А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Мне едва не сделалось плохо! Хорошо хоть запаха никакого не было, а то бы мог запросто присоединиться к «теплой» компании!..
Перри быстро вел меня сквозь бесконечные ряды. Я старательно смотрел ему в спину. Подошли еще к одной двери.
— Уэлч, к тебе гости! — прокричал Перри.
Через пару минут за дверью раздалось старческое шарканье, покашливание, громкое сопение, потом проскрипел замок, и перед нами предстал сгорбленный бледный старичок, щуривший на Перри хитрые глазки.
— А, старшина, давно не заходил, — укоризненно покачал он головой. — Что тебя привело на этот раз?
— Может, впустишь нас для начала?
Старичок загадочно улыбнулся и освободил проход. Странный какой-то…
Мы вошли в довольно симпатичную квартирку. Уэлч поспешил к пузатым бутылкам, вознамерившись угостить нас «самым лучшим пойлом в этой дыре», — по-моему, оно вполне могло оказаться и формальдегидом.
— Слушай, Перри, а он не того? — Я постучал пальцем по виску.
— Нет, — усмехнулся он, — немного странный, вот и все.
Его слова успокоили мало, поскольку «немного» — это несколько неопределенно. Особенно по здешним меркам.
Возвратившийся старичок подал нам изящные бокалы с темной жидкостью. Принюхиваться я не стал: во-первых, неудобно, а во-вторых, насморк… Впрочем, опасения оказались напрасны: в бокалах был вполне приличный бурбон.
Мы неспешно потягивали напиток. Молчание затягивалось. Старичок хитро щурился. Перри, казалось, полностью погрузился в зелье. Я чихнул.
— Так что привело тебя, Перри? — встрепенулся Уэлч.
— Девушка, которую выловили в канале утром.
— Какая именно? — уточнил старичок.
— С желтой бабочкой на плече.
Старичок сморщился.
— Фу, Перри, — сказал он, — там и смотреть не на что! Может, что-нибудь более приличное? Есть просто идеальный разрез на горле — абсолютно ровный! Должен тебя заинтересовать.
— Уэлч, девушка… — не согласился Перри.
— Хорошо, — кивнул он, — если тебя интересует подобная мерзость… А есть неудачник, пытавшийся ограбить дом Максуэлла Тейлора. Сработала особая магическая защита — парня буквально вывернуло наизнанку! Представь себе: бесформенная куча мяса, из которой торчат кости… И он еще был жив, когда его доставили в госпиталь!
Я представил: ничего изящного не нашел.
— Уэлч, нам нужна только та девушка.
— Хорошо, а…
— Уэлч! — взорвался Перри. — Где она?!
Старичок недовольно засопел и повел нас к девушке, попутно рассказывая краткие истории отдельных покойников и указывая на исключительно интересные (по его мнению) случаи смерти.
— Вот она, — кивнул он наконец.
Девочка-подросток — лет семнадцати от силы: разодранное горло, развороченная грудная клетка, глубокие раны на красивом лице…
Я отвернулся и уставился в пол.
— Кто бы это ни был, но никак не животное, — заключил Уэлч.
— Человек на такое не способен! — возразил Перри.
— Хочешь посмотреть других? Абсолютно идентичная работа! — восхитился старичок.
Я решил, что он все-таки болен. Причем давно и серьезно.
— Сколько их? — спросил Перри.
— Семь. Уже три дня приносят.
Старшина потащил меня смотреть остальных. Кроме одинаковых ран, ничего общего не было. Разные пол, возраст, социальная принадлежность…
Перри насмотрелся на усопших, и мы вернулись в квартирку Уэлча.
— Старшина, — канючил старик по пути, словно ребенок малый, — ну взгляни на самые интересные тела!
— Пошел к дьяволу! — Перри был непреклонен.
— А ты не хочешь? — с надеждой вскинулся на меня старичок.
По моим глазам он прочитал правильный ответ и обиженно замолчал.
Уэлч разлил бурбон и переключился с покойников на мою особу — довольно забавная для меня последовательность!
— А это, значит, и есть твой напарник, Перри?.. Сюда так медленно доходят новости, — вздохнул он, — совсем отстал от жизни.
Я в Лоренгарде едва ли сутки, но обо мне уже знают в морге! Действительно, отстал старичок, отстал…
— Покажи плечо, — вдруг потребовал он.
— Это еще зачем? — подозрительно спросил я.
— Тебе жалко, да? — надулся Уэлч.
Я решил, что от меня и в самом деле не убудет, если доставлю старику немного нездоровой радости. Стянув рубаху и размотав бинт, предъявил ему плечо, стараясь не смотреть на него.
— Великолепно! — засиял Уэлч. — Чудно! Еще пару дней — и гангрена, а там и ко мне, пожалуйста!
— Чего?! — После такого прогноза трудно было не взглянуть на свой ожог.
Что сказать? Месиво на плече, конечно, не радовало глаз!
— Подожди, я сейчас! — крикнул старичок, забираясь с головой в большое бюро, стоявшее в углу.
Погремев чем-то пару минут, он радостно извлек склянку с какой-то дрянью и преподнес ее мне.
— Намажь прямо сейчас! — распорядился он.
Даже насморк не помешал мне прочувствовать резкую вонь.
— Это что, бальзам? — поинтересовался я, не горя желанием мазаться черт-те чем. — Вроде рановато еще — живой ведь пока!
— Мажь, — повторил старичок успокоительно. — Это очень хорошая мазь! Никто из моих пациентов не жаловался!
— Дедушка, — как можно ласковее, чтобы его не обидеть, произнес я, — так твои пациенты того… пожаловаться никому не могут!
Уэлч тоненько прыснул. Весело зарокотал и Перри.
— Если объясните, над чем ржете, — оскорбился я, — то, возможно, обойдется без жертв.
Терпеливо подождав пару минут, пока они успокоятся, я вновь потребовал объяснений. Уэлч плеснул еще пойла, потом соизволил обрисовать причину веселья:
— Видишь ли, Фенрир, я живу рядом с моргом. Ну, ковыряюсь иногда в мертвецах — невинное старческое развлечение. Но мои пациенты — живые люди. Я — главный в этом госпитале уже пятьдесят семь лет, и еще никто из живых на меня не жаловался!
Извиняться я, разумеется, не стал — хватило и того, что они на мой счет повеселились!.. Зачерпнув густую мазь пальцами, осторожно намазал ее толстым слоем на ожог. Приятная прохлада побежала по горящему плечу. Вздох облегчения непроизвольно вырвался из груди.
Старичок принес чистую ткань и собственноручно сделал перевязку.
— Утром можешь снять, а пока постарайся не загрязнять рану, — проинструктировал он.
Попрощавшись с Уэлчем, мы миновали стеллажи с трупами. Благодаря бурбону на них я теперь реагировал более спокойно. Поднялись по длинной лестнице и вышли на улицу. К моему удивлению, уже стемнело.
— Рабочий день еще не окончился? — спросил я старшину.
— Окончен, — кивнул он. — Пошли, нас ждут.
— Кто и где?
— Друзья. Там же, где и вчера.
— Опять пить?! — содрогнулся я, вспомнив утренние мучения.
— Можно есть, — пожал он плечами. — Идешь?
— А как же!
2
Через неделю я совсем освоился, а через две знал в лицо половину местных мафиози, расположение всех харчевен и — что более важно — борделей. Перри уже спокойно отпускал меня одного патрулировать улицы — стражей сильно не хватало, а преступность, как и везде, росла. Уничтожение клейма ощутимо помогало: байка, по идее, должна была бы быстро забыться, однако она переросла в легенду. Так что стоило мне злобно оскалиться, как часть проблем решалась сама собой.
В целом все меня устраивало, новый статус даже нравился — чего я никогда бы не смог представить себе ранее, сидя в уютном кожаном кресле перед главным другом человека (телевизором, разумеется).
Беспокоило лишь одно: я не мог забыть юное лицо Лорен Митчелл, которую увидел в морге. Таких растерзанных вылавливали в каналах все чаще… Перри доходчиво разъяснил мне. что это дело городской стражи, что у нас и своей работы хватает, что не следует совать нос куда не просят. Конечно, он был прав: мы — первый отряд Лоренгарда и исполняем лишь вспомогательные функции. Но желание поговорить с извергами, способными на такое, не проходило.
Порой мне начинало казаться, что я прожил здесь всю жизнь. Так что требовалось постоянно напоминать себе о предстоящей битве с Солонаром, о том, что в этом мире я только гость, который рано или поздно отчалит домой…
Серое утро… Я зевнул, потянулся, открыл глаза, наконец соизволил встать и подошел к окну. Ничего нового — обшарпанное здание напротив, затянутое тучами небо и мелкий дождь… Сколько уже торчу в Лоренгарде, а солнца так и не видел! Откуда же хорошему настроению взяться?
Перри ушел раньше. Мы с ним пересекались теперь лишь в харчевне на обеде или, если не получалось, после службы на ежевечерней попойке.
Пожевав бекон с хлебом и причастившись вином, я нацепил пояс с мечом, надел плащ и отправился отрабатывать жалованье, приведя себя именно в то состояние, когда хочется набить морду первому встречному.
Мне повезло: на стенах подъезда писали похабщину пятеро великовозрастных идиотов лет восемнадцати-двадцати. Я сразу узрел среди прочих и свое гордое имя, что очень меня порадовало.
— Рисуем, значит? — вежливо поинтересовался я.
Один из компании позорно ретировался. Огорчился я не очень: и четверых за глаза хватит!..
Предводитель подонков — самый грязный и самый широкий в плечах — попытался застать меня врасплох, метнув спринг-найф (я даже в детстве такими глупостями не занимался: у этих игрушек гнилая балансировка). Промазав, рванул по ступенькам.
Быстро перепрыгнув через перила, я встретил его кулаком в горло. Второго бросил через плечо. Третий вознамерился ногой приласкать мое лицо, но настолько коряво, что я отбил ему охоту к онанизму как минимум на пару дней. Четвертый рванул вверх… Подняв главаря за шкирку, я протер его мордой стену и, кивнув на нож, предупредил:
— Если вечером не увижу сотню надписей «писать похабные слова на стенах плохо», вырезанных каллиграфическим почерком, то очень расстроюсь…
Свершив возмездие, спокойно двинулся вниз. Конечно же я знал, что вечером обнаружу сотню нелестных отзывов в свой адрес, с другой стороны, в этот подъезд они больше не сунутся.
О, сюрприз! Тот, который позорно слинял, оказывается, притащил своих дружков — не меньше десятка!
Со скучающим видом я вытащил меч. Секунда — и никого. Не судьба, значит, порезвиться… Вышел на улицу и отправился по привычному маршруту.
Шагая, я внимательно смотрел под ноги, лишь иногда отрывая взгляд, дабы проверить дома на наличие пожара. Все спокойно, нигде ничего не дымит, никто никуда не бежит… Никак не ожидал, что кто-то наберется наглости и нападет на меня!
Проходя мимо подворотни, я и внимания не обратил на джентльмена потрепанного вида. Лишь чудом боковым зрением заметил тонкую полоску стали, летевшую мне в бок. Увернувшись, выхватил меч и полоснул грубияна по руке. Полагая, что это его приостановит, я особо не спешил, желая хоть раз провести задержание по всей форме. Однако он перехватил меч в левую руку и с остервенением бросился на меня. Наступление было столь яростным, что мне приходилось пятиться, пока я не уперся в стену. Что называется, приплыли.
Подловив момент, я коленом пнул его по мужскому достоинству. Готов спорить — не промахнулся! А он не обратил на удар никакого внимания!
Вжиматься в стену надоело, рука начала ныть от перегрузки. Нырнув под очередной выпад, я выскочил за его спиной и, схватив за загривок, направил мордой в каменную стену, после чего добавил рукояткой меча по затылку. И опять ровно никакой реакции! Он резво развернулся и вновь принялся меня теснить, не произнося ни звука!
Я устал, а тип по-прежнему был бодр и ловок. Вот он изловчился и уколол мое плечо. Горячая кровь залила одежду. Речь о благородстве больше не шла: за пять минут я не нанес ему ни царапины!
Выхватив левой рукой стилет, подпорол ему брюхо снизу. Уже его кровь хлынула на мою руку, а он не останавливался! Раньше я был твердо уверен, что когда внутренности волочатся по грязи, то драться затруднительно, но этот хмырь продолжал молча нападать!
Мне стало не до шуток — очень захотелось жить!
Уклонившись еще раз, рубанул поганца по руке с мечом, располовинив запястье. Он выронил оружие и… прыгнул на меня с голыми руками! Впрочем, это уже было бесполезно. Полоснув его по грудине, вогнал ему в шею сзади стилет. Он все равно пытался воевать, пока удар мечом в сердце наконец-то не сразил его…
Я обессиленно прислонился к стене, соображая, как бы выглядело сейчас мое тело, если бы он был не один… Отдохнув, принялся за осмотр трупа и не обнаружил ровным счетом ничего, что помогло бы установить его личность.
Пнув странного мертвеца, отправился к знакомому алхимику, у которого всегда в наличии имелись чистые бинты.
Нормальное начало дня!
Поднявшись на седьмой этаж, прислушался к звукам за дверью и различил тихое шуршание. Стало быть, все дома… Пару раз саданув дверь ногой, я счел нужным предупредить:
— Если не откроешь, выбью все и отрежу тебе уши!
Вежливость в Лоренгарде была не в чести…
Не прошло и пятнадцати секунд, как из глубины квартирки прозвучали легкие шаги и раздался скрежет отпираемого замка. Возникла щель, в которую осторожно высунулась острая физиономия алхимика. Он уставился на меня.
— А вот сейчас как тресну! — поторопил я.
Он помрачнел, но впустил меня.
— Чего тебе? — буркнул неприязненно.
— Тащи повязку, мистер вежливость!
Пока он шарил по комнатам, я снял рубаху и осмотрел царапину. При нормальных обстоятельствах уже бы мчался в травмпункт накладывать швы, а тут вот приходилось заниматься самолечением.
Вернулся алхимик, принес относительно чистый бинт.
— А постерильнее ничего найти не мог?
— Если не устраивает, катись в госпиталь! — оскорбился он.
Я с укором посмотрел на него. Печальное зрелище! Тощий, грязный, весь в черном, спутанные волосы ниже плеч… И жуткий запах химикатов повсюду!
— Опять что-нибудь гонишь, Эрик? — поинтересовался я, тщательно накладывая повязку.
— Наркотиками не занимаюсь, ты же знаешь, — неубедительно произнес он.
Я закончил перевязку и оделся.
— Эрик, вот прикрываю тебя, ночей не сплю, — я осмотрел заставленную колбами, пробирками и всякой дрянью комнату, — а ведь даже слова правды не услышал из твоих уст. Никакой благодарности!
Алхимик встрепенулся и шустро извлек из кармана на свет божий небольшой мешочек.
— Так я это… Всегда готов отблагодарить! — радостно воскликнул он, высыпая на ладонь сверкающие монеты.
Золото…
Золото — моя слабость, моя настоящая горячая любовь на всю жизнь!..
Когда ребенком остаешься без дома и родных и честно делишь последний кусок черствого хлеба с исхудавшим щенком, стараясь не смотреть в его большие, печальные глаза, то остаток жизни ты обречен обманывать, вымогать, шантажировать, совершать немыслимые махинации — ради презренных бумажек и брусков проклятого металла! Которые, кстати, бездумно растрачиваешь на всякую дрянь…
Но разве я мог обмануть доверие Перри, который считал меня честным человеком?! Без замаха познакомил алхимика с правым хуком.
— Эрик, — объяснил упавшему алхимику, — если еще раз попытаешься всучить мне взятку, то я отрежу тебе руки, затем ноги, а что останется — посажу на кол!
— Чего ты хочешь? — потирая челюсть, спросил он.
— Для начала чего-нибудь жидкого, — ласково улыбнулся я, помогая ему встать.
Алхимик вышел на кухню, а я принялся методично обыскивать его жилье.
В соседней комнате в колбах булькала неведомая дрянь. Рядом обнаружились ровные серые плитки каставу — наркотика, который местные торчи запихивали под язык и натурально балдели. Закидав их в горящий камин, я принялся за уничтожение оборудования, круша все, что попадалось на глаза.
— Не надо! — заорал вернувшийся с вином алхимик. — Что ты делаешь?!
— Освобождаю тебя от тяжелого груза ответственности перед законом, что же еще? — удивился я его наивности. — Где запасы дряни?
— Фенрир, я тебе жизнь спас! — взмолился он.
Признаю — это было. Собственно, иначе бы мы и не познакомились.
— Ага, — кивнул я, — случайно. Кстати, именно поэтому ты еще жив и на свободе… Мне самому поискать?
Эрик печально кивнул на стену.
Прорубив в указанном месте отверстие, я обнаружил солидный запас наркотика.
— Это все?
Алхимик угрюмо кивнул.
Заставив его собственноручно сжечь произведенную дурь, я наблюдал за процессом, неспешно потягивая вино.
— Теперь о делах, — заявил я, когда он закончил. — Представь себе такую ситуацию, Эрик: иду я сегодня по улице, никого не трогаю…
— Хм! — перебил недоверчиво алхимик.
— Да, не трогаю! — повторил я. — Совершенно мирно иду!.. И вдруг на меня нападает некая личность, которая не устает, не говорит, не обращает внимания на вспоротое брюхо и перерубленное запястье. Представляешь?.. Думаю, под глубоким кайфом он был. И очень хочу узнать, что это была за дурь и кто ее варганит.
— Ты что, Фенрир! — искренне возмутился он. — Я и каставу делаю только для того, чтобы поправить дела! А к остальному не имею никакого отношения!
— Но ты мог что-нибудь слышать.
— От кого?! Целыми днями дома сижу.
— Эрик, ни за что не поверю, что ты ни с кем не общаешься. Кто-то ведь приходит к тебе за каставу?
— Приходит, — не стал отрицать он, — глухонемой детина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36