– Почти в самое ухо произнес ей обладатель все того же вкрадчивого голоса и слегка, но очень больно, сжал ей локоть, надавив на сухожилие, отчего лицо ее передернула гримаса боли.
– За оградой, что ли? – Только и спросила она, с какой-то отрешенностью, все еще не приходя в себя от подобной бесцеремонности.
– А что, ты видишь машину прямо на кладбище? – Хохотнул мужик – здоровый амбал, чье лицо она наконец разглядела и оно показалось ей даже знакомым. – Да головой не верти, а то получишь по мозгам. – Добавил он, когда Анна попыталась оглянуться. – Может, ждешь кого?
– Никого я не жду. – Огрызнулась Анна и выдернула руку. – Не хватай, сама дойду.
– Не боись, тетка, с тобой лишь побеседовать хотят большие люди. И не трепыхайся особо, чего тут бояться – вишь, народу еще сколько вокруг. Мы ж не бандиты какие-нибудь – приличные деловые люди.
– Да уж, приличные. – Усмехнувшись сказала Анна и замолчала.
Со стороны можно было подумать, что – мрачные и печальные – идут люди с похорон и слегка поддерживают под руки женщину, совершенно убитую горем, которая так потрясена церемонией погребения, что еле ноги переставляет. Между тем троица свернула еще раз и вышла на боковую аллею. Так они прошли вдоль каменных крестов и надгробий и, миновав ограду, вышли за чугунные ворота старого кладбища.
– Эта что ли ваша консервная банка с вишнями? – Анна ткнула ногой по колесу, стоящего у ограды автомобиля и тут же получила удар по ноге от оскорбленного хозяина «консервной банки».
– Стерва, ты, однако. Поговори, поговори, еще. – Как-то лениво добавил он, открывая дверь довольно потрепанной вишневой «Тойоты».
Анна нервно сглотнула и попробовала оглянуться по сторонам, но опять получила тычок в бок все тем же твердым предметом.
– Да залазь, ты, попроворней. Сказано тебе, поговорят с тобой, да и только. – Это сказал второй – помоложе – и легонько подтолкнул ее под зад. Она села на заднее сиденье и тут же по обе стороны от нее уселись еще двое, которых она не видела на кладбище. Видимо, они дожидались их тут же. Первый, который тыкал ей в бок, кинулся к стоящей рядом машине – блестящему черному «Форду», взревели моторы и машины разом, как по команде, рванули с места. Вместе с ними отъехали еще несколько машин. И только тогда Анна смогла наконец по-настоящему оглянуться – она увидела, как к воротам подбежал Максим и бросился к своему темнозеленому джипу.
* * *
Слишком внезапно все произошло, буквально в считанные минуты, думала Анна, зажатая с двух сторон здоровыми парнями, которые сидели как каменные истуканы – не шевелясь и, как будто, даже не мигая. Куда они ее везут? Между тем выехали на кольцевую. Проехали еще несколько километров и свернули вправо. Анна не смогла прочитать табло над дорогой – она была достаточно близорука. Одни очки – дорогие – остались еще на даче, другие – простенькие, которые она успела купить сегодня утром, те, двое, приказали ей снять еще там – на кладбище. Из этого Анна сделала вывод – кто-то ее хорошо знает и помнит, что она без очков дальше обочины дороги все равно ничего не увидит. Наверно поэтому ей не завязали глаза. А рот не заклеили – слишком много милицейских постов вокруг Москвы. Зато предупредили: вопросов не задавать, головой не крутить, а уж выскакивать и орать о помощи вообще не рекомендуется – опасно для жизни. Она и не стала бы пытаться – не идиотка же она? Своя жизнь дороже. Да и чего ж не посидеть среди хороших попутчиков, только и сказала она, но тут же получила уже два тычка в бок – с обеих сторон одновременно.
– У вас что, реакция как у сиамских близнецов? – Попыталась пошутить Анна, но тут же схлопотала и по зубам. – Так бы и сказали. – Анна сплюнула кровь в руку и, благоразумно замолчав, стала смотреть в окно.
Уже стемнело, когда обе машины въехали через огромные ворота на слабоосвещенную территорию, огороженную со всех сторон, и остановились у темного особняка. Ворота за машинами плавно сдвинулись…
* * *
Анну молча провели через огромный холл, совершенно свободный от мебели. Пахло свежей краской, стружкой, олифой. Поднялись на второй этаж – здесь уже была кое-какая мебель, по большей части нераспакованная. Затем Анну провели еще каким-то длинным коридором. Остановились у двери. Один из сопровождавших крикнул кому-то в темноту коридора:
– Сюда что ли? – Ему не ответили и тогда он втолкнул ее в темную комнату – крошечное окно под потолком, узкая дверь, какие-то веревки – и захлопнул за ней дверь. Анна подергала ручку – закрыто. Тогда она стала шарить рукой по стенам, но выключателя так и не обнаружила. Что за помещение – метра полтора в ширину и три в длину – недоумевала она. Выдумывают эти новые архитекторы для новых русских – выпендриваются друг перед другом, оригинальничают. Для чего такая комната? Скорее всего, это какая-то подсобка, ну не пыточная же?! И тут до нее дошло – веревки! Конечно, как же она сразу не догадалась – сушилка это, вот что это за комната. Потому тут так тепло и сухо. Между тем стало еще и совсем темно.
Она села прямо на пол и долго сидела, раздумывая над случившимся. После пожара, она, конечно, ожидала чего-то подобного, но уж не на кладбище же, где полно народу. Может, потому она так и растерялась? Но скорее всего – она просто никак не рассчитывала на подобную грубость. Что, в принципе, она сделала? Если тот человек, которого она по-прежнему опасается, вздумал ее запугивать, то она не понимает степень своей вины перед ним. Если он злится за бумаги, которые она у него случайно прихватила с той папкой, так сейчас те бумаги – макулатура… А может быть, за то, что в книге его изобразила? Так кто ж это знает, кроме меня и его самого? Да ведь из песни слова не выкинешь… Однако, это же не биографическая повесть, а роман, где всегда больше вымысла, чем правды – это все знают…
Вообще-то, она поймала себя на мысли, что все эти дни она ни разу толком не поразмыслила над тем, что же все-таки происходит? Жизнь за границей расслабила ее и усыпила бдительность, такой она сделала вывод, сидя здесь – на полу сушилки. Что ж, есть повод вспомнить события почти столетней давности. Только вроде бы и вспоминать нечего – все уже быльем поросло.
Прошло еще не меньше час, а ее по-прежнему не беспокоили. Что ж, пора позаботиться и о ночлеге. Она подпрыгнула и коснулась рукой висящего белья – веревки были натянуты достаточно высоко, белье же было сухое. Значит в доме есть женщина – это уже хорошо, решила Анна. Она устроила себе из кучи белья вполне приличное ложе и прилегла. И то ладно, что не на улице бросили – хорошие ребята, заключила Анна и неожиданно для себя уснула.
Проснулась она от шума – сначала где-то внизу залаяли собаки, потом послышался топот ног, мужские голоса. Голоса приближались. Кто-то остановился по ту сторону двери и завозился с замком – дверь распахнулась, но света по-прежнему не включили. Перед Анной стоял высокий мужчина, лица которого она из-за темноты не разглядела. В первое мгновенье она подумала, что это Вадим. Однако это был не он, а всего лишь один из охранников. Он молча внес раскладушку, бросив на нее подушку и одеяло. Затем, ни слова ни говоря, ключом открыл дверь в соседнее помещение, включил свет и жестом подозвал Анну. Комнатка эта – под самой крышей – планировалась, вероятно, под солярий и это было очевидно по передней раздвижной стеклянной стенке-витрине. За стенкой этой, в отсвете бокового уличного фонаря, видна была площадка открытой веранды.
Комнатка – узкая и длинная – хоть и была почти пуста от мебели, но вид имела вполне обжитой: в углу, сдвинутые плотной стайкой, легкие полосатые шезлонги, на полу – толстый, песочного цвета, ковер, у раздвижной стенки – ватага мягких тапочек.
Охранник ушел, плотно закрыв за собой дверь. Постояв пару минут, Анна принялась обследовать свои «хоромы» из двух комнат. Обойдя все помещение она была удовлетворена: главное, здесь был туалет и душевая. Кухни не оказалось, но в нише между входной дверью и душевой – холодильник, с запасами кое-какой еды и крошечный столик со стационарной кофеваркой.
Как на курорте в Испании, усмехнулась Анна и пошла в душ.
* * *
Весь следующий день ее никто здесь не побеспокоил. Она осмотрела все жилье, но так и не поняла, каким образом раздвигается передняя стеклянная стенка. Сейчас же выйти на открытую веранду можно было только разбив стекло.
Глава 34
КЛЕМЕНТИЯ, среда, вечер, 25 сентября
Оставшийся вечер Клементия провела у телефона – рассказывала подруге Лильке о том, что случилось в агентстве. Они обе решили, что это обычное хулиганство, ну кому нужен в наши дни частный сыщик со всеми его делами, если вместо сыска он занимается обучением охранников. Такое заключение сделала мудрая подруга Лиля.
– Кстати, Клементия, а почему твой «комиссар» не учит тебе взрывать, стрелять? Может у него самого и пушки нет?
– Может, и нет пушки, – ответила любопытной подруге Клементия, – он всех убивает свои интеллектом.
– То-то я и смотрю вокруг столько убитых валяется, – съязвила подруга, – шагу ступить некуда. Сегодня иду через парк, а там – под кустом – лежит такой убитый. Только потом я видела, как того убитого разбудил участковый и погрузил его в воронок. Оживлять его повезли – убитого, в вытрезвитель. Так что твой комиссар его наверняка только ранил. Хотя, мне кажется, вытрезвителей сейчас нет, а повез он этого раненого бойца с одной целью – подбросить на соседний участок.
– Грубая ты девушка, Лиля.
– Нет, я реалист. Только я тебе вот что скажу, Клементия, бросай ты заниматься глупостями. Тоже мне, стоящее дело – сыск, ты бы лучше в ларек села и то выгодней было бы. Ты хоть знаешь, сколько он тебе платить собирается? А цену продуктов ты знаешь?
– Разве в деньгах счастье? – Укорила подругу странная девушка Клементия, которую интересовало в этой жизни все, а не только деньги.
– А в чем же, если не в них.
– Мы с тобой говорим на разных языках, Лилия. – Со вздохом обронила Клементия. – Потому что хоть мы учились и не в одном классе, но зато в одной школе, а вот учителя у нас были разные.
– У нас с тобой и родители разные. – Ответствовала разобиженная подруга Лилька и бросила трубку.
Ссорились подруги вот так по два-три раза на неделю. Лилька – человек практичный и суровый, называла себя мрачным реалистом, а Клементию, как особу совершенно непрактичную, эта же Лилька называла, к слову сказать, курицей. Клементию это совсем не обижало – обижало другое, как может лучшая подруга осуждать ее выбор относительно работы. Ведь она с детства мечтала быть частным детективом. И как она упрашивала своего отца – майора милиции – организовать вместе с ней частное детективное агентство, как ведь упрашивала. Глядишь, и был бы жив ее отец, если бы ушел вовремя из своего Угро. Поэтому, когда Лилька задевала святое, кроткая девушка Клементия становилась очень жесткой. И тоже бросала трубку. До следующего дня.
И она решила поскорее дочитать книжку, которую дала ей эта недалекая Лилька.
ПОНЕДЕЛЬНИК
А что же было потом?
Он летал как на крыльях. Еще бы, ведь к нему в дом пришла молодая цветущая женщина – легкая и воздушная блондинка. Она только что закончила институт и бросила мужа-студента, чтобы выйти замуж за член-кора – она была на двадцать лет моложе его. Что двигало ею? Может быть, любовь. И я верила, что это так и есть на самом деле. Большая разница в возрасте? Ну и что? Богатый мужчина не бывает старым. Правда, выглядел он прекрасно – гладкое холеное лицо и никаких признаков старения, да и что это за возраст для мужчины?…
Кстати, мне так и не пришлось ее увидеть. Я даже не знала кто она – знала о ней только по немногочисленным слухам, которые он, непонятно почему, всячески пресекал…. Однако меня все это уже не очень интересовало – была я как застывшая от льда река – никаких эмоций. По крайней мере, на виду у всех…
Сидела я в тот период в отдельной маленькой комнатке – в дальнем крыле – вдали от всех. И меня это устраивало, потому что у меня была уйма свободного времени и мне не хотелось, чтобы это как-то обнаружилось. Времени было много потому, что то дело, ради которого он упросил остаться, было выполнено мною за короткий срок, однако я не торопилась сообщать об этом и делала вид, что по-прежнему работаю над этими документами.
В этой комнате я поставила свой стол за шкаф, чтобы входящий не видел, чем я тут занимаюсь. Я же – оформляла свою книгу. Она не получилась большой: во-первых, мне некогда было дописывать ее до солидного объема – я очень торопилась, ведь дома у меня – ни компьютера, ни пишущей машинки; во-вторых, и это самое важное – я потеряла интерес к людям из ученого мира. Они перестали казаться мне недоступными и сколько-нибудь значительными.
Я сидела за столом, перелистывая рукопись и передо мной мелькали лица моих коллег, друзей, недругов и откровенных врагов… прошедшие дни, недели, месяцы…
И все это было связано с институтом и, разумеется, с самим В. Книга об особых людях – ученых. Честолюбцах, интриганах, завистниках… Впрочем, достойные в ней тоже были.
Я не могла написать эту книгу – так когда-то говорил мне В., но я написала ее… Вернее, дописала. И это несмотря на то, что когда-то В. забрал у меня ее. Я села за компьютер и стала набирать титульный лист. Чуть помедлив, я набрала свое имя и распечатала лист на принтере. Взяв этот лист, я положила его перед собой. В этот момент я подняла голову – надо мной высилась фигура В. и я не заметила как он вошел.
– Почему нет моего имени? – Он берет со стола титульный лист. – Я не согласен. – Жестко бросает он и взгляд его цепенеет. – Идея книги – моя, значит и автором должен быть я.
Потом он долго и назидательно говорит. Он говорит о нашей разнице в образовании, в происхождении…
– Ты наверно забыла, кто я и кто ты? Ты не помнишь, что кроме своего провинциального образования, ты не имеешь ничего за душой. И ты наверно забыла, что ты фактически создана мною?
Мне все это кажется смешным и нелепым.
– А вы не перепутали? – С издевкой в голосе произношу я, сразу переходя с ним на «вы». – Вы действительно так считаете? – Мне кажется, что он тотчас же засмеется и все обратит в шутку. Но он не смеется.
– Нет. Не перепутал. Я – автор. И тебя, и этой книги. Ты писала это по моей рекомендации, все это время тебе платили из кассы института, то есть, твоя работа оплачивалась мною, моими средствами, которые я привлек благодаря своему имени. Кроме того, без меня ты не написала бы и строчки.
– Но ведь написала же! И без вас! – Чеканю слова я. – Вы забыли об этой книге. Да, вы подали мне идею, но не написали после этого ни единой страницы. Ни единой. К тому же, писала я, в основном, дома.
– Это не имеет никакого значения, идея – это 90 процентов, а все остальное – лишь 10. Вы сделали всего навсего работу лаборантки, или как там ваша должность… кажется, ассистентка? И это все равно, что секретарша. А секретарша не умеет писать книги. Даже если она образована и очень умна. – Он тоже перешел в разговоре на «вы» и это всегда значило – он выставил барьер между нами.
Мне все это кажется каким-то дешевым спектаклем и я глупо улыбаюсь в ответ на его слова. А он между тем совершенно серьезно продолжает:
– Запомни, ты не сможешь напечатать эту книгу – ты никто. Это я – член-корреспондент. Передо мной открыты все издательства, а кто ты? – Опять переходит он на «ты», потому что не контролирует себя.
И тут я сделала первую ошибку.
– Вы ошибаетесь, у меня уже есть договор с издательством. – И я называю одно – очень известное – и достаю договор из своего стола. Колючим и недобрым взглядом он смотрит сначала на меня, потом на этот договор. Читает, а после этого мрачнеет еще больше.
– Тираж пятьдесят тысяч? И чем же ты смогла их так очаровать, что они подписались на такой большой тираж? – И он недвумысленно окидывает меня с головы до ног. И тут он делает то, что я никак не ожидаю – он рвет договор.
– Вот у тебя и нет никакого договора, а завтра я еду в это издательство и аннулирую и тот – второй экземпляр.
Мы сссоримся так бурно, так жестоко – он обзывает меня шлюхой и я понимаю, что мы навсегда теперь враги. Он уходит, хлопнув дверью так, что со шкафа на мой стол падают старые папки с архивными документами… Еще – он уносит с собой мою рукопись. Я выскакиваю из комнаты вслед за ним и делаю еще одну ошибку – кричу ему вслед:
– Это глупо – у меня все занесено в компьютер.
И тогда он возвращается, заталкивая меня назад в комнату, прижимает меня к стене креслом, а сам делает шаг к компьютеру и начинает искать нужную папку и это ему удается без всякого труда – она названа моим именем. Тогда он стирает ее…
Я собираюсь открыть рот, чтобы сделать очередную ошибку, но вовремя закрываю его. Не следует сообщать ему, что книга давно переписана на дискетку.
И он – очень довольный собой – уходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29