– А вы любите булочки с изюмом? – спросил Джерри. – Мы могли бы угостить вас, мистер Миллер.
– Очень любезно с твоей стороны, Джерри.
Францина предложила подать кофе.
– Кстати, не позволите ли мне называть вас «Уилл»?
– Конечно. И кофе с булочками я тоже хочу. Кажется у тебя хороший аппетит, Джерри. Ты занимаешься спортом?
– Я хорошо играю в теннис, как все – в футбол и бейсбол, но больше всего люблю верховую езду. У меня есть новая лошадь. Это большой жеребец, и зовут его Король Чарли, как и нашу собаку.
Пес Чарли, до этого спавший в углу, поднялся и последовал за всеми в столовую, где улегся под столом.
Дети поставили перед Уиллом тарелку с булочками и серебряную конфетницу. Он весело взглянул на Гиацинту. Казалось, его глаза говорили: «Видишь? Я уже завоевал расположение детей».
И пока все они сидели вместе, Гиацинте стало тепло и уютно. Она надеялась, что все ее проблемы успешно разрешатся.
«Как же все просто, – подумала Гиацинта. – Я должна сказать, что этого хотят дети; они любят дом во Флориде, пляжи и свободу». Поскольку она была очень занята на работе, это имело определенный резон, хотя и причиняло ей немалые страдания. Тем не менее идти против их желания было бы неправильно. К тому же она не единственная женщина, которая ради карьеры поручила детей своему бывшему мужу.
– Мы должны что-то дать Чарли, – сказала Эмма.
Гиацинта напомнила ей, что он уже пообедал, однако девочка настаивала:
– Чарли хочет угоститься. Ну хоть чуть-чуть. Ведь он так просит! Посмотри, какие у него глаза.
Уилл взглянул на Гиацинту.
– Может, самую малость?
Вероятно, его растрогали слова Эммы. И Гиацинта с радостью согласилась. Уилл отломил кусочек от своей булочки, вынул из него изюминки и дал Чарли. О, все должно быть очень хорошо! Да, все будет хорошо!
– Значит, вы оба любите верховую езду, – заметил Уилл. – Ваша мама показывала фотографии, на которых вы верхом на лошадях. Их надо бы увеличить и вставить в рамку, Гиацинта.
– Это дядя Арни сфотографировал нас, – пояснил Джерри. – Иногда он ездит вместе с нами, но делает это лучше нас.
– Пожалуй, мне тоже нужно научиться ездить верхом, чтобы сопровождать вас, – улыбнулся Уилл. – И тебе тоже, Гиацинта.
– Дядя Арни все время говорит маме об этом, – серьезно вставил Джерри. – Он даже предлагал купить ей покладистую кобылу на день рождения.
– Это прекрасный подарок.
Разговор незаметно перешел на другие темы, и Гиацинте стало не по себе. Она боялась, как бы Джерри что-нибудь не ляпнул. Сказав, что уже поздно, Гиацинта попросила сына и дочь попрощаться, поскольку завтра им предстоит прогулка вокруг Манхэттена. Дети поднялись.
– Вам надо привыкать просыпаться рано, чтобы не опаздывать в школу, – сказал Уилл.
– Не так рано, как в прошлом году, – возразил Джерри. – Теперь мы пойдем в новую школу.
Гиацинту охватило отчаяние.
– Пора спать. Немедленно, – распорядилась она.
Однако, подойдя к двери, Эмма обернулась.
– Мы не хотим идти в новую школу. Все мои друзья ходят в старую, но папа не позволяет нам. Нам придется оставаться там каждый день до пяти часов, а мне это не нравится. Я уже в третьем классе, поэтому могу ходить, куда хочу. И вообще, я хочу жить здесь, а не во Флориде. Я хочу остаться с мамой, но она нам не позволяет.
– Довольно, Эмма! Идите спать! Сейчас же! – оборвала дочь Гиацинта.
Последовав за детьми, Францина оставила Гиацинту наедине с Уиллом. Они стояли и смотрели друг на друга. У Гиацинты лицо полыхало. Уилл был поражен. Она не знала, что сказать. Уилл заговорил первым:
– Ты не вполне здорова. Не буду тебя задерживать. Иди к детям. Я был рад познакомиться с ними.
Провожая его до двери, а затем до лифта, Гиацинта промолвила:
– Ты не понимаешь. Все очень запутано. Я хотела объяснить тебе ситуацию сегодня, но тут приехали дети, а это долгая история. Когда мы поговорим, ты увидишь, что я…
– Да, – тихо отозвался Уилл, – мы поговорим.
Когда подошел лифт, он попрощался и поехал вниз.
Францина озабоченно спросила:
– Что он сказал?
– Ничего. Господи, ну зачем ты привезла их, не сообщив об этом предварительно мне?
– Я страшно сожалею, но мне и в голову не приходило, что такое может случиться. Ведь нет ничего экстраординарного в том, что детей привозят в дом матери, не правда ли?
– Но в данных обстоятельствах…
– В каких обстоятельствах? Да, ты измучилась, у меня болит сердце, когда я вижу это, но это все из-за каких-то дурацких секретов. И я не знаю, чем тебе помочь, Гиацинта! Как отреагировал Уилл? Неужели ты думаешь, что сможешь жить и дальше так, как сейчас?
– Нет. Но сейчас незачем обсуждать это. Я хочу порадовать детей перед их отъездом, поэтому сейчас пойду спать.
– Ладно, дорогая. Иди отдыхай.
Прошла еще одна ночь.
– Все уехали? – спросил, войдя, Уилл.
– Да, мать отправилась к себе, а дети…
– К отцу?
– Да, но позволь мне все объяснить, чтобы ты все понял.
– Я уже понял. Я не мог думать ни о чем другом, после того как ушел от тебя. Я понял, что ты лгала мне. Вот только не знаю почему.
– Я не лгала, а избегала говорить тебе правду, Уилл, и…
– Разве ты не солгала, оставив на моем автоответчике сообщение о том, что тебе нездоровится?
– Я сделала это, потому что дети приехали внезапно, а я хотела встретиться с тобой наедине.
– Полагаю, ты опасалась, что дети скажут правду.
– Все не так просто, Уилл. Разводы – не такая простая штука. Ты не представляешь себе этого.
– В таком случае расскажи мне.
– Мы были очень злы. Вернее, я. Я говорила тебе о другой женщине. Поэтому, когда он захотел взять детей и они сказали…
– Нет, погоди, у тебя все шиворот-навыворот. Начни сначала.
– Когда я хотела забрать детей, они выразили желание жить в его доме. Мои родители когда-то брали их во Флориду, дети это помнили, им нравились пляжи, дом… Они ведь только дети, и для них это много значит, поэтому я не хотела им отказывать – насилие к хорошему не приводит.
– Но дети не хотят оставаться там сейчас, – возразил Уилл.
– Да, в этом-то и проблема. Я подписала бумагу, не осознавая до конца, что делаю. Я была в полном смятении в связи со случившимся. Но это подписано, и ничего сделать нельзя.
– Но ведь тебе известно, что документ о разводе, подписанный в состоянии стресса, может быть пересмотрен, если не было судебного решения. Или оно было?
– Нет, соглашение было заключено между Джеральдом и мной.
– Его можно пересмотреть. Ты должна передать дело в суд.
Ну вот они и подошли к самому главному, наткнулись на каменную стену.
– Это не поможет. Я наводила справки. Мне в этом случае придется доказывать, что я была невменяемой, согласившись передать ему опеку. Никто не поверит этому, если речь идет о женщине, работающей так, как я. Кстати, это одна из причин, по которой детям лучше быть с отцом. Я работаю допоздна, как ты знаешь.
– Так не пойдет, Гиацинта. Это нехорошо. По какой причине он так поступил? Чем угрожал тебе?
– Угрожал? Да нет же! Джеральд любит детей, и они хотели быть с ним, только и всего. Думаю, они любят дом на побережье даже больше, чем меня. И как бы меня ни томила тоска, я делаю то, что лучше для них.
– Материнская жертва. Весьма трогательно.
– Не иронизируй, Уилл. Я говорю правду.
– Нет, Гиацинта. Это вовсе не правда. Эмма говорила, что они хотят быть с тобой. Почему ты не заберешь их?
– Ты вынуждаешь меня повторяться. Тебе известно, что я работаю допоздна, мне приходится совершать деловые поездки.
Уилл покачал головой.
– В твоем рассказе много неувязок. Кстати, что за человек Арни? Мне он не нравится. Послушав его, можно подумать, что он отец твоих детей. С какой стати ты постоянно обедаешь с ним и принимаешь подарки – например, лошадь?
– Лошадь я не приняла. В Париже я объясняла тебе, кто он такой. Только не говори, что ревнуешь меня к Арни.
– Ты пытаешься ввести меня в заблуждение. Арни – часть твоей жизни, и пока ты не расскажешь мне всю историю, мы не сможем…
Уилл встал и подошел к окну. Гиацинта последовала за ним. Ее вдруг охватил отчаянный страх.
Положив голову ему на плечо, Гиацинта сказала:
– Я люблю тебя, Уилл. И ты любишь меня. Разве имеет значение что-то другое?
Он не шевельнулся и не обнял ее.
– Помнишь, как я рассказал тебе о своей связи с замужней женщиной? Я хотел, чтобы между нами ничего не стояло, не было никаких секретов. Мы не можем жить в доме, где все шкафы заперты и только у одного из нас есть ключ. – Уилл заглянул ей в глаза. – Теперь я понимаю, почему ты никогда не говорила о детях. Это казалось мне странным, но, услышав твои объяснения, я принял их. Однако остается много недоговоренного. Ты хотела сделать детей счастливыми и позволила мужу содержать их. И ты ждешь, что я этому поверю? Твой бывший муж – врач. Его уважают в обществе. Даже если допустить, что Джеральд – негодяй, он не пошел бы на шантаж. Разве что был уверен, что ты не способна ему помешать. Так что же ты скрываешь от меня, Гиацинта?
– Ничего. Я рассказала тебе все, что могла, но ты этому не веришь.
– «Что могла»? Значит, ты можешь рассказать не все?
– Прошу тебя…
– Неужели ты не видишь, что так жить нельзя? Нет будущего у людей, которые не могут быть честны друг с другом.
Она пошевелила губами, но не издала ни звука.
– Ты скажешь что-нибудь еще? – спросил Уилл.
– Прошу тебя, – повторила Гиацинта.
Она была в полной прострации, когда Уилл уходил. Гиацинта подошла к окну и посмотрела вниз. Зажглись огни, и темнота стала явственнее. Она хотела вздохнуть, открыть окно и оказаться внизу. За сколько секунд она достигнет земли и перестанет чувствовать?
Но вдруг Гиацинта вспомнила о Джерри и Эмме! И, быстро отойдя от окна, легла на диван.
Глава 15
Дорогая Гиацинта!
Я пишу самое скорбное письмо из всех, какие мне приходилось писать. Это самый печальный опыт в моей жизни. Я спрашивал себя, печален ли этот опыт и для тебя, и пришел к выводу, что это не так, поскольку иначе ты сделала бы то, о чем я тебя просил, – правдиво рассказала бы мне о своем прошлом. Я писал тебе, дважды мы разговаривали по телефону, но ты отказываешь мне в этом, хотя я сказал тебе, что в противном случае мы не сможем жить вместе. И конечно же, ты должна это понимать.
А теперь я вынужден сказать тебе то, чего более всего страшился, – до свидания. Я вновь пытаюсь обрести покой и от всего сердца желаю тебе того же.
Уилл.
Руки Гиацинты дрожали, когда она перечитывала эти строки.
В ее комнате, освещенной неяркой лампочкой, царила тишина. Свет, радость, надежда, любовь, солнце – все померкло. Что осталось? Дети, которые фактически ей больше не принадлежали? Блистательная «карьера», утратившая свою привлекательность?
– Тебе нужно работать, – еще раньше предупреждала ее Францина. – Работа – верное средство от тоски.
Мать звонила Гиацинте почти ежедневно после того вечера, когда Уилл увидел детей и все рассыпалось. Францина не задавала вопросов. Впрочем, в этом и не было нужды – всякий мог легко предсказать дальнейшее развитие событий. Мать лишь предлагала помощь и говорила банальности о том, что Гиацинта должна занять себя. Францина и сама всегда трудилась: три студентки колледжа жили в ее доме – она любила заниматься благотворительностью, а кроме того, «они составляли ей очень хорошую компанию». Францина знала, как выживать и справляться с проблемами.
Арни тоже дал ей доброжелательный совет. Если бы Гиацинта не чувствовала себя столь опустошенной, ее, вероятно, позабавило бы то, что Арни, несомненно, испытывает удовлетворение, поскольку Уилл исчез со сцены.
Была полночь. Напомнив себе, что завтра опять предстоит напряженный деловой день, Гиацинта отложила письмо и выключила свет.
* * *
– Ты не очень хорошо выглядишь, – заметила Лина, внимательно приглядывавшаяся к Гиацинте уже несколько недель.
Сказано из лучших побуждений, но без пользы. Увы, Лина затронула больной вопрос.
– Мне искренне жаль, Гиацинта. Я считала, что вам хорошо вдвоем и вы отлично подходите друг другу.
Гиацинта молчала, и Лина продолжила:
– К счастью, он редко сюда приходит. Да у него и нет больше причин приходить, поскольку мы встречаемся с ним на заседаниях руководства корпорации. Так что ты не увидишь Уилла здесь, и тебе будет легче, я уверена.
Лина ждала от Гиацинты объяснений, но, не дождавшись ответа, перешла к практическим вопросам.
– Ты понимаешь, что твое имя упоминается почти во всех крупнейших магазинах? И даже широко рекламируется в трех?
«Ну и что? – подумала Гиацинта. – Это не имеет значения. Я больна. У меня нет сил».
– Я мало что значу для вас сейчас, – сказала она. – Порой даже подозреваю, что вы больше не хотите иметь со мной дела.
– Не хочу иметь с тобой дела? Да разве ты не сознаешь, что можешь уйти куда угодно и начать свое собственное дело! И можешь сделать это в любой момент?
– Я никогда не стремилась к этому, Лина. Никогда! Вы открыли меня. Могу ли я так поступить с вами?
Лина улыбнулась и ласково посмотрела на Гиацинту.
– Не многие люди столь верны и порядочны, дорогая. Ты старомодна в хорошем смысле слова. При всем своем таланте ты отличаешься удивительной чистотой и очаровательной наивностью.
– Вот-вот, и все говорят, что я наивна. – И Гиацинта невесело засмеялась.
* * *
Осенние дни тянулись бесконечно. В конце лета над городом повис удушающий смог. Затем начались беспро-светные осенние дожди, навевавшие на Гиацинту тоску.
Она начала работать как одержимая, растрачивая последние силы. Гиацинта работала потому, что ничего другого у нее не оставалось.
Как-то позвонил Арни. Он не был в Ню-Йорке с тех пор, когда встретился с Уиллом. Гиацинта обрадовалась, услышав его голос.
– Привет, Гиа. Я в городе. Пообедаем? В обычном месте и в обычное время?
Арни был полон энтузиазма, сердечен и очень хотел ее видеть.
– Я заеду к тебе на работу, и если ты согласишься, мы пешком пройдем к центру. О’кей?
– Конечно. В шесть сорок пять?
– Ты слишком задерживаешься на работе.
– Ну, это еще рано. Мы сейчас готовимся к весеннему показу.
Гиацинта сидела за письменным столом, когда появился Арни. Он огляделся и удивленно поднял брови. Огромный стол Гиацинты был завален бумагами, папками, бюллетенями, фотографиями и вырезками.
Арни нежно поцеловал ее в обе щеки.
– Ну и ну! Я не имел понятия!.. Впрочем, я ничего не знаю об этом виде бизнеса, кроме того, что женщины теряют рассудок и тратят целые состояния, чтобы приобрести тряпки. – Арни засмеялся. – Не хочу никого обидеть. Если ты делаешь деньги на этих тряпках, действуй… А это что такое? Да ведь это ты!
Он взял лежащую сверху вырезку из газеты, где со снимка смотрели улыбающиеся лица: англичанин, женщина со Среднего Запада, изготавливающая вязаные изделия, и Гиацинта.
– Ты только посмотри на себя. На эти глаза, волосы. Прямо настоящий шелк!
Шелковый водопад, сказал когда-то Уилл.
– Но в жизни ты лучше, Гиа. Будь я проклят, если ты не хорошеешь день ото дня! Что это – специальные витамины?
– Вероятно, работа.
– А газета, кстати, канадская.
– Мы много продали в Канаду.
– Даже не верится. Я все еще вижу тебя такой, как в тот день, когда ты приехала из Техаса. Джерри только что вылез из пеленок, да ты и сама была еще ребенком.
– Двадцать шесть лет.
– Это почти ребенок. Да ты и сейчас дитя, только одета получше. – Арни улыбнулся и широко развел руками. – Так как ты всего этого достигла?
Гиацинта пожала плечами. Сначала бабушка научила ее шить и всей своей жизнью показала, как надо добиваться цели. Потом появился Уилл и направил ее на этот путь… Но не стоит думать об этом.
– Я умираю от голода. А ты? Поехали, если ты готова.
– Готова.
В ресторане, разворачивая салфетку, Арни сказал:
– Давай сделаем заказ, а после этого я расскажу тебе о детях. По телефону трудно говорить подробно.
Гиацинта встревожилась:
– Я буду есть то, что и ты, мне все равно. Ты хочешь сообщить о детях что-то неприятное? По телефону их голоса порой звучат весело, но иногда я слышу от них жалобы, однако помочь им не могу.
– Ничего не изменилось с того времени, как ушла Арвин. Теперь в доме новый друг – Бадди.
– Бадди? Мальчик?
Арни засмеялся:
– Нет, до этого не дошло. У Бадди рост пять футов десять дюймов, и она могла бы быть моделью, но стала певицей. Бадди блондинка, однако у нее был некрасивый нос. Джеральд исправил его, и теперь она без ума от Джеральда.
Комок подступил к горлу Гиацинты. Какая низость! Он не стыдится собственных детей.
– Но Бадди добродушная, и дети с ней ладят. Так что оснований для беспокойства нет.
Арни избегал взгляда Гиацинты. Сосредоточенно намазывая булочку маслом, он вновь заговорил:
– Нет оснований полагать, что Джеральд пренебрегает детьми. Он и сейчас без ума от них, но слишком занят другими делами. И дети уже не очаровательные малыши. Женщины больше не останавливаются и не захлебываются от восторга при виде Эммы или Джерри, даже когда он надевает короткие фланелевые штанишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31