Однако Консулов его опередил: хоть он и знал все, что установили коллеги, этого было недостаточно, и сейчас приходилось действовать на ощупь, руководствуясь лишь интуицией.
– Раджу, небось, знаешь? Это он меня послал. Спиридон ничего не ответил, наклонил голову, давая понять, что знает, и знает очень хорошо. Конечно, Раджу капитан выдумал, рассчитывая на юношескую самоуверенность собеседника.
– Ему и Нанай Маро – обоим готовили удар, который достался одному Ангелу… Раджа очень переживает: закадычные они с Батей друзья были. Хочет отомстить… Только, пока легавые вынюхивают, кто кокнул Ангела, дождичек следы смоет, снежок их заметет…
Взгляд Спиридона стал острым; напряженно глядя в глаза Консулову, парень рассказал, что его родители, едва уехала милиция, принялись судачить о наследстве, о легковой машине, о том, как бы обойти при дележке этого пьяницу – отца Ангела. И вот наконец хоть кто-то в этом мире думает о мести!..
– Слушай, парень, ты только намекни, кто убил Нанай Маро. Мы эту суку сразу отправим на тот свет – лично извиниться перед Ангелом. Лично!
Спиридон, отпивая коньяк маленькими глотками, очевидно, колебался.
– Мы с Раджой знаем, что ты этого гада, может, и не видел. Но Батя – а как он тебя любил! – ведь должен он был тебе хоть сказать, кто он такой, а?
– О ком сказать?
– С кем он поедет на дачу. Тогда, в последний вечер. Где его и пришили.
– Знаю, – дрогнувшим голосом проговорил Спиридон. – Он мне сказал. Я своими глазами этого типа видел, правда, издалека. Ночью – нет, уже чуть рассвело (наутро после отъезда Бати) – слышу, мотор тарахтит. Выглянул в окно – машина под навес въезжает. Дай, думаю, Батю встречу. Пока одевался, пока двери отпирал, гляжу – он уже у калитки. Прогуляться, думаю, пошел. И не стал его окликать, чтобы наших не разбудить. А оказалось, не Батя то был, а этот… Будь он проклят, паскуда!
– Кто?
– Жентельмен…
– Ну и ну! Быть не может! – Консулов почувствовал вдруг, что выезжает на скользкую дорогу, где надо быть предельно внимательным – не тормозить, но и не газовать слишком.
– Может, может. Именно так Батя его называл. – Спиридон поставил рюмку на стол, испытующе глядя на собеседника.
«Сейчас или никогда! – думал Консулов. – Эх, только бы у Джентльмена был сын! Ладно, рискнем…»
– Знаю я Жентельмена. Отъявленный негодяй. Самого, правда, не видал, но с сыном его имел дело.
«Если сына нет, – подумал Консулов, – придется выкручиваться: дескать, ошибка вышла…»
– Сын Жентельмена вел тогда машину Бати, и на ней же…
В десятку!.. Дело сделано. Пора исчезать.
– Только не вздумай трепаться, слышишь? – Голос Спиридона снова дрожал. – Если Жентельмен пронюхает, пощады не будет никому. Батю пришил, меня и подавно пришьет. Я для него – что тебе мошка!
– Не дрейфь, Спиридон. Не пронюхает. Слово даю. Не он тебя, а мы с Раджой – его!..
Время поджимало. Можно было, конечно, предстать и в таком живописном костюме, однако Консулов решил все-таки пожертвовать точностью и прийти чуть позже, зато прилично одетым.
Когда он явился на планерку, полковник уже делал выводы.
– А если и разговор с дочерью Кандиларова не даст результатов, тогда надо еще настойчивее, а главное, еще более тонко, интеллигентно снова допросить всех. Особое внимание – к матери и сыну Бончевым. Действуйте, товарищи.
– Можно и мне высказаться, товарищ полковник? – смиренно попросил Консулов.
Полковник сердито глянул на него.
– Приходишь к самому концу, а потом задерживай из-за тебя совещание… Ладно, высказывайся, если у тебя не пустяки какие-нибудь.
– Это уж вам видней, – обиженно сказал капитан. – Если такая спешка, я могу и отложить до следующего совещания.
– Давай говори, не теряй времени!
– Тогда я просто сообщу, кто ездил с Нанай Маро в Старую Церковь. Кто подсыпал стеностен в коньяк. Кто вернулся на той же машине в Софию в четыре часа утра. И, наконец, кто приказал Нанай Маро убить Кандиларова.
– Ты все это знаешь?! – воскликнул полковник. – Чего ж ты сидел, молчал, слушал?
– Я недолго сидел, молчал и слушал. Потому что опоздал. А опоздал потому, что надо было узнать, кто, к примеру, ездил с Нанай Маро в Старую Церковь…
– Капитан Консулов! – Цветанов, видимо, терял терпение.
– Андроник Кочев Ликоманов, товарищ полковник, – отчеканил Консулов. – По кличке Джентльмен, или, в произношении некоторых свидетелей, Жентельмен.
Консулов подробно, с присущим только ему красноречием описал, как он подбирался к Ликоманову: после того, как услышал о продаже «москвича», ему почти все стало ясно, и дело мог довершить любой стажер. Как всегда, Консулов увлекся, утратил чувство меры и насчет стажера сболтнул зря, однако что поделаешь – как говорится, победителей не судят.
– Вообще все шло как по маслу. Удивила меня только низкая цена, назначенная за «москвич» – всего-навсего тысяча двести левов. А стоит такая машина тысяч пять-шесть, не меньше. Нанай Маро, можно сказать, получил машину даром…
– Может, из-за налога? – спросил Шатев.
– Может быть. А скорей всего вот что: кто-то хотел сделать подарок Нанай Маро. За некую услугу.
– Уже сделанную или предстоящую, – уточнил Бурский.
– Но не за уголовщину, поверьте моему слову! – воскликнул Консулов. – Слишком давно продал машину сын… Да, я забыл сообщить имя сына нашего героя: Тервел Андроников Ликоманов.
– Браво, капитан! – похвалил полковник. – Итак, подвожу итог. Допустим, что Ликоманов был с Насуфовым на даче, подсыпал стеностен, вернулся в Софию. Возможно также, что по его указке Нанай Маро прикончил кто-то другой. Но все это, ребята, не более чем догадки. Где доказательства? Свидетели – где?
– Мертвые, – мрачно проговорил Тодорчев.
– Ну не все. Ведь Спиридон-то пока что живой, – поправился Бурский. – Не исключено, что он тоже сопровождал Кандиларова на дачу, а может, и в пещере побывал.
– И меня беспокоит это «пока что живой», – сказал полковник. – Надо немедленно задержать Спиридона. Таким образом мы его спасем. А как с ним быть дальше – поглядим. Сравним отпечатки пальцев и все такое. Поручим это капитану Шатеву.
– Но ведь если Ликоманов узнает, что Спиридон арестован…
– И пусть узнает. А мы уведомим пограничников, чтобы он случайно не покинул страну вместе с женой и сыном. – После паузы Цветанов добавил: – За Бангеевым в этом плане тоже надо присмотреть, а может быть, и за Верджинией Кандиларовой.
– Ладно, с Ликомановым ясно. Только почему вы думаете, что Бангеев – с его железным алиби! – захочет удрать?
– Потому что на его, а не на моей даче (хотя у меня таковой и нет!) произошли оба убийства. Кстати, я хотел бы получить более подробные сведения об этой фигуре.
Бурский встал.
– Как мы могли! – нервничая сказал он. – Как могли! Вцепились в Бангеева, а ведь позабыли, что дача-то раньше принадлежала Ликоманову! Он, продав ее Бангееву, оставил себе запасные ключи!
– Да-а-а… – протянул Цветанов. – Только теперь все становится на свои места.
– Иван еще когда говорил об этом, а мы не придали значения. Ключи от дачи мог дать Ангелу Насуфову сам Ликоманов… Здесь я проморгал. Поэтому разрешите мне самому заняться Ликомановым.
30 октября, среда
Шатев почти никогда не ходил в форме. Не все коллеги видели его в капитанских погонах. Но сегодня утром он облачился в мундир и, сопровождаемый старшиной, поехал на операцию. Главной ее целью было поднять как можно больше шума при аресте Спиридона. Чтобы как можно больше людей, а заодно и Ликоманов, узнали об этом.
Помня, как описывал Консулов вопли на похоронах Насуфова, Шатев ожидал увидеть столь же эффектную сцену. И ошибся. Без протестов не обошлось – но слабых, вымученных. Может быть, очень уж внушителен был вид милиционеров, прикативших на желто-синей оперативной машине, а может, родители парня ожидали такого поворота событий. Во всяком случае, они не были потрясены. Зато сбежавшиеся соседи, увидев Спиридона в наручниках, выражали недоумение и даже возмущение.
Арестованного поместили в одиночную камеру и довольно долго не вызывали на допрос. По настоянию полковника кроме Шатева в кабинете присутствовал Тодорчев: у капитана было чему поучиться.
Внешне Спиридон держался спокойно, даже гордо – явно сказывались уроки Бати, – но от взгляда капитана не укрылось, что душа у него ушла в пятки. На первый вопрос (фамилия, имя, год рождения) он ответил:
– Сам, что ли, не знаешь, папаша?
Надо было парня приструнить, и Шатев рявкнул:
– Я тебе не папаша! Гражданин капитан, ясно? И вопросы здесь задаю только я, понял? Теперь давай с самого начала. Имя, фамилия?
Оказалось, почти во все пункты анкеты, включая и образование, надо было вписывать «нет». Подросток воспользовался краткой паузой и все-таки задал вопрос:
– За что меня замели, а, папаша?
– Я что тебе сказал? Спрашиваю здесь я. Отвечай: где набирали воду в ведро, в котором твой Батя утопил бай Петко?
– Какое ведро? Какой бай Петко?
Губы говорили одно, а глаза – совсем другое. Вероятно, парень впервые тогда встретился с насильственной смертью. Такое зрелище не забывается.
– Ладно, для начала я сам отвечу, но учти, в последний раз. Красное ведро было, пластмассовое. А бай Петко – это Кандиларов. Будто бы и не называл его так Нанай Маро, когда вы на дачу в его машине ехали? В синеньком «москвиче». Ай-яй-яй! Попал ты в соучастники убийства! Или никогда на той даче не был? Давай-ка вспоминать: двухэтажная, бревенчатая, с террасой…
– Не был! Не был! Не был!
– Не ори, я не глухой. Что же, отвезти тебя туда или пригласить к нам сторожа Ивана и его жену? Они ведь видели тебя там, дитятко невинное!
Спиридон словно язык проглотил. Шатев допускал, что может ошибиться в каких-то деталях. Не это было сейчас главным. Важно было узнать, ездил ли парень тогда с Насуфовым на дачу.
Шатев решил сбавить тон.
– Должен признаться, – сказал он миролюбиво, – ты мне симпатичен. Может, не так уж и симпатичен, но вижу, не совсем ты пропащий. Я думаю, в пещере ты не был. Тогда, ночью, когда Нанай Маро бросил труп в озеро. Ты остался у входа – не захотел смотреть… Это хорошо.
Спиридон смотрел так, словно перед ним был не капитан милиции, а сам дух Петко Кандиларова.
– Это, конечно, хорошо, однако… Ты помогал, правда? И, вероятно, знаешь, как наказуется соучастие в преступлении. Если хочешь, могу зачитать тебе статью из Уголовного кодекса. – Шатев достал из ящика стола книгу, положил ладонь на красную обложку. – Наказание одинаковое – и за убийство, и за соучастие. А если убийство предумышленное, тогда что? Высшая мера… Тебе сколько лет, Спиридон?
– Еще семна-а-дцати нет, – жалобно протянул парень.
– Это меняет дело. В таком возрасте не дают «вышки». А вот на сколько лет сядешь, зависит от тебя самого. Искреннее признание может убавить срок…
Тодорчев, наблюдая за происходящим, напряженно смотрел в испуганное лицо Спиридона. Капитан продолжал:
– Не думай, что я тебе лгу. Нам запрещено обманывать – даже таких несмышленышей, как ты. Так что насчет уменьшения срока подумай… Да ты, кажется, и сам уже готов дать показания, верно? Вот и хорошо. Подумай и отвечай. Как Нанай Маро взял тебя с собой в Родопы. И как вы прихватили бай Петко. И как Нанай Маро держал его в подвальной комнате. И как бай Петко писал открытки, и кто одну из них отправил с курорта «Милина вода». Сам понимаешь, не такое уж это и преступление, всякий может отправить открытку по чьей-то просьбе. А о ведре с чистой родниковой водой ты мог и не знать, для каких целей оно понадобится. Даже если и знал, не сам ведь ты топил в нем бай Петко, правда?.. Итак, расскажи-ка нам правду, только правду. И тогда тебе наверняка сбавят срок. Скажем, дадут не восемь-десять лет, а четыре, от силы пять – это решит суд… Хотя есть еще одно обстоятельство, куда более важное, благодаря которому ты можешь, учти, вообще остаться на свободе.
Шатев сделал психологическую паузу. Не только Спиридон, но и Тодорчев с нетерпением ждали, что он скажет дальше.
– Это обстоятельство, – продолжал капитан, – касается не убийства, а валютных махинаций и других сделок, в которых ты помогал Бате и еще кое-кому. Бати уже нет, ему ничто не поможет и не повредит. Но остальных можно схватить за руку. Если ты нам поможешь, конечно. И если поможешь – суд примет это во внимание. Тебя могут осудить условно, понимаешь? Ну, полной гарантии я не даю, суд есть суд, но такое в моей практике, представь себе, случалось, и не раз… Давай, Спиридон, признавайся по собственной воле. Так я и запишу. И не забывай: эти акулы убили Батю – Жентельмен и его дружки.
Спиридон тяжело вздохнул. Помолчав, вздохнул еще раз и сказал:
– Хорошо! Согласен. Если вы напишете, что по собственной воле…
– Об этом не беспокойся. Напишу, что по собственной. У нас здесь все записывается, в том числе и на видеопленку.
Консулов не стал звонить Марии Бончевой, не предупредил ее о своем приходе. Он вычислил, когда следует явиться, чтобы застать ее одну, и не ошибся. В половине девятого сын и сноха были на работе, а внучата – в детском саду.
Она приоткрыла дверь, посмотрела на него недоуменно.
– Я из милиции, капитан Крум Консулов, – сказал он, протянув удостоверение.
– Мы ведь беседовали, что еще? – сказала Бончева, не приглашая его войти.
– Я на минутку, извините. Позвольте войти? Ничего особенного от вас не потребуется.
Бончева распахнула дверь. Консулов, ступив в прихожую, еле слышно проговорил:
– Мы знаем, что Ликоманов – убийца вашего бывшего супруга.
Женщина молчала, глядя на гостя широко открытыми глазами.
– Напрасно вы в прошлый раз не сказали этого. Приходится мне снова вас беспокоить.
Фамилия Ликоманова подействовала. Хозяйка пригласила капитана в гостиную, ненадолго исчезла и вернулась с бокалом и запотевшей бутылкой кока-колы.
Опорожнив бокал единым духом, Консулов продолжал:
– Уважаемая товарищ Бончева, разве вы не понимаете, что мы с вами находимся по одну сторону баррикады? Баррикады законности, морали и справедливости. Вы должны нам помочь. Да, мы знаем, кто убил вашего супруга…
– О-о-ох! – запричитала женщина. – Он втоптал Петко в грязь, он превратил честнейшего, скромнейшего человека в спекулянта и развратника… Он виноват, что мы развелись, что Петко подобрал на панели эту… И откуда она выползла? Может, была сначала любовницей Ликоманова… На панели подобрал, без ножа меня зарезал, детей бросил! А потом людоед этот убил моего Петко. Погубил и Петко, и мою жизнь…
– Пришло его время расплачиваться и за грехи, и за преступления, – сказал Консулов не без патетики.
– Ой, не верю, что пришло. Руки коротки – даже ваши! Знаете, в каких верхах он летает, чей он сын? А черный «пежо», а должность, которую подонок занимает… Да он почти замминистра! Нет, никакая сила его не одолеет!
– Найдется такая сила, найдется. Вы забываете про закон! Если вы расскажете все, что вам известно, а известно, я вижу, многое…
Бончева задумалась, будто собираясь с духом. Машинально налила остатки кока-колы в бокал. Консулов покорно допил.
– Я специально пришел в такое время, – сказал он. – Хотел застать вас одну. О нашем разговоре никто, обещаю вам, никто не узнает. Как видите, я даже без магнитофона. – Капитан так искусно замаскировал микромагнитофон, что его не обнаружил бы даже самый подозрительный собеседник. Беспокоило его только одно: как бы разговор не затянулся долее сорока пяти минут, иначе могла кончиться лента. – Подчеркиваю: вы должны хранить в абсолютной тайне и мое посещение, и наш разговор. Даже от вашего сына – не обижайтесь, пожалуйста. Важно не спугнуть Ликоманова. Он уже пойман, осталось, чтобы капкан его прихлопнул. Тут надо быть очень осторожным. Потому что, как вы справедливо заметили, слишком высоко Ликоманов летает.
31 октября, четверг
– Андроник Кочев Ликоманов – генеральный директор объединения внешней торговли, – докладывал Бурский, – он сын самого Кочо Ликоманова. Проблема вот в чем: можем ли мы расследовать дела таких людей, как Ликоманов?
Бурский замолчал.
– Так волнуешься, что лишился дара речи? – спросил Цветанов.
– Я не из боязливых, товарищ полковник, но признаюсь, в данном случае – смущен… И не о своей карьере думаю, и даже не о вашей. Как бы самое высокое начальство не схлопотало из-за нас. Как-никак впервые запорхнула к нам в отдел птица такого полета. Это – по другому ведомству…
– Хорошо, – перебил полковник. – Доложи сначала, что у тебя нового, а там все вместе порассуждаем. Не волнуйся, не нервничай.
– Я всегда нервничаю, когда человек, получивший недостижимые для многих из нас блага – как заслуженные, так и незаслуженные, – становится рвачом, хищником и совершает преступление… Итак: Андроник Кочев Ликоманов родился пятнадцатого января тридцать четвертого года в селе Мраморово Сливенского округа.
– Стало быть, крестьянин, к тому же – «козерог», – шепнул Консулов Шатеву, однако так, чтобы услышали все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Раджу, небось, знаешь? Это он меня послал. Спиридон ничего не ответил, наклонил голову, давая понять, что знает, и знает очень хорошо. Конечно, Раджу капитан выдумал, рассчитывая на юношескую самоуверенность собеседника.
– Ему и Нанай Маро – обоим готовили удар, который достался одному Ангелу… Раджа очень переживает: закадычные они с Батей друзья были. Хочет отомстить… Только, пока легавые вынюхивают, кто кокнул Ангела, дождичек следы смоет, снежок их заметет…
Взгляд Спиридона стал острым; напряженно глядя в глаза Консулову, парень рассказал, что его родители, едва уехала милиция, принялись судачить о наследстве, о легковой машине, о том, как бы обойти при дележке этого пьяницу – отца Ангела. И вот наконец хоть кто-то в этом мире думает о мести!..
– Слушай, парень, ты только намекни, кто убил Нанай Маро. Мы эту суку сразу отправим на тот свет – лично извиниться перед Ангелом. Лично!
Спиридон, отпивая коньяк маленькими глотками, очевидно, колебался.
– Мы с Раджой знаем, что ты этого гада, может, и не видел. Но Батя – а как он тебя любил! – ведь должен он был тебе хоть сказать, кто он такой, а?
– О ком сказать?
– С кем он поедет на дачу. Тогда, в последний вечер. Где его и пришили.
– Знаю, – дрогнувшим голосом проговорил Спиридон. – Он мне сказал. Я своими глазами этого типа видел, правда, издалека. Ночью – нет, уже чуть рассвело (наутро после отъезда Бати) – слышу, мотор тарахтит. Выглянул в окно – машина под навес въезжает. Дай, думаю, Батю встречу. Пока одевался, пока двери отпирал, гляжу – он уже у калитки. Прогуляться, думаю, пошел. И не стал его окликать, чтобы наших не разбудить. А оказалось, не Батя то был, а этот… Будь он проклят, паскуда!
– Кто?
– Жентельмен…
– Ну и ну! Быть не может! – Консулов почувствовал вдруг, что выезжает на скользкую дорогу, где надо быть предельно внимательным – не тормозить, но и не газовать слишком.
– Может, может. Именно так Батя его называл. – Спиридон поставил рюмку на стол, испытующе глядя на собеседника.
«Сейчас или никогда! – думал Консулов. – Эх, только бы у Джентльмена был сын! Ладно, рискнем…»
– Знаю я Жентельмена. Отъявленный негодяй. Самого, правда, не видал, но с сыном его имел дело.
«Если сына нет, – подумал Консулов, – придется выкручиваться: дескать, ошибка вышла…»
– Сын Жентельмена вел тогда машину Бати, и на ней же…
В десятку!.. Дело сделано. Пора исчезать.
– Только не вздумай трепаться, слышишь? – Голос Спиридона снова дрожал. – Если Жентельмен пронюхает, пощады не будет никому. Батю пришил, меня и подавно пришьет. Я для него – что тебе мошка!
– Не дрейфь, Спиридон. Не пронюхает. Слово даю. Не он тебя, а мы с Раджой – его!..
Время поджимало. Можно было, конечно, предстать и в таком живописном костюме, однако Консулов решил все-таки пожертвовать точностью и прийти чуть позже, зато прилично одетым.
Когда он явился на планерку, полковник уже делал выводы.
– А если и разговор с дочерью Кандиларова не даст результатов, тогда надо еще настойчивее, а главное, еще более тонко, интеллигентно снова допросить всех. Особое внимание – к матери и сыну Бончевым. Действуйте, товарищи.
– Можно и мне высказаться, товарищ полковник? – смиренно попросил Консулов.
Полковник сердито глянул на него.
– Приходишь к самому концу, а потом задерживай из-за тебя совещание… Ладно, высказывайся, если у тебя не пустяки какие-нибудь.
– Это уж вам видней, – обиженно сказал капитан. – Если такая спешка, я могу и отложить до следующего совещания.
– Давай говори, не теряй времени!
– Тогда я просто сообщу, кто ездил с Нанай Маро в Старую Церковь. Кто подсыпал стеностен в коньяк. Кто вернулся на той же машине в Софию в четыре часа утра. И, наконец, кто приказал Нанай Маро убить Кандиларова.
– Ты все это знаешь?! – воскликнул полковник. – Чего ж ты сидел, молчал, слушал?
– Я недолго сидел, молчал и слушал. Потому что опоздал. А опоздал потому, что надо было узнать, кто, к примеру, ездил с Нанай Маро в Старую Церковь…
– Капитан Консулов! – Цветанов, видимо, терял терпение.
– Андроник Кочев Ликоманов, товарищ полковник, – отчеканил Консулов. – По кличке Джентльмен, или, в произношении некоторых свидетелей, Жентельмен.
Консулов подробно, с присущим только ему красноречием описал, как он подбирался к Ликоманову: после того, как услышал о продаже «москвича», ему почти все стало ясно, и дело мог довершить любой стажер. Как всегда, Консулов увлекся, утратил чувство меры и насчет стажера сболтнул зря, однако что поделаешь – как говорится, победителей не судят.
– Вообще все шло как по маслу. Удивила меня только низкая цена, назначенная за «москвич» – всего-навсего тысяча двести левов. А стоит такая машина тысяч пять-шесть, не меньше. Нанай Маро, можно сказать, получил машину даром…
– Может, из-за налога? – спросил Шатев.
– Может быть. А скорей всего вот что: кто-то хотел сделать подарок Нанай Маро. За некую услугу.
– Уже сделанную или предстоящую, – уточнил Бурский.
– Но не за уголовщину, поверьте моему слову! – воскликнул Консулов. – Слишком давно продал машину сын… Да, я забыл сообщить имя сына нашего героя: Тервел Андроников Ликоманов.
– Браво, капитан! – похвалил полковник. – Итак, подвожу итог. Допустим, что Ликоманов был с Насуфовым на даче, подсыпал стеностен, вернулся в Софию. Возможно также, что по его указке Нанай Маро прикончил кто-то другой. Но все это, ребята, не более чем догадки. Где доказательства? Свидетели – где?
– Мертвые, – мрачно проговорил Тодорчев.
– Ну не все. Ведь Спиридон-то пока что живой, – поправился Бурский. – Не исключено, что он тоже сопровождал Кандиларова на дачу, а может, и в пещере побывал.
– И меня беспокоит это «пока что живой», – сказал полковник. – Надо немедленно задержать Спиридона. Таким образом мы его спасем. А как с ним быть дальше – поглядим. Сравним отпечатки пальцев и все такое. Поручим это капитану Шатеву.
– Но ведь если Ликоманов узнает, что Спиридон арестован…
– И пусть узнает. А мы уведомим пограничников, чтобы он случайно не покинул страну вместе с женой и сыном. – После паузы Цветанов добавил: – За Бангеевым в этом плане тоже надо присмотреть, а может быть, и за Верджинией Кандиларовой.
– Ладно, с Ликомановым ясно. Только почему вы думаете, что Бангеев – с его железным алиби! – захочет удрать?
– Потому что на его, а не на моей даче (хотя у меня таковой и нет!) произошли оба убийства. Кстати, я хотел бы получить более подробные сведения об этой фигуре.
Бурский встал.
– Как мы могли! – нервничая сказал он. – Как могли! Вцепились в Бангеева, а ведь позабыли, что дача-то раньше принадлежала Ликоманову! Он, продав ее Бангееву, оставил себе запасные ключи!
– Да-а-а… – протянул Цветанов. – Только теперь все становится на свои места.
– Иван еще когда говорил об этом, а мы не придали значения. Ключи от дачи мог дать Ангелу Насуфову сам Ликоманов… Здесь я проморгал. Поэтому разрешите мне самому заняться Ликомановым.
30 октября, среда
Шатев почти никогда не ходил в форме. Не все коллеги видели его в капитанских погонах. Но сегодня утром он облачился в мундир и, сопровождаемый старшиной, поехал на операцию. Главной ее целью было поднять как можно больше шума при аресте Спиридона. Чтобы как можно больше людей, а заодно и Ликоманов, узнали об этом.
Помня, как описывал Консулов вопли на похоронах Насуфова, Шатев ожидал увидеть столь же эффектную сцену. И ошибся. Без протестов не обошлось – но слабых, вымученных. Может быть, очень уж внушителен был вид милиционеров, прикативших на желто-синей оперативной машине, а может, родители парня ожидали такого поворота событий. Во всяком случае, они не были потрясены. Зато сбежавшиеся соседи, увидев Спиридона в наручниках, выражали недоумение и даже возмущение.
Арестованного поместили в одиночную камеру и довольно долго не вызывали на допрос. По настоянию полковника кроме Шатева в кабинете присутствовал Тодорчев: у капитана было чему поучиться.
Внешне Спиридон держался спокойно, даже гордо – явно сказывались уроки Бати, – но от взгляда капитана не укрылось, что душа у него ушла в пятки. На первый вопрос (фамилия, имя, год рождения) он ответил:
– Сам, что ли, не знаешь, папаша?
Надо было парня приструнить, и Шатев рявкнул:
– Я тебе не папаша! Гражданин капитан, ясно? И вопросы здесь задаю только я, понял? Теперь давай с самого начала. Имя, фамилия?
Оказалось, почти во все пункты анкеты, включая и образование, надо было вписывать «нет». Подросток воспользовался краткой паузой и все-таки задал вопрос:
– За что меня замели, а, папаша?
– Я что тебе сказал? Спрашиваю здесь я. Отвечай: где набирали воду в ведро, в котором твой Батя утопил бай Петко?
– Какое ведро? Какой бай Петко?
Губы говорили одно, а глаза – совсем другое. Вероятно, парень впервые тогда встретился с насильственной смертью. Такое зрелище не забывается.
– Ладно, для начала я сам отвечу, но учти, в последний раз. Красное ведро было, пластмассовое. А бай Петко – это Кандиларов. Будто бы и не называл его так Нанай Маро, когда вы на дачу в его машине ехали? В синеньком «москвиче». Ай-яй-яй! Попал ты в соучастники убийства! Или никогда на той даче не был? Давай-ка вспоминать: двухэтажная, бревенчатая, с террасой…
– Не был! Не был! Не был!
– Не ори, я не глухой. Что же, отвезти тебя туда или пригласить к нам сторожа Ивана и его жену? Они ведь видели тебя там, дитятко невинное!
Спиридон словно язык проглотил. Шатев допускал, что может ошибиться в каких-то деталях. Не это было сейчас главным. Важно было узнать, ездил ли парень тогда с Насуфовым на дачу.
Шатев решил сбавить тон.
– Должен признаться, – сказал он миролюбиво, – ты мне симпатичен. Может, не так уж и симпатичен, но вижу, не совсем ты пропащий. Я думаю, в пещере ты не был. Тогда, ночью, когда Нанай Маро бросил труп в озеро. Ты остался у входа – не захотел смотреть… Это хорошо.
Спиридон смотрел так, словно перед ним был не капитан милиции, а сам дух Петко Кандиларова.
– Это, конечно, хорошо, однако… Ты помогал, правда? И, вероятно, знаешь, как наказуется соучастие в преступлении. Если хочешь, могу зачитать тебе статью из Уголовного кодекса. – Шатев достал из ящика стола книгу, положил ладонь на красную обложку. – Наказание одинаковое – и за убийство, и за соучастие. А если убийство предумышленное, тогда что? Высшая мера… Тебе сколько лет, Спиридон?
– Еще семна-а-дцати нет, – жалобно протянул парень.
– Это меняет дело. В таком возрасте не дают «вышки». А вот на сколько лет сядешь, зависит от тебя самого. Искреннее признание может убавить срок…
Тодорчев, наблюдая за происходящим, напряженно смотрел в испуганное лицо Спиридона. Капитан продолжал:
– Не думай, что я тебе лгу. Нам запрещено обманывать – даже таких несмышленышей, как ты. Так что насчет уменьшения срока подумай… Да ты, кажется, и сам уже готов дать показания, верно? Вот и хорошо. Подумай и отвечай. Как Нанай Маро взял тебя с собой в Родопы. И как вы прихватили бай Петко. И как Нанай Маро держал его в подвальной комнате. И как бай Петко писал открытки, и кто одну из них отправил с курорта «Милина вода». Сам понимаешь, не такое уж это и преступление, всякий может отправить открытку по чьей-то просьбе. А о ведре с чистой родниковой водой ты мог и не знать, для каких целей оно понадобится. Даже если и знал, не сам ведь ты топил в нем бай Петко, правда?.. Итак, расскажи-ка нам правду, только правду. И тогда тебе наверняка сбавят срок. Скажем, дадут не восемь-десять лет, а четыре, от силы пять – это решит суд… Хотя есть еще одно обстоятельство, куда более важное, благодаря которому ты можешь, учти, вообще остаться на свободе.
Шатев сделал психологическую паузу. Не только Спиридон, но и Тодорчев с нетерпением ждали, что он скажет дальше.
– Это обстоятельство, – продолжал капитан, – касается не убийства, а валютных махинаций и других сделок, в которых ты помогал Бате и еще кое-кому. Бати уже нет, ему ничто не поможет и не повредит. Но остальных можно схватить за руку. Если ты нам поможешь, конечно. И если поможешь – суд примет это во внимание. Тебя могут осудить условно, понимаешь? Ну, полной гарантии я не даю, суд есть суд, но такое в моей практике, представь себе, случалось, и не раз… Давай, Спиридон, признавайся по собственной воле. Так я и запишу. И не забывай: эти акулы убили Батю – Жентельмен и его дружки.
Спиридон тяжело вздохнул. Помолчав, вздохнул еще раз и сказал:
– Хорошо! Согласен. Если вы напишете, что по собственной воле…
– Об этом не беспокойся. Напишу, что по собственной. У нас здесь все записывается, в том числе и на видеопленку.
Консулов не стал звонить Марии Бончевой, не предупредил ее о своем приходе. Он вычислил, когда следует явиться, чтобы застать ее одну, и не ошибся. В половине девятого сын и сноха были на работе, а внучата – в детском саду.
Она приоткрыла дверь, посмотрела на него недоуменно.
– Я из милиции, капитан Крум Консулов, – сказал он, протянув удостоверение.
– Мы ведь беседовали, что еще? – сказала Бончева, не приглашая его войти.
– Я на минутку, извините. Позвольте войти? Ничего особенного от вас не потребуется.
Бончева распахнула дверь. Консулов, ступив в прихожую, еле слышно проговорил:
– Мы знаем, что Ликоманов – убийца вашего бывшего супруга.
Женщина молчала, глядя на гостя широко открытыми глазами.
– Напрасно вы в прошлый раз не сказали этого. Приходится мне снова вас беспокоить.
Фамилия Ликоманова подействовала. Хозяйка пригласила капитана в гостиную, ненадолго исчезла и вернулась с бокалом и запотевшей бутылкой кока-колы.
Опорожнив бокал единым духом, Консулов продолжал:
– Уважаемая товарищ Бончева, разве вы не понимаете, что мы с вами находимся по одну сторону баррикады? Баррикады законности, морали и справедливости. Вы должны нам помочь. Да, мы знаем, кто убил вашего супруга…
– О-о-ох! – запричитала женщина. – Он втоптал Петко в грязь, он превратил честнейшего, скромнейшего человека в спекулянта и развратника… Он виноват, что мы развелись, что Петко подобрал на панели эту… И откуда она выползла? Может, была сначала любовницей Ликоманова… На панели подобрал, без ножа меня зарезал, детей бросил! А потом людоед этот убил моего Петко. Погубил и Петко, и мою жизнь…
– Пришло его время расплачиваться и за грехи, и за преступления, – сказал Консулов не без патетики.
– Ой, не верю, что пришло. Руки коротки – даже ваши! Знаете, в каких верхах он летает, чей он сын? А черный «пежо», а должность, которую подонок занимает… Да он почти замминистра! Нет, никакая сила его не одолеет!
– Найдется такая сила, найдется. Вы забываете про закон! Если вы расскажете все, что вам известно, а известно, я вижу, многое…
Бончева задумалась, будто собираясь с духом. Машинально налила остатки кока-колы в бокал. Консулов покорно допил.
– Я специально пришел в такое время, – сказал он. – Хотел застать вас одну. О нашем разговоре никто, обещаю вам, никто не узнает. Как видите, я даже без магнитофона. – Капитан так искусно замаскировал микромагнитофон, что его не обнаружил бы даже самый подозрительный собеседник. Беспокоило его только одно: как бы разговор не затянулся долее сорока пяти минут, иначе могла кончиться лента. – Подчеркиваю: вы должны хранить в абсолютной тайне и мое посещение, и наш разговор. Даже от вашего сына – не обижайтесь, пожалуйста. Важно не спугнуть Ликоманова. Он уже пойман, осталось, чтобы капкан его прихлопнул. Тут надо быть очень осторожным. Потому что, как вы справедливо заметили, слишком высоко Ликоманов летает.
31 октября, четверг
– Андроник Кочев Ликоманов – генеральный директор объединения внешней торговли, – докладывал Бурский, – он сын самого Кочо Ликоманова. Проблема вот в чем: можем ли мы расследовать дела таких людей, как Ликоманов?
Бурский замолчал.
– Так волнуешься, что лишился дара речи? – спросил Цветанов.
– Я не из боязливых, товарищ полковник, но признаюсь, в данном случае – смущен… И не о своей карьере думаю, и даже не о вашей. Как бы самое высокое начальство не схлопотало из-за нас. Как-никак впервые запорхнула к нам в отдел птица такого полета. Это – по другому ведомству…
– Хорошо, – перебил полковник. – Доложи сначала, что у тебя нового, а там все вместе порассуждаем. Не волнуйся, не нервничай.
– Я всегда нервничаю, когда человек, получивший недостижимые для многих из нас блага – как заслуженные, так и незаслуженные, – становится рвачом, хищником и совершает преступление… Итак: Андроник Кочев Ликоманов родился пятнадцатого января тридцать четвертого года в селе Мраморово Сливенского округа.
– Стало быть, крестьянин, к тому же – «козерог», – шепнул Консулов Шатеву, однако так, чтобы услышали все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17