Два не доставившие ему полного удовлетворения случая только подстегнули его желание получить большее. Получить ее всю, целиком. Тело и душу.Он постарается заставить ее отдать все.
Верити приняла решение и, сидя у окна своей комнаты, с волнением ожидала герцога. Он отсутствовал весь день.Только молчаливые, пристально следившие за нею великаны и маленькие горничные, помогавшие ей одеться и подававшие обед в гостиной, разделяли с нею бесконечно долгие часы, тянувшиеся после пробуждения. По мере того как день медленно переходил в сумерки, а ее высокомерный любовник все не появлялся, Верити переставала чувствовать себя несчастной и разжигала в себе пламя праведного гнева.Он не имел никакого права так поступать с нею. Герцог не был невежественным дикарем. Она не сомневалась, что сможет пробудить некоторое благородство в его черной душе.На ней было самое скромное из платьев, заказанных Кайлмором ярко-синее из мериносовой шерсти с отделкой из черной тесьмы в стиле военной формы, что было вполне подходящим, поскольку Верити намеревалась сражаться.Она жалела об утрате своего вдовьего наряда, хотя платье так износилось во время тяжелого путешествия по этой забытой Богом глуши, что его было уже невозможно починить. По крайней мере оно было ее собственностью. Каждая минута, проведенная в этой долине, поглощала еще какую-то часть ее независимости.Глядя, как угасает свет над озером и горами, она чувствовала в величии этой картины что-то зловещее, враждебное человеку. Ничего удивительного в том, что так мало людей жило в этой гнетущей пустоте. Дрожь пробежала по телу, и Верити плотнее закуталась в кремовую кашемировую шаль, а ведь вечер не был холодным, и в камине горел огонь.Кайлмор остановился на пороге, и она увидела, как одним-единственным грозным взглядом он охватил представшую перед ним картину.– Что это значит? – отрывисто спросил он. – Снимай платье, распусти волосы и сейчас, же ложись в постель.Она ожидала, что он рассердится, и даже рассчитывала на это.Он пересек комнату и прислонился к туалетному столику. Верити встала и сжала перед собой руки, чтобы сдержать дрожь.– Мне надоело быть ягненком, которого ведут на бойню, ваша светлость, – твердо сказала она. – Ваши права на мое тело кончились вместе с контрактом еще в Лондоне.– Я говорил тебе, чего я хочу. – Он с неумолимым видом скрестил руки, на груди.Герцог был одет по-деревенски. Простая рубашка, кожаные штаны, высокие сапоги. Казалось, он принес с собой свежесть ветра. Колеблющийся золотистый свет свечей и огня в камине падал на его плечи.Она с негодованием поняла, что с робостью отступает от него, как кобылица, почуявшая жеребца. Это было ужасно. Она позволяла его мужской силе отвлекать себя от слов, которые необходимо сказать ему. Ибо в какие бы изощренные игры ни играли они в Лондоне, Верити никогда раньше не чувствовала в нем мужчину так остро, как здесь.– Вы получили то, чего хотели. Вы отомстили. – Она старалась сохранить свою решимость. – Отпустите меня. Вы должны прекратить этот… средневековый ужас, пока он не вышел из-под контроля.Насмешливая улыбка скривила его губы.– И это все, что ты можешь сделать?Верити с удивлением посмотрела ему в глаза. Она ожидала увидеть в них гнев, но вместо этого увидела лишь усталость и пугающий цинизм.Как будто догадавшись, что она поняла больше, чем ему бы хотелось, Кайлмор выпрямился и, подойдя к зарешеченному окну, мрачно посмотрел сквозь решетку.– Полагаю, ты весь день сочиняла эту маленькую речь. – Его голос был пропитан сарказмом. – Чего ты хотела этим достигнуть? Пожелания спокойной ночи и быстрого отъезда домой утром? Для такой уступки стоило бы по крайней мере выжать пару слезинок. Мужчина должен быть настоящим чудовищем, чтобы отказать красавице, рыдающей от горя у его ног.Как ей был ненавистен этот тон полный превосходства. С усилием она произнесла:– Если бы это помогло, то я, конечно, охотно бы попыталась.Он обернулся. Цинизм в его взгляде превосходил все другие чувства.– Не трать напрасно время. Мы оба уже знаем, что я чудовище. Прекрати эти глупости. Я могу снять с тебя этот весьма элегантный наряд, и через пять минут ты будешь лежать подо мной.В его глазах было столько холода, что ее снова охватила дрожь. Но Верити не позволила его угрозе, высказанной усталым равнодушным тоном, испугать себя.– Нет.– Ты все еще не понимаешь, Верити? А я всегда считал тебя такой умной куколкой. У тебя нет никакой власти. У тебя нет никаких прав. Ты принадлежишь мне. Здесь не Лондон. Здесь заброшенный уголок феодальных владений. И я здесь хозяин. Бежать отсюда некуда. Здесь никто тебе не поможет. Если я хочу тебя, а мы оба знаем, что хочу, то я буду иметь тебя.Она не могла справиться со своим участившимся дыханием, хотя понимала, что оно выдает ее страх.– Вы думаете, что если я продажная женщина, то должна принимать любого мужчину, имеющего монетку на оплату моих услуг?– Нет. Я думаю, ты принадлежишь мне и будешь принадлежать всегда, лучше подчиниться неизбежному.Но она все еще не сдавалась.– Кем бы я ни была, я – свободная душа. Я не домашнее животное какого-то мужчины. – Эти слова она повторяла весь день в напрасной попытке набраться храбрости.По его выразительным губам пробежала насмешливая улыбка.– Ты будешь моим домашним животным. Ты уже мое домашнее животное.Она собралась с силами и посмотрела на него с таким презрением, какое только могла выразить.– Никогда.Он надменно поднял бровь, как будто знал, как ненадежно ее сопротивление. Вероятно, знал. А она продолжала:– Я никогда не лягу в вашу постель по своей воле. Не сомневаюсь, что великий герцог Кайлмор слишком гордый человек, чтобы преследовать отвергнувшую его любовницу.Она хотела своими словами уколоть его, но выражение его каменного лица не изменилось.– Великий герцог Кайлмор делает то, что он хочет, мадам. Три месяца я был посмешищем Лондона. Я унизился до того, что прочесывал все королевство в поисках сведений о тебе. Я дрался с простолюдином. Я опустился до похищения. Не обольщайся мыслью, что гордость помешает мне предпринять любые действия, чтобы достигнуть цели. С тех пор как ты уехала, моя гордость была растоптана в пыль. И в ней ты не найдешь помощи.Вопреки всему нарисованная им картина на мгновение вызвала у нее невольное сочувствие. Герцог, которого она знала в Лондоне, был образцом истинного джентльмена, возможно, не все его любили, но, без сомнения, восхищались. Его уважали, его боялись, ему завидовали. Ее побег дорого обошелся ему.– Кайлмор, – тихо сказала она, – я сожалею, что уехала, ничего не сказав вам. В тот последний… – Она замолчала. Ее все еще охватывал страх, когда она вспоминала его последний бурный приезд в Кенсингтон и безумное предложение выйти за него замуж. – В тот последний день, когда вы заехали ко мне, мне следовало все объяснить, следовало попрощаться. Тогда бы мы по крайней мере расстались друзьями.Он невесело рассмеялся, и горькие складки на столице стали заметнее.– Как будто я отпустил бы тебя. Не отпустил бы. А ты это знала уже тогда, вот почему и сбежала тайком.Она шагнула к нему, не успев подумать, что делает.– Я верну вам деньги.Он не мог даже представить, какую жертву приносит она, предлагая это, она жертвовала не только своим благополучием, но и благополучием сестры и брата. Но Верити провела весь день в поисках выхода из этого кошмарного положения. Если свобода стоила ей состояния, которое, она считала, принадлежит ей на законных основаниях, она с радостью заплатила бы эти деньги.Эштоны справятся, заглушая чувство вины, убеждала она себя. Она позаботится, чтобы справились.– Если вы дадите мне несколько дней для устройства моих дел, – настаивала она, – я верну вам все до последнего пенни.– Да не будь ты такой дурой, женщина! Дело не в деньгах. Деньги никогда не имели значения.Он впился пальцами в ее плечи, и Верити приготовилась к тому, что он устроит ей хорошую встряску. Но Кайлмор только крепко держал ее.Она в отчаянии взглянула на него, на его лице не было и намека на неуверенность.Она нервно выдохнула.Его пальцы не выпускали рукавов ее платья.– Ты украла себя. А теперь я украл тебя. И никогда не отпущу.Она вскрикнула и вырвалась из его рук.– Это невозможно. Вы должны это понять.– Нет. Такова моя воля. – Он бросился следом, словно преследуя дикого зверя.Она попятилась от уверенности, звучавшей в его словах.И тут она заметила, что, войдя сюда, он забыл запереть за собой дверь. С невероятной быстротой Верити кинулась к двери. Опоздав всего лишь на полсекунды, он бросился за ней.Но она первой добежала до двери и захлопнула ее за собой. Сбежав по лестнице, Верити помчалась через холл и ухватилась за засов на массивной парадной двери.Рыдая, она боролось с тяжелым железным засовом. Герцог почти догнал ее. Она слышала приближающийся топот его сапог по деревянным ступеням.Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда он спрыгнул с лестницы. Она выбежала в темноту, не имея ни малейшего представления, куда идет, и только чувствуя крайнюю необходимость спастись от своего преследователя. Глава 11 Густые заросли кустарника ограждали одну сторону дома, и Верити надеялась найти в них убежище. Она побежала бы к лесу, если бы знала, что может опередить Кайлмора на открытой, местности. Но даже паника не мешала ей сомневаться в этом.Едва касаясь ногами мокрой травы, Верити добежала до кустарника и стала продираться сквозь заросли. Сучки и шипы цеплялись за ее волосы и одежду, но она упорно проталкивалась к центру и остановилась, лишь когда заросли стали перед нею непроходимой стеной.Она сжалась в комок и постаралась сдержать хриплое дыхание, но безуспешно.Кайлмор находился совсем близко. Она не слышала и не видела его, но знала, что он наблюдает в ожидании малейшего движения.– Верити, выходи, – наконец сказал он. – Тебе некуда бежать.Сейчас его можно было принять за разумного человека. Когда-то она могла бы поверить в его разум. Но не теперь.Сплетни оказались правдой. Все Кинмерри были безумны. Жажда мести грозила сделать герцога самым безумным среди них.Верити забилась еще глубже в заросли и не ответила.– Ночью будет холодно, снова собирается дождь. – Он не пошевелился.Черт бы его побрал, он, должно быть, видел проход, по которому она забралась в чащу.Словно читая ее мысли, Кайлмор сказал:– Я знаю, где ты прячешься. Посередине кустарника есть прогалина. Я здесь вырос. В этой долине нет потайных мест, которых бы я не знал. Бежать отсюда бесполезно. Здесь на целые мили нет ни уголка, ни лазейки, ни щели, в которых я не побывал.Трудно представить его маленьким мальчиком. Ей это никогда не приходило в голову. Она отвлеклась лишь на минуту и тут же услышала угрожающий шорох в кустах.– Если потребуется, я доберусь до тебя. Или ты выйдешь добровольно. Но здесь ты не останешься.По мере того как дыхание выравнивалось, слепой страх, толкнувший ее на этот бессмысленный поступок, затихал. Верити уже поняла всю бесполезность борьбы. Куда она могла пойти? Полночь. Она слишком легко одета. У нее нет ни провизии, ни денег. Она не имела представления, как выбраться из этой долины.– Ладно, я иду, – вздохнул Кайлмор.– Нет, – уныло ответила она. – Нет, подождите. – Она с ужасом представила, как он вытаскивает ее, а она с криками отбивается от него руками и ногами.Безумная ярость, владевшая ею ранее, сменилась сознанием своего поражения. Выбираясь наружу, Верити чувствовала каждый сучок и каждую царапину. Промокшая, грязная и страдающая от сотни мелких ссадин, она выползла из зарослей.Для того чтобы сбежать от герцога Кайлмора, требовалась не истерика, а нечто большее.Несмотря на вынужденное послушание, она бесстрашно взглянула на герцога.– Я не буду с вами спать.– Будешь.Он взял ее за плечо. Тепло прикосновения обожгло ее сквозь мокрую шерсть рукава, и непокорная кровь застучала в застывшем от холода теле. Кайлмор повернул женщину лицом к двери и повел ее в дом.Он держал ее крепко, но не причиняя боли. Зачем понапрасну тратить силы? Он не хуже нее знал, что на этот раз вышел победителем, как бы стойко она ни держалась.Какой же несчастной чувствовала она себя, когда Кайлмор вел ее, внешне такую покорную, в дом. Она никогда не избавится от этого человека. Она никогда не избавится от Сорайи. В течение тринадцати лет мысль, что наступит день освобождения, была единственным, что помогало ей выжить. Верити не предвидела появления герцога и его безудержного желания обладать ею.Но желание умирает, если не получает поощрения. Когда предмет страсти ничего не дает, ничего не предлагает, не разделяет чувств. Кайлмор слишком горд, чтобы биться до отчаяния о несокрушимую стену ее сопротивления. Но он сказал, что уже отказался от гордости. А она даже в эти последние дни не всегда оставалась бесчувственной.Верити убеждала себя, что сказалась привычка. Ведь она целый год была его любовницей.Или это было его неоспоримое искусство любовника. Или ее неисправимо греховная натура. Если она будет сильной и сумеет оставаться холодной как лед в его объятиях, ему надоест безумное увлечение.А если это произойдет, что потом? Не махнет ли он ей рукой на прощание, не позволит ли вернуться к той жизни, которую она желает? Вряд ли.Возможно, он убьет ее. В этом безлюдном месте это совсем несложно.Однако этого она не могла себе представить. Он может властвовать над ней как любовник, может принуждать ее, но убить ее он не сможет.Если бы только эта мысль могла хоть немного успокоить ее. * * * Дрожа от холода и пережитого волнения, Верити стояла посреди спальни и смотрела, как Кайлмор разжигает камин. Вероятно, он был уверен, что она едва ли предпримет еще одну попытку к бегству, по крайней мере сейчас. Он не запер дверь. И теперь, казалось, с удовольствием, не спеша занимался камином.Будучи одним из самых знатных лордов, он, как ни странно, с большой ловкостью управлялся с каминными мехами. Не впервые она подумала, как недооценивала его в Лондоне. Тогда она видела в нем еще одного бесполезного аристократа. Умного и, возможно, более жестокого, чем другие мужчины, соперничавшие из-за ее милостей, но, по существу, сделанного из того же теста.Теперь по его поведению не было заметно, что он считает пребывание в этом скромном доме ниже собственного достоинства. Хотя в ее деревенской юности этот дом показался бы ей высшей степенью роскоши, его едва ли можно было сравнить с теми, к которым привык герцог.Она смотрела, как он, стоя на коленях, разжигает огонь – занятие, которое поручалось в богатых домах горничным самого низшего ранга. Он был сильным. Умным. И ужасающе сложным.О, как бы ей хотелось, чтобы он был тем изнеженным ничтожеством, каким она его когда-то считала. Но если эта последняя неделя научила ее чему-то, то только одному – она никогда не понимала герцога Кайлмора. Он оказался мрачнее, глубже, намного опаснее, чем она себе представляла, хотя и в Лондоне проявлялись признаки его истинной натуры, и, если бы это ее интересовало, она бы заметила их.Его настойчивое преследование. Его неистощимая страсть в постели.Она помнила, каким открытием стала для нее сила этой страсти. Элдред был человеком умеренных привычек, а Джеймса она отучила от неумелых ласк.Как бы смеялся Кайлмор, если бы она призналась, что одной из причин ее фатальной ошибки в нем была ее собственная неопытность. Самая известная куртизанка Лондона потрясена мощностью мужской силы, как какая-нибудь молоденькая мисс? Она сама чуть не расхохоталась.Какой-то инстинкт всегда предупреждал ее, что Кайлмор опасен. Поэтому она так долго сопротивлялась его уговорам.Но эти смутные предчувствия не объясняли ей, какое зло навлекла она на себя, став его любовницей. О чем она думала, когда ее разум отогнал смутное чувство недоверия и заставил ухватиться за возможность безбедного существования?Разум? Да ей лучше было бы броситься в Темзу, чем пустить Кайлмора в свою постель.Вся эта добытая горьким опытом мудрость запоздала. Верити оказалась связанной не с тем человеком и должна расплатиться за это. Расплата уже близка, если судить по знакомому блеску в его синих глазах.– Почему ты продолжаешь сопротивляться мне? – тихо спросил он, расстегивая гусарскую шнуровку на лифе ее платья с такой ловкостью, что, даже несмотря на страх, она заметила это.Дрожь все сильнее охватывала ее, но Верити не отступила. Какой в этом смысл? Он снова схватит ее.– Вы знаете почему, – неохотно ответила она.Он спустил платье с ее плеч, и странная улыбка пробежала по его лицу.– По-моему, я начинаю понимать.Он продолжал раздевать ее, а она стояла неподвижно, как кукла. Ей вдруг показалось, что он не спешит овладеть ею. Она старалась не думать о своей наготе, но не могла сдержать дрожь, порожденную уязвимостью.Уверенным жестом он распустил ее стянутые в узел волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Верити приняла решение и, сидя у окна своей комнаты, с волнением ожидала герцога. Он отсутствовал весь день.Только молчаливые, пристально следившие за нею великаны и маленькие горничные, помогавшие ей одеться и подававшие обед в гостиной, разделяли с нею бесконечно долгие часы, тянувшиеся после пробуждения. По мере того как день медленно переходил в сумерки, а ее высокомерный любовник все не появлялся, Верити переставала чувствовать себя несчастной и разжигала в себе пламя праведного гнева.Он не имел никакого права так поступать с нею. Герцог не был невежественным дикарем. Она не сомневалась, что сможет пробудить некоторое благородство в его черной душе.На ней было самое скромное из платьев, заказанных Кайлмором ярко-синее из мериносовой шерсти с отделкой из черной тесьмы в стиле военной формы, что было вполне подходящим, поскольку Верити намеревалась сражаться.Она жалела об утрате своего вдовьего наряда, хотя платье так износилось во время тяжелого путешествия по этой забытой Богом глуши, что его было уже невозможно починить. По крайней мере оно было ее собственностью. Каждая минута, проведенная в этой долине, поглощала еще какую-то часть ее независимости.Глядя, как угасает свет над озером и горами, она чувствовала в величии этой картины что-то зловещее, враждебное человеку. Ничего удивительного в том, что так мало людей жило в этой гнетущей пустоте. Дрожь пробежала по телу, и Верити плотнее закуталась в кремовую кашемировую шаль, а ведь вечер не был холодным, и в камине горел огонь.Кайлмор остановился на пороге, и она увидела, как одним-единственным грозным взглядом он охватил представшую перед ним картину.– Что это значит? – отрывисто спросил он. – Снимай платье, распусти волосы и сейчас, же ложись в постель.Она ожидала, что он рассердится, и даже рассчитывала на это.Он пересек комнату и прислонился к туалетному столику. Верити встала и сжала перед собой руки, чтобы сдержать дрожь.– Мне надоело быть ягненком, которого ведут на бойню, ваша светлость, – твердо сказала она. – Ваши права на мое тело кончились вместе с контрактом еще в Лондоне.– Я говорил тебе, чего я хочу. – Он с неумолимым видом скрестил руки, на груди.Герцог был одет по-деревенски. Простая рубашка, кожаные штаны, высокие сапоги. Казалось, он принес с собой свежесть ветра. Колеблющийся золотистый свет свечей и огня в камине падал на его плечи.Она с негодованием поняла, что с робостью отступает от него, как кобылица, почуявшая жеребца. Это было ужасно. Она позволяла его мужской силе отвлекать себя от слов, которые необходимо сказать ему. Ибо в какие бы изощренные игры ни играли они в Лондоне, Верити никогда раньше не чувствовала в нем мужчину так остро, как здесь.– Вы получили то, чего хотели. Вы отомстили. – Она старалась сохранить свою решимость. – Отпустите меня. Вы должны прекратить этот… средневековый ужас, пока он не вышел из-под контроля.Насмешливая улыбка скривила его губы.– И это все, что ты можешь сделать?Верити с удивлением посмотрела ему в глаза. Она ожидала увидеть в них гнев, но вместо этого увидела лишь усталость и пугающий цинизм.Как будто догадавшись, что она поняла больше, чем ему бы хотелось, Кайлмор выпрямился и, подойдя к зарешеченному окну, мрачно посмотрел сквозь решетку.– Полагаю, ты весь день сочиняла эту маленькую речь. – Его голос был пропитан сарказмом. – Чего ты хотела этим достигнуть? Пожелания спокойной ночи и быстрого отъезда домой утром? Для такой уступки стоило бы по крайней мере выжать пару слезинок. Мужчина должен быть настоящим чудовищем, чтобы отказать красавице, рыдающей от горя у его ног.Как ей был ненавистен этот тон полный превосходства. С усилием она произнесла:– Если бы это помогло, то я, конечно, охотно бы попыталась.Он обернулся. Цинизм в его взгляде превосходил все другие чувства.– Не трать напрасно время. Мы оба уже знаем, что я чудовище. Прекрати эти глупости. Я могу снять с тебя этот весьма элегантный наряд, и через пять минут ты будешь лежать подо мной.В его глазах было столько холода, что ее снова охватила дрожь. Но Верити не позволила его угрозе, высказанной усталым равнодушным тоном, испугать себя.– Нет.– Ты все еще не понимаешь, Верити? А я всегда считал тебя такой умной куколкой. У тебя нет никакой власти. У тебя нет никаких прав. Ты принадлежишь мне. Здесь не Лондон. Здесь заброшенный уголок феодальных владений. И я здесь хозяин. Бежать отсюда некуда. Здесь никто тебе не поможет. Если я хочу тебя, а мы оба знаем, что хочу, то я буду иметь тебя.Она не могла справиться со своим участившимся дыханием, хотя понимала, что оно выдает ее страх.– Вы думаете, что если я продажная женщина, то должна принимать любого мужчину, имеющего монетку на оплату моих услуг?– Нет. Я думаю, ты принадлежишь мне и будешь принадлежать всегда, лучше подчиниться неизбежному.Но она все еще не сдавалась.– Кем бы я ни была, я – свободная душа. Я не домашнее животное какого-то мужчины. – Эти слова она повторяла весь день в напрасной попытке набраться храбрости.По его выразительным губам пробежала насмешливая улыбка.– Ты будешь моим домашним животным. Ты уже мое домашнее животное.Она собралась с силами и посмотрела на него с таким презрением, какое только могла выразить.– Никогда.Он надменно поднял бровь, как будто знал, как ненадежно ее сопротивление. Вероятно, знал. А она продолжала:– Я никогда не лягу в вашу постель по своей воле. Не сомневаюсь, что великий герцог Кайлмор слишком гордый человек, чтобы преследовать отвергнувшую его любовницу.Она хотела своими словами уколоть его, но выражение его каменного лица не изменилось.– Великий герцог Кайлмор делает то, что он хочет, мадам. Три месяца я был посмешищем Лондона. Я унизился до того, что прочесывал все королевство в поисках сведений о тебе. Я дрался с простолюдином. Я опустился до похищения. Не обольщайся мыслью, что гордость помешает мне предпринять любые действия, чтобы достигнуть цели. С тех пор как ты уехала, моя гордость была растоптана в пыль. И в ней ты не найдешь помощи.Вопреки всему нарисованная им картина на мгновение вызвала у нее невольное сочувствие. Герцог, которого она знала в Лондоне, был образцом истинного джентльмена, возможно, не все его любили, но, без сомнения, восхищались. Его уважали, его боялись, ему завидовали. Ее побег дорого обошелся ему.– Кайлмор, – тихо сказала она, – я сожалею, что уехала, ничего не сказав вам. В тот последний… – Она замолчала. Ее все еще охватывал страх, когда она вспоминала его последний бурный приезд в Кенсингтон и безумное предложение выйти за него замуж. – В тот последний день, когда вы заехали ко мне, мне следовало все объяснить, следовало попрощаться. Тогда бы мы по крайней мере расстались друзьями.Он невесело рассмеялся, и горькие складки на столице стали заметнее.– Как будто я отпустил бы тебя. Не отпустил бы. А ты это знала уже тогда, вот почему и сбежала тайком.Она шагнула к нему, не успев подумать, что делает.– Я верну вам деньги.Он не мог даже представить, какую жертву приносит она, предлагая это, она жертвовала не только своим благополучием, но и благополучием сестры и брата. Но Верити провела весь день в поисках выхода из этого кошмарного положения. Если свобода стоила ей состояния, которое, она считала, принадлежит ей на законных основаниях, она с радостью заплатила бы эти деньги.Эштоны справятся, заглушая чувство вины, убеждала она себя. Она позаботится, чтобы справились.– Если вы дадите мне несколько дней для устройства моих дел, – настаивала она, – я верну вам все до последнего пенни.– Да не будь ты такой дурой, женщина! Дело не в деньгах. Деньги никогда не имели значения.Он впился пальцами в ее плечи, и Верити приготовилась к тому, что он устроит ей хорошую встряску. Но Кайлмор только крепко держал ее.Она в отчаянии взглянула на него, на его лице не было и намека на неуверенность.Она нервно выдохнула.Его пальцы не выпускали рукавов ее платья.– Ты украла себя. А теперь я украл тебя. И никогда не отпущу.Она вскрикнула и вырвалась из его рук.– Это невозможно. Вы должны это понять.– Нет. Такова моя воля. – Он бросился следом, словно преследуя дикого зверя.Она попятилась от уверенности, звучавшей в его словах.И тут она заметила, что, войдя сюда, он забыл запереть за собой дверь. С невероятной быстротой Верити кинулась к двери. Опоздав всего лишь на полсекунды, он бросился за ней.Но она первой добежала до двери и захлопнула ее за собой. Сбежав по лестнице, Верити помчалась через холл и ухватилась за засов на массивной парадной двери.Рыдая, она боролось с тяжелым железным засовом. Герцог почти догнал ее. Она слышала приближающийся топот его сапог по деревянным ступеням.Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда он спрыгнул с лестницы. Она выбежала в темноту, не имея ни малейшего представления, куда идет, и только чувствуя крайнюю необходимость спастись от своего преследователя. Глава 11 Густые заросли кустарника ограждали одну сторону дома, и Верити надеялась найти в них убежище. Она побежала бы к лесу, если бы знала, что может опередить Кайлмора на открытой, местности. Но даже паника не мешала ей сомневаться в этом.Едва касаясь ногами мокрой травы, Верити добежала до кустарника и стала продираться сквозь заросли. Сучки и шипы цеплялись за ее волосы и одежду, но она упорно проталкивалась к центру и остановилась, лишь когда заросли стали перед нею непроходимой стеной.Она сжалась в комок и постаралась сдержать хриплое дыхание, но безуспешно.Кайлмор находился совсем близко. Она не слышала и не видела его, но знала, что он наблюдает в ожидании малейшего движения.– Верити, выходи, – наконец сказал он. – Тебе некуда бежать.Сейчас его можно было принять за разумного человека. Когда-то она могла бы поверить в его разум. Но не теперь.Сплетни оказались правдой. Все Кинмерри были безумны. Жажда мести грозила сделать герцога самым безумным среди них.Верити забилась еще глубже в заросли и не ответила.– Ночью будет холодно, снова собирается дождь. – Он не пошевелился.Черт бы его побрал, он, должно быть, видел проход, по которому она забралась в чащу.Словно читая ее мысли, Кайлмор сказал:– Я знаю, где ты прячешься. Посередине кустарника есть прогалина. Я здесь вырос. В этой долине нет потайных мест, которых бы я не знал. Бежать отсюда бесполезно. Здесь на целые мили нет ни уголка, ни лазейки, ни щели, в которых я не побывал.Трудно представить его маленьким мальчиком. Ей это никогда не приходило в голову. Она отвлеклась лишь на минуту и тут же услышала угрожающий шорох в кустах.– Если потребуется, я доберусь до тебя. Или ты выйдешь добровольно. Но здесь ты не останешься.По мере того как дыхание выравнивалось, слепой страх, толкнувший ее на этот бессмысленный поступок, затихал. Верити уже поняла всю бесполезность борьбы. Куда она могла пойти? Полночь. Она слишком легко одета. У нее нет ни провизии, ни денег. Она не имела представления, как выбраться из этой долины.– Ладно, я иду, – вздохнул Кайлмор.– Нет, – уныло ответила она. – Нет, подождите. – Она с ужасом представила, как он вытаскивает ее, а она с криками отбивается от него руками и ногами.Безумная ярость, владевшая ею ранее, сменилась сознанием своего поражения. Выбираясь наружу, Верити чувствовала каждый сучок и каждую царапину. Промокшая, грязная и страдающая от сотни мелких ссадин, она выползла из зарослей.Для того чтобы сбежать от герцога Кайлмора, требовалась не истерика, а нечто большее.Несмотря на вынужденное послушание, она бесстрашно взглянула на герцога.– Я не буду с вами спать.– Будешь.Он взял ее за плечо. Тепло прикосновения обожгло ее сквозь мокрую шерсть рукава, и непокорная кровь застучала в застывшем от холода теле. Кайлмор повернул женщину лицом к двери и повел ее в дом.Он держал ее крепко, но не причиняя боли. Зачем понапрасну тратить силы? Он не хуже нее знал, что на этот раз вышел победителем, как бы стойко она ни держалась.Какой же несчастной чувствовала она себя, когда Кайлмор вел ее, внешне такую покорную, в дом. Она никогда не избавится от этого человека. Она никогда не избавится от Сорайи. В течение тринадцати лет мысль, что наступит день освобождения, была единственным, что помогало ей выжить. Верити не предвидела появления герцога и его безудержного желания обладать ею.Но желание умирает, если не получает поощрения. Когда предмет страсти ничего не дает, ничего не предлагает, не разделяет чувств. Кайлмор слишком горд, чтобы биться до отчаяния о несокрушимую стену ее сопротивления. Но он сказал, что уже отказался от гордости. А она даже в эти последние дни не всегда оставалась бесчувственной.Верити убеждала себя, что сказалась привычка. Ведь она целый год была его любовницей.Или это было его неоспоримое искусство любовника. Или ее неисправимо греховная натура. Если она будет сильной и сумеет оставаться холодной как лед в его объятиях, ему надоест безумное увлечение.А если это произойдет, что потом? Не махнет ли он ей рукой на прощание, не позволит ли вернуться к той жизни, которую она желает? Вряд ли.Возможно, он убьет ее. В этом безлюдном месте это совсем несложно.Однако этого она не могла себе представить. Он может властвовать над ней как любовник, может принуждать ее, но убить ее он не сможет.Если бы только эта мысль могла хоть немного успокоить ее. * * * Дрожа от холода и пережитого волнения, Верити стояла посреди спальни и смотрела, как Кайлмор разжигает камин. Вероятно, он был уверен, что она едва ли предпримет еще одну попытку к бегству, по крайней мере сейчас. Он не запер дверь. И теперь, казалось, с удовольствием, не спеша занимался камином.Будучи одним из самых знатных лордов, он, как ни странно, с большой ловкостью управлялся с каминными мехами. Не впервые она подумала, как недооценивала его в Лондоне. Тогда она видела в нем еще одного бесполезного аристократа. Умного и, возможно, более жестокого, чем другие мужчины, соперничавшие из-за ее милостей, но, по существу, сделанного из того же теста.Теперь по его поведению не было заметно, что он считает пребывание в этом скромном доме ниже собственного достоинства. Хотя в ее деревенской юности этот дом показался бы ей высшей степенью роскоши, его едва ли можно было сравнить с теми, к которым привык герцог.Она смотрела, как он, стоя на коленях, разжигает огонь – занятие, которое поручалось в богатых домах горничным самого низшего ранга. Он был сильным. Умным. И ужасающе сложным.О, как бы ей хотелось, чтобы он был тем изнеженным ничтожеством, каким она его когда-то считала. Но если эта последняя неделя научила ее чему-то, то только одному – она никогда не понимала герцога Кайлмора. Он оказался мрачнее, глубже, намного опаснее, чем она себе представляла, хотя и в Лондоне проявлялись признаки его истинной натуры, и, если бы это ее интересовало, она бы заметила их.Его настойчивое преследование. Его неистощимая страсть в постели.Она помнила, каким открытием стала для нее сила этой страсти. Элдред был человеком умеренных привычек, а Джеймса она отучила от неумелых ласк.Как бы смеялся Кайлмор, если бы она призналась, что одной из причин ее фатальной ошибки в нем была ее собственная неопытность. Самая известная куртизанка Лондона потрясена мощностью мужской силы, как какая-нибудь молоденькая мисс? Она сама чуть не расхохоталась.Какой-то инстинкт всегда предупреждал ее, что Кайлмор опасен. Поэтому она так долго сопротивлялась его уговорам.Но эти смутные предчувствия не объясняли ей, какое зло навлекла она на себя, став его любовницей. О чем она думала, когда ее разум отогнал смутное чувство недоверия и заставил ухватиться за возможность безбедного существования?Разум? Да ей лучше было бы броситься в Темзу, чем пустить Кайлмора в свою постель.Вся эта добытая горьким опытом мудрость запоздала. Верити оказалась связанной не с тем человеком и должна расплатиться за это. Расплата уже близка, если судить по знакомому блеску в его синих глазах.– Почему ты продолжаешь сопротивляться мне? – тихо спросил он, расстегивая гусарскую шнуровку на лифе ее платья с такой ловкостью, что, даже несмотря на страх, она заметила это.Дрожь все сильнее охватывала ее, но Верити не отступила. Какой в этом смысл? Он снова схватит ее.– Вы знаете почему, – неохотно ответила она.Он спустил платье с ее плеч, и странная улыбка пробежала по его лицу.– По-моему, я начинаю понимать.Он продолжал раздевать ее, а она стояла неподвижно, как кукла. Ей вдруг показалось, что он не спешит овладеть ею. Она старалась не думать о своей наготе, но не могла сдержать дрожь, порожденную уязвимостью.Уверенным жестом он распустил ее стянутые в узел волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32