берёзка решила сменить имидж. Ладно, побыла зелёной - попробую-ка я побыть жгучей блондинкой! Несколько дней потратила, но как вышло здорово! Казалось, не берёза это стоит, а само Солнышко посреди поля вспыхнуло! Да, эффект был потрясающий. К берёзке приходили фотографироваться. Под ней подолгу целовались, мяли высыхающую траву, молодые пары. Но у самой берёзки в жизни не наступало никаких изменений. Никакой личной жизни не наступало. Казалось, что её красота нужна миру только для того, чтобы обустроить чьё-то постороннее счастье.
Берёзка отчаялась. Да, сколько же можно! Однажды, когда к ней прилетел ветер, она закатила истерику, исхлестала его ветками, сбросила с себя свой ослепительный солнечный наряд, распрямилась и стала - вся такая стройная, обнаженная, посреди опостылевшего ей поля.
Тут же нашлись злые языки, которые расценили это, как попытку ещё таким бессовестным образом обратить на себя внимание, выделиться. Пошла на крайности! Совсем уже стыд потеряла! Так уж совсем и невмоготу, что ли? Живут же другие…
Но ничего нового в жизни берёзы так и не наступило. Только… зима…
КАК Я ЧУТЬ БЫЛО НЕ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ
Поговорил по телефону. Как близко, оказывается. А голос-то такой родной. Думаю: чего ж это я мыш ловлю? Нужно ехать туда, к ней. Скорей!
Сейчас, сегодня уже не получится. Побегу в кадры, договорюсь насчёт отгулов.
Перед обедом забежал к Любови Ивановне, нашей кадровичке, с цветами и шоколадкой: Любочка!(мы ровесники). Любочка! Вопрос решается жизни и смерти! Люба смотрит на меня с укоризнами: «Тебе сколько лет?». И дальше - совсем к делу не относящееся: «Месяц назад у тебя уже решался вопрос жизни и смерти. Вижу - живой. И полгода назад тоже. Отгулы у тебя - они не резиновые. Да и сердце бы уже надо поберечь. Не мальчик уже».
Сам знаю, что не мальчик. Могла бы и не напоминать. А сердце.… Откуда наперёд знаешь - что ему будет легче перенести - поездку к Диане, или же непоездку. Расстались десять лет назад. На полуслове. И не любовники. И не друзья. Друзья… Друзья? Может ли красивая женщина быть просто другом? Зачем красивая женщина просто друг? Для приличия нужно, конечно, притворяться, что видишься ты с ней только чтобы о делах поговорить, да о последнем кинофильме. Для приличия нужно делать вид, что всё человеческое тебе чуждо. И на груди её ты внимания не обращаешь. И на ноги. Которые без всякого стеснения легко представляешь себе во всю их длину и без брюк и без платья.
Этак вот попредставляешь её себе в разных ситуациях - и какой же она после этого друг?
Поезд в три часа ночи. Ехать семь суток. Маленький вокзал, где поезда останавливаются всего на одну минуту, от моего посёлочка в двенадцати километрах.
Уложил в рюкзак запас картошки, сахару, чаю, соли. Кипяток на любой станции, можно сбегать. Сейчас с этим у нас не проблема. С солью была проблема, но правительство с успехом его решило. Оно, правительство, всегда руку держит у народа на пульсе. Как чего не хватает, оно тут же тебе - руку на пульс и - на! Может ли теперь кто-нибудь сказать, что у нас в стране нету соли? Даже Голос Америки и тот замолчал. Бубнит что-то про дефицит алкоголя в России.
Завидно, видать, стало, что обратило у нас правительство внимание на здоровье нации и перестало покупать всякие ядовитые вина из недружественных нам стран. А вино будем теперь покупать в Белоруссии, Иране, Северной Корее. Деньги на виноградники мы им найдём. Тому же мильёнщику Вексельбергу, только свистни - и куда он денется?
Договорились уже (ну, это дело прошлое) с Саддамом Хусейном насчёт прямых поставок в Россию шампанского Абрау-Дюрсо, так поганая Америка дорогу перешла - поймала и арестовала Хусейна.
А ведь у нас хорошие ядерные ракеты. Самые лучшие в мире. Нам только один раз промахнуться и попасть, к примеру, не в мыс Дежнёва, а в Оклахому. И посмотреть, как они все там забегаются со своей хвалёной демократией.
Что это я? Какой Саддам, какая Америка? Я к любимой женщине еду. Все мысли о ней должны быть. А они уже не только о ней. Неужели возраст?
У нас разница с Дианочкой лет в двадцать. Чепуха, в принципе. Но сейчас ей уже сорок, а мне… где-то тут у меня был калькулятор… А… Вот он… Так… Мне тогда было… Значит… Нет. Тут что-то не так. Или батарейки сели. Или кнопка заедает. Чушь какую-то показывает эта японская машинка. Выкинуть нужно её подальше. А то кто-нибудь ещё на ней возьмётся считать мой возраст и будет введён в заблуждение. Так как ничего не знает про эту японскую неисправность.
Да… Тут среди картошки небольшая коробочка была. Куда я её задевал? Ага… Нашёл. На видное место её надо. Она всегда должна быть под руками. Я на всякий случай в нашей аптеке «виагру» купил. Одну таблетку. Всё-таки на свидание еду.
Конечно, может всё так сложиться, что даже и до поцелуя дело не дойдёт. Мы с Дианочкой только собрались в первый раз поцеловаться, как пробили склянки, и мне нужно было прямо с теплохода прыгать в воду, чтобы не уплыть вместе с ней. Так мы с ней расставались.
Может, нужно было всё-таки поцеловаться и никуда не прыгать? Нет, прыгать бы всё рано пришлось. В каюте сидел Дианочкин муж. Замешкайся ещё я на минуту-другую, он бы обязательно вышел, но до берега мне уже было бы не доплыть…
А сейчас мужа у Дианы нет. Вот я и подумал: а почему бы не съездить, не попробовать дочитать вместе с ней любовную страничку, которая закрылась перед нами на самом интересном месте…
А вдруг сюжет нашей с Дианочкой истории станет развиваться для меня самым благоприятным образом? Вдруг, да и скажет она мне, распахнув объятья: - Милый! Только тебя я ждала всю мою жизнь!!! Как хорошо, что ты приехал! Как это неожиданно!
А потом где-нибудь в уединении, может даже - у неё дома - глубоким вечером она вдруг обмякнет у меня в руках и позволит отнести в опочивальню.
Вот тут-то и понадобится «виагра». Дело в том, что у меня с первого раза никогда с женщинами не получалось. Где-то со второго, третьего. Иногда - с пятого. Иногда - чего уж тут греха таить - и совсем не получалось. Как говорил друг Павлик, пенис - существо одушевлённое. И не всегда его поведение можно объяснить. Ведь, случается, встретится женщина обыкновенная, и любви к ней никакой, а напряжётся, вздыбится вдруг в брюках к ней этот твой самый близкий друг - и никакого с ним сладу. Тут же ему вынь, да подай. Бросаешь всё и бежишь за этой женщиной следом: - Ой!-й!-й!-й!!! - Как вас зовут, сударыня! Можно ли хоть рядом возле вас пройтись?! - Ой!-й!-й!-й!!! - А не хотите ли золотые горы?..
И несёшь, несёшь всякую дребедень, только бы угодить этому типу в штанах, только бы дать возможность ему успокоиться…
А женщина вроде - так себе…
И - другой случай - влюбляешься, души не чаешь, боготворишь, а, когда на все твои ухаживания женщина отвечает согласием, оказывается, что это её согласие тебе уже будто бы и ни к чему…
У меня на поездку всего две недели. Неделю на дорогу туда - неделю обратно. На свидание только день и ночь. Тут нет времени на ошибку. Если вдруг Диана… Конфуз может оказаться смертельным для наших с Дианочкой хрупких отношений. Это для женщины отсутствие оргазма в первую встречу - дело почти обыденное. А для мужчины, если у него в первую встречу, извините, «не встал» - любовной карьере практически конец.
Мне же рисковать нельзя. Жили бы в одном городе, в случае неудачи попытку можно повторить. Купить цветов. Хорошую книжку. Диана любит хорошие книжки. Поговорить на отвлечённые темы, но - обязательно - чтобы смешно было и весело. И, как бы, между делом - повторить попытку.
Но во второй раз я смогу выбраться не раньше, чем опять лет через десять. Это сколько ей тогда будет, моей любимой?..
А - мне?..
Значит, всё нужно успеть сделать сейчас, за один день.
Наконец, собрался. Рюкзак сложил. Ничего не забыл? Конечно, забыл. Тут где-то у меня валялся мой чёрный пояс. Может понадобиться. Ага… Здесь он, за диваном. Давненько я его не надевал. Жизнь потому что спокойная, чёрный пояс вроде бы и ни к чему. Ну, а тут, конечно, надо. Мало ли что может случиться.
Посидел на дорожку на завалинке. Подошла Фелиция, молодая вдова. Она у меня убирается в квартире раз в неделю. Ну и - заодно. Для здоровья. Я ей доплачиваю. Один раз купил ей сатину на платье, так бедная женщина даже расплакалась. Хотела остаться на ночь. А ночью с женщиной нужно разговаривать.
Я сослался на головную боль.
Я попрощался с Фелицией, попросил присмотреть за домом. Перекрестился и - на шоссе, ловить попутный транспорт.
А - вот это для меня - самое сложное. Не берут меня попутки. Не останавливаются. Я уже и внешность пробовал менять. И бритым выходил, и с бородой. И в джинсах. И в штанах стёганых. Нет - не останавливаются. Не берёт ни одна зараза. Четыре - пять часов приходится ходить по асфальту, рукой махать. Наверное, через пять часов что-то меняется в моём облике и машина, наконец, останавливается. Особенно это приятно в сорокаградусные морозы с ветром.
Бывает, конечно, что уехать так и не удаётся.
Тогда иду домой, успокаивая себя философски - знать, не судьба…
Поэтому сейчас, когда я увидел своего хорошего приятеля, Кеншилика, который ехал по делам в райцентр на верблюде и предложил мне к нему подсесть - я и минуты не раздумывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48