Браун процитировал дневниковую запись за 14 февраля: "Почему, ну почему
мать не может умереть? Десятки, тысячи людей умирают каждый день. Так
почему же не мать или отец?" Позже, в апреле, по явятся такие слова:
"Ненависть к матери закипает во мне. Именно она является основным
препятствием на моем пути. Неожиданно я нашла средство обойти эти
препятствие. Я пытаюсь обдумать некоторые детали. Я хочу, чтобы это
выглядело либо естественной смертью, либо смертью от несчастного случая".
В июне в дневнике продолжается та же тема: "Мы обсуждали план избавления
от матери и сделали его более четким. Довольно странно, но у меня не было
угрызений совести". 22 июня, в день преступления, Полина записала: "Я пишу
рано утром перед событием. Прошлой ночью я была очень взволнованна, совсем
как накануне Рождества. Хотя приятных снов у меня не было".
Эти откровения преступницы, оглашенные в судебном заседании, произвели
на всех ошеломляющее впечатление. Но подружки взирали на судебное действо с
любопытством обыкновенных школьниц, в то время как приводились все новые и
новые свидетельства, доказывающие их лживость и лицемерие, патологическую
тягу к извращенным наслаждениям, рисующие их убогий, ограниченный мир.

Странные Дебора и Ланселот

Большинство свидетельств суд получил от матери Джульетты. Миссис Халм
рассказала, что девушки собирались написать роман и практиковались в
сочинении странных писем друг другу, используя исторические псевдонимы.
Джульетта взяла имя короля Чарльза II, потом стала Деборой. Полина Паркер с
начала этой странной переписки называла себя благородным рыцарем
Ланселотом.
Все это были персонажи известной средневековой драмы.
Поначалу письма были полны романтических эпизодов, сплетавшихся в
фантастический мир, в который постепенно погружались героини этого действа.
Вскоре тон писем стал более мрачным. В них появились описания невероятных
садистских сцен с изнасилованием девиц и пытками рыцарей. В то же время
усилилось взаимное влечение девушек. Вскоре они стали спать вместе. Одна из
них впоследствии признавалась: "Мы представляли себя святыми, занимающимися
любовью в постели. Мы занимались этим, не чувствуя усталости. Как прекрасно
чувствовать себя удовлетворенными!"
Подруги часто сбегали с уроков и уединялись в сельском амбаре, где
предавались любовным утехам, заканчивая свой день обливанием друг друга в
ручье. Они мечтали о том, что уедут в Америку, сказочно разбогатеют и
вместе купят хороший дом, в котором прислуживать им будут евнухи.
Джульетта признавалась, что чувствовала себя "в безопасности" рядом с
Полиной. Оказывается, еще ребенком ее привезли в Лондон во время войны, и
эта обстановка глубоко травмировала ее. Одна из их игр была на "военную"
тему: Полина обнимала Джульетту, а та в это время издавала воющий звук
падающих авиабомб.
Это был, как писала Джульетта Полине, только их потаенный мир, в который
никто другой не допускался.
Миссис Халм прибыла в Новую Зеландию с мужем и дочерью, когда той было
пять лет. Поначалу она приветствовала дружбу Джульетты с Полиной. Матери
казалось, что это поможет малышке быстрее освоиться на новом месте. "Знала
бы я, к чему это приведет, я бы сама убила это бесчувственное существо!" -
всхлипывала несчастная женщина, отвечая на вопросы судьи.
Вот еще одна выдержка из дневника Полины. "Проституция - неплохое
занятие, чтобы делать деньги, а какое удовольствие вы получаете, занимаясь
этим! Мы открыли в себе блестящие способности в сексе. Вероятно, не
осталось ничего такого в этой области, чего мы не умеем".
Эти слова вряд ли заставят кого-либо усомниться в том, что подружки
прекрасно знали, что творили. Позже, когда Полину вызвали для дачи
показаний, ее высокомерие свело на нет все аргументы защиты. Когда ее
спросили, знала ли она, что убийство - преступление, Полина с усмешкой
ответила: "Я знала, что убивать грешно. Я знала это, когда убивала. Только
абсолютный идиот не понимает, что это порочно".
Адвокаты заявили, что не сомневаются в виновности своих подзащитных, но
не уверены в их нормальном психическом состоянии.
Медицинский эксперт доктор Медликат утверждал, что каждая из обвиняемых
"хрупка, как ребенок, который только начинает ходить", что предки обеих
девушек были предрасположены к болезням и это привело к неуравновешенности,
а затем и к расстройству психики юных преступниц.
Доктор передал заявление одной из девушек во время медицинской
экспертизы: "Я верю, что мы гении. Я не хочу ставить себя выше закона - я
просто вне его". "С моей точки зрения, - заключил эксперт, - они
агрессивны, социально опасны и могут быть признаны невменяемыми".
Это мнение не разделял другой судебно-медицинский эксперт, доктор Чарльз
Беннет, который отстаивал свою точку зрения на суде: "Я нахожу, что обе
преступницы, без сомнения, отдают себе полный отчет в содеянном. Но я очень
сомневаюсь, что эти несовершеннолетние развратницы придают хоть какое-либо
значение тому, что думает о них общество".
После тщательного рассмотрения дела суду предстояло решить, являются ли
обвиняемые психически больными. Судья Адаме обратился к присяжным:
"Ключевым словом является слово "знаю". Оно должно быть рассмотрено по
отношению к каждому моменту преступления. Были ли умы этих девушек в таком
смятении, что они не ведали, что творили? Вот это, дамы и господа
присяжные, вы и должны установить".
Через два часа пятнадцать минут был вынесен приговор - виновны.
Блуждающая улыбка скользнула по лицам несовершеннолетних убийц, когда им
объявили, что они будут заключены в тюрьму на неопределенный срок.
Но через четыре года, после многочисленных психиатрических и медицинских
экспертиз, преступницы оказались на свободе.
Полина и Джульетта по-прежнему остались подругами, но пламя прошлых
взаимоотношений за время разлуки угасло.
Герберт Рипер жил с матерью Полины 25 лет, хотя официально они не
состояли в браке. Возможно, последнее обстоятельство каким-то образом
повлияло на характер девочки, которая с детства познала чувство
отчужденности.
Когда Полину освободили, человек, который был ей вместо отца,
воскликнул: "Это не расплата за отнятую у человека жизнь. Только дьявол мог
совершить такое! Сущий дьявол!"

КАРЛ И ИЛЬЗА КОХ: Тени в аду

Среди заплечных дел мастеров "третьего рейха" Карл и Ильза Кох
выделяются особо. Они заправляли конвейером смерти в концентрационном
лагере Бухенвальд, перемоловшем десятки тысяч жизней. Даже их коллегам из
СС становилось не по себе, когда фрау Кох хвасталась абажурами, сделанными
из человеческой кожи.
Нацисты создали на оккупированной ими территории множество концлагерей,
предназначенных для так называемого "расового очищения" Европы. То, что их
узниками были дети, инвалиды, старики, совершенно беззащитные люди, не
имело никакого значения для садистов из СС. Освенцим, Треблинка, Дахау и
Бухенвальд стали сущим адом на земле, где людей систематически травили в
газовых камерах, морили голодом, избивали и заставляли работать до
изнеможения.
Чтобы воплотить в жизнь бредовые планы Гитлера, требовались исполнители
- люди без жалости, сострадания и совести. Нацистский режим создал систему,
которая могла произвести их.
Некоторые начальники лагерей, в частности Рудольф Гесс в Освенциме,
непосредственно не убивали заключенных и таким образом как бы
отгораживались от злодеяний, творимых в лагерях. На суде Гесс гордо заявил
о немецкой изобретательности, которая позволяла поддерживать в
исполнителях-палачах иллюзию невиновности в содеянном.
Супруги Кох были парочкой, чья изощренность не знала границ. Эти двое -
комендант лагеря и его жена, которая проводила вечера за изготовлением
абажуров из татуированной человеческой кожи, воплощали в жизнь суть
гитлеровской идеи.
Переезд Ильзы Кох в Бухенвальд из Саксонии, где она родилась в 1906 году
и до войны работала библиотекарем, еще не дает ответа на то, что превратило
обыкновенную женщину в зверя. Дочь чернорабочего, она была прилежной
школьницей, любила и была любима, пользовалась успехом у деревенских
парней, но всегда считала себя выше других, явно преувеличивая свои
достоинства. И когда ее эгоизм объединился с амбициями эсэсовца Карла Коха,
скрытая извращенность. Ильзы стала явной.
Они познакомились в 1936 году, когда система концентрационных лагерей
уже охватила всю Германию. Штандартенфюрер Карл Кох служил в Заксенхаузене.
У Ильзы была любовная связь с шефом, и она согласилась стать его
секретарем.
Карл родился, когда матери было 34 года, а отцу, правительственному
чиновнику из Дармиггадта, - 57. Родители поженились через два месяца после
рождения сына. Отец умер, когда мальчику исполнилось восемь лет. Будущий
комендант концлагеря учился плохо. Вскоре он ушел из школы и поступил
работать посыльным на местную фабрику.
Когда юноше исполнилось семнадцать лет, он записался добровольцем в
армию. Первая мировая война уже полыхала в Западной Европе. Однако
вмешалась мать, и с призывного пункта его вернули домой. В марте 1916 года,
в возрасте девятнадцати лет, ему все-таки удалось попасть на фронт.
Новобранец досыта нахлебался окопной жизни на одном из самых напряженных
участков Западного фронта.
Война для Карла Коха закончилась в лагере для военнопленных, и, как
многие другие, он наконец вернулся в разгромленную, озлобленную Германию.
Бывшему фронтовику удалось неплохо устроиться. Получив пост банковского
служащего, он в 1924 году женился. Однако через два года банк лопнул, и
Карл остался без работы. Одновременно расстроился и его брак. Молодой
безработный нашел решение своих проблем в нацистских идеях и вскоре уже
служил в СС.
Судьба не единожды сталкивала его с командиром подразделения "Мертвая
голова" Теодором Эйке, одним из активных участников создания первых
концентрационных лагерей.
Эйке высоко оценил Коха, написав о нем в 1936 году, когда тот возглавил
лагерь в Заксенхаузене: "Его способности выше средних. Он делает все для
торжества национал-социалистских идеалов".
В Заксенхаузене Кох даже среди "своих" приобрел репутацию отъявленного
садиста. Тем не менее именно эти качества помогли ему завоевать сердце
Ильзы. И в конце 1937 года состоялась брачная церемония. Счастливая пара
объединила свои усилия на службе дьяволу.

Средневековые пытки

Садистские наклонности Коха не замедлили проявиться, как только он
приступил к исполнению своих обязанностей. Комендант лагеря получал
огромное удовольствие, стегая заключенных бичом, по всей длине которого
были вставлены кусочки бритвы. Он ввел в обиход тиски для пальцев и
клеймение каленым железом. Эти средневековые пытки применялись за малейшие
нарушения лагерных правил.
Начальство главного управления безопасности рейха, поощряя систему
концентрационных лагерей, выдвинуло кандидатуру Коха на повышение. В 1939
году ему было поручено организовать концентрационный лагерь в Бухенвальде.
На новое место службы комендант отправился вместе с женой.
Бухенвальд считался "исправительным" лагерем, как и все его
предшественники. Предназначение лагеря изменится к середине войны, когда
гитлеровская программа уничтожения людей будет окончательно введена в
действие.
Впоследствии Бухенвальд, как и Освенцим, имел двойное назначение. Тех,
кто был болен, слаб или слишком мал, чтобы работать, сразу отправляли на
смерть. Тех, кто казался подходящим дня работы на рейх, заставляли
трудиться в нечеловеческих условиях на производящей вооружение фабрике по
соседству с лагерем. Скудный рацион и непосильный труд неизбежно приводили
узников к смерти.
В то время как Кох упивался властью, наблюдая за ежедневным уничтожением
людей, его жена испытывала еще большее удовольствие от мук заключенных. В
лагере ее боялись больше самого коменданта.
Садистка обычно прохаживалась по лагерю, раздавая удары плетью любому
встречному в полосатой одежде. Иногда брала с собой свирепую овчарку и
приходила в восторг, натравливая собаку на беременных женщин или узников с
тяжелой ношей. Неудивительно, что заключенные прозвали Ильзу "сукой
Бухенвальда".
Когда измученным вконец узникам казалось, что уже не существует более
страшных истязаний, садистка изобретала новые зверства. Она приказывала
заключенным мужчинам раздеться. Те, у кого не было татуировки на коже,
Ильзу Кох мало интересовали. Но когда она видела на чьем-то теле
экзотический узор, в глазах садистки вспыхивала плотоядная усмешка. А это
означало, что перед ней - очередная жертва.
Позже Ильзу Кох прозвали "фрау Абажур". Она использовала выделанную кожу
убитых мужчин для создания разнообразной домашней утвари, чем чрезвычайно
гордилась. Наиболее подходящей для поделок она находила кожу цыган и
русских военнопленных с наколками на груди и спине. Это позволяло делать
вещи весьма декоративными". Особенно Ильзе нравились абажуры.
Один из узников, еврей Альберт Греновский, которого заставили работать в
патологоанатомической лаборатории Бухенвальда, рассказывал после войны, что
отобранных Ильзой заключенных с татуировкой доставляли в диспансер. Там их
убивали, используя смертоносные инъекции.
Был только один надежный способ не попасть "суке" на абажур -
изуродовать себе кожу или умереть в газовой камере. Некоторым и это
казалось благом.
Тела, имеющие "художественную ценность", доставляли в
патологоанатомическую лабораторию, где их обрабатывали спиртом и аккуратно
сдирали кожу. Затем ее высушивали, смазывали растительным маслом и
упаковывали в специальные пакеты.
А Ильза тем временем совершенствовала свое мастерство. Из кожи
заключенных она стала шить перчатки и ажурное нижнее белье. "Татуировку,
украсившую трусики Ильзы, я видел на спине одного цыгана из моего блока", -
рассказывал Альберт Греновский.
По-видимому, изуверские развлечения Ильзы Кох сделались модными среди ее
коллег в других концентрационных лагерях, которые множились в нацистской
империи как грибы. Для нее было удовольствием переписываться с женами
комендантов других лагерей и давать им подробные инструкции, как превратить
человеческую кожу в экзотические переплеты книг, абажуры, перчатки или
скатерти для стола.
Это людоедское "ремесло" не осталось не замеченным властями. В конце
1941 года супруги Кох предстали перед судом СС в Касселе по обвинению в
"чрезмерной жестокости и моральном разложении". Пытки и убийства были для
эсэсовцев нормальным явлением. Но получать от этого удовольствие лицемерная
нацистская Фемида считала "безнравственным". Крестоносцам "третьего рейха"
не хотелось публично выступать в роли садистов. Разговоры об абажурах и
книгах просочились из лагеря и привели Ильзу и Карла на скамью подсудимых,
где они должны были держать ответ за "превышение власти".
Однако в тот раз садистам удалось избежать наказания. Суд решил, что они
стали жертвой оговора со стороны недоброжелателей. Бывший комендант
некоторое время был "советником" в другом концентрационном лагере. Но
вскоре супруги-изуверы вновь вернулись в Бухенвальд. И только в 1944 году
состоялся суд, на котором садистам не удалось уйти от ответственности.
Карл Кох предстал перед военным трибуналом по обвинению в убийстве
эсэсовца, который неоднократно жаловался на наглые вымогательства со
стороны коменданта лагеря. Обнаружилось, что большая часть награбленных
ценностей вместо того, чтобы поступить в сейфы рейхсбанка в Берлине, осела
в виде астрономических сумм на секретном счете супругов Кох в швейцарском
банке.
Карл Кох вырывал у мертвых золотые коронки, у живых отнимал
драгоценности, обручальные кольца и деньги, которые они пытались спрятать в
одежде. Таким образом комендант лагеря рассчитывал обеспечить свое
послевоенное благосостояние. Кох был преданным нацистом, но еще более он
был предан себе и понимал, что Германия проигрывает войну. Комендант
Бухенвальда не собирался погибать вместе с "третьим рейхом". Но он не учел
одного: не пытки и убийства, а воровство являлось в глазах высших чинов СС
самым тяжким преступлением.
Нацисты отыскали пастора, который должен был дать показания против Коха
на заседании трибунала. Свидетеля держали под бдительной охраной в тюрьме.
Непостижимо, но он был найден убитым в своей камере за день до судебного
заседания. Но эта смерть означала конец и для подсудимого Карла Коха:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46