— Акуленышей?
— Ну да! Это такие корявни моршкие. Такая гадошь, шкажу я вам!
— А про меня ты как узнал? Меня даже при батюшкином дворе не узнавали.
— А кто тебя шюда направил? Эх, ты! Даже не жнала, што твоя нянька штарая ш нелюдью дружбу водит! А кто тебе помогал в лешу от волколаков прятатьшя? Дорогу не потерять? Реки переплывать? А?
— Так вот, значит, как… А я-то думала все, что меня матушкино благословение хранит!
— И оно тоже… Ну да ладно. Поехали домой. Пора и Штояна порадовать! Эх, щас прокащу!
И прокатил! Домчал до заставы мигом, куда быстрее обычного. Княжна ничего, не визжала с испугу. Только глаза закрыла.
Не знаю, что там Талинка Стояну рассказала, я не слушал чужих разговоров. Но на заставе мы ее так и представили мальчишкой-сиротой по имени Талок. Поселили в пустующем Нанином домике. Яська был рад новому постояльцу, еще больше был рад новостям про Татку. А Стоян так даже сам пошел к Водяному рас спрашивать: что и как? Долго они беседовали. Стоян вернулся грустный. Понятное дело — тревожится за наших путешественников. Да если бы мы знали, что Татка там одна — без Рыся! Вовсе бы покой потеряли!
А с Талинкой мы подружились. Даром что она княжеского рода, а я простой безродный парень. Она сиротства-то сполна хлебнула, особенно когда ее отец новую жену в дом привел. Она не любила про это рассказывать. Зато про своего младшего брата все уши мне прожужжала. Старшие-то братья ей только по отцу родные, мать у них другая была. Талинку с братом Забавичем они люто невзлюбили, как не любили и их матушку. Натерпелись же они с братом от них! Разве ж то по-людски?
А уж как мачеха в доме объявилась да батюшка занедужил, пришлось им до того лихо, что Забавича его наставник, дядька Многомудр, в деревню к дальним родственникам увез, а потом и вовсе неизвестно куда. А Талинке старая нянюшка волосы отрезала, одела в нищенские лохмотья, сажей лицо вымазала и при кухне держала как мальчишку на побегушках. А как захворала нянюшка, то сказала Талинке идти на заставу к Стояну. Стоян был другом ее погибшего сына. Стояну она верила. Говорила, что если кто и не побоится Талинке приют дать, так это Стоян. Дорогу рассказала, [денег дала. Да еще, вишь ты, и нелюди наказала Талинку в дороге беречь.
Долго Талинке пришлось до нас добираться. Чего только в пути не натерпелась! И голоду, и страху, и холоду. Можно сказать, чудом жива осталась. Только здесь бояться перестала, что обратно ко княжескому двору отправят. Первый раз за последний год у нас на заставе уснула спокойно, без опаски.
А я ей про сестрицу свою Тату столько понарассказал, что она захотела с ней познакомиться и подружиться. Да обязательно они подружатся! Я и не сомневался в этом! Лишь бы дождаться сестрицу мою с Рысем скорее. А пока Талинка потребовала, чтобы ее воинским умениям обучали, как Татку когда-то. Я и учил. Вот только Татка-то сразу со всеми знакомство свела, подружилась. А Талинка, для всех — Талок, все дичилась, как-то опасалась дружбу-то со всеми сводить. Боялась, что догадаются, узнают. Все равно ведь догадались и узнали, только виду не показывали. Понимали, чем может нашей заставе это обернуться.
Только Ус сказал как-то, мол, снявши го лову, по волосам не плачут. Так и так наша застава как кость в горле у молодой княгинюшки. Ой, доберется она еще до нас! Все это понимали. А зачем бы мы за своим тылом следили пуще, чем за Степью? Понимали и то, что против своих биться не сможем, и то, что сдаться тоже не сможем, потому как предательство уже всем видно!
Вот и жили в тревожном ожидании: что-то дальше будет?
* * *
Был пятый день нашего путешествия. Ветерок весело надувал паруса, так что шли мы ходко и без весел. По левому борту на горизонте показалась и исчезла полоска последнего и самого крупного острова, заселенного поморичами. Настроение было отвратительное. Даже мой всегдашний оптимизм, приправленный доброй долей пофигизма, дал трещину.
Вообще-то, если разобраться, путешествие было классным! Погода расчудесная, море красивейшее, мужички вокруг наипочтительнейшие! Чего еще желать одинокой скучающей женщине? Ленка бы меня убила за мое сегодняшнее равнодушие ко всему и всем окружающим. Ленка… Моя взбалмошная сумасбродка-подруга, мой удобный стол у окна в солидном офисе, мой милый город, моя семья — дети и внуки… Простите меня все, я почти не вспоминаю о вас. Разве что милые лица детей и внуков еще вижу во сне. А так… Все мысли здесь, в этом мире.
Я не думала о том, что мне предстоит сделать, как я это буду делать… Сделаю то, что мне предназначено. Великие Кедры сказали, что мой рисунок на ткани мироздания им неясен,
Фарине звезды тоже мой путь не указали. Но и Кедры, и звезды лишь вторичны. Все в руках Создателя. Если мне суждено умереть — я умру, и трепыхаться не стоит. Если победить — умрет Костей, тоже однозначно.
— Господи, Отец наш, принимаю все, что Ты даешь мне: и радости, и беды, и потери, и обретения. Прошу лишь, сделай так, чтобы меньше гибло людей. Чтобы ненависть, злоба, зависть, гордыня ушли из людских сердец. И, если мне суждено сделать хоть что-то для этого, укажи мне путь. Если Тобой предначертано мне погибнуть, пусть я погибну ради этого. Пусть во всем свершится воля Твоя!
Мне вроде как стало полегче.
На горизонте справа показался парус. Ко мне подошел Дьюр — капитан нашего «лайнера». Кстати, выяснилось, что почти все поморичи знают более-менее язык степичей, своих ближних соседей и торговых партнеров. А языки степичей и полесичей схожи, ну, как украинский и русский. Так что языковой барьер мы вполне преодолели. В общем, Дьюр сказал, что эта лодья — с острова Большой и капитаном на ней его побратим Пайт. Как он это узнал? А по расцветке паруса! О! Надо запомнить.
Дьюр хотел бы встретиться с Пайтом, все равно тот уже увидел наши паруса и не поймет, почему мы уклонились от встречи. И еще: Пайт, конечно, захочет присоединиться к нам. Так, может, Ойла отправить обратно домой — опасно оставлять остров так надолго почти без защиты. Я не возражала. Ойл, Пайт — какая разница?
Скоро чужая лодья приблизилась настолько, что видны были даже лица мореходов. В общем-то ничего нового — те же обветренные зеленоглазые рожи, рыжие волосы и бороды, мощные плечи и мускулистые обнаженные руки, веселые улыбки и хриплые голоса. Короче, довольно милые и привычные уже физиономии. Моя же особа их удивила и заинтересовала. Вскоре Пайт перебежал на нашу лодью по протянутому веслу. Акробат, да и только!
Моряки со всех трех сошедшихся судов громко переговаривались, окликали и приветствовали знакомых. А знакомы-то они были все. Представляете, какой шум и гам поднялся! И чего они вообще разбирали в этом базаре? Из-за их воплей я и разговора капитанов не расслышала. Мать их так…
Вскоре таким же манером к нам перебрался и Ойл. Мы вчетвером устроились на носу для совещания. Протоколов, слава богу, здесь тоже не ведут, и прения всегда только по делу, так что совещание долгим не было. Задира и морской бродяга Пайт маялся от скуки. Женой он еще не обзавелся, в семье был последним, по этому наследовать ему тоже было нечего. Вот и искал парень приключений. Команда у него была под стать — оторвы и романтики. И от нас он ни за что не отстанет, так и заявил. Я осторожно прощупывала его эмоции, парень был простой и беззлобный. Дьюр ручался за него головой — не подведет! А вот Ойл переживал расставание с невестой, был какой-то невеселый. Это и решило дело. Лодья Ойла должна была вернуться на остров Сосновый, а Пайт сотоварищи продолжить с нами путь. Фарина сказала, что звезды указали путь двум лодьям. Ну, что ж, пусть будет так!
Капитаны тем же макаром вернулись на свои посудины и объявили о новом курсе. Обе команды выразили свое «одобрям-с» дружным воплем такой силы, что вся близко проплывающая рыба должна была всплыть кверху брюхом. Дьюр предложил своей команде выбор: желающие могли вернуться с Ойлом. Желающих не нашлось. Не знаю, что тут сыграло роль: природный авантюризм или верность капитану? Но из команд никто никуда не ушел. И поплыли мы каждый своей дорогой.
Еще дней пять прошло спокойно. Мы плыли под парусами, все время дул хороший попутный ветер. По правому борту едва угадывалась по лоска берега. Пока все было действительно спокойно, но неясная тревога меня не оставляла. Нет, колокольчик пока молчал. Боги этого мира до сей поры нас хранили. Но впереди я чувствовала какую-то беду. Я старательно гнала от себя дурные мысли. Да только куда от них денешься?
Поморичи оказались неплохими ребятами, но… Менталитет у них другой, шутки специфические, а в отношении ко мне чувствовалось уважение, но не было той сердечности и дружелюбия, что я встретила у полесичей. Как же мне их не хватало — моих друзей! И занозой сидела боль от потери Рыся. Не спасала от тоски даже чудная погода и синее-синее море.
Сколько уж раз я мысленно благодарила Кедры за то, что послали меня именно к полесичам и именно на заставу Стояна. Мне очень хотелось найти их мыслью, узнать, как дела у них. Но выдавать раньше времени свое присутствие было нежелательно. Кто его знает, этого Костея? А вдруг он способен уловить всплеск магических потоков и заинтересоваться причиной. Мне было известно, что потоки «тонкой энергии», так это Нана называла, окутывают всю землю независимо от стихий. И настоящий маг может легко черпать ее прямо из окружающей природы. Де лают это по-разному. Кто-то концентрируется в заклинаниях, кто-то с помощью магических фигур или предметов и т. д.
Я с такой магией толком обращаться не умела. Освоила лишь несколько мыслеформ для общения с нелюдью да простенькие заклинания. Я просто освобождала мысли от всего по стороннего и представляла то, что было нужно в данный момент. Откуда брались силы — от Великих Кедров приходили или я сама черпала из окружающих стихий не знаю. То, что я зримо представляла, другим людям не было видно, а я же видела все просто воочию. Нана говорила, что я вижу это на более высоком уровне. Честное слово, я ничего из ее объяснений не понимала.
Наверное, этот дар Кедров будет утрачен, как только я выполню свою миссию. Я была только орудием в чьих-то могучих руках. А по тому не сомневалась, что миссию эту я выполню. Вот только останусь ли в живых после ее выполнения? Но и об этом думала без страха. Зачем сожалеть о несбыточном и бояться неизбежного? Пусть будет то, что должно быть. Все в руках Божьих. В этом и была суть моего оптимизма и легкого пофигизма.
Нана учила меня, точнее, пыталась учить видеть вещи, предметы и явления на тонком плане. У меня получалось не очень. Нет, в момент опасности все получалось как надо, как бы само собой. А вот когда я пыталась сделать это специально, можно сказать, ничего не выходило. Хорошо читались лишь эмоции людей, да еще молнии у меня рождались чуть ли не сами по себе. Сейчас заняться было нечем, вот я и училась видеть вещи на тонком плане. Иногда даже что-то видела, а может, это от напряжения в глазах мутилось?
Как-то утром ко мне подошел Дьюр:
— Сегодня после полудня обогнем землю степичей и повернем на север. В тех местах (часты шторма, а на мелких островках могут быть пираты. Ты говорила, что сумеешь укрыть нас от них. Будь наготове.
— Хорошо, только предупреди Пайта, чтобы держался как можно ближе. Если он будет далеко, я не смогу укрыть обе лодьи.
— Пайт пойдет сразу за нашей кормой. Я предупредил его.
После полудня мы и впрямь повернули на север. Полоска берега по-прежнему угадывалась справа. Зато ветер теперь дул не в спину нам, а сбоку. Я думала, что скорость теперь сбавится, но поморичи как-то развернули парус и продолжали плыть дальше в том же темпе. Плыли и ночью. Однажды на горизонте показались паруса, но отвести глаза на таком рас стоянии нетрудно и от обеих рядом плывущих лодий. Так что все обошлось.
Еще раз столкнулись мы с пиратами через день, ранним-ранним утром. Блин! Что-то их многовато в здешних водах. Предупредил на этот раз мой колокольчик. Зазвенел негромко, но очень отчетливо, и я, пока не видя никакой опасности, спросонья сотворила заклятие на отведение глаз. И Дьюра предупредила, а он дал знак Пайту. На лодьях соблюдали тишину. И вовремя я все это сделала. Сначала мы услышали, а потом уж и увидели пиратов. С правой стороны из предрассветных сумерек выступил нос лодьи. Шла она встречным курсом на веслах. Нас они не увидели. Мой рейтинг после того возрос неимоверно!
Может, и дошли бы мы до места без проблем, если бы не авантюрный характер Пайта. Сам чуть не погиб, и нас втравил в заваруху. Видите ли, увидал он какую-то морскую животину — кита, что ли? И захотелось ему поохотиться! А куда, спрашивается, он этого кита дел бы? За собой на веревочке стал возить? У него, видно, руки и язык вперед головы работают. Крикнул чего-то нашим и ломанулся в сторону, к той животине. И, конечно, напоролся на стаю акуленышей. Это они за тем китом охотились.
Мы сразу поняли, у них что-то случилось. Лодья вдруг стала круто заворачивать назад, но это ведь не на асфальте восьмерки крутить — маневренность не та. Потом парус вообще об вис. Пока мы до них дошли, бой там вовсю кипел. Монстров этих было видимо-невидимо! Ну, влетел Пайт по полной программе! Пока нас еще не видели, я в этих ужастиков такую роскошную молнию шарахнула, что любо-дорого! Они кучей лезли на борт, прямо по го ловам друг друга, так что я одной молнией полстаи ухайдакала. Честное слово, не вру. Да и воины их из луков залпом неплохо приложили.
Зато завеса невидимости исчезла. И эти монстры теперь разделились. Страх смерти им не ведом, они лезли прямо на стрелы и копья, а потом на топоры. Как же их было много! Палуба уже окрасилась кровью, алой — людской и бурой — акуленышей. Я била и била их молниями. А они все лезли и лезли. Валились за борт или оставались на палубе, но тут же появлялись новые. Они как будто специально все на меня накинулись. Или на войне всегда кажется, что все снаряды летят в тебя?
Дело было к вечеру. Я слегка устала, весь день сохраняла невидимость. А тут этот бой нескончаемый, я чувствовала, что скоро выдохнусь! И вдруг я услышала голос Вереска! Думаю — ну все! У меня от усталости уже глюки начались. На секунду голову подняла и увидела в воздухе лицо Вереска. Он кричит мне что-то про свою силу. И тут точно, будто сил у меня прибавилось! И в голове прояснилось. Чего это я? Воды же кругом — море! Зря, что ли, Водяной учил меня своим заклинаниям? Нужные заклинания легко рождались в голове. А вода и сама уже рада была избавиться от этих монстров. Не могу это объяснить, дилетант я в этом деле. Но только стихии — они тоже как живые, у них тоже есть эмоции. И все стихии отчаянно настроены против тех созданий, что сотворены злой волей людей. Они их просто терпят до поры до времени и всегда рады от них избавиться. Так что вода сама мне помогала, мне, во всяком случае, так казалось тогда. И отзывалась на заклинания легко.
Сначала вода за бортом стала плотной и за жала монстров тисками. Тех, кто был еще хоть какой-то своей частью в воде. Потом, отзываясь на мою просьбу, ко мне на палубу взметнулась струя воды и окутала меня щитом, а потом и в руке возник водяной меч. На ту минуту я перестала швыряться молниями, и монстры с утроенной силой накинулись на меня, распахивая свои жуткие пасти. Ага, щас! Водяной щит, я думаю, и ракетой не пробить! А вот водяной меч кромсал их за милую душу.
Воины тоже не дремали, не отсиживались! Скоро палубы обеих лодий были очищены от этих тварей. А потом мужички, не задаваясь до поры ненужными вопросами, принялись расстреливать зажатых плотными слоями воды монстров в упор из луков и арбалетов. Побили их сотни две, не меньше. Скорее больше, если считать и тех, что от первых же молний потонули. Из стаи не ушел никто. Это очень даже хорошо! Было бы еще лучше, если бы мы вообще всю эту тварь под корень извели. Конечно, это вряд ли, но до конца плавания нам акуленыши больше не попадались.
Дорого обошлась нам эта охота Пайта. На нашей лодье было двое убитых. Один остался (без кисти левой руки. Вовремя я кровь остановила. Жить будет и без левой кисти. Остальные раны полегче, мужички закаленные, им такое — раз плюнуть. У Пайта все гораздо хуже. Убитых восемь. Ранены все. Я перешла по плотной воде на их лодью и, как ни устала, принялась врачевать. Раны в основном тяжелые. Эх, Пайт, дурья голова!
У самого капитана был вырван кусок мяса из бедра, располосована правая рука от локтя до кисти. Но он чувствовал себя таким виноватым, что стоически терпел и даже отказался первым принять мою помощь. Всю ночь лодьи тихонько дрейфовали рядышком, а я всю ночь лечила, перевязывала, останавливала кровь, снимала жар и воспаление. Под утро я буквально валилась с ног. Так и уснула на палубе Пайтовой лодьи, прислонясь к мачте спиной.
Я и не слышала, как меня уложили на чей-то плащ, а с восходом солнца натянули надо мной тент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23