Но сегодня из Нагасаки прибыл священник.– Португалец?– Да, португалец. И я прошу вас соблюдать осторожность. Этот священник был очень зол, увидев в гавани ваш корабль. Кроме того, уважаемый господин, этот священник заводил разговоры с людьми из команды корабля.– С кем? – потребовал Уилл.– С человеком по имени Коннинг и с человеком по имени ван Оватер.Дело принимало серьёзный оборот.– Спасибо, уважаемый господин Магоме. Я приму во внимание ваше предупреждение, – поблагодарил Уилл.Было раннее утро, когда они вышли из деревни. Море оставалось сзади, солнце светило в затылок, отбрасывая тень на лежавшую перед ними дорогу. Сразу за деревней дорога взбиралась на холм. Крутизна дороги и слабость половины членов экипажа не позволяли двигаться быстро. Тех, кто не мог идти, несли на носилках – другого транспорта не было. Конечно, были в этой стране и лошади – Уилл видел их иногда перед гостиницей, но, судя по их виду и количеству, они не предназначались для простолюдинов.И всё же пеший переход не был чересчур тяжёл. Если бы не беспокойство перед предстоящей встречей, прогулка была бы даже приятной. Сначала они миновали высокие деревянные тории – незамысловатые ворота, ведущие в расположенный тут же синтоистский храм. Пока что это был единственный очевидный признак религии в жизни японцев. Но даже религия сочеталась здесь с личной свободой, казавшейся немыслимой в глазах европейцев. Не было никаких специально установленных дней и часов молитв – каждый мужчина и каждая женщина посещали храм тогда, когда им подсказывала их совесть, без всякого принуждения и наказания. За храмами тянулись залитые водой поля, на поверхности которых виднелись только отдельные стебельки травы. Но оказалось, что это – не трава. Как сказал Кагею, это был рис – основная культура в этой стране. Сейчас поля были пустынны, но вскоре они заполнятся мужчинами и женщинами, объяснял Кагею, потому что земледелие – основное занятие подданных Симадзу. Поля не принадлежали им, а арендовались у феодала-даймио. Здесь, вдали от своей резиденции, он был представлен наместником-хатамото – Симадзу Таканавой.Дом знатного управляющего стоял на холме. К нему из деревни вела прямая, как нитка, дорога. На вершине холма они увидели высокий частокол брёвен, связанных между собой и укреплённых землёй и глиной. В середине забора были ворота, растворившиеся при приближении европейцев.Но, судя по всему, они пришли слишком рано. Магоме Кагею знаком остановил их на краю дороги, так как наместник был ещё занят.– Значит, это что-то вроде суда? – спросил Уилл.– Обязанность даймио – поддерживать мир и справедливость среди своих подданных, – подтвердил Кагею. – Но он долго вас не задержит.– А что за дело здесь слушается?– Дело падшей женщины, Уилл Адамс, – ответил Кагею. – Когда её муж отлучился из Бунго по приказу нашего господина Таканавы, она развлекалась не с одним, а с двумя мужчинами – по очереди. Вышло так, что они узнали друг о друге и повздорили между собой. Дело чуть не дошло до драки, и пришлось вмешаться господину. Ну вот, он уже закончил.Уилл оглянулся. Из-за забора раздались горестные вопли.– А какой приговор им вынесен?– Как какой? Их казнят.– Казнят?! Что, всех троих?– Конечно, Уилл Адамс. Какое ещё наказание может быть для преступников?Уилл дёрнул себя за бороду.– Но ведь наказание должно соответствовать тяжести проступка, господин Магоме. Конечно, супружеская неверность – достаточно серьёзное дело. И женщину следовало бы выпороть кнутом. Но ведь эти мужчины брали то, что им предлагали, и вполне можно ограничиться заключением их в тюрьму на какой-нибудь срок. Отнять жизнь человека за то, что плоть его слаба, – чересчур суровое наказание. – Какие странные обычаи в твоей стране, Уилл Адамс! – сказал Кагею. – Этих людей казнят не за прелюбодеяние. Это дело мужа и жены. Их преступление в том, что они намеревались убить друг друга, а преступление женщины – в подстрекательстве к этому. Даже самурай может драться только в битве или по причине кровной мести.– И за это – смерть? Но ведь кровь не была пролита.– Всё равно, единственным наказанием преступнику может быть только смерть. Потому что только это наказание действует одинаково на молодых и старых, мужчин и женщин, вельмож и бедняков. Принять другую систему, попытаться делать различия между преступлениями или рангами людей означает положить начало несправедливости.Уилл почесал в затылке, наблюдая, как группа людей покидает внутренний двор. Она походила на траурную процессию, особенно учитывая сказанное Кагею. Первым шагал мужчина с мотыгой в руке, за ним – человек с лопатой, очевидно, могильщики. За ними шёл другой человек с длинным свистком, испещрённым японскими иероглифами. Наверное, там описывалось преступление и указывался приговор преступникам. Затем шли трое осуждённых со связанными за спиной руками. К их спинам были прикреплены тонкие пруты с развевающимися листками бумаги; на них тоже было что-то написано. Мужчины выглядели безучастными, и только женщина, казалось, оплакивала свою судьбу. Волосы её рассыпались по спине и сгорбленным плечам, глаза покраснели от слёз.Последним шёл палач. Меч его висел на боку, а в руках он, словно поводья, держал концы верёвок, которыми были связаны руки приговорённых. По обе стороны от него шагало по солдату в полных боевых доспехах, вооружённых пиками. Концы пик лежали на плечах шедших впереди узников. Женщина, шагавшая в центре, была избавлена от такого бесчестья, но слёзы струились по её щекам, когда она проходила мимо остолбеневших голландцев. Не было никакого сомнения, что она с ужасом ожидает своей судьбы.– Как её казнят? – прошептал Уилл.– Ей отрубят голову, – прошептал Кагею. – Это обычная казнь для рядовых преступников. Смотри.Уилл повернулся, и у него перехватило дыхание от ужаса – казнь вот-вот должна была совершиться. Процессия остановилась на краю неглубокой ямы, всего ярдах в пятидесяти от европейцев, и три жертвы опустились на колени. Не утруждая себя какими-либо церемониями и молитвами, палач взмахнул огромным мечом и обрушил его на первую обнажённую шею. Силой удара голову отбросило вперёд, и она скатилась в яму. Казалось, тело оставалось в вертикальном положении не менее секунды; из шеи фонтаном била кровь, стекая по плечам. Потом оно рухнуло вперёд. Палач уже стоял за спиной второго мужчины.– Боже милостивый! – прошептал Квакернек. – Возможно ли это?Второй преступник был мёртв. Даже с такого расстояния они видели, как вздрагивают плечи плачущей женщины. Но ни её содрогания, ни рассыпанная копна волос, казалось, не волновали палача. Ещё раз клинок – теперь уже не блестящий, а чёрный от крови – просвистел в воздухе. Палач шагнул в могилу к ещё вздрагивающему телу женщины.Уилл облизнул пересохшие губы.– Он должен и похоронить их?– Нет, – отозвался Кагею, – это обязанность хонинов. Но так как это очень серьёзное преступление, мой господин Таканава приказал разрубить их тела на куски.– Разрубить на… – Уилл с трудом сглотнул. Но меч уже взлетал и опускался – ритмично, мощно. А всего полчаса назад он считал себя находящимся почти в раю, и единственным огорчением было отсутствие Сикибу.– Теперь идёмте, – сказал Кагею. – Господин Таканава ждёт вас.Почти бессознательно Уилл шагнул вперёд. У ворот стоял стражник, но, прежде чем пропустить европейцев во двор, их тщательно обыскала дюжина тяжеловооружённых воинов в шлемах с забралами. Только после этого они в сопровождении солдат прошли к открытому крыльцу в центре здания. На мгновение внимание Уилла было отвлечено большой толпой людей, собравшихся по обе стороны крыльца и образовавших живой коридор. В толпе были и мужчины, и женщины. Ни один из них не походил на крестьянина. Женщины были одеты в яркие шёлковые кимоно, в руках они держали маленькие изящные веера. Одеяния мужчин были не менее яркими, и у каждого за поясом торчали по два меча – признак самурая, как и выбритые головы. Но больше всего они отличались надменными, высоко-мерными лицами. К удивлению голландцев, в руках они тоже держали веера.Но это были зеваки. На крыльце, лицом к ним, сидели хозяева. С облегчением Уилл заметил Тадатуне, сидящего рядом с отцом в типичной позе – на коленях. Симадзу но-Таканава был мрачен лицом и, обведя моряков взглядом, нахмурился ещё сильнее. Но даже он выглядел добрее священника в чёрной сутане, стоявшего у подножия крыльца. Одна рука его покоилась на большом деревянном распятии, висевшем на шее.– Этот человек задумал недоброе, Уилл, – проговорил Мельхиор Зандвоорт.– Возможно. Но законы здесь в руках наместника, а Тадатуне нам друг.Он попытался встретиться глазами с Тадатуне, но тот выглядел крайне серьёзным. Но только тут Уилл разглядел, что за спиной хатамото, в тени, сидит и другая знать. Заинтересованные зрители из соседних имений? Или тоже судьи?Тадатуне поднялся.– Уилл Адамс, – произнёс он. – Я обращаюсь к тебе, поскольку мы оба понимаем по-португальски. Ты готов выступать от лица своих товарищей?Уилл шагнул к носилкам, на которых лежал Квакернек:– Якоб, они хотят, чтобы я говорил от имени всех.– Конечно, Уилл. Остальные почти не говорят по-португальски.Уилл дёрнул себя за бороду.– Ты понимаешь, что мы на суде?– Я понимаю то, что этот священник хочет представить нас в дурном свете.– Ты понимаешь, что если мы не сможем оправдаться, – точнее, если моего красноречия окажется недостаточно, – то всем нам, скорее всего, отрубят головы ещё до обеда?– Чушь. Мы ведь никому не причинили вреда.– Тем не менее, Якоб, прошу – помолись за меня.Он выпрямился. Пот градом катился по его лицу; этому виной, конечно, было солнце, поднявшееся над двором. И всё же нельзя показывать этим инквизиторам, что он боится возможного исхода.– Я буду говорить от имени моих товарищей, господин Тадатуне. – Я рад, Уилл Адамс, – отозвался Тадатуне. – Я говорю от имени моего отца. Он хочет сказать, что, когда ваш корабль обнаружили у берега, мы пришли к вам с дружбой в сердцах и доставили вас в нашу страну, в наш город; что мы лечили ваших больных и оплакивали умерших. Мы сделали всё, что было в наших силах, чтобы помочь вам. Ты признаешь это?– Охотно. Я и мои товарищи никогда не сможем в полной мере отблагодарить вас за всё то, что вы для нас сделали.Тадатуне кивнул.– Это мы понимаем и ценим. И всё же мы хотим задать вопрос: с какой целью вы появились в наших водах?– Мы намеревались торговать, господин Тадатуне.– Торговать, Уилл Адамс? Где же товары, которыми вы собирались торговать?– Наши трюмы полны тканей…– Ткани, – прервал презрительно священник. – Я не видел никаких тканей на борту этого корабля.Хатамото впервые обратился к Уиллу.– Это так, Уилл Адамс. Я посетил ваш корабль и не видел там никаких тканей.– Но, сэр, это потому, что их забрали ваши люди уже здесь, в Бунго. В сущности, они начали разгружать корабль ещё до того, как нас доставили на берег, и если бы не доброта вашего сына, я сомневаюсь, что о нас кто-либо позаботился бы.– Он лжёт, господин Таканава! – воскликнул священник. – Как я и говорил, они пришли с пиратской экспедицией. Я неоднократно рассказывал вам, господин Таканава, о том, как великий король Испании, могущественный Филипп, правит не только своей страной в Европе, но и всем континентом Америки. И старается воспитывать своих подданных в духе единственно истинной веры – точно так же, как я и мои соотечественники стараемся просветить людей здесь, в Бунго. Но его постоянно вынуждают отражать нападения на его владения со стороны этих проклятых еретиков из Голландии и Англии – стран, схожих с островами, лежащими недалеко от этих берегов и плодящими только пиратов.– Мы не пираты, – заявил Уилл. – Мы пересекли океан, чтобы торговать.Хатамото пристально посмотрел на Уилла.– Солгать означает для человека поставить себя не только за рамки закона, но и за рамки уважения. – Мы прибыли в Японию торговать, – настаивал Уилл. – Я клянусь в этом.– Но зачем вы вообще оказались в Южном море, господин англичанин? – требовал иезуит. – О, вот вы и попались! Вы нагородили достаточно лжи, чтобы вас повесить! Господин де Коннинг! Господин ван Оватер! Выйдите вперёд!Поколебавшись секунду, Гильберт де Коннинг и Ян ван Оватер вышли из толпы голландцев.– Что это значит, Уилл? – прошептал Квакернек.– То, что нас предали два негодяя, – процедил в ответ Уилл. – Чего вы хотите, Гильберт?– Спасти свою шею, – ответил де Коннинг. – Священник уверял нас, что вас казнят как пиратов.– А он спасёт вас за предательство ваших товарищей? Вы глупец, Гильберт де Коннинг.– Итак, господин ван Оватер, – начал иезуит, – скажите господину Таканаве, какие были у вас обязанности на борту «Лифде».– Я, сэр, купец из Амстердама, – ответил Ян ван Оватер. – Я загрузил корабли тканями и поплыл вместе с экспедицией, чтобы открыть торговлю между моими компаньонами и островом Ява, лежащим к югу отсюда. Дома я спрашивал, какой товар наиболее выгодно взять для продажи в этих краях, и мне говорили – шерстяную ткань. Она и находилась в трюме «Лифде». Только после того, как мы миновали Магелланов пролив и добрались до Южного моря, я случайно подслушал разговор матросов, бывавших и ранее в этих водах. Они смеялись над тем предлогом, под которым капитан повёл их в море, – везти груз шерстяной ткани, не удаляясь от экватора! Эти матросы прямо говорили, что наша цель – пиратство и что мы намеревались в действительности грабить и разрушать испанские поселения в Америке.Уилл в изумлении глядел на него.– Итак, господин англичанин? – потребовал иезуит. – Сознание вины лишило вас дара речи? Господин Таканава ждёт ответа.– Сэр, что касается груза, то в этом я ничего не понимаю. Могу только сказать, что мысли наши были далеки от нападения на испанцев, единственной нашей целью было мирно миновать американские поселения, если они только сами не нападут на нас. – Мы так и думали, что вы скажете что-нибудь в этом роде, – сказал иезуит. – Но как вы опровергнете слова господина де Коннинга?– Я не смогу их опровергнуть до тех пор, пока не услышу.– Ну? – обратился священник к де Коннингу.– Я считаю своим святым долгом присоединиться к признанию господина ван Оватера, – начал де Коннинг. – В качестве главного боцмана «Лифде» мне часто приходилось так или иначе отговаривать нашего капитана, господина Квакернека, от нападений на беззащитные испанские поселения на американском побережье. К таким налётам его склоняли этот англичанин Уилл Адамс и другие члены экипажа. Признаюсь, сэр, мне не часто удавалось удержать его, и тот факт, что нападения не совершались, можно отнести только к недостаточной храбрости самих пиратов. Однако потом они решили, что португальские поселения в Ост-Индии менее защищены, и вознамерились пересечь океан, неся в сердцах жажду крови и разбоя.Хатамото сказал несколько слов своему сыну, стоявшему рядом. Священник нахмурился.– Вы намеревались воевать с португальцами? – спросил Та-датуне.Де Коннинг понял свою ошибку.– Ни в коем случае, сэр. Всё не так просто. Ведь наши государства не находятся в состоянии войны. Мы замышляли пиратство не только против португальцев, но и против вашей страны, Китая, Островов пряностей. Итак, сэр, я признался в подготовке разбоя и беззакония и теперь жду, что Господь смилуется к моей душе.– А теперь отвечай ты, Уилл Адамс, но хорошенько подумай сначала, – жёстко сказал Тадатуне. – Признание этого человека – серьёзнейшая вещь, ставящая под угрозу и его собственную жизнь.– Что ж, господин Тадатуне, – начал Уилл. – Я могу только поклясться в честности наших намерений. Наши хозяева в Голландии хотели только торговать с Островами пряностей. Такое путешествие, сэр, обязательно требует года и даже больше – как в нашем случае. Ни одному кораблю невозможно иметь на борту запасы воды и пищи для столь долгой экспедиции. Поэтому время от времени мы старались закупить всё необходимое в различных европейских поселениях в Африке и Америке, но каждый раз нам давали от ворот поворот. Мы все были в отчаянии, ежедневно наблюдая смерть наших товарищей от голода и болезней. Нас поставили в безвыходное положение, и раз или два нам пришлось отнять силой то, что нам не хотели продавать. Да, это можно назвать пиратским деянием, но любой предводитель на нашем месте прибегнул бы к нему. В том числе и вы, господин Тадатуне.Тадатуне пристально посмотрел на него и повернулся к отцу.– Не дайте словам этого человека затуманить ваш разум, господин Таканава! – вскричал священник. – Именно поэтому его и избрали отвечать за всех пиратов в тяжёлую минуту. Всё, что он ни скажет, – ложь, и по одной простой причине. Он утверждает, что этот корабль, весь флот, частью которого являлся этот корабль, покинул Европу только с целью торговли с Востоком. Так пусть же он объяснит, сэр, пусть он скажет – зачем восемнадцать пушек стояли у портов по бортам корабля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49