в честность и бескорыстие старика как-то не верилось! Определенно был здесь подвох!
Я старательно зевнул, потянулся и соизволил встать.
— Ну что, дзи-сан, будем базары базарить или шутки хохмить? — культурно осведомился я, опять присаживаясь напротив старика.
Он смотрел сквозь меня остекленевшим взглядом.
Подняв с земли небольшой камешек, несильно и метко метнул его старику в лоб — с единственной, разумеется, целью: определить, жив он или нет?.. Никакой реакции не последовало.
Глухо ругнувшись, с грустью представил, как, должно быть, забавно смотрится со стороны: замученный, я тщетно пытаюсь вести разговор с покойником…
Поколебавшись, встал и шагнул к дедуле. Еще поколебавшись, брезгливо дотронулся пальцем до его шеи — пульс, хоть и слабый, присутствовал… Удовлетворившись своим открытием, вернулся на исходную позицию, намереваясь просто ждать, когда старик придет в норму.
Не прошло и двадцати минут, как он отчаянно заморгал, скрючился, хрипло прокашлялся и смачно рыгнул.
— Как здоровье? — на всякий случай осведомился я. — Печень не болит?
— Пф! — по привычке огрызнулся он.
— Еще раз это услышу, — посуровел я, — заболит обязательно! И не только печень… Начнем сначала: как здоровье?
— Сдохнешь, — насупился старик.
— Не раньше тебя, — отпарировал я.
— Не сейчас, — добавил он, сбив меня с толку.
Немного помолчали. Старик подло не желал объясниться.
— Прости, ты о чем? — решил я внести ясность.
— Сдохнешь не сейчас. Там. Потом. Не здесь, — уточнил он, как мог.
— Что ты говоришь, старый облом?! — с иронией изумился я. — Так надеялся окончить жизнь прямо здесь и сейчас!
Старик неожиданно заволновался и начал что-то выискивать в небе, отчаянно крутя головой.
Я, конечно, уважаю всех тварей божьих, но некоторых, например сидевший передо мной экземпляр, по-моему, лучше было бы набить опилками!
— Что-то стряслось? — спросил его миролюбиво.
— Я… должен говорить…
— Прекрасно! — с готовностью согласился я. — Говори!
Старик очумело уставился на меня.
— Не ты! — возмущенно взвизгнул он.
— Чего?!
— Не с ты! — внятно прошипел он, здорово напоминая беззубую гадюку.
Логика подсказала: старик пытается сообщить, что собирается говорить вовсе не со мной. С другой стороны, кроме меня, ему общаться было как будто не с кем… Задумчиво пожевав губу, предпочел разобраться более тщательно:
— Неся?
— Не с ты! — радостно подтвердил он.
— А с кто? — деградируя в собственном глазу, поинтересовался я.
— Он! — Старик неопределенно махнул рукой мне за спину.
На всякий случай оглянувшись, я, как и предполагал, не увидел никого.
— Э-э, человек-невидимка! — насмешливо вопросил я.
— ОН! — взбеленился старикашка, тыча грязным пальцем в бурое небо.
«— Посмотри на дорогу, девочка.
Кого ты там видишь?
— Никого.
— Вот. И ты тоже. Все видят этого
Никого. Один я его не вижу… »
Воображаемый друг в таком преклонном возрасте!.. О боги! Почему вы не писали объявление о раздаче мозгов большими печатными буквами?!
— Дедушка, и часто ты с ним разговариваешь? — как можно мягче осведомился я.
Старик ограничился невнятным ругательством. Потом осторожно вытащил из недр хламиды нечто, сразу показавшееся мне подозрительно знакомым и не совсем хорошим. Пока я лихорадочно соображал, где мог видеть подобную карликовую копию обезвоженного атомного взрыва, дед быстро зашвырнул ЭТО в пасть и аппетитно захрустел.
Тут-то я все и вспомнил! Рот непроизвольно наполнился слюной. Правда, в отличие от старика, уже тупо уставившегося в никуда остекленевшими глазками, мы уничтожали подобные лакомства в гораздо больших количествах. А тут с одного гриба — и так вставило!.. Невольно почувствовал к деду толику симпатии.
Оставалось ожидать, когда старика отпустит, дабы тонко выведать место сбора сей ядовитой гадости. Как выяснилось, старого не только быстро цепляло, но и быстро отпускало. Только странно все происходило, не по-человечески. Впрочем, сие вполне могло говорить о сомнительности происхождения грибов. Потому-то меня, чье еще одно имя, как известно, Предусмотрительность, ненароком посетила мысль решительно отвергнуть идею запастись грибами впрок.
Старик резво поднялся и, гордо вытянувшись, вперил в меня указующий перст:
— Ты, — зарокотал он голосом глубоким и страшным, аки дыхание ада, причем без хрипов и прочих своих заморочек, — человек из ниоткуда! Внемли мне, сын порочной земли, ибо я призываю тебя! Иди стопами моими и познай боль, ненависть и отчаяние!
— А польку-бабочку не станцевать? — поинтересовался я, на полном серьезе размышляя, не прописать ли старому наркоману парочку внушительных пинков. В целях профилактики, чтобы не зазнавался…
— Ты, Суть Порока! — не желал угомониться старик. — Внемли мне, Осквернитель Святилищ! Ложь, Злоба и Предательство — вот твоя истинная сущность! Познай страдания и очистись от скверны, тварь земная!
— Все, дедушка, достал! — заявил я, намереваясь прикрыть этот источник сквернословия на веки вечные.
Однако, к немалому своему удивлению, не смог и пошевелиться!.. Старик коварно рассмеялся, и мне стало не по себе: уж слишком чужим был его смех — не мог человек так жутко смеяться!
— Ты ничего не понял, из корысти пронзающий суть материи — время! Внимай словам моим!
И я внимал. И был напуган. И испытал столько стыда и позора, сколько не испытывал за всю свою недолгую жизнь! Чувствовал себя так, словно в чан с помоями сунули!.. Старик в деталях описал те мои деяния, о которых НИКТО НЕ МОГ ЗНАТЬ! И за которые, учитывая мораторий на смертную казнь, мне пришлось бы отбывать не менее восемнадцати пожизненных сроков!
— Все-все! Прекрасно тебя понял! — не выдержал я через пятнадцать минут. — Можешь не продолжать, хватит!
Старик замолк, и я осмелился задать вопрос:
— Кто ты?!
При этом мой голос ненароком сорвался на визг.
— Не суть важно, но позже ты узнаешь, — довольно оскалился старик. — Ступай за мной и обретешь!
Что я обрету, уточнить он не счел нужным. В принципе я и не настаивал. Не до того было…
— А если не пойду? — робко поинтересовался я.
— Тогда блуждать будешь века и не вернешься туда, куда стремишься, — объяснил он.
Вполне убедительно… Я согласно кивнул, соображая, как бы обойтись без обещанных боли и страданий.
Старик внезапно побледнел, зашатался и пал на землю.
Недостойно, конечно, гуманиста, но я искренне молился, чтобы все мои грязные тайны очутились в глубокой могиле, которую я был готов выкопать голыми руками при первых же признаках трупного окоченения у дедушки.
Вопреки моим мольбам, тот не помер. Быстро очухавшись, резво подскочил и уведомил меня:
— Я говорил!
— Помню.
— Я говорил не с ты! — возразил он.
Похоже, серьезные проблемы были не только у меня.
— ???
— Не я говорил с ты! ОН! — правильно истолковав мое недоумение, пояснил безумный старец. — Ты должен следовать за мной! Брхнн…
— Да-да, конечно, — устало отмахнулся я.
— Не я говорил. Старик воздел руки к небу: — ОН!
— Разница-то в чем? — буркнул я, не зная, как вести себя с типами, страдающими раздвоением личности.
— ОН говорит — я следую! — набычился старик.
— Ага, — поддакнул я, на всякий случай сделав вид, что согласен.
Спорить с психопатом не хотелось — вдруг и в самом деле он ни при чем? Я далеко не был уверен в реальности происходящего. Однако факты из моей биографии, которыми тут кое-кто бросался… Этот странный закат, грозивший никогда не кончиться… Эта загадочная пустыня… А мой последний полет?! Уж слишком этот мир напоминал мои представления о том, другом мире, попасть в который я вовсе не стремился.
Осторожно, чтобы старик не увидел, ущипнул себя за бедро. Боль успокоила. Ненадолго… Многократно доводилось слышать, что там, где мне, вероятно, придется находиться после того, как я завершу все свои дела земные (почему никогда и не нужно спешить!), усопшие испытывают разнообразные удовольствия в виде всяческих терзаний, в том числе и физических. Так что боль ни о чем не говорила.
— Дедушка, — обратился я к старику, — скажи честно и откровенно: я жив?
— Бр!
— А конкретней?
— Пока — да, — презрительно сплюнул он под ноги.
«Пока» немного смутило, но в целом ответом я остался доволен.
— А ты? — поинтересовался из чистого любопытства, конечно смешанного с изрядной долей подлости.
Уничтожающий взгляд в мою сторону сопровождался невнятным «бхр!», что, по всей видимости, значило: «Разумеется, благородный господин, жив и нахожусь в полном здравии!»
— Тоже — пока? — уточнил я.
Судя по бесхитростной морде, старик испытал сильнейшее искушение удушить меня на месте, но что-то его удержало от этого в высшей степени нехорошего и недальновидного поступка.
— Да ладно, дзи-сан, — посерьезнел я. — Тебя как звать-то, чтобы не материться?
— Стеридаминаль абу-Сингхаранха! — выставил он вперед подбородок.
Услышав такое непотребство, я твердо решил: не оскверню свои уста столь нечистой руганью! Никогда такого не будет! Сандаль там или, скажем, Стендаль — куда ни шло, но то паскудство — ни в коем разе!..
Вот так мы с ним и познакомились. И принялся старый паскудник наркоман таскать меня по каменной пустыне в мире, где солнце никогда не заходило, где редкие источники воды воняли тухлятиной, где подлые грызуны, призванные служить нам пищей, упорно избегали встречи, а камни были необыкновенно жесткими и острыми… Карма, бляха муха…
Шли дни. Вернее, продолжался один и тот же тусклый нескончаемый день.
Мы брели по пустыне, изредка негромко переругиваясь. Сандаль время от времени торчал «под грибами», а я душил в себе искушение подзанять у него этой заразы и готовился внутренне перерезать ему глотку при первом же упоминании о моих личных тайнах. В общем, все было как обычно. И вдруг однажды на горизонте…
— Сандаль, что за хрень впереди? — поинтересовался я, наблюдая некую пакость, напоминавшую собой нечто уродливое.
Старик присмотрелся и радостно подпрыгнул:
— Храм Ишидаи! — возбужденно всхлипнул он, прослезившись.
— Х-храм Ишидаи?! — растерялся я. — Рыбы-попугая?! Это что, ваше верховное божество?!
— ИШ-ТА-Р! — неистово прорычал Стендаль.
— Ну и?…
«Чего радуешься-то?» — хотел поинтересоваться я, но не получилось.
Не обращая на меня внимания, Сандаль, ликующе попискивая, засеменил в сторону строения с утроенной скоростью, временами даже забывая опираться на свой посох. Пожав плечами, я поспешил за ним. Кто знает, может, этот храм и есть цель нашего путешествия?
Оказалось, что нет. Хотя побывка там мне очень даже понравилась…
Четыре часа безумного галопа по камням окупились в одно мгновение. Растрескавшиеся от старости и частого использования двери пред нами радостно распахнули прислужницы.
Между прочим, лично я категорически против того, чтобы бордели именовали храмами! Возникает жуткая неразбериха!.. Впрочем, кто я такой, чтобы реформировать столь высокие материи? Тем более в данном конкретном случае!
О том, что в этом храме не практикуются религиозные служения, догадаться было не трудно. Изящные прислужницы, чьи одеяния составляли несколько тонких ленточек на каждой, при виде нас вроде как ненароком принимали ТАКИЕ позы!.. Единственно, что здорово нервировало, напоминая о моем строгом моральном воспитании, — мрачное исполнение De Profundis где-то на заднем плане.
Стоявшая ближе других ко мне дева лукаво повела крохотными рожками, украшавшими ее чистый лоб, и с поклоном протянула кубок дымящегося вина. Старый Сандаль уже испарился где-то в необъятных просторах помещения.
— Ebrietas omne vitium deliquit! — как можно строже отказался я, жадно припадая к кубку. После стольких дней воздержания вино резко ударило в голову — и понеслось…
Обильные яства, крепкие вина, мои горячие лекции о вреде чрезмерного употребления алкоголя вкупе с развратом, дикие пляски с обнаженными жрицами и не менее дикие оргии с ними же — все слилось в сладострастный кошмар! Меня нисколько не смутили ни отсутствие законных требований платы хотя бы за еду и питье, ни изящные хвостики дев, растущие оттуда, где у нормальных людей кончается копчик, ни жгучий интерес к моей скромной фигуре… Я расслаблялся, как мог! Пока не настал безрадостный день, когда нас бесцеремонно вышвырнули за порог и с грохотом, чувствительно отозвавшимся в больной голове, не захлопнули врата. Произошло все столь стремительно и беспричинно, что я даже растерялся.
— А? Где? Почему? — тупо бормотал я, силясь понять, что произошло.
— Время истекло, — сообщил мне гнусавый голос.
— Чего? — повернулся я в его сторону.
Омерзительный облик замершего рядом Сандаля вызвал острый приступ тошноты. Что за свинство, в самом деле?! Мало того, что нагло вышвырнули вон, так еще и старый наркоман в придачу!.. Я был просто убит горем. Ну и жуткой головной болью, конечно, тоже.
— Что сие значит? — нехотя поинтересовался я.
— Только то, что время истекло! — вышел из себя старикашка, похоже, страдавший не меньше моего.
Я занес было ногу для пинка, но вовремя передумал — в таком состоянии мог легко промахнуться и упасть на камни. Горестно вздохнув, осторожно, чтобы не зацепиться за собственный плащ, прервал движение конечности.
— Слушай, Сандаль, — многозначительно промямлил я, чувствуя во рту загадочный привкус (то ли зарина наглотался, то ли ручку медную дверную глодал?), — так хочется кого-нибудь убить! Вот хоть даже тебя…
Разумеется, преувеличил! Никого убивать и не собирался, разве что себя. Да и физически просто не смог бы.
Однако Стендаль, у которого и без того не шибко шустрая соображалка работала еще медленнее обычного, поверил и объяснил, как смог:
— Когда жрицы берут свое — время выходит… Возрадуйся! Ты будешь иметь продолжение!
Туманно как-то… Неудовлетворительно…
Старательно, чтобы Сандаль фиксировал каждое мое движение, выбрал камень потяжелее и взвесил его в руке, выразительно глядя на дедушку.
Старик и не подумал испугаться! Наоборот, замахнулся на меня увесистым посохом, которым обычно имел привычку лишать жизни мелких и не очень грызунов.
Запахло серьезным смертоубийством.
Два дурака стояли посреди каменной пустыни друг против друга и готовились пролить живую кровь, драгоценную хотя бы уже потому, что ее в этом мире оставалось вовсе не так много! Один был в отчаянии, потому что его оторвали от любимого дела, вышвырнули на улицу и испортили настроение показом жуткой образины второго… Другой негодовал, потому что… Да просто в силу своей природной тупости!
В небе завыл мертвый ветер. На земле вокруг, хрипя, подыхали крысы и гады, не выдержавшие могучего перегара… Время шло…
Неутомимые герои с мрачной решительностью в глазах стояли лицом к лицу, ожидая роковой ошибки в действиях противника. Не было на свете сил, способных умерить их гнев. Они источали ненависть черной слизью. Ими владела только одна цель — убить, изничтожить врага! И время шло…
Секунды текли и текли в бесконечность… Они забыли о своей усталости… И час настал!
Никак не меньше, чем через три минуты, я не выдержал и выронил камень. С бешеным ликованием Сандаль вскинул руки к небу и замертво рухнул на твердые камни, захрапев мгновением спустя. Равнодушно плюнув на распростертое у моих ног тело врага, я осторожно присел около стены храма, блаженно прикрыл глаза и отключился с сознанием честно выполненного долга.
… Я опять лежал посреди мраморного бассейна, наполненного мертвой, пронзительно голубой водой, распространявшей страх смерти. Не боязнь умереть — нет! Это был именно страх — дыхание матери всего сущего, прародительницы хаоса, повелительницы кошмаров. Той, что выше людей, демонов, древних богов… Той, которая придет в самый последний день… Той, что дала жизнь всему сущему и заберет ее по праву… И я, чужак в этом мире, человек, который никогда не рождался, был ее очередной жертвой!
С небывалой ясностью я понял, что был здесь уже не раз. Не помнил этого, но знал. Я знал, что будет дальше: скоро из черного прохода выйдет ненавистный пикт — вновь и вновь забирать мою жизнь, как он делал это неоднократно. Я предвкушал боль, которую он мне принесет, — боль, заставлявшую стонать каждую клеточку моего тела, приносящую странный, пугающий, но вместе с тем желанный покой…
Из открывшегося в стене прохода вышел мой мучитель и направился ко мне. Я смотрел в его равнодушные мертвые глаза, овладевавшие моим сознанием…
Сильный удар в висок вырвал меня из сладостных оков сна.
— Ау, блеб, скотина! — возопил я, корчась от жестокой боли.
Кровь хлестала из рассеченного лба и заливала лицо. Зажав рану рукой, я попытался вычислить замысловатую траекторию радостно прыгавшего около меня Сандаля, чтобы покончить с ним одним стремительным ударом. Уловив подходящий момент, стиснул зубы и ринулся на него, словно молния, метя кулаком в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Я старательно зевнул, потянулся и соизволил встать.
— Ну что, дзи-сан, будем базары базарить или шутки хохмить? — культурно осведомился я, опять присаживаясь напротив старика.
Он смотрел сквозь меня остекленевшим взглядом.
Подняв с земли небольшой камешек, несильно и метко метнул его старику в лоб — с единственной, разумеется, целью: определить, жив он или нет?.. Никакой реакции не последовало.
Глухо ругнувшись, с грустью представил, как, должно быть, забавно смотрится со стороны: замученный, я тщетно пытаюсь вести разговор с покойником…
Поколебавшись, встал и шагнул к дедуле. Еще поколебавшись, брезгливо дотронулся пальцем до его шеи — пульс, хоть и слабый, присутствовал… Удовлетворившись своим открытием, вернулся на исходную позицию, намереваясь просто ждать, когда старик придет в норму.
Не прошло и двадцати минут, как он отчаянно заморгал, скрючился, хрипло прокашлялся и смачно рыгнул.
— Как здоровье? — на всякий случай осведомился я. — Печень не болит?
— Пф! — по привычке огрызнулся он.
— Еще раз это услышу, — посуровел я, — заболит обязательно! И не только печень… Начнем сначала: как здоровье?
— Сдохнешь, — насупился старик.
— Не раньше тебя, — отпарировал я.
— Не сейчас, — добавил он, сбив меня с толку.
Немного помолчали. Старик подло не желал объясниться.
— Прости, ты о чем? — решил я внести ясность.
— Сдохнешь не сейчас. Там. Потом. Не здесь, — уточнил он, как мог.
— Что ты говоришь, старый облом?! — с иронией изумился я. — Так надеялся окончить жизнь прямо здесь и сейчас!
Старик неожиданно заволновался и начал что-то выискивать в небе, отчаянно крутя головой.
Я, конечно, уважаю всех тварей божьих, но некоторых, например сидевший передо мной экземпляр, по-моему, лучше было бы набить опилками!
— Что-то стряслось? — спросил его миролюбиво.
— Я… должен говорить…
— Прекрасно! — с готовностью согласился я. — Говори!
Старик очумело уставился на меня.
— Не ты! — возмущенно взвизгнул он.
— Чего?!
— Не с ты! — внятно прошипел он, здорово напоминая беззубую гадюку.
Логика подсказала: старик пытается сообщить, что собирается говорить вовсе не со мной. С другой стороны, кроме меня, ему общаться было как будто не с кем… Задумчиво пожевав губу, предпочел разобраться более тщательно:
— Неся?
— Не с ты! — радостно подтвердил он.
— А с кто? — деградируя в собственном глазу, поинтересовался я.
— Он! — Старик неопределенно махнул рукой мне за спину.
На всякий случай оглянувшись, я, как и предполагал, не увидел никого.
— Э-э, человек-невидимка! — насмешливо вопросил я.
— ОН! — взбеленился старикашка, тыча грязным пальцем в бурое небо.
«— Посмотри на дорогу, девочка.
Кого ты там видишь?
— Никого.
— Вот. И ты тоже. Все видят этого
Никого. Один я его не вижу… »
Воображаемый друг в таком преклонном возрасте!.. О боги! Почему вы не писали объявление о раздаче мозгов большими печатными буквами?!
— Дедушка, и часто ты с ним разговариваешь? — как можно мягче осведомился я.
Старик ограничился невнятным ругательством. Потом осторожно вытащил из недр хламиды нечто, сразу показавшееся мне подозрительно знакомым и не совсем хорошим. Пока я лихорадочно соображал, где мог видеть подобную карликовую копию обезвоженного атомного взрыва, дед быстро зашвырнул ЭТО в пасть и аппетитно захрустел.
Тут-то я все и вспомнил! Рот непроизвольно наполнился слюной. Правда, в отличие от старика, уже тупо уставившегося в никуда остекленевшими глазками, мы уничтожали подобные лакомства в гораздо больших количествах. А тут с одного гриба — и так вставило!.. Невольно почувствовал к деду толику симпатии.
Оставалось ожидать, когда старика отпустит, дабы тонко выведать место сбора сей ядовитой гадости. Как выяснилось, старого не только быстро цепляло, но и быстро отпускало. Только странно все происходило, не по-человечески. Впрочем, сие вполне могло говорить о сомнительности происхождения грибов. Потому-то меня, чье еще одно имя, как известно, Предусмотрительность, ненароком посетила мысль решительно отвергнуть идею запастись грибами впрок.
Старик резво поднялся и, гордо вытянувшись, вперил в меня указующий перст:
— Ты, — зарокотал он голосом глубоким и страшным, аки дыхание ада, причем без хрипов и прочих своих заморочек, — человек из ниоткуда! Внемли мне, сын порочной земли, ибо я призываю тебя! Иди стопами моими и познай боль, ненависть и отчаяние!
— А польку-бабочку не станцевать? — поинтересовался я, на полном серьезе размышляя, не прописать ли старому наркоману парочку внушительных пинков. В целях профилактики, чтобы не зазнавался…
— Ты, Суть Порока! — не желал угомониться старик. — Внемли мне, Осквернитель Святилищ! Ложь, Злоба и Предательство — вот твоя истинная сущность! Познай страдания и очистись от скверны, тварь земная!
— Все, дедушка, достал! — заявил я, намереваясь прикрыть этот источник сквернословия на веки вечные.
Однако, к немалому своему удивлению, не смог и пошевелиться!.. Старик коварно рассмеялся, и мне стало не по себе: уж слишком чужим был его смех — не мог человек так жутко смеяться!
— Ты ничего не понял, из корысти пронзающий суть материи — время! Внимай словам моим!
И я внимал. И был напуган. И испытал столько стыда и позора, сколько не испытывал за всю свою недолгую жизнь! Чувствовал себя так, словно в чан с помоями сунули!.. Старик в деталях описал те мои деяния, о которых НИКТО НЕ МОГ ЗНАТЬ! И за которые, учитывая мораторий на смертную казнь, мне пришлось бы отбывать не менее восемнадцати пожизненных сроков!
— Все-все! Прекрасно тебя понял! — не выдержал я через пятнадцать минут. — Можешь не продолжать, хватит!
Старик замолк, и я осмелился задать вопрос:
— Кто ты?!
При этом мой голос ненароком сорвался на визг.
— Не суть важно, но позже ты узнаешь, — довольно оскалился старик. — Ступай за мной и обретешь!
Что я обрету, уточнить он не счел нужным. В принципе я и не настаивал. Не до того было…
— А если не пойду? — робко поинтересовался я.
— Тогда блуждать будешь века и не вернешься туда, куда стремишься, — объяснил он.
Вполне убедительно… Я согласно кивнул, соображая, как бы обойтись без обещанных боли и страданий.
Старик внезапно побледнел, зашатался и пал на землю.
Недостойно, конечно, гуманиста, но я искренне молился, чтобы все мои грязные тайны очутились в глубокой могиле, которую я был готов выкопать голыми руками при первых же признаках трупного окоченения у дедушки.
Вопреки моим мольбам, тот не помер. Быстро очухавшись, резво подскочил и уведомил меня:
— Я говорил!
— Помню.
— Я говорил не с ты! — возразил он.
Похоже, серьезные проблемы были не только у меня.
— ???
— Не я говорил с ты! ОН! — правильно истолковав мое недоумение, пояснил безумный старец. — Ты должен следовать за мной! Брхнн…
— Да-да, конечно, — устало отмахнулся я.
— Не я говорил. Старик воздел руки к небу: — ОН!
— Разница-то в чем? — буркнул я, не зная, как вести себя с типами, страдающими раздвоением личности.
— ОН говорит — я следую! — набычился старик.
— Ага, — поддакнул я, на всякий случай сделав вид, что согласен.
Спорить с психопатом не хотелось — вдруг и в самом деле он ни при чем? Я далеко не был уверен в реальности происходящего. Однако факты из моей биографии, которыми тут кое-кто бросался… Этот странный закат, грозивший никогда не кончиться… Эта загадочная пустыня… А мой последний полет?! Уж слишком этот мир напоминал мои представления о том, другом мире, попасть в который я вовсе не стремился.
Осторожно, чтобы старик не увидел, ущипнул себя за бедро. Боль успокоила. Ненадолго… Многократно доводилось слышать, что там, где мне, вероятно, придется находиться после того, как я завершу все свои дела земные (почему никогда и не нужно спешить!), усопшие испытывают разнообразные удовольствия в виде всяческих терзаний, в том числе и физических. Так что боль ни о чем не говорила.
— Дедушка, — обратился я к старику, — скажи честно и откровенно: я жив?
— Бр!
— А конкретней?
— Пока — да, — презрительно сплюнул он под ноги.
«Пока» немного смутило, но в целом ответом я остался доволен.
— А ты? — поинтересовался из чистого любопытства, конечно смешанного с изрядной долей подлости.
Уничтожающий взгляд в мою сторону сопровождался невнятным «бхр!», что, по всей видимости, значило: «Разумеется, благородный господин, жив и нахожусь в полном здравии!»
— Тоже — пока? — уточнил я.
Судя по бесхитростной морде, старик испытал сильнейшее искушение удушить меня на месте, но что-то его удержало от этого в высшей степени нехорошего и недальновидного поступка.
— Да ладно, дзи-сан, — посерьезнел я. — Тебя как звать-то, чтобы не материться?
— Стеридаминаль абу-Сингхаранха! — выставил он вперед подбородок.
Услышав такое непотребство, я твердо решил: не оскверню свои уста столь нечистой руганью! Никогда такого не будет! Сандаль там или, скажем, Стендаль — куда ни шло, но то паскудство — ни в коем разе!..
Вот так мы с ним и познакомились. И принялся старый паскудник наркоман таскать меня по каменной пустыне в мире, где солнце никогда не заходило, где редкие источники воды воняли тухлятиной, где подлые грызуны, призванные служить нам пищей, упорно избегали встречи, а камни были необыкновенно жесткими и острыми… Карма, бляха муха…
Шли дни. Вернее, продолжался один и тот же тусклый нескончаемый день.
Мы брели по пустыне, изредка негромко переругиваясь. Сандаль время от времени торчал «под грибами», а я душил в себе искушение подзанять у него этой заразы и готовился внутренне перерезать ему глотку при первом же упоминании о моих личных тайнах. В общем, все было как обычно. И вдруг однажды на горизонте…
— Сандаль, что за хрень впереди? — поинтересовался я, наблюдая некую пакость, напоминавшую собой нечто уродливое.
Старик присмотрелся и радостно подпрыгнул:
— Храм Ишидаи! — возбужденно всхлипнул он, прослезившись.
— Х-храм Ишидаи?! — растерялся я. — Рыбы-попугая?! Это что, ваше верховное божество?!
— ИШ-ТА-Р! — неистово прорычал Стендаль.
— Ну и?…
«Чего радуешься-то?» — хотел поинтересоваться я, но не получилось.
Не обращая на меня внимания, Сандаль, ликующе попискивая, засеменил в сторону строения с утроенной скоростью, временами даже забывая опираться на свой посох. Пожав плечами, я поспешил за ним. Кто знает, может, этот храм и есть цель нашего путешествия?
Оказалось, что нет. Хотя побывка там мне очень даже понравилась…
Четыре часа безумного галопа по камням окупились в одно мгновение. Растрескавшиеся от старости и частого использования двери пред нами радостно распахнули прислужницы.
Между прочим, лично я категорически против того, чтобы бордели именовали храмами! Возникает жуткая неразбериха!.. Впрочем, кто я такой, чтобы реформировать столь высокие материи? Тем более в данном конкретном случае!
О том, что в этом храме не практикуются религиозные служения, догадаться было не трудно. Изящные прислужницы, чьи одеяния составляли несколько тонких ленточек на каждой, при виде нас вроде как ненароком принимали ТАКИЕ позы!.. Единственно, что здорово нервировало, напоминая о моем строгом моральном воспитании, — мрачное исполнение De Profundis где-то на заднем плане.
Стоявшая ближе других ко мне дева лукаво повела крохотными рожками, украшавшими ее чистый лоб, и с поклоном протянула кубок дымящегося вина. Старый Сандаль уже испарился где-то в необъятных просторах помещения.
— Ebrietas omne vitium deliquit! — как можно строже отказался я, жадно припадая к кубку. После стольких дней воздержания вино резко ударило в голову — и понеслось…
Обильные яства, крепкие вина, мои горячие лекции о вреде чрезмерного употребления алкоголя вкупе с развратом, дикие пляски с обнаженными жрицами и не менее дикие оргии с ними же — все слилось в сладострастный кошмар! Меня нисколько не смутили ни отсутствие законных требований платы хотя бы за еду и питье, ни изящные хвостики дев, растущие оттуда, где у нормальных людей кончается копчик, ни жгучий интерес к моей скромной фигуре… Я расслаблялся, как мог! Пока не настал безрадостный день, когда нас бесцеремонно вышвырнули за порог и с грохотом, чувствительно отозвавшимся в больной голове, не захлопнули врата. Произошло все столь стремительно и беспричинно, что я даже растерялся.
— А? Где? Почему? — тупо бормотал я, силясь понять, что произошло.
— Время истекло, — сообщил мне гнусавый голос.
— Чего? — повернулся я в его сторону.
Омерзительный облик замершего рядом Сандаля вызвал острый приступ тошноты. Что за свинство, в самом деле?! Мало того, что нагло вышвырнули вон, так еще и старый наркоман в придачу!.. Я был просто убит горем. Ну и жуткой головной болью, конечно, тоже.
— Что сие значит? — нехотя поинтересовался я.
— Только то, что время истекло! — вышел из себя старикашка, похоже, страдавший не меньше моего.
Я занес было ногу для пинка, но вовремя передумал — в таком состоянии мог легко промахнуться и упасть на камни. Горестно вздохнув, осторожно, чтобы не зацепиться за собственный плащ, прервал движение конечности.
— Слушай, Сандаль, — многозначительно промямлил я, чувствуя во рту загадочный привкус (то ли зарина наглотался, то ли ручку медную дверную глодал?), — так хочется кого-нибудь убить! Вот хоть даже тебя…
Разумеется, преувеличил! Никого убивать и не собирался, разве что себя. Да и физически просто не смог бы.
Однако Стендаль, у которого и без того не шибко шустрая соображалка работала еще медленнее обычного, поверил и объяснил, как смог:
— Когда жрицы берут свое — время выходит… Возрадуйся! Ты будешь иметь продолжение!
Туманно как-то… Неудовлетворительно…
Старательно, чтобы Сандаль фиксировал каждое мое движение, выбрал камень потяжелее и взвесил его в руке, выразительно глядя на дедушку.
Старик и не подумал испугаться! Наоборот, замахнулся на меня увесистым посохом, которым обычно имел привычку лишать жизни мелких и не очень грызунов.
Запахло серьезным смертоубийством.
Два дурака стояли посреди каменной пустыни друг против друга и готовились пролить живую кровь, драгоценную хотя бы уже потому, что ее в этом мире оставалось вовсе не так много! Один был в отчаянии, потому что его оторвали от любимого дела, вышвырнули на улицу и испортили настроение показом жуткой образины второго… Другой негодовал, потому что… Да просто в силу своей природной тупости!
В небе завыл мертвый ветер. На земле вокруг, хрипя, подыхали крысы и гады, не выдержавшие могучего перегара… Время шло…
Неутомимые герои с мрачной решительностью в глазах стояли лицом к лицу, ожидая роковой ошибки в действиях противника. Не было на свете сил, способных умерить их гнев. Они источали ненависть черной слизью. Ими владела только одна цель — убить, изничтожить врага! И время шло…
Секунды текли и текли в бесконечность… Они забыли о своей усталости… И час настал!
Никак не меньше, чем через три минуты, я не выдержал и выронил камень. С бешеным ликованием Сандаль вскинул руки к небу и замертво рухнул на твердые камни, захрапев мгновением спустя. Равнодушно плюнув на распростертое у моих ног тело врага, я осторожно присел около стены храма, блаженно прикрыл глаза и отключился с сознанием честно выполненного долга.
… Я опять лежал посреди мраморного бассейна, наполненного мертвой, пронзительно голубой водой, распространявшей страх смерти. Не боязнь умереть — нет! Это был именно страх — дыхание матери всего сущего, прародительницы хаоса, повелительницы кошмаров. Той, что выше людей, демонов, древних богов… Той, которая придет в самый последний день… Той, что дала жизнь всему сущему и заберет ее по праву… И я, чужак в этом мире, человек, который никогда не рождался, был ее очередной жертвой!
С небывалой ясностью я понял, что был здесь уже не раз. Не помнил этого, но знал. Я знал, что будет дальше: скоро из черного прохода выйдет ненавистный пикт — вновь и вновь забирать мою жизнь, как он делал это неоднократно. Я предвкушал боль, которую он мне принесет, — боль, заставлявшую стонать каждую клеточку моего тела, приносящую странный, пугающий, но вместе с тем желанный покой…
Из открывшегося в стене прохода вышел мой мучитель и направился ко мне. Я смотрел в его равнодушные мертвые глаза, овладевавшие моим сознанием…
Сильный удар в висок вырвал меня из сладостных оков сна.
— Ау, блеб, скотина! — возопил я, корчась от жестокой боли.
Кровь хлестала из рассеченного лба и заливала лицо. Зажав рану рукой, я попытался вычислить замысловатую траекторию радостно прыгавшего около меня Сандаля, чтобы покончить с ним одним стремительным ударом. Уловив подходящий момент, стиснул зубы и ринулся на него, словно молния, метя кулаком в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36