А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Большинство Ва Кашани во время жары дремало, и деревня как раз просыпалась для второго цикла дневной активности. По пути Эмилио останавливался на узких тропках, чтобы поговорить с жителями, задерживался на террасах, восхищаясь новым навыком ползунка или льстя ребенку вопросом, который позволял тому показать какие-нибудь новые знания, принимая маленькие кусочки еды или глоток чего-то сладкого. Когда он добрался домой, наступили сумерки и Энн уже зажгла походные фонари – источник безмолвного интереса среди руна, которых, возможно, приводили в смятение не только крошечные, с одной радужной оболочкой глаза их гостей, но и техническая компенсация этого изъяна.
– Малыш у Аучи уже ходит, – объявил Эмилио, входя с террасы в сопровождении Аскамы и трех ее приятелей, вцепившихся в разные его конечности и наперебой гомонивших.
Энн вскинула взгляд:
– У Сувай тоже. Разве это не прелестно? Когда человеческий ребенок просто плюхается на попку, эти дети выставляют хвостики и подхватывают себя. На свете не много вещей столь же очаровательных, как функционирование незрелой нервной системы.
– Кто-нибудь видел хотя бы одного младенца? – спросил Марк из своего угла большой комнаты. В это утро он завершил приблизительную перепись местного населения; по правде говоря, пока ему было трудно различать особи. – Популяционная структура тут весьма странная, если не допустить, что размножение происходит сезонно, – здесь имеются возрастные когорты с большими интервалами между ними. И мне кажется, что детей должно быть намного больше, учитывая число зрелых взрослых.
– А по-моему, тут множество детей, – устало произнес Эмилио, стараясь говорить чуть громче того пронзительного ора, который устроили четверо малышей. – Легионы. Орды. Армии.
Энн и Марк затеяли дискуссию о детской смертности, за которой Эмилио старался следить, но не мог, потому что Аскама тянула его за руку, а Кинса пытался вскарабкаться на спину.
– Но все они кажутся такими здоровыми, – говорила Энн:
– Здоровыми и громкими, – сказал Эмилио. – Сипадж, Аскама! Асукар хауас Джорди. Кинса, тупа синчиз кджна, дже? Джордж, пожалуйста, займи их на десять минут! Джимми?
Джордж сгреб Аскаму, а Джимми отвлек других малышей, пока Эмилио спустился к реке и умылся перед ужином. Когда он вернулся в квартиру, то обнаружил, что домочадцев стало меньше. Аскама убежала поиграть с приятелями, что она часто делала, если Эмилио на какое-то время пропадал из поля зрения. Манужаи отправилась с визитами. Она могла не прийти обратно вовсе или вернуться с пятью-шестью гостями, которые останутся на ночь. Чайпас уехала по каким-то делам – на неопределенное время. Жители деревни часто исчезали вот так, на часы, дни или недели. Казалось, время для руна неважно. Здесь не было календарей или часов. Самое близкое, что нашел Эмилио в их словаре на эту тему, был набор слов, имевших отношение к созреванию.
– Мисс Мендес говорит, вы замечательно провели день, – растягивая слова, произнес Д. У., когда Эмилио сел поесть.
– Ничего подобного я не говорила, – огрызнулась София. – Я сказала, что ему почти удалось возвести самодовольство в ранг искусства. А что было замечательным – это лингвистический анализ.
– Очень тонкое различие, – заметила Энн.
Бухнув миску на деревянный стол, она опустилась на подушку рядом с Джорджем, прежде чем прибавить:
– Разве он не ужасен, когда прав?
– Я простой человек, выполняющий свою работу, – сказал Эмилио обиженным тоном бедолаги, несущего свой крест из последних сил, – и за это на мою голову сыплются издевательские насмешки.
– Ну и что это за анализ? – ворчливо спросил Д. У. – Мне нужно писать отчеты, сынок.
Он отодвинул свою тарелку, и Эмилио сделал то же самое, вполне насытившись тем, что ему навязали по пути через деревню. Подобно Джимми Квинну, как-то заметил Д. У, руна беспрестанно жуют, и нельзя посетить никого, чтоб тебя не принялись пичкать, а таких слов, как «неголоден, сыт», тут не понимают. Это означало, что съестные припасы, привезенные с Земли, можно будет растянуть намного дольше, чем ожидалось. Еда руна не делалась от этого сколько-нибудь вкусней, хотя вроде была для людей достаточно питательной.
Следующие десять минут Эмилио провел, объясняя правила склонения, которые он вывел этим утром. К глубокому удовлетворению Софии, все остальные, так же как и она, поначалу путали эти понятия с абстрактными и конкретными существительными. Но как только все разглядели лежавшую в основе схемы логику, она показалась им вполне здравой. Энн объявила, что Эмилио имеет право чувствовать свое превосходство в течение получаса, и предложила засечь время. Он отказался от этой чести, весело признав, что уже достаточно себя поздравлял.
– Я бы не смог продвинуться так далеко и так быстро без Аскамы. И в любом случае, – серьезно сказал Эмилио, – есть целые области этого языка, которые все еще для меня закрыты. Например, я совершенно сбит с толку его родами.
Джимми прыснул, и Д. У. пробормотал: «Я не стал бы касаться этой стропы и десятифутовым шестом», – из-за чего Энн поперхнулась, а остальные засмеялись. Вспыхнув, Эмилио заявил, что им всем пора бы повзрослеть.
– Интересно, как бы они отнеслись к видеопоказу. Или виртуальной реальности, – мечтательно сказал Джордж, колотя Энн по спине, пока она кашляла и беспомощно хихикала.
Из осторожности они старались обходиться в присутствии руна минимумом техники. Каждый из них проводил исследования, в которых нельзя обойтись без компьютера, но в остальном они жили так же, как обитатели деревни.
– Марк, какое склонение они используют для твоих рисунков? – спросил Эмилио. – Ты создаешь иллюзию пространства. Для бумаги, я полагаю, они применяют пространственное; но вот как насчет изображений?
– Не могу вспомнить. В следующий раз, как представится случай, обращу на это внимание, – пообещал Марк. – Кто-нибудь видел, что делает Канчай? Он наблюдал за мной, пока я работал над портретом несколько недель назад, а затем попросил мои принадлежности. Думаю, до этого Канчай никогда не видел двухмерные образы объемов, но он уже выполняет весьма недурную работу.
– Так вот с чего началось! – воскликнул Джордж.
Это походило на спонтанную вспышку интереса. Ни с того ни с сего в торговых лодках появились бумага, чернила, красители, и все принялись рисовать. Такие причуды охватывали деревню стремительно. Это настораживало. Ты не решался высморкаться, опасаясь, что вся деревня подхватит твой жест, как моду.
– Знаете, я начинаю думать, что Бог и вправду любит этих ребят сильнее, – сказала Энн тоном ревнивого ребенка. – Начать с того, что им досталась планета гораздо более симпатичная, чем наша. Восхитительные растения, прелестные краски. И сами они выглядят лучше, чем мы. И у них лучше руки. Мы то считали наши большие пальцы весьма подвижными, но в глазах руна мы, наверное, чуть ли не калеки.
На каждой руке у рунао было по пять пальцев, но оба крайних пальца могли располагаться напротив трех центральных; это было почти так же, как если б руна орудовали четырьмя руками одновременно. Энн порой зачарованно следила, как Аскама, устроившись на коленях Эмилио, играла своими лентами, сплетая их то в один узор, то в другой. Все ленты пахли по-разному, и комбинации цветов, ароматов и узоров составляли основную часть моды руна. В дополнение к лентам что-нибудь привязывали.
– Не думаю, – возразила София. – Однажды я спросила Уарсоа, выглядят ли наши руки странными, и он сказал: «Если вы можете подносить пищу, ваши руки достаточно хороши». Очень практичная точка зрения.
– Их мастерство поражает, – признал Марк.
– Конечно, – небрежно сказал Джордж, – своими руками они управляются лихо, но радио до сих пор не изобрели. Или вообще что-нибудь более сложное, чем стамеска.
– У них есть стекло, металл, керамика, – напомнил Марк.
– Покупные, – отмахнулся Джордж. – Сами руна ничего не производят. Мне неприятно это говорить, друзья, но я не считаю, что они так уж умны.
Эмилио хотел было возразить, что Аскама легко и быстро усваивает новые знания, но затем подумал, что в высказывании Джорджа кое-что есть. Руна умели быть восприимчивыми, но время от времени некоторые из них казались ему, не тупыми, конечно, но какими-то ограниченными.
– Технологической базой их общества является собирательство, – с отвращением говорил Джордж. – Они собирают еду. И цветы, черт бы их побрал. Будь я проклят, если знаю, для чего.
– Для рынка духов, – сказала София, ей позволили присутствовать на некоем подобии заседания деревенского совета, и там она почерпнула немало сведений. – У меня впечатление, что в городе полно фабрик. Сандос, я говорила вам, что выяснила название города? Это Гайгер или Гайджур – что-то вроде этого. Как бы то ни было, каждая деревня специализируется на торговле чем-либо. В Кашане это цветы для парфюмерной промышленности. Думаю, руна намного больше нас интересуются запахами. Вот почему кофе так ценится.
Кашлянув, Энн слегка качнула головой в сторону Д. У, усмехаясь.
Ярбро фыркнул, не поддаваясь на провокацию. К его непреходящему раздражению, кофе был главным предметом их торговли. Ачто еще хуже, даже не кофе как таковой, но аромат кофе. София, бывало, заваривала свое ужасное турецкое пойло, похожее на ил, и Манужаи брала чашку в руки, вдыхая запах, а затем передавала ее другим гостям. Когда кофе остывал, они вручали его обратно Софии, выпивавшей злосчастный напиток. Иезуитская группа могла оплатить почти все, разделив с кем-нибудь чашку кофе.
– Но Джордж прав, – сказал Джимми, который тоже начинал уставать от руна. – Здесь почти нет развитой технологии. Нет радио. Они не могут быть Певцами. Они даже не любят музыку!
Все эти дни они с Джорджем обрабатывали астрономические и метеорологические данные, пересылаемые с корабля, но их манил город с тамошними передатчиками.
Д. У. пробурчал что-то, соглашаясь. Иезуиты больше не пели во время мессы с того раза, когда руна, присутствовавшие на службе, пришли в смятение. Сначала он подумал, что их обеспокоил ритуальный аспект поведения гостей, хотя у самих руна вроде не было ни каких-либо религиозных специалистов, ни церемоний. Но оказалось, что, если литургию просто проговаривать, руна чувствуют себя отлично. А фимиам им даже нравился. Так что обряды тут ни при чем – было ясно, что дело в самом пении.
– Кто-то же производит лодки, стекло и прочее, – сказал Марк. – Местные жители мастерят только мебель и домашнюю утварь. Здесь как в горных районах Боливии: словно попадаешь в средние века. А в Ла-Пасе конструируют спутники и синтезируют лекарства. Просто эта деревня находится на окраине более развитой культуры.
– Давайте будем справедливы: здесь мало нуждаются в индустрии, – заметила Энн. – Почти все время дневной свет – кому нужны электрические лампы? Повсюду реки – кому нужны мощеные дороги и наземный транспорт? Природа дала им все. Зачем пахать, когда можно просто собирать?
– Если бы за эволюцию отвечали люди вроде тебя, – молвил Джордж, – мы бы до сих пор жили в пещерах.
– Что и требовалось доказать, – сказал Джимми, махнув рукой на окружавшие их каменные стены. Раздался взрыв аплодисментов, не поддержанный только Энн.
Эмилио рассмеялся, но с этого момента утратил нить дискуссии, как это часто с ним бывало в обществе красноречивых, убежденных в собственной правоте, но непримиримых спорщиков. Эмилио всегда ненавидел семинары. Где Аскама? – подумал он, уже скучая по ней. Она проводила с ним столько времени, что Эмилио ощущал себя как бы ее родителем, и в этом странном псевдоотцовстве имелись аспекты, которые доставляли глубокое удовлетворение. Хотя Ва Кашани адресовались к нему преимущественно по имени, они использовали также и термин родственности, который производил его в старшего брата Аскамы. А Манужаи иной раз довольно резко одергивала его за нечаянные нарушения, словно и он был ее ребенком. В то же время в их взаимоотношениях присутствовал коммерческий аспект, связанный с торговлей, и он не вполне представлял, что его ожидает.
Его статус среди людей иногда озадачивал Эмилио не меньше. Тот первый случай, когда во время мессы он потерял контроль над собой, был просто пугающим, но ни Марк, ни Д. У. не выглядели удивленными или расстроенными; вместо этого они отнеслись к нему со странной осторожностью, точно он был беременным, – это единственная параллель, которая пришла ему на ум. А облекла его ощущения в слова София. «Вы упились верой в Бога, Сандос», – напрямик сказала она ему однажды, и Эмилио понял: то, что он считал тайной своей души, оказалось доступным чужому пониманию. Эмилио не хватало времени обдумать все это, происходило слишком много событий, а если и случались короткие передышки, он был склонен размышлять о пиве и бейсболе.
В его грудь стукнулся камушек.
– Сандос, – окликнула София, – очнитесь! Он поднялся на локтях:
– Что?
– Вопрос: имеет ли руанджа отношение к языку песен?
– Сомневаюсь. На мой взгляд, они даже не близки.
– Вот видите! – воскликнул Джордж. – Я же говорю: нужно идти в город…
Снова втянутый в обсуждение, Эмилио обнаружил, что ему не хочется в город. Здесь он ощущал себя на месте. Он успел привязаться к Аскаме и ее народу, да и сама мысль, что придется осваивать другой язык так скоро, приводила в уныние. Раньше Эмилио брался одновременно за два, а то и три новых языка, но рядом всегда находился кто-то, говоривший на латыни или на английском. Без Аскамы или другого переводчика он испытывал бы сильные затруднения, пытаясь освоить язык Певцов. Дождавшись паузы в разговоре, Эмилио произнес:
– Думаю, еще не время идти в город. Д. У. тут же спросил:
– Почему ты сказал это, сынок?
– Прошло семь недель! Я не чувствую себя готовым к другому языку и другой культуре. Я могу этим заняться, если необходимо, но предпочел бы сперва закрепить свой руанджа… Извините, – вдруг сказал он. – Я задерживаю остальных. Все в порядке. Я справлюсь. Если все хотят двигаться дальше, надо идти.
Марк медленно перевел взгляд с Эмилио на Д. У:
– Пока что интуиция Эмилио нас не подводила. Мы двигались шаг за шагом, и это принесло свои плоды. Тут еще огромное поле для исследований. Вместо того чтобы загонять его, – Марк прокашлялся, – в другой язык, нам следует, возможно, пожить какое-то время на одном месте.
– Мы прилетели сюда ради музыки, – упрямо напомнил Джимми. – Мы прибыли, чтобы увидеть Певцов.
– Это верно, – сказал Эмилио Марку, пожимая плечами. Он был готов как идти, так и остаться.
– Ладно, ладно. – Д. У. примиряюще однял руку. – Не будем принимать скоропалительных решений, но пора подумать о перспективах.
– Джордж, я признаю, что в мышлении руна есть некая упрощенность, но мы едва говорим на их языке и почти их не знаем, – заметил Эмилио. – То, что выглядит как простодушие, может быть нашим непониманием их утонченности. Иногда очень трудно отличить неведение от нехватки ума. Мы тоже можем казаться руна слегка туповатыми.
Он шлепнулся обратно на подушки.
– Точно, – подтвердила Энн. – Жрите это, техносвиньи!
– Я бы охотнее съел то, чем вот это, – сказал Джордж, показывая на миску, все еще наполовину наполненную тем, о чем он не мог думать иначе, как о фураже, заботливо оставленном для них Манужаи, которая обиделась бы, если бы тут что-то осталось. – Это нельзя есть. Это можно лишь жевать.
– Представь себе, что это салат. Помогает, – посоветовал Эмилио, говоря в потолок. – Но не сильно.
– Можно добавить немного рокфора, – пробормотал Марк. Подняв лист, он критически его оглядел. Ощущая себя неблагодарным, он попытался сказать хоть что-то в похвалу.
– Кухня руна отличается определенной je ne sais quoi.
– Совершенно чрезмерной невразумительностью, на мой вкус, – мрачно произнес Д. У.
Улыбнувшись на это, Эмилио хотел было развить тему, но обратил внимание, что глаза Д. У. закрыты, – а это было странно.
– Эмилио, – сказал Марк, прервав его размышления, – ты спросил у кого-нибудь, можно ли нам разбить экспериментальный огород? Я готов за это взяться.
– Если мы сможем сами прокормить себя, то они, надеюсь, перестанут угощать нас этой дрянью, – предположил Джордж. – По-моему, они делают это из вежливости.
Он сознавал, что если они затеют огород, то задержатся здесь на какое-то время; но прежде, в Кливленде, Джордж Эдвардc был отличным огородником, и его привлекала мысль что-нибудь вырастить здесь. Джимми будет как на иголках, нуда ничего, потерпит. Энн кивнула:
– Я не привередливый едок, но и не Бэмби. Здесь слишком много чертовых веток.
– Ветки – самое вкусное! – воскликнул Джимми. – В самом деле! У них вкус, как у чоу-мейнской лапши.
Энн ошеломленно уставилась на него.
– А мне нравится эта еда, – объявила София. – Серьезно. Нравится. Она напоминает мне еду в Киото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55