Она обретала покой с этим единственным человеком, который знал ее тайну.
Однако и с Арни возникали трудности. Он не слишком старался скрыть то, чего хочет.
– Наверно, сейчас, выйдя в свет, ты встречаешь многих мужчин?
– Не многих. Я провожу целый день у Либретти.
– Но там есть и другие модельеры.
– Многие из них не интересуются женщинами, Арни.
Словно в шутку, но с серьезным подтекстом, он улыбнулся и сказал, что все еще «к ее услугам».
– Бери лучше меня, чем кого-нибудь другого, Гиа. Посмотри на меня повнимательнее. Ведь неплохой парень, а?
Его живое лицо, атлетическая фигура и в самом деле импонировали ей. Но все-таки чего-то в нем не хватало. Вот только чего?
Первого июля Лина решила, что Гиацинте пора познакомиться с фабриками Франции. Это лишь начало, а следующая поездка будет в Милан. В свое время ей придется познакомиться с производством твида в Шотландии и вышитых изделий в Индии.
– Блестяще! – воскликнула Францина, когда Гиацинта рассказала ей об этом. – Французские цветы, музыка, пища и, разумеется, люди! Да тебе везет! Я счастлива за тебя, дорогая. Ты это заслужила.
Арни отнесся к сообщению восторженно.
– Здорово! Если бы у меня не было все расписано на месяц вперед, я бы обязательно поехал с тобой. Ты должна это отпраздновать. Дети чувствуют себя превосходно, и ты посетишь их, вернувшись, а сейчас иди и развлекайся. Развлекайся, но не очень, Гиа! Надеюсь, ты меня понимаешь.
Через десять дней Гиацинта сидела в кресле самолета возле иллюминатора. Взглянув на бетонированную площадку, она вспомнила, когда в последний раз перелетела через океан. Четыре года в ее жизни тянулись как четыре столетия. Или, напротив, четыре дня, – настолько ярки и живы были воспоминания.
Со своего места в салоне первого класса Гиацинта видела лицо каждого, кто проходил мимо. И как всегда, со свойственным ей любопытством размышляла, много ли может сказать лицо. Она наблюдала и думала о каждом проходящем пассажире, о самой себе, а через несколько минут, когда самолет уже готов был взлететь, пришла к заключению, что сейчас стала сильнее, чем была во время своего последнего полета в Париж.
Сама того не замечая, Гиацинта выпрямилась в кресле. Сиденье было очень удобным. На подносе лежала книга и стояли холодные напитки. Под синей манжетой великолепно сшитого костюма – одного из лучших произведений Лины – поблескивали золотые часики, подарок Францины. У ног Гиацинты стояла элегантная сумочка из кожи ящерицы, идеально гармонирующая с туфлями. Гиацинта улыбнулась, вспомнив наставление Лины: «Ты теперь ходячая реклама, никогда не забывай об этом». У нее вдруг возникло ощущение полного благополучия, давно ею забытого. Место рядом с Гиацинтой пустовало. Удивившись этому, она вдруг услышала:
– Поразительно!
Подняв глаза, Гиацинта увидела Уилла Миллера.
– Я даже не предполагал, – сказал он. – А вы?
– Конечно, нет, – раздраженно ответила она. – Равно как и Лина.
– Что ж, теперь вряд ли вам что-то удастся сделать. Самолет уже выруливает на взлетную полосу, поэтому вам придется смириться с тем, что я рядом.
Гиацинта сразу заметила, что Уилл изменился. Его любезность исчезла. Теперь перед ней стоял тот же мужчина, с которым она когда-то познакомилась, – решительный и откровенный.
А ей так хотелось побыть одной…
– Вы избегаете меня, – сказал Уилл.
– Отчего же? Вовсе нет. Мы хорошо провели день в библиотеке Моргана, не так ли? Во всяком случае, я так считала.
– Когда это было? Три недели назад? Не дурачьте меня, Гиацинта. Все остальное время вы были заняты. Вы утверждаете, что всегда заняты, хотя я знаю, что это не так.
– Что вы имеете в виду? – Она негодующе отодвинулась к окну. – А разве я не занята?
– Но Лина вовсе не намерена нещадно эксплуатировать вас.
– Она не знает, чем я занимаюсь после работы.
– Она знает больше, чем вы предполагаете.
– Так это ее идея? Да, это вполне возможно. Поскольку вы отправились – и конечно, совершенно неожиданно! – в Сан-Франциско. Что же Лина решила делать? Она не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь.
– Я не хочу ссориться из-за Лины. И вообще не хочу ссориться. Повернитесь и посмотрите на статую Свободы. Вы давно не видели ее?
– Давно.
– Я тоже – с тех пор, как мне было десять лет. Мы посетим ее, как только вернемся из этой поездки.
– Что значит «мы»?
– Послушайте, Гиацинта. Ведь вы разыгрываете спектакль. И его трудно понять. Не возражайте, я ведь вижу. Все это по-женски, старомодно, мило и хорошо для начала, но мы уже миновали эту стадию в тот день, когда вы увидели мальчика верхом на лошади и показали мне фотографии Эммы и Джерри.
– Вы не знаете, о чем говорите.
– Напротив, знаю, как знаете и вы. Вы говорите сейчас одно, а ваши глаза – другое. И ваши глаза не лгут.
Глаза Гиацинты, к ее ужасу, наполнились слезами – и все из-за того, что он упомянул о Джерри и Эмме. Она повернулась к окну и посмотрела вниз, на удаляющийся город. На экране перед ними была карта с обозначением их маршрута – на север к Бостону, Галифаксу, Гренландии.
– Я не буду вас беспокоить, – сказал вдруг Уилл. – Читайте. У меня тоже есть книга.
Гиацинта так мечтала почитать этот новый роман хорошего писателя, с таким удовольствием ощущала глянец обложки. И вот теперь все испорчено.
Она прочитала первую фразу, но не смогла сосредоточиться. Она тупо повторяла про себя: «Пристегните ремни». Прочитав эту надпись по-французски и по-английски, она не могла отвязаться от этих слов. Встревожившись, Гиа попыталась взять себя в руки. «Ведь я в здравом уме. Во всяком случае, была в полном порядке, пока не пришел Уилл. Надо посмотреть на все беспристрастно: я ни за кого не цепляюсь и ни на чьем плече не рыдаю. Сама себя содержу и делаю это вполне успешно. Я не должна никому ни цента после того, как убедила Арни принять деньги в счет возмещения долга. Да, мне бывает одиноко, когда я не работаю, – и еще как одиноко! – но я справлюсь с одиночеством…»
Однако что-то в ней дрогнуло и породило сомнения. «Ах, если бы найти мужчину, способного удовлетвориться простыми, не усложняющими жизнь отношениями. Это было бы очень, очень кстати. Он должен быть приятным, как Арни, или чуть-чуть приятнее, а может, просто больше отвечать моему вкусу. Впрочем, это звучит ужасно. «Отвечать моему вкусу…» Как будто я выбираю мужчину так, как выбирают арбуз или стул. Уилл явно не из тех, с кем возможны такие отношения. Здесь большая доля моей вины, и я знаю это. Я хорошо помню, что несколько раз могла сказать такое, что положило бы конец нашим отношениям. Но я этого не сказала. Напротив, поощряла его. И вот результат. Если я не хочу иметь с ним отношений, надо собраться с силами, твердо сказать ему об этом, когда мы приземлимся, и заняться своим делом».
Подошла стюардесса и подала обеденное меню. Уилл и Гиацинта сделали заказ. Гиацинте показалось, что стюардесса смотрит на них с любопытством, словно пытаясь определить, чужие они или супружеская чета. Но разве это имеет значение?
Они молча ели и пили аперитив. Вскоре молчание стало тяготить их.
– Вкусно, – сказала Гиацинта, встретив взгляд Уилла. – Наверное, вы не ожидали такой вкусной еды в самолете?
– Во французском самолете этого можно ожидать.
– Да, они знают толк в еде.
Обычные банальные фразы.
– Кажется, это не первая ваша поездка туда.
– Да, но это моя первая деловая поездка.
– Ну да, на фабрику. Должно быть, это будет очень интересно.
– Я мечтаю об этом.
Снова воцарилось молчание. Затем их взгляды встретились.
– Послушайте, – сказал Уилл. – Это просто смешно. Сперва вы вели свою игру, затем я свою. Мужчины тоже ведут ее, вы знаете. Но начали игру вы, ссылаясь на постоянную занятость. Вы играли со мной или действительно не хотите меня видеть? Если не хотите, то так и скажите. Скажите: «Уилл Миллер, уйдите из моей жизни». Я подчинюсь.
Гиацинта посмотрела в окно. За это время совсем стемнело, и летели они так высоко, что огней на земле не было видно. Куда девалась ее решимость? Ведь только час назад она уверяла себя, что делает себе имя, никому ничего не должна и молча несет свой крест? Ком подступил к горлу Гиацинты.
Подождав, Уилл Миллер заговорил:
– Думаю, вы дали мне ответ, Гиацинта.
Она положила ладонь ему на руку.
– Я не хочу сказать «уйдите из моей жизни».
– А что вы хотите сказать?
«Уголовное преступление второй степени».
– Не знаю.
– Полагаю, вы опасаетесь новых отношений, потому что прежние были очень болезненны. Я прав, Гиацинта?
– Болезненны, – выдохнула она. – О да, болезненны!
– Я не тороплю вас. Но мы теперь понимаем друг друга?
В душе Гиацинты происходила отчаянная борьба. Она испытывала жгучее чувство стыда, потому что сокрытие истины – это притворство и ложь. И еще ею владел гнев, поскольку она, никогда и никому не желая нанести вреда, оказалась в таком положении. Уилла, такого тонкого, умного, гордого и доброго, нельзя обманывать. Нельзя причинять ему боль. Но он ничего не узнает, если дело не раскроется. А она проведет в страхе всю жизнь? Если они будут счастливы, а затем на нее обрушится беда, это не слишком повредит Уиллу. Значит, она не совершит особого греха, сказав ему «да»?
– Гиа, мы теперь понимаем друг друга? – снова спросил Уилл.
Гиацинта кивнула, и он взял ее за руку.
Они спали урывками и, время от времени просыпаясь, ощущали тепло друг друга. Прикосновения казались такими интимными, словно Гиа и Уилл много раз делили ложе. Когда самолет устремился на восток, они снова проснулись и увидели, как всходит солнце.
– Посмотрите! – воскликнула Гиацинта. – Кажется, будто оно поднимается из моря. И так каждый день! Настоящее чудо!
– Да. Чудо. Такое же, как любовь.
Лина, однажды спросив Гиацинту, где она прежде останавливалась в Париже, выбрала другой отель.
– Ты теперь больше не сердишься на нее? – спросил Уилл и лукаво добавил: – Ты думала, что провела ее, но это не так. Эта пожилая леди весьма умна.
– Значит, ты уговорил ее устроить все это? Соседние комнаты и прочее?
– Не скажу, что не принимал в этом участия. А соседние комнаты забронированы для приличия.
Комнаты были декорированы деревом и тонкой тканью: у него – голубой, у нее – розовой. С аппетитом позавтракав, они отправились прогуляться. День был прохладный и солнечный. Они пошли к Тюильри, по пути съели в кафе мороженое.
– У меня такое ощущение, будто я парю в воздухе, – сказал Уилл.
«Да, – подумала Гиацинта, – вот как бывает. Если бы у меня были крылья, я вряд ли чувствовала бы себя лучше. Я готова пойти за ним куда угодно».
– Чему мы посвятим этот день? – спросил Уилл.
– Просто побродим.
– И никаких музеев?
– Не сегодня.
– Я рад, что ты так сказала. Этот день для нас – начало. Это наш праздник. Давай просто ощутим его.
И они отправились бродить. Они перешли мост и остановились посмотреть на суда. Проходя мимо книжных киосков, кое-что купили.
Зайдя в церковь, они сели на скамью, послушали орган и вышли.
Музыка была слышна и на улице.
– Это Бах? – спросила Гиацинта.
– Нет. Сезар Франк.
Они проходили по улицам, аллеям и тенистым переулкам старого города, ощущая удивительный покой.
Наконец Уилл коснулся руки Гиацинты.
– Не пора ли нам вернуться?
Если бы он слышал, как билось у нее сердце! Если бы сердце могло говорить!
– Я не хочу тебя торопить, – сказал он.
Гиацинта посмотрела на него и улыбнулась.
– А я хочу, чтобы ты поторопил меня.
Пробивающиеся через жалюзи полосы полуденного света ложились на ковер. Гиацинта стояла в центре комнаты, а Уилл снимал с нее одежду. Он поцеловал Гиацинту, но она не пошевелилась, охваченная сладостными ощущениями. Казалось, никогда раньше она не была так желанна и никогда еще к ней не прикасались так нежно. До этого момента она никогда не испытывала обожания и такого трепетного отношения к себе. Истинное блаженство пришло к ней только сейчас.
Через несколько дней, завершив свои дела, они освободились.
– Нам не обязательно сразу же лететь домой. Я обменяю билеты, и мы проведем здесь еще несколько дней. Ведь это наш медовый месяц.
Уилл составил список достопримечательностей, которые им хотелось посетить: мужской монастырь, каменный столб в Бретани, Мон-Сен-Мишель и нормандский пляж.
– Что-нибудь добавишь? Изменишь?
Гиа не возражала, но вычеркнула гостиницу, где останавливалась с Джеральдом в дождливую ночь.
– Это все в прошлом, – заметил Уилл, когда она рассказала ему, – и ты должна забыть об этом.
– Уже забыла.
Выехав из города, они направились на север, по очереди ведя машину. Когда дорога была спокойной, Уилл, сидя за рулем, держал Гиацинту за руку. Она чувствовала исходящую от него силу.
Они проводили восхитительные ночи. В гостинице, на балконе, они лежали в гамаке и смотрели, как гаснут звезды. В Мон-Сен-Мишель они слушали шум прибоя. Их дни были насыщены впечатлениями. В Бретани они фотографировали женщин в кружевных шляпках, ели знаменитые оладьи; с восхищением смотрели на древние загадочные каменные столбы, стоящие рядами на ровном поле. Уилла интересовало все – и лебеди на пруду, и небольшая художественная выставка в маленьком городке, и старики, играющие в экзотическую игру.
На пляже он сказал:
– Мой дед погиб здесь шестого июня сорок четвертого года. Это мой второй визит сюда.
С вершины скалы они оглядели песок и волны, орудийные окопы нацистов и молча удалились. На американском кладбище они увидели кресты, белевшие почти до самого горизонта. Гиацинта сочувственно прикоснулась к руке Уилла, желая поддержать его.
В последний вечер Гиацинта надела платье с короткими черными кружевными рукавами.
– Я не собиралась брать с собой ничего такого, – призналась она. – Думала, что буду обедать у себя в номере в купальном халате. Но Лина настояла.
– Я же говорил тебе, что она очень умная женщина. Лина верила в меня.
– Но она не знала моих чувств. Я никогда ни словом не обмолвилась ей о тебе.
Уилл улыбнулся и пошел к двери, но вдруг обернулся и внимательно посмотрел на Гиацинту.
– Сделай мне такую милость, никогда не подстригай волосы короче.
– Я и не собираюсь. Но почему?
– Мне нравится, когда они рассыпаны по подушке.
– Что ж, причина уважительная, – рассмеялась она.
В течение этой чудесной недели Гиацинта запретила себе думать о своих проблемах. И вдруг Уилл заметил:
– Ты почти не говоришь о детях.
– Разве? Я просто не хочу утомлять тебя, уподобляясь тем женщинам, которые без конца говорят о том, какие умные у них дети.
– Ну, меня не так легко утомить. Ты повидаешься с детьми до начала занятий в сентябре?
– Я навещу их. И моя мать тоже. Иногда мы ездим вместе.
– Детей не угнетает такая совместная опека?
– Мои дети радуются нам.
Заметив, что Гиацинта помрачнела, Уилл сказал:
– Прости. Я не хотел причинить тебе боль. Тут ничего не изменишь. Давай лучше наслаждаться жизнью. Давай выпьем за нас. – Они подняли бокалы и чокнулись. – За нас. За тебя и меня, навсегда!
Гиацинта смотрела на него поверх бокала. Такой нежный, такой мудрый и добрый. И вдруг ее кольнуло нехорошее предчувствие.
– В чем дело? – спросил Уилл. – О чем ты думаешь?
– О том, что это наш предпоследний день.
– Ну и что? У нас впереди целая жизнь. – Он улыбнулся, ожидая ответа. – Нет комментариев?
– Это все шампанское. Оно всегда ударяет мне в голову. – Гиа протянула руку и дотронулась до него. – Я люблю тебя, Уилл.
– Вот так-то лучше. Давай поедим и пораньше отправимся спать.
Она ответила бодро и игриво:
– Ты всегда хочешь пораньше лечь в постель.
– А ты знаешь место получше?
Гиацинта неотступно думала о доме. Поэтому факс, поступивший к дежурному в отеле, не удивил ее. Взяв его, Уилл спросил:
– Прочитать тебе?
– Да. Пожалуйста.
– Все хорошо, никаких проблем, дорогая. «Приветствия по случаю дня рождения. Лучше поздно, чем никогда. У всех все в порядке. Дети и я шлем приветы. Как насчет обеда в обычном месте? Арни».
– И это все? Слава Богу!
– Ты не говорила мне о своем дне рождения. Когда он был?
– В прошлый вторник. Я никогда бы не вспомнила о нем, если бы не моя семья.
– Как, никаких празднеств? Ну нет, отныне мы будем отмечать каждый день рождения. Я родился четырнадцатого января и заказываю праздничный торт. А кто такой Арни?
– Партнер моего бывшего мужа и очень хороший мой друг.
– А что значит «обед в обычном месте»?
– Арни приезжает в Нью-Йорк по делам примерно раз в месяц, и я часто обедаю с ним в его отеле. Он очень добрый, чудесно относится к Эмме и Джерри. И я обожаю его.
– Ну что ж. Не размять ли нам ноги перед завтрашним полетом?
Гиацинта радовалась, что дом ничего не испортил, а дождался конца недели и лишь тогда дал о себе знать. Во время прогулки они проходили мимо магазина, где она когда-то увидела розовое платье, изменившее ее жизнь. Узнав магазин, Гиацинта сказала об этом Уиллу.
– Если бы не было того платья, я никогда не встретила бы тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Однако и с Арни возникали трудности. Он не слишком старался скрыть то, чего хочет.
– Наверно, сейчас, выйдя в свет, ты встречаешь многих мужчин?
– Не многих. Я провожу целый день у Либретти.
– Но там есть и другие модельеры.
– Многие из них не интересуются женщинами, Арни.
Словно в шутку, но с серьезным подтекстом, он улыбнулся и сказал, что все еще «к ее услугам».
– Бери лучше меня, чем кого-нибудь другого, Гиа. Посмотри на меня повнимательнее. Ведь неплохой парень, а?
Его живое лицо, атлетическая фигура и в самом деле импонировали ей. Но все-таки чего-то в нем не хватало. Вот только чего?
Первого июля Лина решила, что Гиацинте пора познакомиться с фабриками Франции. Это лишь начало, а следующая поездка будет в Милан. В свое время ей придется познакомиться с производством твида в Шотландии и вышитых изделий в Индии.
– Блестяще! – воскликнула Францина, когда Гиацинта рассказала ей об этом. – Французские цветы, музыка, пища и, разумеется, люди! Да тебе везет! Я счастлива за тебя, дорогая. Ты это заслужила.
Арни отнесся к сообщению восторженно.
– Здорово! Если бы у меня не было все расписано на месяц вперед, я бы обязательно поехал с тобой. Ты должна это отпраздновать. Дети чувствуют себя превосходно, и ты посетишь их, вернувшись, а сейчас иди и развлекайся. Развлекайся, но не очень, Гиа! Надеюсь, ты меня понимаешь.
Через десять дней Гиацинта сидела в кресле самолета возле иллюминатора. Взглянув на бетонированную площадку, она вспомнила, когда в последний раз перелетела через океан. Четыре года в ее жизни тянулись как четыре столетия. Или, напротив, четыре дня, – настолько ярки и живы были воспоминания.
Со своего места в салоне первого класса Гиацинта видела лицо каждого, кто проходил мимо. И как всегда, со свойственным ей любопытством размышляла, много ли может сказать лицо. Она наблюдала и думала о каждом проходящем пассажире, о самой себе, а через несколько минут, когда самолет уже готов был взлететь, пришла к заключению, что сейчас стала сильнее, чем была во время своего последнего полета в Париж.
Сама того не замечая, Гиацинта выпрямилась в кресле. Сиденье было очень удобным. На подносе лежала книга и стояли холодные напитки. Под синей манжетой великолепно сшитого костюма – одного из лучших произведений Лины – поблескивали золотые часики, подарок Францины. У ног Гиацинты стояла элегантная сумочка из кожи ящерицы, идеально гармонирующая с туфлями. Гиацинта улыбнулась, вспомнив наставление Лины: «Ты теперь ходячая реклама, никогда не забывай об этом». У нее вдруг возникло ощущение полного благополучия, давно ею забытого. Место рядом с Гиацинтой пустовало. Удивившись этому, она вдруг услышала:
– Поразительно!
Подняв глаза, Гиацинта увидела Уилла Миллера.
– Я даже не предполагал, – сказал он. – А вы?
– Конечно, нет, – раздраженно ответила она. – Равно как и Лина.
– Что ж, теперь вряд ли вам что-то удастся сделать. Самолет уже выруливает на взлетную полосу, поэтому вам придется смириться с тем, что я рядом.
Гиацинта сразу заметила, что Уилл изменился. Его любезность исчезла. Теперь перед ней стоял тот же мужчина, с которым она когда-то познакомилась, – решительный и откровенный.
А ей так хотелось побыть одной…
– Вы избегаете меня, – сказал Уилл.
– Отчего же? Вовсе нет. Мы хорошо провели день в библиотеке Моргана, не так ли? Во всяком случае, я так считала.
– Когда это было? Три недели назад? Не дурачьте меня, Гиацинта. Все остальное время вы были заняты. Вы утверждаете, что всегда заняты, хотя я знаю, что это не так.
– Что вы имеете в виду? – Она негодующе отодвинулась к окну. – А разве я не занята?
– Но Лина вовсе не намерена нещадно эксплуатировать вас.
– Она не знает, чем я занимаюсь после работы.
– Она знает больше, чем вы предполагаете.
– Так это ее идея? Да, это вполне возможно. Поскольку вы отправились – и конечно, совершенно неожиданно! – в Сан-Франциско. Что же Лина решила делать? Она не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь.
– Я не хочу ссориться из-за Лины. И вообще не хочу ссориться. Повернитесь и посмотрите на статую Свободы. Вы давно не видели ее?
– Давно.
– Я тоже – с тех пор, как мне было десять лет. Мы посетим ее, как только вернемся из этой поездки.
– Что значит «мы»?
– Послушайте, Гиацинта. Ведь вы разыгрываете спектакль. И его трудно понять. Не возражайте, я ведь вижу. Все это по-женски, старомодно, мило и хорошо для начала, но мы уже миновали эту стадию в тот день, когда вы увидели мальчика верхом на лошади и показали мне фотографии Эммы и Джерри.
– Вы не знаете, о чем говорите.
– Напротив, знаю, как знаете и вы. Вы говорите сейчас одно, а ваши глаза – другое. И ваши глаза не лгут.
Глаза Гиацинты, к ее ужасу, наполнились слезами – и все из-за того, что он упомянул о Джерри и Эмме. Она повернулась к окну и посмотрела вниз, на удаляющийся город. На экране перед ними была карта с обозначением их маршрута – на север к Бостону, Галифаксу, Гренландии.
– Я не буду вас беспокоить, – сказал вдруг Уилл. – Читайте. У меня тоже есть книга.
Гиацинта так мечтала почитать этот новый роман хорошего писателя, с таким удовольствием ощущала глянец обложки. И вот теперь все испорчено.
Она прочитала первую фразу, но не смогла сосредоточиться. Она тупо повторяла про себя: «Пристегните ремни». Прочитав эту надпись по-французски и по-английски, она не могла отвязаться от этих слов. Встревожившись, Гиа попыталась взять себя в руки. «Ведь я в здравом уме. Во всяком случае, была в полном порядке, пока не пришел Уилл. Надо посмотреть на все беспристрастно: я ни за кого не цепляюсь и ни на чьем плече не рыдаю. Сама себя содержу и делаю это вполне успешно. Я не должна никому ни цента после того, как убедила Арни принять деньги в счет возмещения долга. Да, мне бывает одиноко, когда я не работаю, – и еще как одиноко! – но я справлюсь с одиночеством…»
Однако что-то в ней дрогнуло и породило сомнения. «Ах, если бы найти мужчину, способного удовлетвориться простыми, не усложняющими жизнь отношениями. Это было бы очень, очень кстати. Он должен быть приятным, как Арни, или чуть-чуть приятнее, а может, просто больше отвечать моему вкусу. Впрочем, это звучит ужасно. «Отвечать моему вкусу…» Как будто я выбираю мужчину так, как выбирают арбуз или стул. Уилл явно не из тех, с кем возможны такие отношения. Здесь большая доля моей вины, и я знаю это. Я хорошо помню, что несколько раз могла сказать такое, что положило бы конец нашим отношениям. Но я этого не сказала. Напротив, поощряла его. И вот результат. Если я не хочу иметь с ним отношений, надо собраться с силами, твердо сказать ему об этом, когда мы приземлимся, и заняться своим делом».
Подошла стюардесса и подала обеденное меню. Уилл и Гиацинта сделали заказ. Гиацинте показалось, что стюардесса смотрит на них с любопытством, словно пытаясь определить, чужие они или супружеская чета. Но разве это имеет значение?
Они молча ели и пили аперитив. Вскоре молчание стало тяготить их.
– Вкусно, – сказала Гиацинта, встретив взгляд Уилла. – Наверное, вы не ожидали такой вкусной еды в самолете?
– Во французском самолете этого можно ожидать.
– Да, они знают толк в еде.
Обычные банальные фразы.
– Кажется, это не первая ваша поездка туда.
– Да, но это моя первая деловая поездка.
– Ну да, на фабрику. Должно быть, это будет очень интересно.
– Я мечтаю об этом.
Снова воцарилось молчание. Затем их взгляды встретились.
– Послушайте, – сказал Уилл. – Это просто смешно. Сперва вы вели свою игру, затем я свою. Мужчины тоже ведут ее, вы знаете. Но начали игру вы, ссылаясь на постоянную занятость. Вы играли со мной или действительно не хотите меня видеть? Если не хотите, то так и скажите. Скажите: «Уилл Миллер, уйдите из моей жизни». Я подчинюсь.
Гиацинта посмотрела в окно. За это время совсем стемнело, и летели они так высоко, что огней на земле не было видно. Куда девалась ее решимость? Ведь только час назад она уверяла себя, что делает себе имя, никому ничего не должна и молча несет свой крест? Ком подступил к горлу Гиацинты.
Подождав, Уилл Миллер заговорил:
– Думаю, вы дали мне ответ, Гиацинта.
Она положила ладонь ему на руку.
– Я не хочу сказать «уйдите из моей жизни».
– А что вы хотите сказать?
«Уголовное преступление второй степени».
– Не знаю.
– Полагаю, вы опасаетесь новых отношений, потому что прежние были очень болезненны. Я прав, Гиацинта?
– Болезненны, – выдохнула она. – О да, болезненны!
– Я не тороплю вас. Но мы теперь понимаем друг друга?
В душе Гиацинты происходила отчаянная борьба. Она испытывала жгучее чувство стыда, потому что сокрытие истины – это притворство и ложь. И еще ею владел гнев, поскольку она, никогда и никому не желая нанести вреда, оказалась в таком положении. Уилла, такого тонкого, умного, гордого и доброго, нельзя обманывать. Нельзя причинять ему боль. Но он ничего не узнает, если дело не раскроется. А она проведет в страхе всю жизнь? Если они будут счастливы, а затем на нее обрушится беда, это не слишком повредит Уиллу. Значит, она не совершит особого греха, сказав ему «да»?
– Гиа, мы теперь понимаем друг друга? – снова спросил Уилл.
Гиацинта кивнула, и он взял ее за руку.
Они спали урывками и, время от времени просыпаясь, ощущали тепло друг друга. Прикосновения казались такими интимными, словно Гиа и Уилл много раз делили ложе. Когда самолет устремился на восток, они снова проснулись и увидели, как всходит солнце.
– Посмотрите! – воскликнула Гиацинта. – Кажется, будто оно поднимается из моря. И так каждый день! Настоящее чудо!
– Да. Чудо. Такое же, как любовь.
Лина, однажды спросив Гиацинту, где она прежде останавливалась в Париже, выбрала другой отель.
– Ты теперь больше не сердишься на нее? – спросил Уилл и лукаво добавил: – Ты думала, что провела ее, но это не так. Эта пожилая леди весьма умна.
– Значит, ты уговорил ее устроить все это? Соседние комнаты и прочее?
– Не скажу, что не принимал в этом участия. А соседние комнаты забронированы для приличия.
Комнаты были декорированы деревом и тонкой тканью: у него – голубой, у нее – розовой. С аппетитом позавтракав, они отправились прогуляться. День был прохладный и солнечный. Они пошли к Тюильри, по пути съели в кафе мороженое.
– У меня такое ощущение, будто я парю в воздухе, – сказал Уилл.
«Да, – подумала Гиацинта, – вот как бывает. Если бы у меня были крылья, я вряд ли чувствовала бы себя лучше. Я готова пойти за ним куда угодно».
– Чему мы посвятим этот день? – спросил Уилл.
– Просто побродим.
– И никаких музеев?
– Не сегодня.
– Я рад, что ты так сказала. Этот день для нас – начало. Это наш праздник. Давай просто ощутим его.
И они отправились бродить. Они перешли мост и остановились посмотреть на суда. Проходя мимо книжных киосков, кое-что купили.
Зайдя в церковь, они сели на скамью, послушали орган и вышли.
Музыка была слышна и на улице.
– Это Бах? – спросила Гиацинта.
– Нет. Сезар Франк.
Они проходили по улицам, аллеям и тенистым переулкам старого города, ощущая удивительный покой.
Наконец Уилл коснулся руки Гиацинты.
– Не пора ли нам вернуться?
Если бы он слышал, как билось у нее сердце! Если бы сердце могло говорить!
– Я не хочу тебя торопить, – сказал он.
Гиацинта посмотрела на него и улыбнулась.
– А я хочу, чтобы ты поторопил меня.
Пробивающиеся через жалюзи полосы полуденного света ложились на ковер. Гиацинта стояла в центре комнаты, а Уилл снимал с нее одежду. Он поцеловал Гиацинту, но она не пошевелилась, охваченная сладостными ощущениями. Казалось, никогда раньше она не была так желанна и никогда еще к ней не прикасались так нежно. До этого момента она никогда не испытывала обожания и такого трепетного отношения к себе. Истинное блаженство пришло к ней только сейчас.
Через несколько дней, завершив свои дела, они освободились.
– Нам не обязательно сразу же лететь домой. Я обменяю билеты, и мы проведем здесь еще несколько дней. Ведь это наш медовый месяц.
Уилл составил список достопримечательностей, которые им хотелось посетить: мужской монастырь, каменный столб в Бретани, Мон-Сен-Мишель и нормандский пляж.
– Что-нибудь добавишь? Изменишь?
Гиа не возражала, но вычеркнула гостиницу, где останавливалась с Джеральдом в дождливую ночь.
– Это все в прошлом, – заметил Уилл, когда она рассказала ему, – и ты должна забыть об этом.
– Уже забыла.
Выехав из города, они направились на север, по очереди ведя машину. Когда дорога была спокойной, Уилл, сидя за рулем, держал Гиацинту за руку. Она чувствовала исходящую от него силу.
Они проводили восхитительные ночи. В гостинице, на балконе, они лежали в гамаке и смотрели, как гаснут звезды. В Мон-Сен-Мишель они слушали шум прибоя. Их дни были насыщены впечатлениями. В Бретани они фотографировали женщин в кружевных шляпках, ели знаменитые оладьи; с восхищением смотрели на древние загадочные каменные столбы, стоящие рядами на ровном поле. Уилла интересовало все – и лебеди на пруду, и небольшая художественная выставка в маленьком городке, и старики, играющие в экзотическую игру.
На пляже он сказал:
– Мой дед погиб здесь шестого июня сорок четвертого года. Это мой второй визит сюда.
С вершины скалы они оглядели песок и волны, орудийные окопы нацистов и молча удалились. На американском кладбище они увидели кресты, белевшие почти до самого горизонта. Гиацинта сочувственно прикоснулась к руке Уилла, желая поддержать его.
В последний вечер Гиацинта надела платье с короткими черными кружевными рукавами.
– Я не собиралась брать с собой ничего такого, – призналась она. – Думала, что буду обедать у себя в номере в купальном халате. Но Лина настояла.
– Я же говорил тебе, что она очень умная женщина. Лина верила в меня.
– Но она не знала моих чувств. Я никогда ни словом не обмолвилась ей о тебе.
Уилл улыбнулся и пошел к двери, но вдруг обернулся и внимательно посмотрел на Гиацинту.
– Сделай мне такую милость, никогда не подстригай волосы короче.
– Я и не собираюсь. Но почему?
– Мне нравится, когда они рассыпаны по подушке.
– Что ж, причина уважительная, – рассмеялась она.
В течение этой чудесной недели Гиацинта запретила себе думать о своих проблемах. И вдруг Уилл заметил:
– Ты почти не говоришь о детях.
– Разве? Я просто не хочу утомлять тебя, уподобляясь тем женщинам, которые без конца говорят о том, какие умные у них дети.
– Ну, меня не так легко утомить. Ты повидаешься с детьми до начала занятий в сентябре?
– Я навещу их. И моя мать тоже. Иногда мы ездим вместе.
– Детей не угнетает такая совместная опека?
– Мои дети радуются нам.
Заметив, что Гиацинта помрачнела, Уилл сказал:
– Прости. Я не хотел причинить тебе боль. Тут ничего не изменишь. Давай лучше наслаждаться жизнью. Давай выпьем за нас. – Они подняли бокалы и чокнулись. – За нас. За тебя и меня, навсегда!
Гиацинта смотрела на него поверх бокала. Такой нежный, такой мудрый и добрый. И вдруг ее кольнуло нехорошее предчувствие.
– В чем дело? – спросил Уилл. – О чем ты думаешь?
– О том, что это наш предпоследний день.
– Ну и что? У нас впереди целая жизнь. – Он улыбнулся, ожидая ответа. – Нет комментариев?
– Это все шампанское. Оно всегда ударяет мне в голову. – Гиа протянула руку и дотронулась до него. – Я люблю тебя, Уилл.
– Вот так-то лучше. Давай поедим и пораньше отправимся спать.
Она ответила бодро и игриво:
– Ты всегда хочешь пораньше лечь в постель.
– А ты знаешь место получше?
Гиацинта неотступно думала о доме. Поэтому факс, поступивший к дежурному в отеле, не удивил ее. Взяв его, Уилл спросил:
– Прочитать тебе?
– Да. Пожалуйста.
– Все хорошо, никаких проблем, дорогая. «Приветствия по случаю дня рождения. Лучше поздно, чем никогда. У всех все в порядке. Дети и я шлем приветы. Как насчет обеда в обычном месте? Арни».
– И это все? Слава Богу!
– Ты не говорила мне о своем дне рождения. Когда он был?
– В прошлый вторник. Я никогда бы не вспомнила о нем, если бы не моя семья.
– Как, никаких празднеств? Ну нет, отныне мы будем отмечать каждый день рождения. Я родился четырнадцатого января и заказываю праздничный торт. А кто такой Арни?
– Партнер моего бывшего мужа и очень хороший мой друг.
– А что значит «обед в обычном месте»?
– Арни приезжает в Нью-Йорк по делам примерно раз в месяц, и я часто обедаю с ним в его отеле. Он очень добрый, чудесно относится к Эмме и Джерри. И я обожаю его.
– Ну что ж. Не размять ли нам ноги перед завтрашним полетом?
Гиацинта радовалась, что дом ничего не испортил, а дождался конца недели и лишь тогда дал о себе знать. Во время прогулки они проходили мимо магазина, где она когда-то увидела розовое платье, изменившее ее жизнь. Узнав магазин, Гиацинта сказала об этом Уиллу.
– Если бы не было того платья, я никогда не встретила бы тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31