Нужно поздороваться. Поехали, хан?
Лес кивнул.
– Как думаешь, Гессер, – спросил Дадага по дороге к дому Хора, – твой дядя Сотон и впрямь решится напасть на Юртаун?
– А ты сам-то как думаешь? – вопросом на вопрос ответил дюжинник.
– Полагаю, что вполне способен. Очень уж он не хотел твоего возвращения. Потому и к нам обратился, чтобы мы поддержали бухиритов, когда те готовились вероломно напасть на Юртаун. Тогда-то твоего отца Чону и… – Он резко оборвал себя, испугавшись, что проговорился.
Лес проник в его мысли вещун-слухом и закончил недоговорённое:
– Убили. А убил его – ты!
– Да, – признался Дадага после долгой-долгой паузы. – Но нечаянно. Было темно, творилась неразбериха. Сотон видел. Но в убийстве полковника обвинил хористов. Потому они и скрылись сюда, в Жемус.
– А вы?
Вопрос был нейтральным, потому что Нов не знал, о каких событиях и какой давности идёт речь.
– А мы остались в Юртауне. Твой дядя настоял. Сказал, что нас опустит… Тьфу ты! Возвысит! Назначит старшими над хористами. Вот и стали мы, рудознатцы, работать в кузнице…
– А кузнецы отправились плавить руду, – догадался дюжинник.
– И плавят никуда не годные поковки, – согласился старший брат.
– А вы паршиво куёте.
– И вот теперь, когда Сотон отправился набирать войско, чтобы победить тебя и стать ханом, мы сидим безоружными.
– И потому вы возвратились в Жемус…
– А хористов нужно уговорить вернуться в Юртаун.
– Так вам хочется жить здесь?
– Почему нет? Мы – рудознатцы. А хористы, по слухам, отрыли новый металл.
– Железо?
– Не знаю. Но мне и братьям очень интересно: что за металл они отыскали, где и как его нашли, правда ли он рубит бронзу?
– Ещё как, – сказал Лес.
– А ты откуда знаешь? – удивился Дадага.
– Знаю.
– Я тебе верю. Вот мы и приехали.
Из-за гор выкатилась луна. Нов обратил внимание, что снег перед домом, у которого они остановились, плотно утоптан. А перед жильём Дадаги они пробивали сугробы. Не слезая с седла, старший брат принялся колотить плёткой в ворота.
– Кого-это мангусы принесли на ночь глядя? – спросили со двора.
– Открой, Хор. Это Дадага и хан Гессер.
– Какой ещё Гессер?
– Сын полковника Чоны.
– А-а, наследник. Погодите немного, сейчас отопру ворота.
За воротами их поджидал могучего вида мужчина.
– Вон ты каким стал, Джору, – сказал он, пристально оглядывая дюжинника. – Вырос, возмужал, имя сменил. А я-то думаю: что ещё за Гессер? Счёты за отца сводить явился? Так мы его не убивали.
– Нет, – ответил Лес, – заявился совсем по другому поводу. А что в смерти отца вы неповинны, я уже разобрался.
– Зачем же Дадагу с собой притащил? Он-то в той заварушке виноват не меньше нас, а то и поболее.
– И с этим я разобрался. А здесь потому, что не дело, когда рудознатцы кузнечными делами ведают, а кузнецы – рудными. На Юртаун вот-вот нападут враги, а ни оружия приличного нет, ни доброго металла. Вот Дадага с братьями и вернулся в Жемус, а вам следует в Столицу вернуться.
Столицы Лес не видал, а потому представлял её похожей на Холмград.
– Возвращаться ли в Юртаун, не знаю, – с сомнением в голосе сказал Хор. – Мы тут такой металл откопали…
– Что за металл? – перебил Дадага.
– Спешивайтесь, заводите коней в конюшню и айда в дом. Я вам покажу.
На пороге их встретила хозяйка, которую хозяин представил как свою жену Цыбик. На братьев Дадаги была она не похожа, но и к типу, распространённому среди лесичей, не принадлежала. Была смуглей, имела смоляные, а не русые волосы и тёмные глаза с разрезом, как у рыси. Она хотела сразу же усадить гостей за стол, но Хор увёл их в мастерскую, которая была пристроена к жилищу. Здесь была устроена небольшая кузница, видимо для домашних нужд. Хозяин залез в ящик верстака и выгреб из него горсть чёрных кристаллов в виде пирамидок с квадратным основанием.
– Вот, любуйтесь, – с гордостью сказал он. – Видали такое?
– Магнитный железняк, – определил Нов.
Дадага же заворожённо смотрел на металл. Даже рот от удивления открыл, когда Хор продемонстрировал, как два кристалла притягиваются друг к другу. Ещё больше изумился, когда увидел, как они отталкиваются.
– Да они же живые! – выкрикнул он. – Любят и ненавидят!
– Примагничиваются, – пояснил Лес.
– Ты, Джору, молодой, а всё-то знаешь, – с некой обидой в голосе сказал хозяин. – Я вам ещё кое-что покажу.
Из другого ящика верстака он извлёк кинжал и подал хану. Тот повертел его в руках, взвесил балансировку. Нож был замечательно сделан, удобен в руке и пригоден для метания, но сталь – хуже некуда. Да какая там сталь – чугун. Лес передал оружие Дадаге.
– Ну, что скажешь? – ревниво спросил Хор.
– А то и скажу, что работа кузнеца замечательная, а металл никуда не годный.
– Это почему это? – вскинулся кузнец – Им бронзовый меч можно перерубить!
– Металл в раковинах, оттого хрупкий. От хорошего удара клинок сразу сломается. И заржавеет твой кинжал очень быстро.
– А ты знаешь, как сделать, чтобы не ржавел?
– Знаю. Плавить нужно по-другому: И добавки делать.
– Какие добавки?
– Марганец, хром, никель, молибден. Я расскажу.
Теперь хозяин смотрел на него не с обидой, а с восхищением.
– Ну и хан новый у нас! – сказал он. – Всё-то он знает! Ладно, идёмте за стол, там и поговорим.
Перед ужином хозяйка предложила им умыться с дороги. Склонившись над медным тазом, Лес разглядел своё отражение и убедился, что хозяин тела – одержимый. Лицо, отразившееся в воде, принадлежало молодому человеку с узкими глазами, широкими скулами и плоским носом. Значит, одержимость, с горечью признал он. Удастся ли вернуться?
Стол был уже накрыт. Стояли мочёная брусника, сохатина, копчёные хариусы, солёная черемша, деревянный жбан с бражкой – привычная еда для уроженца Лесного княжества. Гости спервоначала накинулись на еду, но, чуть насытились, отодвинули тарелки в сторону, потому что разговор интересовал всех. Хозяин начал рассказывать о добыче и обработке руды, о режимах плавки, оба гостя профессионально участвовали в разговоре. Когда Нов начал описывать руды хрома, никеля и других металлов, оказалось, что некоторые из них Дадаге известны.
Знатоком руд был дед Леса Пих Тоев, он обучал внука, как отличать одну от другой, рассказывал, как их отыскивать и добывать, как плавить и обрабатывать. И всё же секретов такой стали, какая имелась в распоряжении ютов, Пих не знал. Сколько Лес себя помнил, столько лет дедушка пытался разгадать ютскую тайну: покупал обломки их мечей, слитки, которые ценились выше золота, но секрета так и не раскрыл. Внук пообещал, что, как только окажется в Ютландии, разведает добавки и режимы обработки и конечно же сразу поведает о них деду Пиху. Слова своего он не сдержал, хотя не один раз побывал на ютских рудниках и металлургических заводах. Ютанты не скрывали от наёмников своих технологических секретов, потому что знали: информацию через межпространственную мембрану, или двузракую паутину, как называли проход между мирами лесичи, унести невозможно. Она просто стирается. Поэтому, возвращаясь в Лесное княжество, Нов никогда не помнил не только секрета стали, но и вообще ничего – ни людей, ни пейзажа, ни климата.
Сейчас, вернувшись в свой мир, не теряя памяти о Ютландии, он приобрёл уникальную возможность поделиться секретами изготовления непревзойдённого оружия с соотечественниками. Люди, среди которых дюжинник оказался благодаря одержимости, по виду пусть и отличались от лесичей, но говорили на понятном языке. Хотя некоторых слов он не знал, но догадывался о значении по смыслу прочих. А это говорило о том, что у лесичей и широкоскулых жителей ханства имелись общие корни. Возможно, они – осколок какой-нибудь армии, оторвавшейся от основного войска во время Битвы в Пути, подумал Нов.
Конечно, случившееся со мной ужасно, продолжал размышлять он, но всё-таки стоит попытаться обучить людей нашего мира ютским секретам. Удивительное совпадение, что я попал как раз к тем людям, которые интересуются стальным оружием и имеют возможность его изготовить. Нужно будет, пока я не отыскал способа возвращения, сделать всё, чтобы знания мои не пропали. Может, хотя бы таким образом они попадут к деду. А если не удастся вернуться, то я постараюсь добраться до Берестянки. Отыщу дедулю Пиха и вот тогда-то исполню своё давнее обещание.
Размышляя о своих проблемах, Лес делился секретными ютскими рецептами с собеседниками, которые с горящими глазами внимали его словам. Хор согласился, что кузнецам стоит вернуться в Юртаун, ему уже не терпелось начать работу над оружием по новой технологии. Но сперва нужно будет показать Дадаге рудник и выплавить несколько стальных слитков, которых хватит на изготовление хотя бы нескольких мечей. А рудознатец кипел желанием осмотреть выработки и начать плавку новыми методами.
Обсудив планы на завтра, куда и в какой последовательности они отправятся, гости поднялись из-за стола и стали собираться домой. Нов надел шубу и шапку и вышел в сени, где на него внезапно набросилась хозяйка Цыбик. Она прыгнула сзади, обвила руками его шею и, жарко дыша в ухо, принялась уговаривать пойти с ней на сеновал, пока Хор с Дадагой о чём-то там разговаривают.
– Зачем мне идти на сеновал? – не понял юноша.
– Я хочу тебя любить, – заявила Цыбик, прерывисто вздыхая.
– Ну и люби на здоровье, – ответил Лес, – а я домой поеду.
– Не просто любить, а вот этим, – наглядно объяснила хозяйка, залезая рукой к нему в штаны.
Дюжинник, уразумев, чего именно от него добиваются, испугался, что сейчас выйдет муж и начнётся скандал. Так прямо и сказал:
– Муж же увидит!
– А я потому и зову тебя на сеновал. Знаешь, как хорошо любится на душистом сене? Такое удовольствие!
– Не знаю и знать не хочу, – отказался он от предложенного удовольствия.
– Как же «не знаешь», – удивилась Цыбик, – когда я чувствую, что знаешь? Ты-то можешь мне соврать, но его не обманешь!
Действительно, под опытной рукой хозяйки плоть Нова напряглась, готовая прорвать штаны из плотной льняной ткани.
– Всё равно это нехорошо, – попытался он объяснить нормы морали, усвоенные с детства. – Это обман.
– Да будет очень даже хорошо, – принялась заверять Цыбик. – И безо всякого обмана. Я, знаешь, какая в любви опытная и пылкая?
– Ага, аж сено запылает, – попытался отшутиться юноша.
– Мы его соками польём, – заверила женщина, – ничего и не запылает.
– Какими ещё соками? – удивился Лес.
– Пойдём скорее на сеновал, я покажу какими. Ты будешь любить меня способом «сбивание масла», а я отвечу методом «взбивание яиц». – Касанием пальцев она продемонстрировала, что именно собирается взбивать.
– А синяков не останется? – испугался Нов.
– Ещё какие! – воодушевилась Цыбик. – И боевые любовные шрамы: «когти тигра», «птичья лапа», «лист голубого лотоса»!
– От зубов, что ли?
– Нет, от ногтей, А ещё я стану ногтями наносить «звучащие знаки».
– Как это?
– Царапать волосики на груди и вот тут, – и сразу же продемонстрировала где, – чтобы они скрипели и повизгивали. А зубами…
– Ещё и зубами?
– Зубами я буду ставить точки и линии точек. Ты узнаешь, что такое «кораллы и драгоценности» и чем они отличаются от «разорванного облака». Недаром поэт сказал:
Если любящий сильно
Кусает любимую сильно,
То в притворном испуге она
Должна укусить его
Ровно в два раза сильнее.
Если милого зубы
Оставили точку на теле,
То любимая просто обязана
Так укусить, чтобы линию точек
Оставить на теле любимом.
Если он одарил её
В страсти линией точек,
То «разорванным облаком»
Нужно ему отплатить
За любовный укус.
Перспектива быть искусанным Леса почему-то не возбуждала, а пугала. Он внимал срамным, по понятиям лесичей, речам, уши у него горели. Ему было страшно и стыдно, хотелось сразу же убежать и одновременно схватить и повалить женщину тут же, в холодных сенях. Но больше всего хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко от этой бесстыжей Цыбик, которая…
Слава Батюшке, в этот момент растворились двери, на вцепившуюся в него женщину упала полоска света от горевших в доме восковых свечей. В сени вышли Хор и Дадага, всё ещё уточняющие детали завтрашних забот. Помянув мангуса, хозяйка оттолкнула так и не соблазненного гостя. В сердцах она чуть не оторвала ему вожделенный плод. Хозяин ничего не заметил. Нов с облегчением вышел на морозный воздух, надеясь, что таких испытаний больше не будет. Не знал о предстоящей встрече с женой – золотистой красавицей Другмо.
При жёлтом свете полной луны они возвратились в жилище старшего брата. Дом был жарко натоплен, горели свечи. Младшие уже заканчивали ужинать, сыто отрыгивали и пробовали завести какую-нибудь песню, но каждый тянул своё, а в результате в комнате витали невнятный гомон и бражный дух. Четвертной бочонок из-под неё катался по полу под ногами застольных братцев.
– А-а, вернулся, братан! – выкрикнул Болдон. – Аида за стол, ик-к! Вып-пей и зак-куси, вот!
Он поднялся было на ноги, но тут же споткнулся о бочонок, упал на него и мгновенно захрапел. Дадага осмотрел честну компанию и приказал всем немедленно спать.
– Завтра дел – куча немерена! – заявил он. – Разбужу всех с рассветом. Ступайте. А Жундуй и Тундуп, прежде уберите со стола. Убон пусть завтра встанет пораньше и приготовит завтрак. Всем всё ясно?
– Ага, братан, – ответили бражники нестройным хором.
– Пойдём, хан, – сказал Дадага, – я тебе постель постелю.
Он отвёл юношу в комнату, где на кошму бросил подушку и одеяла.
– Устраивайся, Гессер.
На дрожащих ногах Лес добрался до ложа, рухнул и думал, что мигом уснёт. Не тут-то было. Возбуждённый объятиями в сенях, он никак не мог успокоиться. Видел, что одеяло у него в ногах вздымается юртой. В голову лезли непристойные мысли. Пробовал успокоить себя соображением, что Цыбик ему в матери годится, ей наверняка больше тридцати, но воображение рисовало её округлые бёдра, широкий таз, предназначенный природой для деторождения, узкую талию, говорящую о гибкости, большие, высоко вздымающиеся груди, способные прокормить и двух младенцев, прямой нос; оканчивающийся закруглением. Нов вспоминал её жаркие речи, описание покусываний и царапаний, почему-то особенно возбуждало обещание «звучащих знаков», которые женщина пообещала исполнить у него на лобке.
Лес не был девственником. В Ютландии он встречался с кудесницей Кали Ниной. Кудесницы жили там в специальной школе, где повышали мастерство, украшая ютские изделия растительными орнаментами, изображениями людей и животных и сценками из жизни. Им не возбранялось встречаться с соотечественниками из ОМО, при одном, правда, условии: родившегося ребёнка кудесница должна отдать в столичный Дом малютки, где его станут воспитывать ютантские учителя, и никогда не добиваться с ним встречи.
Дети вырастали, не видя родителей. Из них создавали активные магические отряды (АМО). Дюжинник виделся с бойцами таких отрядов, когда в места особо опасного прорыва обороны ютантское командование бросало чуть ли не все свои магические силы, и до сих пор помнил своё безмерное удивление при встрече с «активистами». Это были самые настоящие лесичи, но при вещун-контактах обнаруживалось, что мыслят они не по-нашему, а на ютском языке. Ещё поражали высокомерие и запредельная жестокость активистов, абсолютная готовность исполнять любые, пусть даже самые нелепые приказы. В разговорах на бивуаках они говорили, что возвращаться в Лесное княжество никто из них не желает, отзываясь о родине предков как о бедной и технически отсталой провинции. Княжество они называли кучей навоза, зато о стреляющих огнём громобоях и очках для темноты говорили с восторгом. Очки! Лес как-то примерил их, оказалось, что действительно видно много больше, чем при обычном зрении, но все изображения одинаково зелёные да ещё и рябят красными горизонтальными чёрточками. Истинное зрение куда надёжней и чётче.
Лёжа на кошме, Нов вспоминал свои нечастые встречи с Кали, её чистый смех и нежные руки, ласковые слова и первые робкие поцелуи. Они гуляли с Ниной под ютскими лунами – золотой и серебряной, – он припомнил, как мягко отсвечивали под ними её маленькие груди с острыми сосками, когда они однажды стали близки. «Ой, мне так стыдно, – шептала Кали, – они такие маленькие, чуть больше твоих… Вон у тебя какие накачанные. Знаю, ты по утрам подолгу тренируешься с мечами». И при этом робко закрывала почему-то пупок. «Я, конечно, могу наложить на свои груди кудеса, – сказала она как-то в другой раз, – и они станут казаться хоть во-от такими! – Она пририсовывала себе ладошками светящиеся шары размером с голову. – Но тогда тебе придётся целовать воздух, хотя ты, может быть, и не заметишь подмены… Нет, что я говорю? Ты-то заметишь, ты же у меня чародей. А простой лесич не поймёт, что это кудеса. Но мне от таких ласк будет паршиво, ведь я сама поцелуев не почувствую…»
Нов иногда во время ласк украшал её грудь изображениями цветов – жарков или кукушкиных башмачков – и целовал в цветные картинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Лес кивнул.
– Как думаешь, Гессер, – спросил Дадага по дороге к дому Хора, – твой дядя Сотон и впрямь решится напасть на Юртаун?
– А ты сам-то как думаешь? – вопросом на вопрос ответил дюжинник.
– Полагаю, что вполне способен. Очень уж он не хотел твоего возвращения. Потому и к нам обратился, чтобы мы поддержали бухиритов, когда те готовились вероломно напасть на Юртаун. Тогда-то твоего отца Чону и… – Он резко оборвал себя, испугавшись, что проговорился.
Лес проник в его мысли вещун-слухом и закончил недоговорённое:
– Убили. А убил его – ты!
– Да, – признался Дадага после долгой-долгой паузы. – Но нечаянно. Было темно, творилась неразбериха. Сотон видел. Но в убийстве полковника обвинил хористов. Потому они и скрылись сюда, в Жемус.
– А вы?
Вопрос был нейтральным, потому что Нов не знал, о каких событиях и какой давности идёт речь.
– А мы остались в Юртауне. Твой дядя настоял. Сказал, что нас опустит… Тьфу ты! Возвысит! Назначит старшими над хористами. Вот и стали мы, рудознатцы, работать в кузнице…
– А кузнецы отправились плавить руду, – догадался дюжинник.
– И плавят никуда не годные поковки, – согласился старший брат.
– А вы паршиво куёте.
– И вот теперь, когда Сотон отправился набирать войско, чтобы победить тебя и стать ханом, мы сидим безоружными.
– И потому вы возвратились в Жемус…
– А хористов нужно уговорить вернуться в Юртаун.
– Так вам хочется жить здесь?
– Почему нет? Мы – рудознатцы. А хористы, по слухам, отрыли новый металл.
– Железо?
– Не знаю. Но мне и братьям очень интересно: что за металл они отыскали, где и как его нашли, правда ли он рубит бронзу?
– Ещё как, – сказал Лес.
– А ты откуда знаешь? – удивился Дадага.
– Знаю.
– Я тебе верю. Вот мы и приехали.
Из-за гор выкатилась луна. Нов обратил внимание, что снег перед домом, у которого они остановились, плотно утоптан. А перед жильём Дадаги они пробивали сугробы. Не слезая с седла, старший брат принялся колотить плёткой в ворота.
– Кого-это мангусы принесли на ночь глядя? – спросили со двора.
– Открой, Хор. Это Дадага и хан Гессер.
– Какой ещё Гессер?
– Сын полковника Чоны.
– А-а, наследник. Погодите немного, сейчас отопру ворота.
За воротами их поджидал могучего вида мужчина.
– Вон ты каким стал, Джору, – сказал он, пристально оглядывая дюжинника. – Вырос, возмужал, имя сменил. А я-то думаю: что ещё за Гессер? Счёты за отца сводить явился? Так мы его не убивали.
– Нет, – ответил Лес, – заявился совсем по другому поводу. А что в смерти отца вы неповинны, я уже разобрался.
– Зачем же Дадагу с собой притащил? Он-то в той заварушке виноват не меньше нас, а то и поболее.
– И с этим я разобрался. А здесь потому, что не дело, когда рудознатцы кузнечными делами ведают, а кузнецы – рудными. На Юртаун вот-вот нападут враги, а ни оружия приличного нет, ни доброго металла. Вот Дадага с братьями и вернулся в Жемус, а вам следует в Столицу вернуться.
Столицы Лес не видал, а потому представлял её похожей на Холмград.
– Возвращаться ли в Юртаун, не знаю, – с сомнением в голосе сказал Хор. – Мы тут такой металл откопали…
– Что за металл? – перебил Дадага.
– Спешивайтесь, заводите коней в конюшню и айда в дом. Я вам покажу.
На пороге их встретила хозяйка, которую хозяин представил как свою жену Цыбик. На братьев Дадаги была она не похожа, но и к типу, распространённому среди лесичей, не принадлежала. Была смуглей, имела смоляные, а не русые волосы и тёмные глаза с разрезом, как у рыси. Она хотела сразу же усадить гостей за стол, но Хор увёл их в мастерскую, которая была пристроена к жилищу. Здесь была устроена небольшая кузница, видимо для домашних нужд. Хозяин залез в ящик верстака и выгреб из него горсть чёрных кристаллов в виде пирамидок с квадратным основанием.
– Вот, любуйтесь, – с гордостью сказал он. – Видали такое?
– Магнитный железняк, – определил Нов.
Дадага же заворожённо смотрел на металл. Даже рот от удивления открыл, когда Хор продемонстрировал, как два кристалла притягиваются друг к другу. Ещё больше изумился, когда увидел, как они отталкиваются.
– Да они же живые! – выкрикнул он. – Любят и ненавидят!
– Примагничиваются, – пояснил Лес.
– Ты, Джору, молодой, а всё-то знаешь, – с некой обидой в голосе сказал хозяин. – Я вам ещё кое-что покажу.
Из другого ящика верстака он извлёк кинжал и подал хану. Тот повертел его в руках, взвесил балансировку. Нож был замечательно сделан, удобен в руке и пригоден для метания, но сталь – хуже некуда. Да какая там сталь – чугун. Лес передал оружие Дадаге.
– Ну, что скажешь? – ревниво спросил Хор.
– А то и скажу, что работа кузнеца замечательная, а металл никуда не годный.
– Это почему это? – вскинулся кузнец – Им бронзовый меч можно перерубить!
– Металл в раковинах, оттого хрупкий. От хорошего удара клинок сразу сломается. И заржавеет твой кинжал очень быстро.
– А ты знаешь, как сделать, чтобы не ржавел?
– Знаю. Плавить нужно по-другому: И добавки делать.
– Какие добавки?
– Марганец, хром, никель, молибден. Я расскажу.
Теперь хозяин смотрел на него не с обидой, а с восхищением.
– Ну и хан новый у нас! – сказал он. – Всё-то он знает! Ладно, идёмте за стол, там и поговорим.
Перед ужином хозяйка предложила им умыться с дороги. Склонившись над медным тазом, Лес разглядел своё отражение и убедился, что хозяин тела – одержимый. Лицо, отразившееся в воде, принадлежало молодому человеку с узкими глазами, широкими скулами и плоским носом. Значит, одержимость, с горечью признал он. Удастся ли вернуться?
Стол был уже накрыт. Стояли мочёная брусника, сохатина, копчёные хариусы, солёная черемша, деревянный жбан с бражкой – привычная еда для уроженца Лесного княжества. Гости спервоначала накинулись на еду, но, чуть насытились, отодвинули тарелки в сторону, потому что разговор интересовал всех. Хозяин начал рассказывать о добыче и обработке руды, о режимах плавки, оба гостя профессионально участвовали в разговоре. Когда Нов начал описывать руды хрома, никеля и других металлов, оказалось, что некоторые из них Дадаге известны.
Знатоком руд был дед Леса Пих Тоев, он обучал внука, как отличать одну от другой, рассказывал, как их отыскивать и добывать, как плавить и обрабатывать. И всё же секретов такой стали, какая имелась в распоряжении ютов, Пих не знал. Сколько Лес себя помнил, столько лет дедушка пытался разгадать ютскую тайну: покупал обломки их мечей, слитки, которые ценились выше золота, но секрета так и не раскрыл. Внук пообещал, что, как только окажется в Ютландии, разведает добавки и режимы обработки и конечно же сразу поведает о них деду Пиху. Слова своего он не сдержал, хотя не один раз побывал на ютских рудниках и металлургических заводах. Ютанты не скрывали от наёмников своих технологических секретов, потому что знали: информацию через межпространственную мембрану, или двузракую паутину, как называли проход между мирами лесичи, унести невозможно. Она просто стирается. Поэтому, возвращаясь в Лесное княжество, Нов никогда не помнил не только секрета стали, но и вообще ничего – ни людей, ни пейзажа, ни климата.
Сейчас, вернувшись в свой мир, не теряя памяти о Ютландии, он приобрёл уникальную возможность поделиться секретами изготовления непревзойдённого оружия с соотечественниками. Люди, среди которых дюжинник оказался благодаря одержимости, по виду пусть и отличались от лесичей, но говорили на понятном языке. Хотя некоторых слов он не знал, но догадывался о значении по смыслу прочих. А это говорило о том, что у лесичей и широкоскулых жителей ханства имелись общие корни. Возможно, они – осколок какой-нибудь армии, оторвавшейся от основного войска во время Битвы в Пути, подумал Нов.
Конечно, случившееся со мной ужасно, продолжал размышлять он, но всё-таки стоит попытаться обучить людей нашего мира ютским секретам. Удивительное совпадение, что я попал как раз к тем людям, которые интересуются стальным оружием и имеют возможность его изготовить. Нужно будет, пока я не отыскал способа возвращения, сделать всё, чтобы знания мои не пропали. Может, хотя бы таким образом они попадут к деду. А если не удастся вернуться, то я постараюсь добраться до Берестянки. Отыщу дедулю Пиха и вот тогда-то исполню своё давнее обещание.
Размышляя о своих проблемах, Лес делился секретными ютскими рецептами с собеседниками, которые с горящими глазами внимали его словам. Хор согласился, что кузнецам стоит вернуться в Юртаун, ему уже не терпелось начать работу над оружием по новой технологии. Но сперва нужно будет показать Дадаге рудник и выплавить несколько стальных слитков, которых хватит на изготовление хотя бы нескольких мечей. А рудознатец кипел желанием осмотреть выработки и начать плавку новыми методами.
Обсудив планы на завтра, куда и в какой последовательности они отправятся, гости поднялись из-за стола и стали собираться домой. Нов надел шубу и шапку и вышел в сени, где на него внезапно набросилась хозяйка Цыбик. Она прыгнула сзади, обвила руками его шею и, жарко дыша в ухо, принялась уговаривать пойти с ней на сеновал, пока Хор с Дадагой о чём-то там разговаривают.
– Зачем мне идти на сеновал? – не понял юноша.
– Я хочу тебя любить, – заявила Цыбик, прерывисто вздыхая.
– Ну и люби на здоровье, – ответил Лес, – а я домой поеду.
– Не просто любить, а вот этим, – наглядно объяснила хозяйка, залезая рукой к нему в штаны.
Дюжинник, уразумев, чего именно от него добиваются, испугался, что сейчас выйдет муж и начнётся скандал. Так прямо и сказал:
– Муж же увидит!
– А я потому и зову тебя на сеновал. Знаешь, как хорошо любится на душистом сене? Такое удовольствие!
– Не знаю и знать не хочу, – отказался он от предложенного удовольствия.
– Как же «не знаешь», – удивилась Цыбик, – когда я чувствую, что знаешь? Ты-то можешь мне соврать, но его не обманешь!
Действительно, под опытной рукой хозяйки плоть Нова напряглась, готовая прорвать штаны из плотной льняной ткани.
– Всё равно это нехорошо, – попытался он объяснить нормы морали, усвоенные с детства. – Это обман.
– Да будет очень даже хорошо, – принялась заверять Цыбик. – И безо всякого обмана. Я, знаешь, какая в любви опытная и пылкая?
– Ага, аж сено запылает, – попытался отшутиться юноша.
– Мы его соками польём, – заверила женщина, – ничего и не запылает.
– Какими ещё соками? – удивился Лес.
– Пойдём скорее на сеновал, я покажу какими. Ты будешь любить меня способом «сбивание масла», а я отвечу методом «взбивание яиц». – Касанием пальцев она продемонстрировала, что именно собирается взбивать.
– А синяков не останется? – испугался Нов.
– Ещё какие! – воодушевилась Цыбик. – И боевые любовные шрамы: «когти тигра», «птичья лапа», «лист голубого лотоса»!
– От зубов, что ли?
– Нет, от ногтей, А ещё я стану ногтями наносить «звучащие знаки».
– Как это?
– Царапать волосики на груди и вот тут, – и сразу же продемонстрировала где, – чтобы они скрипели и повизгивали. А зубами…
– Ещё и зубами?
– Зубами я буду ставить точки и линии точек. Ты узнаешь, что такое «кораллы и драгоценности» и чем они отличаются от «разорванного облака». Недаром поэт сказал:
Если любящий сильно
Кусает любимую сильно,
То в притворном испуге она
Должна укусить его
Ровно в два раза сильнее.
Если милого зубы
Оставили точку на теле,
То любимая просто обязана
Так укусить, чтобы линию точек
Оставить на теле любимом.
Если он одарил её
В страсти линией точек,
То «разорванным облаком»
Нужно ему отплатить
За любовный укус.
Перспектива быть искусанным Леса почему-то не возбуждала, а пугала. Он внимал срамным, по понятиям лесичей, речам, уши у него горели. Ему было страшно и стыдно, хотелось сразу же убежать и одновременно схватить и повалить женщину тут же, в холодных сенях. Но больше всего хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко от этой бесстыжей Цыбик, которая…
Слава Батюшке, в этот момент растворились двери, на вцепившуюся в него женщину упала полоска света от горевших в доме восковых свечей. В сени вышли Хор и Дадага, всё ещё уточняющие детали завтрашних забот. Помянув мангуса, хозяйка оттолкнула так и не соблазненного гостя. В сердцах она чуть не оторвала ему вожделенный плод. Хозяин ничего не заметил. Нов с облегчением вышел на морозный воздух, надеясь, что таких испытаний больше не будет. Не знал о предстоящей встрече с женой – золотистой красавицей Другмо.
При жёлтом свете полной луны они возвратились в жилище старшего брата. Дом был жарко натоплен, горели свечи. Младшие уже заканчивали ужинать, сыто отрыгивали и пробовали завести какую-нибудь песню, но каждый тянул своё, а в результате в комнате витали невнятный гомон и бражный дух. Четвертной бочонок из-под неё катался по полу под ногами застольных братцев.
– А-а, вернулся, братан! – выкрикнул Болдон. – Аида за стол, ик-к! Вып-пей и зак-куси, вот!
Он поднялся было на ноги, но тут же споткнулся о бочонок, упал на него и мгновенно захрапел. Дадага осмотрел честну компанию и приказал всем немедленно спать.
– Завтра дел – куча немерена! – заявил он. – Разбужу всех с рассветом. Ступайте. А Жундуй и Тундуп, прежде уберите со стола. Убон пусть завтра встанет пораньше и приготовит завтрак. Всем всё ясно?
– Ага, братан, – ответили бражники нестройным хором.
– Пойдём, хан, – сказал Дадага, – я тебе постель постелю.
Он отвёл юношу в комнату, где на кошму бросил подушку и одеяла.
– Устраивайся, Гессер.
На дрожащих ногах Лес добрался до ложа, рухнул и думал, что мигом уснёт. Не тут-то было. Возбуждённый объятиями в сенях, он никак не мог успокоиться. Видел, что одеяло у него в ногах вздымается юртой. В голову лезли непристойные мысли. Пробовал успокоить себя соображением, что Цыбик ему в матери годится, ей наверняка больше тридцати, но воображение рисовало её округлые бёдра, широкий таз, предназначенный природой для деторождения, узкую талию, говорящую о гибкости, большие, высоко вздымающиеся груди, способные прокормить и двух младенцев, прямой нос; оканчивающийся закруглением. Нов вспоминал её жаркие речи, описание покусываний и царапаний, почему-то особенно возбуждало обещание «звучащих знаков», которые женщина пообещала исполнить у него на лобке.
Лес не был девственником. В Ютландии он встречался с кудесницей Кали Ниной. Кудесницы жили там в специальной школе, где повышали мастерство, украшая ютские изделия растительными орнаментами, изображениями людей и животных и сценками из жизни. Им не возбранялось встречаться с соотечественниками из ОМО, при одном, правда, условии: родившегося ребёнка кудесница должна отдать в столичный Дом малютки, где его станут воспитывать ютантские учителя, и никогда не добиваться с ним встречи.
Дети вырастали, не видя родителей. Из них создавали активные магические отряды (АМО). Дюжинник виделся с бойцами таких отрядов, когда в места особо опасного прорыва обороны ютантское командование бросало чуть ли не все свои магические силы, и до сих пор помнил своё безмерное удивление при встрече с «активистами». Это были самые настоящие лесичи, но при вещун-контактах обнаруживалось, что мыслят они не по-нашему, а на ютском языке. Ещё поражали высокомерие и запредельная жестокость активистов, абсолютная готовность исполнять любые, пусть даже самые нелепые приказы. В разговорах на бивуаках они говорили, что возвращаться в Лесное княжество никто из них не желает, отзываясь о родине предков как о бедной и технически отсталой провинции. Княжество они называли кучей навоза, зато о стреляющих огнём громобоях и очках для темноты говорили с восторгом. Очки! Лес как-то примерил их, оказалось, что действительно видно много больше, чем при обычном зрении, но все изображения одинаково зелёные да ещё и рябят красными горизонтальными чёрточками. Истинное зрение куда надёжней и чётче.
Лёжа на кошме, Нов вспоминал свои нечастые встречи с Кали, её чистый смех и нежные руки, ласковые слова и первые робкие поцелуи. Они гуляли с Ниной под ютскими лунами – золотой и серебряной, – он припомнил, как мягко отсвечивали под ними её маленькие груди с острыми сосками, когда они однажды стали близки. «Ой, мне так стыдно, – шептала Кали, – они такие маленькие, чуть больше твоих… Вон у тебя какие накачанные. Знаю, ты по утрам подолгу тренируешься с мечами». И при этом робко закрывала почему-то пупок. «Я, конечно, могу наложить на свои груди кудеса, – сказала она как-то в другой раз, – и они станут казаться хоть во-от такими! – Она пририсовывала себе ладошками светящиеся шары размером с голову. – Но тогда тебе придётся целовать воздух, хотя ты, может быть, и не заметишь подмены… Нет, что я говорю? Ты-то заметишь, ты же у меня чародей. А простой лесич не поймёт, что это кудеса. Но мне от таких ласк будет паршиво, ведь я сама поцелуев не почувствую…»
Нов иногда во время ласк украшал её грудь изображениями цветов – жарков или кукушкиных башмачков – и целовал в цветные картинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44