Он пристально посмотрел ей в глаза. Она не отвела своего взгляда, пусть он сделает это первым. Он повернулся к Полу:
– Однажды я очень обидел Хенни. Если она сочтет нужным, она тебе об этом расскажет.
Пол покраснел. Он явно чувствовал себя неловко.
– Во многих отношениях, – продолжал Дэн, – моя жена – женщина весьма практичная, но кое в чем она простодушна, как ребенок. Она видела во мне рыцаря на белом коне, тогда как я был всего лишь грешным человеком.
– Пожалуйста, – взмолился Пол, – я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Знаешь, иногда мне кажется, что я и сам мало что понимаю. Но во всяком случае, я надеюсь, что Лия выйдет замуж за Бена. Может быть, им повезет больше и они проживут вместе до конца свою жизнь. Он порядочный человек. Дал ей денег, чтобы она могла начать собственное дело. И он любит мальчика; им обоим будет хорошо с Беном.
– Ты надеешься, что она выйдет замуж за Бена! – воскликнула Хенни. – И это при том, что еще и трех месяцев не прошло, как похоронили Фредди. Она по существу бросила его, когда он более всего в ней нуждался, даже если то, что ты сказал о нем правда.
– Ты тоже оставила меня, когда была мне нужна.
– Я тебя оставила! Ну, это уж слишком!
– Пожалуйста, – вмешался Пол, – прервите этот разговор, пока мы не выйдем на улицу.
Дэн легонько хлопнул Пола по руке.
– Ты прав. Да и нечестно это, втягивать тебя в наши дела.
– Пол, я должна уйти отсюда, – взмолилась Хенни, – я должна. Тебе не следовало так поступать со мной.
Дэн поднялся.
– Оставайся. Я уже ухожу. Еще одно, Пол. То, старое дело между твоим отцом и мной. Я считал тогда, что я прав, да и теперь так считаю. Уверен, что и твой отец все еще считает, что прав был он. И все же, нельзя было допускать того, чтобы все это тянулось столько лет. Мы могли бы просто сказать друг другу, что стоим в этом вопросе на разных позициях, и поставить на этом точку. Ну, кажется, все. Я ухожу.
– Закончи свой ленч, – сказал, глядя на него с жалостью, Пол. – Не уходи так, Дэн.
– Нет. Вот моя доля за ленч.
Он вытащил несколько банкнот из потертого бумажника, того же самого, как увидела Хенни, с которым он ходил уже много лет. Под его взглядом она съежилась на своем стуле, уверенная, что все в зале смотрят на них.
– Проснись же, наконец, Хенни, – проговорил он спокойно. – Стань более человечной, научись прощать. На себя мне наплевать, но Лия… Она столько выстрадала, и у нее есть душа, есть мужество. К тому же, она мать нашего единственного внука. Пожмешь мне на прощание руку? Так, вижу, что не хочешь, – ответил он сам себе, бросив взгляд на руки Хенни, которые так и остались лежать, стиснутые вместе, у нее на коленях. – Пол, напомни своим родителям, чтобы они присмотрели за Хенни. Они ей нужны.
Они провожали его глазами. Еще несколько голов повернулось в его сторону, потому ли, что он до сих пор выглядел весьма импозантным мужчиной, или они просто думали, что за их столиком произошло что-то интересное, может, даже скандальное. Хенни передернуло.
– Так, – протянул Пол, бросив взгляд на ее тарелку. – Похоже, ты не собираешься заканчивать этот ленч.
– Прости.
– Ты тоже меня прости. Все это моя вина. Мне не следовало настаивать.
Они вышли на улицу. Вокруг, на респектабельной авеню, было тихо и спокойно. Люди проходили мимо неспешным шагом, направляясь, вероятно, в какие-нибудь приятные места или возвращаясь из этих приятных мест.
– Не заглянешь ко мне? – спросил Пол.
– Нет, спасибо. Для одного дня развлечений у меня было более, чем достаточно. Я иду домой.
Она не покидала своей квартиры всю неделю. Она спала, вставала, чтобы приготовить себе чашку чая, и снова засыпала. Иногда она подходила к окну и смотрела на улицу. Перед глазами у нее все плыло.
К концу дня в воскресенье гнев ее иссяк, и на нее навалилась такая усталость, что она едва могла заставить себя что-то делать. Иногда она разговаривала сама с собой, не только мысленно, но и вслух; такое нередко происходит с людьми, живущими в одиночестве.
Она не могла не признать, что по крайней мере часть того, что он сказал, было правдой. Скорее всего. Да. У нас был, несомненно, странный ребенок. Я всегда это чувствовала и беспокоилась, не понимая толком, что меня беспокоит. И я думала, что все это моя вина, что он был таким, как я. Мне следовало бы поговорить об этом с Дэном. Мальчик, возможно, был бы менее замкнутым, если бы мы так сделали. Хотя, не знаю. Мне всегда хотелось, чтобы все было совершенным и выглядело совершенным. Наш брак… Я боялась даже подумать о том, что он был далеко не идеальным. Затем настал день, когда я обнаружила письмо, и не могла больше скрывать этого от себя.
Он сказал Полу: «Однажды я очень обидел Хенни. Если она сочтет нужным, она тебе об этом расскажет». Это, несомненно, говорит о его прямоте и искренности. Он не побоялся этим уронить себя в глазах Пола, хотя и чрезвычайно дорожит его хорошим отношением к себе. Но он всегда был искренен. Он с самого начала сказал, что Лия ему не нравится. Он не придумывал извинений своим чувствам… И все-таки, почему она ему не нравилась? Хотя, конечно, мы не вольны в своих чувствах… Должно быть, его неприязнь так же необъяснима, как и симпатия, которую я сразу же почувствовала к ней, когда увидела ее еще малышкой. И, однако, он всегда был добр к ней, добр и справедлив, пока она не вышла замуж за Фредди. Сейчас он даже защищает ее… Он просит меня вспомнить, что это такое – быть молодым. Но разве я так уж стара? Почему он вдруг решил, что я этого не помню? Может, он считает, что я стала настоящим сухарем и более не способна чувствовать ничего ни к кому, только к себе?..
…Она сказала, что никогда бы не оставила Фредди. Я ей тогда не поверила. И, однако, вполне возможно, что так оно все и было бы. Она никогда не была вруньей. Думаю, я знаю ее настолько же хорошо, насколько может знать мать своего ребенка. У нее есть свои недостатки, но, во всяком случае, она никогда не врет. Так что, скорее всего, она продолжала бы жить с моим сыном и в то же время завела бы себе любовника. Это делается повсюду.
Как это все-таки ужасно, жить без любви!
Почему ты так поступил со мной, Дэн? Я была с тобой так счастлива. Ты был всем для меня… Ты выглядел таким одиноким, уходя тогда из ресторана. Я испытывала ненависть к тебе в тот момент, и, однако, я видела, каким ты был поникшим. В твоих обращенных на меня глазах был упрек.
У меня в глазах было то же самое. Я понимаю, какой я стала, и меня это пугает. Мне только сорок пять, но у меня суровое выражение лица и сурово сжатые губы, как у женщины, которая спит в одиночестве и живет лишь одними воспоминаниями. Подобные женщины иногда приходили работать к нам в центр; они были щедры, милосердны, они были хорошими женщинами, я знала это, но только наполовину живыми. Они все были такими добродетельными…
И, однако, во мне еще не все умерло. Я чувствую, что могу еще возродиться к жизни, могу вновь испытать желание. В тот день у Альфи, в тот ужасный день, когда мы услышали о Фредди, там был человек, Тейер, с которым мы укрылись в беседке от дождя… Я отказала ему. Но в глубине души мне не хотелось ему отказывать. В следующий раз я могла бы ему и не отказать. Я чувствовала себя такой молодой… Все это было так чудесно, да, чудесно, хотя я и не любила его, он мне даже не нравился. Так могло быть и у Дэна с той женщиной. Как, по его словам, и было. И очень давно…
А если ты любишь, как Лия и этот молодой человек, насколько же тогда тебе труднее отказать.
И почему ты должен отказывать?..
Так она разговаривала сама с собой, шагая по комнате взад-вперед; в тишине стук каблуков по полу между коврами казался особенно громким. Случайно она наткнулась на стул, и из-под него выкатился мяч. Мяч Хэнка, забытый здесь в суматохе отъезда. Подняв его, она вспомнила, с какой силой сжимали этот мяч маленькие пухлые пальчики.
Она зашла в комнату, которая когда-то принадлежала Фредди. За все эти годы здесь ничего не изменилось. Мрачная в свете лампы комната походила на склеп. Она выключила лампу и подняла жалюзи, впустив внутрь дневной свет. Солнечный луч упал на застеленную простую кровать и стол, где все еще лежали книги, которые он читал последними перед своим отъездом: какой-то текст на греческом языке, перевод из Еврипида и поэмы Эмили Дикинсон.
Она застыла на месте.
Что я делаю?
Ей казалось, что за ее спиной, где-то в пустых комнатах притаился ужас. И с силой, рывком она распахнула окно, словно пытаясь убежать от этого ужаса. На нее мгновенно обрушились звуки улицы: резкие крики, шум ссоры, плач ребенка, рев двигателя и лязг передвигаемых мусорщиком баков. И посреди всего этого чей-то мелодичный смех. Даже здесь, в этом ужасном месте, звуки смеха и жизни.
О, Господи, что же я сделала?
Она подошла к телефонному аппарату. Голос ее дрожал и прерывался так сильно, что телефонистка была вынуждена попросить ее повторить номер телефона. И когда, наконец, ее соединили, она едва смогла прошептать:
– Дэн! Пожалуйста, возвращайся.
Луч послеполуденного солнца упал на кровать, где они лежали сейчас. Они занимались любовью, они спали и теперь, наконец, для них настало время разговоров.
– Ты действительно собиралась покончить с собой в ту ночь? – спросил он. – Я никак не мог избавиться от этой мысли.
Хотела ли она это сделать? Или она лишь играла с этой мыслью, представляя себя центральной фигурой трагедии? Не хотел ли и Фредди в последний момент вернуть все назад?
– Не знаю… я просто чувствовала себя так, словно в мире для меня не осталось больше места.
– Твое место… твое место здесь. Ты знаешь это сейчас, не так ли?
– Да-да, Дэн.
Все было, конечно, далеко не таким, как в начале. Да, наверное, это было и невозможно. Но и того, что они могли дать друг другу сейчас, было достаточно, более чем достаточно.
– Надеюсь, я не очень довел вас с Полом в тот день?
– Нет, все в порядке. Если бы мы не встретились тогда, я бы не начала так много думать, и мы не были бы сейчас вместе в этой постели.
– Я так рад оказаться снова в этой постели, Хенни. Часы в прихожей захрипели и пробили час. Звук, в котором утром ей слышалось что-то зловещее, сейчас казался даже приветливым.
– Я думаю, Хенни, что, может быть, было бы неплохо уехать отсюда. Мы могли бы найти себе небольшую уютную квартирку где-нибудь в верхнем городе, в Йорк-вилле. Они не так уж дороги, если ты согласна обходиться без лифта. Мы жили бы всего в нескольких кварталах от мальчика. Что скажешь?
– Мне эта идея нравится.
– Думаю, она обойдется нам не дороже этой квартиры, так как нам сейчас не нужно столько комнат. И потом, в следующем семестре я ожидаю повышения. А если мы будем жить от них поблизости, я смогу давать нашему малышу уроки игры на фортепьяно. Ему скоро четыре; в таком возрасте и следует начинать.
Приподнявшись на локте, она посмотрела на Дэна. Складки на его лбу чудесным образом исчезли; он выглядел необычайно молодо.
– Привет! – воскликнул он, смеясь.
– Господи, ты снова дома! Ты не голоден?
– У меня во рту не было ни крошки с самого утра.
– Тогда я сейчас встану и приготовлю тебе что-нибудь. В доме мало что есть, кажется, только яйца, но я посмотрю.
* * *
Отужинав на кухне, – он на своем старом месте и она на своем, – он расположился в кресле и раскрыл газету. Она села за письменный стол и начала писать.
Какое-то время спустя Дэн отложил газету и поднялся.
– Что ты пишешь?
Она прикрыла лист бумаги рукой.
– Ничего особенного. Пару недель назад я начала писать поэму о Фредди. Мне хотелось рассказать о его мягкости, доброте… в общем я пыталась, но из этого ничего не вышло. У меня есть любовь и решимость, но нет таланта. Какая скука, подумала я, когда прочла то, что написала.
– Тем не менее, дай мне взглянуть. Можно?
– Я ее разорвала. А сейчас пишу о себе, пытаюсь, излагая на бумаге свои мысли, лучше понять себя. Я подумала, что это мне в какой-то степени поможет.
– Тогда, может, ты разрешишь мне взглянуть на это?
– Тебе, возможно, не понравится то, что ты там прочтешь.
Однако она убрала руку и через ее плечо он прочел:
«Несмотря на всю свою внешнюю веселость, он в сущности одинокий человек, несостоявшийся музыкант и разочаровавшийся реформатор. Думаю, он считает себя неотразимым, видя, как женщины оборачиваются и смотрят ему вслед. Но я должна помнить, что в сущности все это не имеет для него никакого значения, я это знаю».
«Что же до того, что произошло давно, думаю, все было точно так, как он и сказал, хотя, может быть, он и женился бы на ней вместо меня, если бы у него была такая возможность… но я также должна помнить, что все эти годы он любил только меня».
«Да, я все еще испытываю горечь, когда думаю об этом; не такая уж я великодушная».
«Мы не владеем никем и ничем. Наши дети вырастают и уходят от нас, и иногда они умирают раньше нас. И, однако, мы продолжаем жить. Так как все, что у нас есть – это немного лет. Так давайте же брать то, что есть, так как мы не можем сделать большего. У меня был сын. У меня было желание достичь во всем совершенства. Что было, то было. У меня также был возлюбленный, большой человек, храбрый и добрый, и он сейчас снова со мной. Не хотелось бы мне когда-нибудь вновь остаться без него. Я…»
На этом слова обрывались.
Дэн поднял ее со стула и прижал к груди. В глазах у него блестели слезы.
– Помогло тебе то, что ты изложила все это на бумаге?
– Думаю, да.
– Тогда порви этот лист и выброси его. О, Хенни, Хенни, мы начнем все сначала.
На улице, возле ресторана, Пол распрощался с Хенни. Совершенно расстроенный, он провожал ее глазами, и его так и подмывало последовать за ней. Мгновение он стоял в нерешительности, разрываясь между двумя одинаково сильными желаниями: догнать Хенни и уйти одному.
Сколько в ней озлобленности и горечи! Так это непохоже на ту Хенни, которую он знал всю свою жизнь!
А Дэн такой подавленный, притихший… На мгновение перед его мысленным взором отчетливо вспыхнула картина: Дэн стоит где-то на огромной высоте и вокруг него люди кричат, хлопают в ладоши; действительно ли он помнил все это или просто он слышал эту историю столько раз, что она стала казаться ему собственным воспоминанием?
Да, мужества Дэну было не занимать. Не побоялся же он сказать только что, когда они сидели в ресторане, что он очень виноват перед Хенни. Должно быть, между ними произошло что-то совершенно ужасное. На Хенни просто больно смотреть.
Даже смерть Фредди их не примирила, не свела вместе. Они так и продолжают убивать друг друга.
Но, спросил он себя, как могу я судить об этом? Что я, в сущности, знаю? Разве кто-нибудь, глядя на меня, может догадаться, что творится у меня в душе?
Мимо него прошел маленький мальчик с родителями. В руках он держал игрушечный парусник. Они направлялись в парк. Надо ему купить кораблик на этой неделе, а не ждать дня рождения Хэнка; большую часть жизни мы и так проводим в ожиданиях.
От Хэнка мысли его обратились к Анне: у нее был сын такого же возраста, как Хэнк. Однако ее мальчик не будет пускать свой кораблик в Центральном парке. Да и в той части города, в которой она жила сейчас, вряд ли существовало место, где можно было пускать кораблики. Внезапно ему вспомнилось название улицы, на которой она жила, и номер дома. Они были написаны на долговой расписке, присланной ее мужем. Он не собирался запоминать этот адрес на Форт-Вашингтон-авеню, но адрес как-то сам собой застрял у него в голове.
Он зашагал на восток к своему дому. День был довольно прохладным, и ветер раскачивал ветви деревьев. Но он любил такую погоду; одних она вынуждала укрыться в доме, зато другие выходили тут же на улицу, словно бросая погоде вызов. Высокий небосвод блестел как голубая глазурь. Чудесно в такой день поехать куда-нибудь за город. Выйти из машины на какой-нибудь проселочной дороге, прогуляться, а затем отправиться в старую сельскую гостиницу поблизости и пропустить там стаканчик. Конечно, не одному…
Он взглянул на часы; до вечера еще было далеко. Гараж, в котором он держал свой автомобиль, находился чуть дальше по улице, где он жил. Он остановился перед ним и несколько минут стоял в нерешительности. Конечно, он мог пойти к своим родственникам, которые принимали сейчас у себя приехавшего к ним в гости кузена; тот только что оправился от какой-то ужасной болезни. Мысль о полной народа, душной квартире подействовала на него угнетающе. День и без того был почти испорчен.
Внезапно решение пришло к нему само собой, и он вошел в гараж. Было важно, доказывал он себе, чтобы машина не простаивала. В городе ты так редко ездишь; последний раз он воспользовался ею, чтобы добраться до дома Альфи, и было это несколько недель назад.
Сев за руль, он надел шоферские перчатки и поехал на запад. Окно в машине было открыто, и лицо его обдувало ветром. Это было чудесно. Вскоре он выехал на Риверсайд-драйв. Слева от него засверкала покрытая легкой рябью водная гладь реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54