К сожалению, дожди смыли отпечатки шин синего «москвича». Вода стала их противником… Черт побери, вода! Как он мог забыть?! А что если Кандиларова именно здесь утопили? Ведь в легких у него вода была горная, с молибденом. Только вокруг ведь нет ни озерка, ни речушки. А на даче ванн не оказалось – господа предпочитали душ. И все же…
– Петко! – окликнул он Тодорчева. – Достань-ка термос из моей сумки, налей свежей воды – в пути горло промочим. Но сначала вымой и хорошенько ополосни термос, а то в нем кофе был. Понял?
Тодорчев, многозначительно кивнув, пошел к черному ходу. Подумав, Бурский прошел за ним в кухню. Стажер яростно тряс налитый водой термос. Увидев майора, он сказал:
– Понятно. Для анализа?
– Молодец, просек. Только спусти сначала – вода в трубе застоялась…
19 октября, суббота
Да, вода оказалась той самой, что была в легких Кандиларова.
Не менее категоричное заключение дали трассологи: шесть или семь человек, все мужчины, оставили следы в подвальной комнатенке дачи. Самые свежие, недавние следы – очень крупного человека и еще двух – поменьше, полегче. Крупные абсолютно совпали с теми, что были на песке в пещере. Там же – следы, оставленные туфлями Кандиларова.
Дактилоскопические анализы показали, что Кандиларов не только побывал на даче, но почти две недели провел в подземной комнате. Самым же интересным и важным оказалось то, что среди отпечатков нашлось множество таких, какие в самом начале обнаружил бай Минчо на туфлях покойного Кандиларова. Похоже было, преступник не предполагал, что вилла подвергнется столь основательному обыску.
Закончив доклад, Бурский победно посмотрел на стакера и Шатева. С последним у него еще не было времени увидеться, и он с нетерпением ждал сведений о Бангееве.
– Владелец дачи Цвятко Константинов Бангеев родился двенадцатого июня тысяча девятьсот тридцать второго года в городе Русе, – негромко начал Шатев. – Сын генерала Константина Бангеева. Мать – Елена, девичья фамилия Толева, происходит из богатой русенской семьи, дочь знаменитого Джоко Толева.
– Чем же он знаменит, этот Толев? – спросил вот уже полчаса молчавший полковник. – Впервые в жизни о нем слышу.
– В двадцатые годы Джоко процветал в социальных кругах, довольно далеких от нашей народной милиции, – с невинным видом съязвил Шатев. – А знаменит он был в городе Русе своей фамилией: Толев, он же Толевич, он же Толеску, он же Тол ирис, он же, наконец, Тологлу. В зависимости от выгоды и настроения, Джоко примыкал к различным политическим и национальным течениям.
– Любопытно, что собой представляет гибрид, в котором смешались «кровя» русенских богатеев и царского генерала, – задумчиво сказал Бурский.
– Это настоящее чудо, можешь мне верить. Цвятко занимает должность заместителя начальника отдела валютных операций в министерстве финансов. Но вернемся к царскому генералу. Во время второй мировой войны он вдруг демонстративно подал в отставку. Рапорт не приняли. Поползли слухи, что генерал обижен – при очередном повышении его обошли. Позднее он отказался отправить подчиненные ему армейские подразделения на борьбу против партизан. А ведь, в сущности, будучи умным и прозорливым – в этом ему не откажешь, – он вовремя понял, как будет развиваться европейская история после битвы под Сталинградом и особенно после Курской дуги. Все-таки генерал, стратег… Чуть раньше, в сорок первом – сорок втором годах, Бангеев командовал дивизией на юге Болгарии. Именно в это время он внезапно разбогател. Злые языки говорили, что военные машины, доставляющие в дивизию боеприпасы и продовольствие, возвращались обратно не пустыми, а нагруженными мебелью и разным другим товаром – вплоть до мешков с табаком. Грабеж казны проходил для генерала безнаказанно и до Девятого сентября, и после. Почему «до», понять можно: кто станет позорить армию, судить боевого генерала, к тому же обиженного и подавшего в отставку. Но и позднее, уже при нашей народной власти, генерал, представьте себе, тоже не унывал.
– Он еще жив? – спросил Бурский.
– Нет. Отдал богу душу в семьдесят втором. Был он тогда уже восьмидесятилетним старцем.
– Почему тебя так заинтересовал ворюга-генерал? – поинтересовался майор.
– Продолжай, Николай, – спокойно сказал полковник. – Мы пока еще не знаем, что интересно в биографии ворюги, а что нет.
– Хорошо. Выйдя в отставку, он стал директором крупнейшей фирмы по сбыту табака. Не забывайте о грузовиках с табаком! Торговала фирма с немцами, разумеется. И вот наш генерал проворачивает следующую доблестную аферу: приблизительно в июле–августе сорок четвертого берет огромный аванс у немецких партнеров, а поставку товара, то есть табака, задерживает и задерживает. До Девятого сентября, когда уж и поставлять стало некому. Генерал тут же раззвонил направо-налево – дескать, он единственный болгарский торговец, сумевший облапошить фашистов. Так оно и было. Однако если вы думаете, что на том деяния его кончились, то глубоко ошибаетесь. Вдруг все узнают, что огромную сумму, полученную от немцев, всю до единого лева, генерал не присвоил, а внес в кассу Отечественного фронта. После чего его официально провозгласили торговцем-патриотом – появилось тогда такое «звание». Но и это не все! Оказывается, еще будучи командиром дивизии, он помогал партизанам (кто утверждает, что постоянно, а кто – два-три раза, не больше), причем не только деньги им давал, но и оружие. Конечно, грузовиками фанаты не отправлял, а так – то парабеллум, то маузер, однажды даже «шмайсер» с двумя магазинами. И получилось – вроде и царский генерал, и партизанский сообщник.
– Не он один так поступал, – сказал вдруг Тодорчев. – Генерал Заимов, например… И генерал Никифоров!
– Ты погоди, не ставь их в один ряд, – строго посмотрев на стажера, посоветовал полковник. – Слушаем дальше.
– Дальше рассказывать особенно нечего, – продолжал Шатев. – Разве что упомянуть его последний, самый удачный, по-моему, номер. Когда началась национализация и был обнародован закон об ограничении крупных владений, Бангеев и здесь вышел сухим из воды, или, как тогда говорили, «не был затронут». Ну, было у него на тот час две квартиры: в одной он жил с семьей, другую сдавал, получая дополнительный доход: все ж таки надо было кормить жену, сына (то есть нашего Цвятко) и двух дочерей. И опять он вписался в рамки законности. К слову сказать, обе квартиры пятикомнатные, но излишков площади ему не записали… Как он содеял это финансово-юридическое чудо и куда подевались немалые его богатства – неизвестно. Поди теперь усомнись, что не умен и не прозорлив.
– Да, занятно, – сказал полковник, – что известно о сыне чудо-торговца?
– Его биография нехитрая. В пятьдесят первом окончил гимназию. В армии не служил – у него оказалось плоскостопие (а может, не взяли, потому что сын бывшего царского генерала). Поступил на экономический факультет. В пятьдесят шестом, во время венгерских событий, его исключили из комсомола и из университета, но вскоре выяснилось, что по ошибке, по недоразумению, и Бангеев-младший заканчивает университет. Некоторое время занимается финансами в софийском горсовете, а с шестидесятого года трудится в министерстве финансов – сначала референтом, а ныне, как я уже сообщил, он заместитель начальника отдела валютных операций.
– Семейное положение? – спросил Цветанов.
– Дважды женат, но бездетный. Первый раз женился в тридцатипятилетнем возрасте, на некоей Стефке Паневой. В семидесятом году развелся. В семьдесят третьем заключил брак с гражданкой Жанеттой Аврамовой. Через пять лет она умерла от рака, и с той поры Бангеев живет один.
– Вижу, ты немало постарался. Просто удивительно, где раздобыл столько сведений о Бангееве, даже его знаменитого деда Толеску не забыл, – сказал полковник. – Расскажи еще о Цвятко Бангееве. В конце концов, только он нас сейчас интересует.
– Главные сведения – из его личного дела в министерстве. Начальник отдела кадров на диво словоохотлив. Я так и не понял, питает ли он зависть к Бангееву или хотел оправдаться перед нами – за то, что держат на высоком посту «такую фигуру». Встретился я и с первой его супругой, теперь она Стефка Мандражиева, счастливая мать двоих детей. Адвокат, между прочим. Она-то мне и поведала некоторые подробности его происхождения (все эти Толеску и Тологлу). О его генеалогии она говорила то всерьез, то с какой-то скрытой иронией. А на вопрос, почему развелись, ответила кратко: «Великий род меня не принял. Кто я для них? Дочь хлебопека, не более». Я не спросил, почему же русенский аристократ предложил руку и сердце дочери хлебопека. Это и так ясно: с тех пор прошло восемнадцать лет, но и теперь эта женщина – красавица, – сказал Шатев. – Что же касается характеристик Бангеева в личном деле, то в них он – выше всяких похвал. И с кем бы в министерстве я о нем ни заговорил, все дуют в одну дуду: умный, интеллигентный, образованный, воспитанный, услужливый и тэ дэ. Может, и есть люди, настроенные против него, но с такими я не столкнулся.
– А мне сразу попался именно такой, – сказал Бурский. – Иван, сторож. Он обрисовал Бангеева отнюдь не розовой краской. Так что…
– Хорошо-хорошо, – сказал полковник. – Пора нам обобщить результаты розыска и наметить очередные задачи. Начинай, Бурский.
– Нет, товарищ полковник, вам это обобщение лучше сделать самому, – возразил Бурский (он заметил, как при этом расширились от удивления глаза стажера: начальству перечить не положено) и продолжал: – Во-первых, по должности это ваша прерогатива, а во-вторых, во-вторых…
– Память мою испытать задумал, да? – подхватил Цветанов. – Превосходно, я согласен. Итак, условие задачи: исчезнувший найден, но уже мертвым, его утопили в одном месте, бросили в озеро в другом. До этого его держали в подвальной комнатенке на даче – скорее всего, насильственно. Там он, очевидно, и написал свою записку. Дача, где Кандиларова прятали, а затем и лишили жизни, принадлежит Бангееву, прекрасные человеческие качества которого капитан Шатев только что нам обрисовал.
Шатев явно хотел возразить, но Бурский успел наступить ему под столом на ногу (для полковника это, кажется, не прошло незамеченным, но он смолчал).
– Начнем с главного на данном этапе вопроса: кто убил Кандиларова?
– Думаю, ответ ясен, – сказал Бурский. – Тот самый смуглый детина, чьи отпечатки пальцев и следы подошв и на обуви Кандиларова, и на даче, и в пещере.
– Минутку, – остановил его полковник и нажал кнопку селектора. – Почему мне не звонят из картотеки? Вызову-ка я их…
– Стоянов слушает! – послышался голос начальника дактилоскопической картотеки.
– Хотел я, дружище, получить у вас одну справку. И полную формулу твоим подчиненным сообщил, и компьютеров у вас, знаю, переизбыток, а результатов нет как нет. Почему?
– Ты прав, извини, я как раз собирался звонить.
– Значит, уже принесли тебе справку?
– Принесли, сейчас тебе перешлю. И прости за опоздание, мы тут бьемся над одной задачкой. А пока записывай – чувствую, горит там у тебя… Итак, Ангел Асенов Насуфов родился в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году в селе Филиповцы, образование среднее незаконченное, под судом и следствием не состоял. Второго марта тысяча девятьсот семьдесят восьмого года задержан за хулиганство четвертым отделением милиции, оказал сопротивление и был направлен сроком на пятнадцать суток на принудительные работы. Место принудительных работ – кирпичная фабрика. Сбежал оттуда, был пойман и снова получил пятнадцать суток.
– Это все? – спросил полковник. – Неужели стали заносить в картотеку мелкие проступки?
– Не обязательно. Просто здесь к карточке пришпилен рапорт капитана Консулова, который тогда дежурил в четвертом отделении.
– Знаю Консулова. Прочитай, пожалуйста.
– «Физически чрезвычайно силен, – читал начальник картотеки, – морально полностью безнравствен, лишен сдерживающих центров. Без определенных занятий. Он со своей компанией отлавливает по дворам собак и кошек. Уличен в сдирании кожи с живых животных, с целью продажи шкурок скорнякам. В преступном мире известен под кличкой „Нанай Маро“, утверждает, что на цыганском жаргоне это означает „нет хлеба“. Потенциальный убийца. Поэтому я снял у него отпечатки пальцев. На всякий случай».
– Классная работа! – воскликнул полковник, переведя взгляд на Шатева. – Надо же, и раньше, оказывается, были среди капитанов умные и предусмотрительные.
– Что-нибудь еще? – спросил голос в селекторе.
– Ты не скажешь, дружище, где теперь подвизается Консулов?
– Не знаю. Не мой кадр… Попробую позвонить в четвертое отделение.
– Ладно, спасибо, это моя забота. – Цветанов отключил селектор и сказал задумчиво: – Да, Консулов… Такие не часто встречаются. Вот кто может нам пособить. А как вам понравился, ребята, Нанай Маро, у которого хлеба нет?
– Как по заказу, – сказал Шатев мрачно. – Лицо Кандиларова – это его работа…
– Фактический материал недвусмысленно наводит на мысль, что этот Ангел и есть убийца, – согласился Бурский.
– Что-то больно много ангелов слетелось, – заметил полковник. – Бангеев с этим его джентльменством, Нанай Маро по имени Ангел…
– Если допустить, что Ангел Насуфов – убийца, – размышлял вслух Бурский, – остаются по крайней мере три вопроса: почему убили Кандиларова, зачем перед этим его похитили и держали полмесяца в изоляции, зачем убийцам необходимо было оттянуть розыск, посылая открытки даже из Стамбула?
– Правильно, – сказал полковник. – Но не пора, ли объявить о смерти Кандиларова и передать тело вдове для похорон?
– Мне кажется, – сказал Шатев, – не менее важно выяснить связь Бангеева с Насуфовым. Ведь скорее всего Кандиларова убили на даче, а не только держали там, как в тюрьме. Я бы предложил продолжить расследование допросом Бангеева.
– Или Насуфова, – уверенно сказал Тодорчев.
– Как и все молодые, ты целеустремлен и прямолинеен, – отметил полковник. – Итак, с сегодняшнего дня Насуфов становится объектом номер один. Договорились?
На первых порах следим за ним спокойно, не особенно приближаясь: такие типы тоже не сидят сложа руки.
– Не знаю насчет рук Нанай Маро, но прежде всего мы сами не должны опускать руки! Надо реагировать на изменившуюся обстановку, – запальчиво возражал Бурский. – Хотя, разумеется, ни о каких допросах Бангеева или Насуфова пока и речи быть не может.
– Посмотрим, понаблюдаем – авось что-то и проклюнется, – спокойно сказал полковник. – До сих пор мы имеем дело только с уликами… А вдруг Бангеев и Насуфов вообще не знакомы?.. Теперь представьте: вызываем мы повесткой Бангеева, человека со связями, с положением в обществе, и заявляем ему в упор: «Ты зачем давал ключи от дачи Нанай Маро»? Тем самым сразу выкладываем ему частные моменты расследования – и как добрались до его дачи, и что в ней обнаружили, и так далее. Значит, надо покуда выждать. Сейчас, на мой взгляд, надо сделать вид, что мы успокоились, выполнив главную задачу: Кандиларова просила найти пропавшего мужа – мы его нашли, хотя и мертвого. Пора сообщить ей, пора… От нас уйдет при этом минимум информации… На кого возложим печальную эту миссию? Капитан Шатев? Вы были у вдовы дважды – тропа, как говорится, протоптана.
– Вижу, вижу, куда дело клонится. А что я ей скажу? Что мы уже давно обнаружили его тело, однако не могли ей раньше его передать? Значит, в прошлый раз, товарищ капитан, скажет Кандиларова, вы врали мне в глаза…
– Допустим, в прошлый раз товарищ капитан мог и не знать ничего, – подсказал Бурский.
– Ладно. Попросить ее в морг на освидетельствование?
– Если она сама потребует этого, – сказал полковник. – Предупреди ее, что именно она увидит… Лучше все-таки передать ей тело в закрытом гробу. А опоздали с горестной вестью – ну, скажи, что сверяли отпечатки… Не мне тебя учить! Немедленно займись Насуфовым. Эта работа – только для тебя. Издали, осторожно, внимательно. – Цветанов сделал пометку в блокноте, посмотрел на майора. – А ты, Траян, вместе с нашим доблестным стажером займись Бангеевым. Без личных встреч и задушевных разговоров.
Поскольку его наконец вспомнили, Тодорчев набрался храбрости и попросил разрешения задать вопрос. Полковник кивнул.
– На мой взгляд, не уделили мы должного внимания комнатенке, где происходили какие-то таинственные события. Почему там прятали Кандиларова?
– Если его там прятали, – сказал Шатев.
– Там, там! Иначе почему нет его следов в спальне на втором этаже?
– Да, держали его в подвале, – согласился Бурский.
– И как умудрились утопить на даче, где нет ни ванны, ни корытца какого-нибудь?
– Зато есть ведро… красное, пластмассовое – вспомни, оно на кухне стоит.
– В ведре?!
– А почему нет? Можем провести следственный эксперимент, – засмеялся Бурский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Петко! – окликнул он Тодорчева. – Достань-ка термос из моей сумки, налей свежей воды – в пути горло промочим. Но сначала вымой и хорошенько ополосни термос, а то в нем кофе был. Понял?
Тодорчев, многозначительно кивнув, пошел к черному ходу. Подумав, Бурский прошел за ним в кухню. Стажер яростно тряс налитый водой термос. Увидев майора, он сказал:
– Понятно. Для анализа?
– Молодец, просек. Только спусти сначала – вода в трубе застоялась…
19 октября, суббота
Да, вода оказалась той самой, что была в легких Кандиларова.
Не менее категоричное заключение дали трассологи: шесть или семь человек, все мужчины, оставили следы в подвальной комнатенке дачи. Самые свежие, недавние следы – очень крупного человека и еще двух – поменьше, полегче. Крупные абсолютно совпали с теми, что были на песке в пещере. Там же – следы, оставленные туфлями Кандиларова.
Дактилоскопические анализы показали, что Кандиларов не только побывал на даче, но почти две недели провел в подземной комнате. Самым же интересным и важным оказалось то, что среди отпечатков нашлось множество таких, какие в самом начале обнаружил бай Минчо на туфлях покойного Кандиларова. Похоже было, преступник не предполагал, что вилла подвергнется столь основательному обыску.
Закончив доклад, Бурский победно посмотрел на стакера и Шатева. С последним у него еще не было времени увидеться, и он с нетерпением ждал сведений о Бангееве.
– Владелец дачи Цвятко Константинов Бангеев родился двенадцатого июня тысяча девятьсот тридцать второго года в городе Русе, – негромко начал Шатев. – Сын генерала Константина Бангеева. Мать – Елена, девичья фамилия Толева, происходит из богатой русенской семьи, дочь знаменитого Джоко Толева.
– Чем же он знаменит, этот Толев? – спросил вот уже полчаса молчавший полковник. – Впервые в жизни о нем слышу.
– В двадцатые годы Джоко процветал в социальных кругах, довольно далеких от нашей народной милиции, – с невинным видом съязвил Шатев. – А знаменит он был в городе Русе своей фамилией: Толев, он же Толевич, он же Толеску, он же Тол ирис, он же, наконец, Тологлу. В зависимости от выгоды и настроения, Джоко примыкал к различным политическим и национальным течениям.
– Любопытно, что собой представляет гибрид, в котором смешались «кровя» русенских богатеев и царского генерала, – задумчиво сказал Бурский.
– Это настоящее чудо, можешь мне верить. Цвятко занимает должность заместителя начальника отдела валютных операций в министерстве финансов. Но вернемся к царскому генералу. Во время второй мировой войны он вдруг демонстративно подал в отставку. Рапорт не приняли. Поползли слухи, что генерал обижен – при очередном повышении его обошли. Позднее он отказался отправить подчиненные ему армейские подразделения на борьбу против партизан. А ведь, в сущности, будучи умным и прозорливым – в этом ему не откажешь, – он вовремя понял, как будет развиваться европейская история после битвы под Сталинградом и особенно после Курской дуги. Все-таки генерал, стратег… Чуть раньше, в сорок первом – сорок втором годах, Бангеев командовал дивизией на юге Болгарии. Именно в это время он внезапно разбогател. Злые языки говорили, что военные машины, доставляющие в дивизию боеприпасы и продовольствие, возвращались обратно не пустыми, а нагруженными мебелью и разным другим товаром – вплоть до мешков с табаком. Грабеж казны проходил для генерала безнаказанно и до Девятого сентября, и после. Почему «до», понять можно: кто станет позорить армию, судить боевого генерала, к тому же обиженного и подавшего в отставку. Но и позднее, уже при нашей народной власти, генерал, представьте себе, тоже не унывал.
– Он еще жив? – спросил Бурский.
– Нет. Отдал богу душу в семьдесят втором. Был он тогда уже восьмидесятилетним старцем.
– Почему тебя так заинтересовал ворюга-генерал? – поинтересовался майор.
– Продолжай, Николай, – спокойно сказал полковник. – Мы пока еще не знаем, что интересно в биографии ворюги, а что нет.
– Хорошо. Выйдя в отставку, он стал директором крупнейшей фирмы по сбыту табака. Не забывайте о грузовиках с табаком! Торговала фирма с немцами, разумеется. И вот наш генерал проворачивает следующую доблестную аферу: приблизительно в июле–августе сорок четвертого берет огромный аванс у немецких партнеров, а поставку товара, то есть табака, задерживает и задерживает. До Девятого сентября, когда уж и поставлять стало некому. Генерал тут же раззвонил направо-налево – дескать, он единственный болгарский торговец, сумевший облапошить фашистов. Так оно и было. Однако если вы думаете, что на том деяния его кончились, то глубоко ошибаетесь. Вдруг все узнают, что огромную сумму, полученную от немцев, всю до единого лева, генерал не присвоил, а внес в кассу Отечественного фронта. После чего его официально провозгласили торговцем-патриотом – появилось тогда такое «звание». Но и это не все! Оказывается, еще будучи командиром дивизии, он помогал партизанам (кто утверждает, что постоянно, а кто – два-три раза, не больше), причем не только деньги им давал, но и оружие. Конечно, грузовиками фанаты не отправлял, а так – то парабеллум, то маузер, однажды даже «шмайсер» с двумя магазинами. И получилось – вроде и царский генерал, и партизанский сообщник.
– Не он один так поступал, – сказал вдруг Тодорчев. – Генерал Заимов, например… И генерал Никифоров!
– Ты погоди, не ставь их в один ряд, – строго посмотрев на стажера, посоветовал полковник. – Слушаем дальше.
– Дальше рассказывать особенно нечего, – продолжал Шатев. – Разве что упомянуть его последний, самый удачный, по-моему, номер. Когда началась национализация и был обнародован закон об ограничении крупных владений, Бангеев и здесь вышел сухим из воды, или, как тогда говорили, «не был затронут». Ну, было у него на тот час две квартиры: в одной он жил с семьей, другую сдавал, получая дополнительный доход: все ж таки надо было кормить жену, сына (то есть нашего Цвятко) и двух дочерей. И опять он вписался в рамки законности. К слову сказать, обе квартиры пятикомнатные, но излишков площади ему не записали… Как он содеял это финансово-юридическое чудо и куда подевались немалые его богатства – неизвестно. Поди теперь усомнись, что не умен и не прозорлив.
– Да, занятно, – сказал полковник, – что известно о сыне чудо-торговца?
– Его биография нехитрая. В пятьдесят первом окончил гимназию. В армии не служил – у него оказалось плоскостопие (а может, не взяли, потому что сын бывшего царского генерала). Поступил на экономический факультет. В пятьдесят шестом, во время венгерских событий, его исключили из комсомола и из университета, но вскоре выяснилось, что по ошибке, по недоразумению, и Бангеев-младший заканчивает университет. Некоторое время занимается финансами в софийском горсовете, а с шестидесятого года трудится в министерстве финансов – сначала референтом, а ныне, как я уже сообщил, он заместитель начальника отдела валютных операций.
– Семейное положение? – спросил Цветанов.
– Дважды женат, но бездетный. Первый раз женился в тридцатипятилетнем возрасте, на некоей Стефке Паневой. В семидесятом году развелся. В семьдесят третьем заключил брак с гражданкой Жанеттой Аврамовой. Через пять лет она умерла от рака, и с той поры Бангеев живет один.
– Вижу, ты немало постарался. Просто удивительно, где раздобыл столько сведений о Бангееве, даже его знаменитого деда Толеску не забыл, – сказал полковник. – Расскажи еще о Цвятко Бангееве. В конце концов, только он нас сейчас интересует.
– Главные сведения – из его личного дела в министерстве. Начальник отдела кадров на диво словоохотлив. Я так и не понял, питает ли он зависть к Бангееву или хотел оправдаться перед нами – за то, что держат на высоком посту «такую фигуру». Встретился я и с первой его супругой, теперь она Стефка Мандражиева, счастливая мать двоих детей. Адвокат, между прочим. Она-то мне и поведала некоторые подробности его происхождения (все эти Толеску и Тологлу). О его генеалогии она говорила то всерьез, то с какой-то скрытой иронией. А на вопрос, почему развелись, ответила кратко: «Великий род меня не принял. Кто я для них? Дочь хлебопека, не более». Я не спросил, почему же русенский аристократ предложил руку и сердце дочери хлебопека. Это и так ясно: с тех пор прошло восемнадцать лет, но и теперь эта женщина – красавица, – сказал Шатев. – Что же касается характеристик Бангеева в личном деле, то в них он – выше всяких похвал. И с кем бы в министерстве я о нем ни заговорил, все дуют в одну дуду: умный, интеллигентный, образованный, воспитанный, услужливый и тэ дэ. Может, и есть люди, настроенные против него, но с такими я не столкнулся.
– А мне сразу попался именно такой, – сказал Бурский. – Иван, сторож. Он обрисовал Бангеева отнюдь не розовой краской. Так что…
– Хорошо-хорошо, – сказал полковник. – Пора нам обобщить результаты розыска и наметить очередные задачи. Начинай, Бурский.
– Нет, товарищ полковник, вам это обобщение лучше сделать самому, – возразил Бурский (он заметил, как при этом расширились от удивления глаза стажера: начальству перечить не положено) и продолжал: – Во-первых, по должности это ваша прерогатива, а во-вторых, во-вторых…
– Память мою испытать задумал, да? – подхватил Цветанов. – Превосходно, я согласен. Итак, условие задачи: исчезнувший найден, но уже мертвым, его утопили в одном месте, бросили в озеро в другом. До этого его держали в подвальной комнатенке на даче – скорее всего, насильственно. Там он, очевидно, и написал свою записку. Дача, где Кандиларова прятали, а затем и лишили жизни, принадлежит Бангееву, прекрасные человеческие качества которого капитан Шатев только что нам обрисовал.
Шатев явно хотел возразить, но Бурский успел наступить ему под столом на ногу (для полковника это, кажется, не прошло незамеченным, но он смолчал).
– Начнем с главного на данном этапе вопроса: кто убил Кандиларова?
– Думаю, ответ ясен, – сказал Бурский. – Тот самый смуглый детина, чьи отпечатки пальцев и следы подошв и на обуви Кандиларова, и на даче, и в пещере.
– Минутку, – остановил его полковник и нажал кнопку селектора. – Почему мне не звонят из картотеки? Вызову-ка я их…
– Стоянов слушает! – послышался голос начальника дактилоскопической картотеки.
– Хотел я, дружище, получить у вас одну справку. И полную формулу твоим подчиненным сообщил, и компьютеров у вас, знаю, переизбыток, а результатов нет как нет. Почему?
– Ты прав, извини, я как раз собирался звонить.
– Значит, уже принесли тебе справку?
– Принесли, сейчас тебе перешлю. И прости за опоздание, мы тут бьемся над одной задачкой. А пока записывай – чувствую, горит там у тебя… Итак, Ангел Асенов Насуфов родился в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году в селе Филиповцы, образование среднее незаконченное, под судом и следствием не состоял. Второго марта тысяча девятьсот семьдесят восьмого года задержан за хулиганство четвертым отделением милиции, оказал сопротивление и был направлен сроком на пятнадцать суток на принудительные работы. Место принудительных работ – кирпичная фабрика. Сбежал оттуда, был пойман и снова получил пятнадцать суток.
– Это все? – спросил полковник. – Неужели стали заносить в картотеку мелкие проступки?
– Не обязательно. Просто здесь к карточке пришпилен рапорт капитана Консулова, который тогда дежурил в четвертом отделении.
– Знаю Консулова. Прочитай, пожалуйста.
– «Физически чрезвычайно силен, – читал начальник картотеки, – морально полностью безнравствен, лишен сдерживающих центров. Без определенных занятий. Он со своей компанией отлавливает по дворам собак и кошек. Уличен в сдирании кожи с живых животных, с целью продажи шкурок скорнякам. В преступном мире известен под кличкой „Нанай Маро“, утверждает, что на цыганском жаргоне это означает „нет хлеба“. Потенциальный убийца. Поэтому я снял у него отпечатки пальцев. На всякий случай».
– Классная работа! – воскликнул полковник, переведя взгляд на Шатева. – Надо же, и раньше, оказывается, были среди капитанов умные и предусмотрительные.
– Что-нибудь еще? – спросил голос в селекторе.
– Ты не скажешь, дружище, где теперь подвизается Консулов?
– Не знаю. Не мой кадр… Попробую позвонить в четвертое отделение.
– Ладно, спасибо, это моя забота. – Цветанов отключил селектор и сказал задумчиво: – Да, Консулов… Такие не часто встречаются. Вот кто может нам пособить. А как вам понравился, ребята, Нанай Маро, у которого хлеба нет?
– Как по заказу, – сказал Шатев мрачно. – Лицо Кандиларова – это его работа…
– Фактический материал недвусмысленно наводит на мысль, что этот Ангел и есть убийца, – согласился Бурский.
– Что-то больно много ангелов слетелось, – заметил полковник. – Бангеев с этим его джентльменством, Нанай Маро по имени Ангел…
– Если допустить, что Ангел Насуфов – убийца, – размышлял вслух Бурский, – остаются по крайней мере три вопроса: почему убили Кандиларова, зачем перед этим его похитили и держали полмесяца в изоляции, зачем убийцам необходимо было оттянуть розыск, посылая открытки даже из Стамбула?
– Правильно, – сказал полковник. – Но не пора, ли объявить о смерти Кандиларова и передать тело вдове для похорон?
– Мне кажется, – сказал Шатев, – не менее важно выяснить связь Бангеева с Насуфовым. Ведь скорее всего Кандиларова убили на даче, а не только держали там, как в тюрьме. Я бы предложил продолжить расследование допросом Бангеева.
– Или Насуфова, – уверенно сказал Тодорчев.
– Как и все молодые, ты целеустремлен и прямолинеен, – отметил полковник. – Итак, с сегодняшнего дня Насуфов становится объектом номер один. Договорились?
На первых порах следим за ним спокойно, не особенно приближаясь: такие типы тоже не сидят сложа руки.
– Не знаю насчет рук Нанай Маро, но прежде всего мы сами не должны опускать руки! Надо реагировать на изменившуюся обстановку, – запальчиво возражал Бурский. – Хотя, разумеется, ни о каких допросах Бангеева или Насуфова пока и речи быть не может.
– Посмотрим, понаблюдаем – авось что-то и проклюнется, – спокойно сказал полковник. – До сих пор мы имеем дело только с уликами… А вдруг Бангеев и Насуфов вообще не знакомы?.. Теперь представьте: вызываем мы повесткой Бангеева, человека со связями, с положением в обществе, и заявляем ему в упор: «Ты зачем давал ключи от дачи Нанай Маро»? Тем самым сразу выкладываем ему частные моменты расследования – и как добрались до его дачи, и что в ней обнаружили, и так далее. Значит, надо покуда выждать. Сейчас, на мой взгляд, надо сделать вид, что мы успокоились, выполнив главную задачу: Кандиларова просила найти пропавшего мужа – мы его нашли, хотя и мертвого. Пора сообщить ей, пора… От нас уйдет при этом минимум информации… На кого возложим печальную эту миссию? Капитан Шатев? Вы были у вдовы дважды – тропа, как говорится, протоптана.
– Вижу, вижу, куда дело клонится. А что я ей скажу? Что мы уже давно обнаружили его тело, однако не могли ей раньше его передать? Значит, в прошлый раз, товарищ капитан, скажет Кандиларова, вы врали мне в глаза…
– Допустим, в прошлый раз товарищ капитан мог и не знать ничего, – подсказал Бурский.
– Ладно. Попросить ее в морг на освидетельствование?
– Если она сама потребует этого, – сказал полковник. – Предупреди ее, что именно она увидит… Лучше все-таки передать ей тело в закрытом гробу. А опоздали с горестной вестью – ну, скажи, что сверяли отпечатки… Не мне тебя учить! Немедленно займись Насуфовым. Эта работа – только для тебя. Издали, осторожно, внимательно. – Цветанов сделал пометку в блокноте, посмотрел на майора. – А ты, Траян, вместе с нашим доблестным стажером займись Бангеевым. Без личных встреч и задушевных разговоров.
Поскольку его наконец вспомнили, Тодорчев набрался храбрости и попросил разрешения задать вопрос. Полковник кивнул.
– На мой взгляд, не уделили мы должного внимания комнатенке, где происходили какие-то таинственные события. Почему там прятали Кандиларова?
– Если его там прятали, – сказал Шатев.
– Там, там! Иначе почему нет его следов в спальне на втором этаже?
– Да, держали его в подвале, – согласился Бурский.
– И как умудрились утопить на даче, где нет ни ванны, ни корытца какого-нибудь?
– Зато есть ведро… красное, пластмассовое – вспомни, оно на кухне стоит.
– В ведре?!
– А почему нет? Можем провести следственный эксперимент, – засмеялся Бурский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17