Помня о своей первой реакции на такую еду, князь и сейчас не мог сказать, что полюбил пищу монахов. Путешествуя в одиночку, Суйюн не стал бы тратить времени на приготовление подобного блюда, но ради Комавары он делал уступку. Очевидно, молодому князю ни разу в жизни не довелось готовить.
— Серая что-то прихрамывает. Она не сможет нести поклажу раньше, чем через день.
— Мы можем переложить часть груза на наших пони, — пожал плечами Суйюн, — или даже обойтись без каких-то вещей.
— Ты прав, брат, но если мы нагрузим наших лошадей, то не сможем ехать быстро.
— Значит, поедем медленно, ничего не поделаешь.
— Послушай, что-нибудь вообще может вывести тебя из терпения, брат? Ты когда-нибудь… — Комавара оборвал себя на полуслове.
— Если бы нетерпением можно было помочь делу, я бы проявил его, князь Комавара.
— Прости, Суйюн-сум, заботы одолели меня.
— Не извиняйтесь, князь Комавара. Мы отправились в трудный путь. — Суйюн улыбнулся. — Впредь я постараюсь быть слегка нетерпеливым.
Весь день они провели в лагере. Суйюн медитировал, поэтому не ел и не пил. Комавара спал, насколько ему это удавалось, а в часы бодрствования беспокойно ходил взад и вперед по песку. Он как мог подлечил ногу хромавшей кобыле, и к вечеру она уже была в состоянии передвигаться на небольшие расстояния — разумеется, без всякой поклажи. Двум другим пони пришлось нести на себе дополнительный груз, отчего они шли гораздо медленнее.
Ночью ветер донес обрывки голосов. Комавара предположил, что это всего лишь ветер бормочет среди камней на своем странном языке, однако Суйюн усомнился в верности предположения. Они спрятались и некоторое время молча выжидали, но скоро убедились, что ветер, принесший звуки, просто-напросто исказил их собственные голоса.
Они двинулись дальше, уже осторожнее, и к восходу нашли подходящее место для привала, которое было защищено от ветра и предоставляло несколько различных путей отступления.
Суйюн взялся дежурить первым. Спать ему не хотелось: сны мучили его вопросами, на которые он не знал ответов, и чувствами, доселе неиспытанными. Его думы часто возвращались к встрече с юной послушницей на канале и тому, что он от нее узнал. Информация была настолько важной, что весь ее глубинный смысл с трудом укладывался у него в голове.
Нередко он ловил себя и на мыслях о княжне Нисиме, при этом к воспоминаниям о дочери его господина примешивался образ Безликих Любовников, высеченный в гигантской скале ущелья. Часто лицо статуи приобретало черты Нисимы, хотя облик того, кого она обнимала, постоянно менялся. Порой Суйюн видел этого человека смутно, будто смотрел на отражение в воде, и тогда понимал, что возлюбленный Нисимы — он сам.
Монах стыдился своего слабоволия и в то же время испытывал подспудное чувство неповиновения, в котором не хотел признаваться даже себе: у инициата зародилась мысль о том, что собратья по ордену лгали ему; подозрение постепенно разъедало его сознание подобно пустынным пескам, наползавшим на земли степей.
Путники поели и тронулись в путь еще до рассвета. Длинный переход прошлой ночью не пошел на пользу серой кобылке, но дневной отдых восстановил ее силы, и она смогла двигаться дальше, хотя и еще медленнее, чем раньше.
— Разве над ним нет старшего? — поинтересовался князь. Они говорили о монахе, которого встретили у источника.
— Над каждым членом нашего ордена стоит старший, за исключением Верховного Настоятеля. Я спрошу насчет брата Хитары, когда мы вернемся. Монахам нельзя находиться здесь без разрешения префекта Сэй, это я знаю точно. — Внезапно Суйюн осадил пони. — Ветер доносит какой-то шум!
Комавара потянулся к несуществующей рукояти меча и тревожно огляделся.
— Ничего не слышу.
Суйюн закрыл глаза и покрутил головой из стороны в сторону.
— Люди. Впереди нас.
Монах и князь не мешкая повернули лошадей и тут заметили троих дикарей, которые в облаке пыли спускались по крутым склонам ложбины. В руках они держали обнаженные мечи, но нападать не собирались, как будто им было достаточно отрезать монахам путь к отступлению. Комавара развернул пони и обнаружил, что с другой стороны скачут еще трое варваров.
Всадники что-то отрывисто прокричали друг другу и начали медленно сближаться. Комавара проклинал себя за то, что не взял оружия, и, отпустив поводья серой кобылки, вытащил прикрепленный к седлу посох.
— Разбойники, — определил Суйюн. — Они убьют нас, чтобы поживиться нашим добром. Они не предполагают, что мы знаем их язык. Те, что впереди, набросятся на нас, а те, что сзади, прикончат. — С этими словами Суйюн слез с лошади.
Комавара было запротестовал, потом вспомнил, как Суйюн действовал в пещерном храме, и до него дошло, что монаха не учили сражаться, сидя в седле. Молодой князь тоже спешился.
— Они уже рядом, брат, — предупредил Суйюн. Голос его прозвучал глухо и откуда-то издалека. — Когда они нападут, направь лошадей на тех, кто сзади. Это даст нам время справиться с первыми тремя.
Варвары издали воинственный клич и бросились в атаку. Комавара легко толкнул испуганных лошадок. Князь вовремя обернулся и увидел, как Суйюн встал в боевую позицию перед первым бандитом. Дикарю было нечего терять, и он широко, сверху вниз взмахнул мечом, целясь между шеей и плечом противника. Рука Суйюна молниеносно взметнулась вверх, описав такую же дугу, и парировала удар, так что лезвие скользнуло вбок, не причинив ему вреда. Одновременно он рванулся вперед и схватил дикаря за волосы, с силой потянув его на себя. Разбойник рухнул на колено рядом с Суйюном, который стремительно развернулся и одним бесконечно плавным движением эфесом вперед кинул Комаваре клинок дикаря.
Князь прыгнул на помощь монаху, но опоздал. Двое следующих бандита упали в песок так же быстро, как и первый. Их совместная атака захлебнулась: Суйюн изменил направление их ударов, и они опустили мечи, чтобы не выпотрошить друг друга.
Комавара занял оборонительную позицию — из облака пыли появились трое дикарей, которым чуть раньше пришлось уворачиваться от бегущих в панике пони. Клубы едкой пыли начали оседать, и северянин отчаянно заморгал, но, по-видимому, дикари мучились не меньше его. На этот раз ни один из них не проявил особой прыти или храбрости, и на Комавару навалились все трое. Это было не случайное нападение, а согласованная атака с целью убить его. Если бы не их нежелание рисковать собой, им вполне удалось бы справиться с Комаварой с первой попытки. К счастью, молодой князь не зря заслужил репутацию искусного мечника. Он попятился, притворяясь, что в страхе отступает, пока один из дикарей не сделал длинный выпад, закрывая собой второго, и тут же упал, наткнувшись на сверкнувший в воздухе меч Комавары. После этого юный князь снова встал в защитную стойку, отбиваясь от двух более осторожных противников.
Более рослый из двоих внезапно ринулся прочь, а его напарник прыгнул на Комавару как раз в ту секунду, когда князь обернулся посмотреть, где монах. Князь резко развернулся, собираясь преследовать убегающего дикаря, однако понял, что тот отскочил в сторону не из трусости, а чтобы отвлечь Суйюна.
И снова князь увидел, как хрупкий монах отразил удар меча голой рукой. Суйюн просто зажал лезвие в ладони и удерживал его, точно оно и не было острым. Ладонью свободной руки инициат плашмя оттолкнул от себя варвара с силой, показавшейся Комаваре просто невероятной. Разбойник, которому Суйюн едва доставал до плеча, ударился о валун и неподвижно распростерся на земле в оседающей пыли.
Окинув взглядом поле боя и убедившись, что враги, хотя бы временно, не представляют угрозы, Комавара подошел к монаху и взял у него меч, а потом, совершенно забывшись, схватил его за руку и внимательно осмотрел ладонь.
— Как получается, что у тебя на руке не осталось следов?
Суйюн ответил не сразу, и князя поразило странное выражение глаз инициата. В бою он входит в транс, догадался Комавара. Когда монах заговорил, северянину показалось, что слова даются Суйюну с трудом.
— Просто не позволяй лезвию вонзаться в кожу. Я заработал немало порезов, пока научился этому. Прежде всего рука должна уловить скорость, с какой движется меч, а как только ты крепко схватил лезвие, его можно отвести в любую сторону.
Объяснения монаха изумили Комавару. «В этом путешествии каждый день сталкиваешься с невозможным», — подумалось князю. Он снова уставился на руки Суйюна, словно в них крылась разгадка фокуса.
Один из поверженных Суйюном дикарей перекатился на спину и застонал. Комавара быстро подошел к нему и связал своим поясом. Князь дрожал от ярости и еле сдерживался, чтобы не прикончить беззащитного. «Они грабят мою страну, — думал он, — они лишили жизни близких мне людей, моих родных; они никогда не оставят нас в покое». Князь туго затянул узел, а когда поднял голову, заметил, что Суйюн пристально смотрит на него. Комавара подавил гнев.
В куртке дикаря они нашли кинжал, нож для снятия шкур и кошель. Других вещей у него при себе не было.
— Надо бы их связать, брат, хотя я не знаю, что с ними делать.
Суйюн вернулся к тем двоим, с которыми дрался Комавара, и обнаружил, что они мертвы. Ненависть в глазах юного князя поразила его. Короткая молитва о душах варваров и прощении — все, что он мог сейчас сделать.
Первый из связанных дикарей пришел в сознание и теперь в страхе переводил взгляд с монаха на князя. Суйюн увидел, что, несмотря на залегшие на загорелом лице морщины, дикарь вовсе не стар. Мальчишка, подумал Суйюн, не старше их самих, а то и моложе.
— Посмотри-ка, Суйюн-сум, — промолвил Комавара и протянул руку. В кошеле варвара князь нашел золотые монеты — точно такие же были у дикарей, напавших на Сэй в последний раз: квадратные, прекрасной чеканки, с круглым отверстием посередине.
— Грабить их заставляет не нужда, — сказал князь — с нескрываемым презрением.
Суйюн кивнул.
— Они говорят на языке хадза-маль, наречии охотников западных степей. Не знаю почему, но они сильно удалились от своих земель.
— Это не охотничьи клинки, Суйюн-сум. К тому же при них нет ни копий, ни луков. Только это. — Комавара взвесил на ладони нож для снятия шкур. — Интересно, на кого они охотятся?
Монах обернулся к варвару и спокойно обратился к нему на его родном языке.
— Почему ты напал на нас, кочевник? — спросил он. — Мы не собирались причинять тебе вред.
Варвар молча смотрел то на Суйюна, то на Кома-вару, пока князь не выставил меч на изготовку. Дикарь вперил глаза в лицо князю и заговорил — тихо, без гнева и негодования в голосе.
— Он говорит, что они последовали за Гензи, своим предводителем — одним из тех, что наткнулся на ваш меч, князь, — перевел Суйюн. — Гензи хотел напасть на нас, а они были против этого.
— Почему?
Монах терпеливо задал вопрос.
— Он говорит, что не знает, но явно лжет.
— Каким словом у них обозначается ложь? — спросил князь.
— Малати.
Комавара приставил острие меча к шее дикаря и повторил:
— Малати.
Варвар снова заговорил, быстрее и другим тоном.
— Гензи был нужен наш «ботара дену» — кажется, так. Приблизительно это означает что-то вроде «камень силы». — Суйюн сунул руку под одежду, извлек нефритовый кулон на цепочке и показал его варвару. Глаза дикаря расширились, и он энергично закивал, насколько позволяло приставленное к горлу лезвие. — Он говорит, они убеждали Гензи, что эта попытка принесем им… несчастье. Плохой перевод, но по-другому не скажешь.
— Что Гензи собирался делать с камнем? — спросил Суйюн и снова прислушался к словам пленника.
— Он хотел подмазаться к хану, которому нужна сила камня, — перевел монах. — Эти люди — члены племени, которое не поддерживает хана. Он утверждает, что в обмен на «ботара дену» они рассчитывали получить от хана золото. Похоже на полуправду, князь.
Комавара опустил меч.
— Лучше пусть лжет, Суйюн-сум. Мы скорее узнаем истину из его лжи, чем докажем ему важность правды. Спроси его, откуда золото.
Суйюн обратился к варвару, и тот с готовностью заговорил,
— Он сказал, что люди хана платят им за лошадей, но это тоже неправда. — Инициат задал еще один вопрос. — Он говорит, что никогда не совершал набегов на Сэй. Кажется, он не врет.
Не дожидаясь следующего вопроса, варвар что-то залопотал. Комавара видел, что тот явно нервничает.
— О чем он, брат?
— Налетчикам тоже раздают золото. Это награда за храбрость и плата за то, что они не похищают сэйянских женщин. Хан запретил увозить их.
— Странно.
— Он твердит, что заработал деньги честной торговлей и что ничего не имеет против жителей Сэй.
Комавара презрительно фыркнул, отчего дикарь вздрогнул. Его взгляд метался между Суйюном и мечом князя.
— Итак, где же он взял монеты, если не получал их от хана?
— Думаю, он просто разбойник, князь Комавара. Кому-то из враждебного племени не повезло.
— Спроси его, пожалуйста, кто этот хан и откуда берет золото.
Суйюн вполголоса заговорил на языке дикаря, тон которого сразу переменился: теперь в нем слышался благоговейный ужас.
— По его словам, хан — сын бога пустыни. Он сильнее двадцати воинов и голыми руками выжимает из камней золото, чтобы вознаградить достойных. Сильные мира сего боятся хана, даже император Ва платит ему дань и пообещал отдать ему в жены своих дочерей. Хан нашел священное место, где захоронены кости дракона. Это место называется «Ама-Хадзи» — Сердце Пустыни. Никто не выстоит перед ханом; все мужчины — его слуги, все женщины — его наложницы.
— Этот дикарь — совершенный безумец, — выразил свое мнение Комавара.
— Вряд ли, князь. К тому же он явно верит в то, что нам рассказал. Природа иных религий, за исключением Истинного Пути, зачастую глубоко влияет на умы людей и уводит их прочь от Ботахары. Немногие способны отыскать Путь среди сотен ложных дорог. Путь извилист и труден; на нем нет ни золота, ни готовых ответов.
— Дикари, — пожал плечами Комавара. — Что будем делать с этими? — Он указал на собратьев пленника, уже начавших подавать признаки жизни.
Суйюн снова обратился к связанному варвару, и тот принялся что-то рассказывать. Он говорил серьезно и долго. Суйюн слушал его, изредка кивая, и не переводил, пока дикарь не умолк.
— Он сказал, что недалеко отсюда стоит армия хана, но если мы освободим его, он не пойдет к хану, а вернется в свое племя. Он клянется, что никогда не причинит вреда жителям Ва и членам нашего ордена. Он также сказал, что, если мы подарим ему жизнь, он будет нашим «тха-телор», то есть должником. В обмен на его жизнь мы можем потребовать деньги или услугу. Он предлагает нам свое золото. Полагаю, на сей раз он говорит правду.
— Правду! — вскипел Комавара. — У них нет чести, брат. Очень щедро с его стороны предлагать нам золото, когда он связан и беспомощен, а монеты уже у меня в руках.
— В моем ордене принято считать, что у варварских племен есть свой кодекс чести, князь. Он отличается от моего или вашего, но все же это закон, и они связаны его правилами так же, как вы и я.
— Мой кодекс чести не позволяет мне отнять жизнь у безоружного, однако я уверен, что нам следует поступить именно так — ради своей безопасности и безопасности Сэй. Понимаю, ты не можешь в этом участвовать, брат, но, по моему твердому убеждению, это самый разумный выход.
— Эти люди принадлежат к одному роду. Если мы увезем одного из них, другие не посмеют поставить под угрозу его жизнь. Думаю, нам стоит взять его с собой. Нам все равно не обойтись без проводника.
— Брат Суйюн! Его сородичи тут же побегут к хану. Не зря же дикарь упомянул, что хан хочет заполучить талисман — такой, как тот, что у тебя на шее. Если поблизости есть хоть небольшая армия, неизвестно сколько человек помчится за нами в погоню. Как только они узнают, что мы здесь, нам от них не скрыться — здесь я бессилен. Прости, я считаю это неразумным.
— Хан не любит этих людей, князь Комавара. Прийти к нему без подношений, с одними выдумками, очень опасно. Эти трое действительно станут нашими тха-телор, они чтут свой закон. Если недалеко отсюда и вправду стоит армия, мы должны воочию убедиться в этом и оценить ее размеры. С помощью проводника мы сбережем драгоценное время.
— Можешь спросить его, насколько велика армия?
Суйюн перевел вопрос, и дикарь энергично закивал. Он понимал, что сейчас решается его судьба, и горел желанием угодить монахам.
— Он сказал, что воинов не перечесть; он своими глазами видел войско, и, чтобы объехать весь лагерь, потребуется полдня.
— Он лжец, безумный лжец! Даже в сотне пустынь не найдется столько варваров, чтобы составить половину такой армии.
Суйюн опять заговорил с дикарем.
— Пусть его слова кажутся невероятными, князь Комавара, но этот человек не лжет. Он и его соплеменники видели армию всего пять дней назад.
— Да помилует нас Ботахара! Я молюсь, чтобы это было не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53