В каждом войске есть шаманы, и, когда наши друзья подойдут поближе, я смогу общаться с ними мысленно.— Но и враги способны делать это? — уточнила Истер. — Да, особенно хорошим положение не назовешь. Либо ждать, когда враги сосредоточат атаку на союзниках, и ударить им в спину, либо подставиться самим, чтобы союзники смогли нанести решающий удар.— И ни в том, ни в другом случае нельзя надеяться на полный успех, ибо, сколько бы ни приходило друзей нам на помощь, врагов будет в пять-шесть раз больше, — сказал Клахар. — Итак, Ракош, Длинный Лук, теперь вы знаете положение. Ответьте же мне, могу ли я надеяться на вашу помощь? Достанет ли вашего могущества, чтобы истребить врагов и защитить воинов Калу?Истер ждала этого разговора и обдумала его загодя, еще во время вылазки. И все же, прежде чем ответить, она лишний раз присмотрелась к Клахару, пытаясь понять, чего больше в его вопросе, заботы вождя о подчиненных или военной хитрости. Ведь он не может не понимать, что в Закатном мире магические возможности Истер ограниченны, и наверняка хочет точно знать их предел. Нет ли здесь желания выявить слабые стороны противника?Если да, то с Клахаром придется распрощаться раньше, чем ей бы того хотелось.— Не так многое мне под силу здесь, как в родном мире, но без моей помощи ты не останешься. Не будем загадывать наперед.— Но не нужно ли совершить какие-то приготовления сейчас, пока не началась битва? — не унимался Клахар, которого, естественно, такой обтекаемый ответ устроить не мог.— Только одно, пожалуй, — изобразив задумчивость, сказала Истер. — Вели своему войску собраться на площади. Они должны будут подходить к нам десятками, и мы будем вливать в их оружие особую магическую силу.Клахар поднялся.— Это нужно сделать как можно быстрее. Собирайтесь и выходите на площадь.Дверь за ним закрылась. Никаких больше вопросов — скверно. Знает ли он наверняка, что именно собралась сделать Истер? И если да, то догадывается ли, что это чуть ли не единственное, что она может себе позволить в Закатном мире? А если нет — не подтолкнет ли его эта догадка к необдуманному шагу? Хотя уж в необдуманности поступков Клахара можно заподозрить в последнюю очередь. Эта бестия ничего не сделает просто так.Выждав, когда шаги Клахара стихнут в коридоре, Истер зашептала на ухо Длинному Луку:— Джок, любимый, у меня к тебе большая просьба.— Все что пожелаешь.— Для колдовства мне нужен будет твой меч. Ты будешь держать его в руке, чтобы орки могли коснуться его кончиками своих ятаганов, а я буду творить волшебство. И вот моя просьба: думай в это время обо мне. Иначе… мне придется нелегко.— Это не проблема, — широко улыбнулся Джок, притягивая девушку за плечи.— Во время колдовства туманные образы будут смущать твой взор. Если ты им поддашься, мне будет очень тяжело. Понимаешь, милый? Думай только обо мне, так ты поддержишь меня. Вспоминай все, что угодно, вспоминай нашу страсть…— Перед этими воспоминаниями никакие туманы не устоят. От мыслей о тебе невозможно отвлечься…— Смотри же, не забудь.— Почему ты так беспокоишься? Послушай меня, Истер, — он взял ее лицо в ладони и поцеловал — не со страстью, как обычно, а с глубокой нежностью, какую трудно было предположить в нем, — хочешь верь, хочешь не верь, но я никогда тебя не забуду. Мне уже давно наплевать на Изабеллу, а вместе с ней на всех остальных женщин, да что там, вообще на всех людей. И того убогого чужеземца я хочу убить не за прежние обиды, а за то, что он встает на нашем с тобой пути. Я никогда не забуду тебя.И снова Истер была поражена тем, насколько отличается нынешний Джок от того Длинного Лука, которого она еще недавно собиралась использовать как инструмент на двух—трех шагах по тропе избранной судьбы. Она почувствовала, как горячо прокатилась слезинка по правой щеке, подняла руку, чтобы смахнуть ее, но вместо этого положила прохладные тонкие пальцы на теплые руки Джока и сказала:— Я люблю тебя.Это был последний раз, когда они говорили о чувствах.Благоразумный Клахар, конечно, не стал сгонять на площадь всю свою армию, он распорядился, чтобы сотни подходили одна за другой, а потом возвращались на свои посты. Сам он расположился неподалеку, но Истер сразу подошла к нему со словами:— Неразумно вождю в такой миг оставлять стены. Тебе лучше уйти, Клахар. Я опасаюсь, что, если рядом будет столь могучий шаман, это затруднит мое колдовство.— Твой совет кажется мудрым, Ракош, — легко отступился Клахар. — За меня здесь распорядится Раххыг. Но мне бы хотелось, чтобы и мой клинок испытал благодатное воздействие твоих чар.— Оставь меч Раххыгу, — не моргнув глазом ответила Истер. — Если мои чары пойдут на пользу ему, я сделаю это.Ее встревожило то, что Клахар сразу согласился уйти. Как будто он в точности знает, какое именно колдовство собирается проводить юная ведьма. Но если на самом деле это не так, она не собиралась оставлять ни малейшего шанса, чтобы дьявольская тайна клинка Рота стала известна Клахару — и Джоку. Остальные просто не сумеют что-либо понять, но эти двое… Потому и постаралась она одного из них удалить — ибо опасалась его, а другого отвлечь — ибо опасалась за него.Клахар ушел, Раххыг сделал знак, и первый десяток орков с ятаганами наголо выстроился перед людьми. Истер глубоко вздохнула.— Обнажи Цепенящее Жало, Джок, и протяни вперед… Глава 22ОСАДА КАЛУ Джок Длинный Лук отступил в тень башни и любовно провел пальцем по оперению Вздохов Тьмы. Замечательное оружие! Стрелять из этого лука — поистине все равно что дышать, зная, что дыхание не прервется никогда. Не зря оно создано бессмертными руками…Он вновь посмотрел на лагерь противника. Пока передовые отряды прощупывали оборону Дома Калу, остальные штурканы успели неплохо устроиться: по всей долине пестрели шатры из тонко выделанных шкур, изукрашенные какими-то дикими узорами и увенчанные вымпелами и хоругвями кланов. Было видно, что до сих пор через Тихий Лог тянутся повозки, но основные силы Дома Штурки и его союзников уже разместились в долине.— Славно поразмялись, — крякнул невесть откуда взявшийся поблизости Раххыг. В узловатых лапах его покачивался окровавленный ятаган: в одном месте врагам почти удалось взобраться на стену, и он первый встретил их сверкающей сталью. — Но это все мелочи, а вот сейчас будет настоящее дело.И впрямь новоприбывшие штурканы, как и их предшественники, не давая себе роздыху, уже строились для атаки. Не все, конечно, но из-за обилия движения в стане противника казалось, что не меньше двух третей их армии собирается идти на штурм.На стене появились орчихи, они разносили еду и питье. Джок обратил внимание, что все они были вооружены и облачены, за неимением доспехов, в тяжелые кожаные жилеты — достаточно, впрочем, крепкие, чтобы поспорить с иными доспехами. Его тоже не обошли вниманием. Молодая, тоненькая орчиха, считавшаяся, наверное, первой красавицей своего племени, явно смущаясь, поднесла ему кубок с терпким, легким вином, от которого кровь заиграла в жилах.— Женщины тоже будут драться? — спросил он, когда она отошла.— Только если будет особая нужда, — невнятно прорычал Раххыг, разрывая клыками полоску солонины.Свой «обед» Длинный Лук, вежливо приняв, положил в поясную сумку. До тех пор пока не оголодает настолько, чтобы не жалеть времени и челюстей на поединок с этой подошвой.— А нужда, боюсь, придет, если Клахар не выдумает чего-нибудь этакого, — продолжил Раххыг, расправившись со своей трапезой. — Видишь, сколько их понабежало? Аж до кладбища расселись. Вон на том холме севернее Тихого Лога — там мы хороним своих. Для кого-то это ерунда, а я так считаю: кладбище не трожь, там орки лежат не чета нынешним.— А может, точно такие же? — пожал плечами Длинный Лук. — У нас так все в одной земле лежат. Или вы хороните только лучших из лучших?Раххг решительно мотнул головой:— Все, кто ушел, стали лучше. Это шаг судьбы — схаас.— Что такое «схаас», Раххыг? — спросил Длинный Лук. — Я все время слышу это слово.— Потому что схаас — это все. Ты и госпожа Ракош — схаас, эта битва — схаас. Жизнь и смерть — схаас. Все, что суждено, предсказано или не предсказано. Все, на чем лежит печать Судьбы… Нет, твоим языком не объяснить господин, уж не сердись.«Занятное слово, — усмехнулся про себя Длинный Лук. — Что бы ни случилось, все можно им объяснить. У нас чуть что, каждый рад искать крайнего, а у них просто говори: схаас! — и все успокоятся…» Нет, несмотря на иронию в мыслях, Джок чувствовал за этим словом какую-то неясную, но могучую силу. «Я — схаас? И вся моя жизнь?» Ему припомнилась цепочка событий, которая привела его на стены Дома Калу. С чего все началось? С похода за сокровищами лепрекона? Нет, с чужака, с юродивого. Или с убийства Волчьего Клыка? Или с первого поцелуя Истер? Так можно дойти и до мига собственного рождения. А ведь была же и другая цепочка — та, что отдала доспехи Рота в руки старой ведьмы. И еще цепочка — к ней же приведшая Истер…Все — схаас. И то, что каждая цепь еще куется — тоже схаас. Джок улыбнулся:— Не беспокойся, Раххыг, я отлично понял тебя.Ему даже показалось, что он понял нечто большее. В ту минуту, глядя на рвущуюся вверх по склону орду, он подумал о том, что, может быть, тот же Раххыг не понимает слово «схаас» во всей его полноте: он сжился с этим словом, привык к нему как к воздуху, но едва ли задумывался над тем, волен или не волен он отделить цепь своей судьбы от других, либо сплести с теми, что нужны ему. Вдруг стали ясны и опасения Истер насчет доспехов Рота — Джок словно собственными глазами видел, как малы звенья его цепи рядом со звеньями наследия Рота, как легко он может вковатъся в чужую цепь…Ну нет, это не для королей! Ибо король сам разделяет и свивает цепи. И если сейчас жажда боя закипает в нем, то лишь потому, что это согласно с его личной потребностью, с его шагом судьбы.«Хочешь омыться кровью? — мысленно обратился он к своему доспеху. — Тогда служи мне верой и правдой».Доспех не ответил. Признал волю хозяина — или просто не снизошел к стрекотанию смертной букашки?Время покажет…— Смотри, Длинный Лук, — оскалился Раххыг. — Впереди идут урсхины. Когда-то мы научили их, на свою голову, одной штуке…В первых рядах двигались рослые орки со стальными обручами на головах и большими наплечниками на левом плече у каждого. Бежали они попарно, держа в лапах длинные шесты. Лучники на стенах подняли оружие, но, прежде чем урсхины показали «калунскую штуку», их опередили массы штурканов с приставными лестницами — вдруг прибавив скорость, они вырвались вперед, отвлекая внимание от урсхинов. Им и достались первые стрелы. Штурканы бежали, неся над головами щиты, и все же падали один за другим, но вот из толпы атакующих защелкали ответные выстрелы. Калунские лучники прятались за зубцами стены и били почти наугад, хотя промахнуться было трудно.Три стрелы клюнули Длинного Лука в грудь и в плечо, отскочили, жалобно зазвенев. От четвертой он едва увернулся, спасибо, чутье помогло, иначе в лучшем случае лишился бы половины лица. Ему тоже пришлось встать за один из зубцов. Теперь и Вздохи Тьмы летели реже, однако Джок не беспокоился, понимая: это дело будет решаться не стрелами.Волна штурканов подкатила к стене. Вниз полетели камни, глиняные сосуды с маслом и горящие угли с жаровен. Несколько лестниц стукнулись о край стены. Калуны сбросили их при помощи багров, но многие поплатились за это жизнью: поток стрел и булыжников из пращ снизу не ослабевал. Все новые лестницы возникали между зубцов, штурканы стремительно поднимались по ним.Длинный Лук убрал Дыхание Тьмы и сомкнул пальцы на рукояти меча.— Смотри! — крикнул ему Раххыг, указывая вниз.Джок увидел, как замешкавшиеся на первый взгляд урсхины, выбрав момент, вновь устремились вперед. И случилось невероятное. Первый орк в каждой паре, опираясь на шест, побежал по стене с такой же легкостью, с какой до этого бежал по земле!— Ловко? — ухмыльнулся Раххыг, выпрямляясь. Он словно восхищался врагами. Ну да, ведь эту «штуку» выдумали сами калуны.Около дюжины урсхинов мигом оказались на стене. Вот первый из них прыгнул, опрокинув сразу двоих калунов. Удар ногой — и угли из перевернутой жаровни на мгновение задержали орков справа от урсхина, на тех, что слева, он набросился сам. Еще один его соплеменник, взбежав на стену, был пронзен хопьем, зато третий, увернувшись от летящего к его шее ятагана, ткнул своим коротким прямым клинком противника в пах, другого оглушил ударом небольшого щита.Как раз на него и налетел Раххыг. Сотник рванулся вдоль стены, точно разъяренный буйвол, только что не сбрасывая вниз своих. Как ни ловок был урсхин, против Раххыга он не мог устоять. Маленький щит раскололся от первого же удара, потом едва заметный глазу поворот ятагана подбросил в воздух короткий клинок, и не успел тот еще упасть, как вслед закувыркалась отсеченная голова. Раххыг толкнул слишком медленно падающее тело и устремился дальше — там два урсхина пробились друг к другу и дрались спина к спине.Рядом возникла над стеной голова штуркана — Раххыг снес ее не глядя и обрушился на урсхинов. Под его натиском противник отшатнулся, толкнул своего товарища, замешкался на миг и упал, располосованный надвое. Второй повернулся к Раххыгу, отразил один удар, но тут же был убит в спину.Еще одного урсхина убил Джок, двоих сбросили вниз другие калуны. Однако дерзкая атака уже сделала свое дело — штурканы выиграли несколько мгновений и хлынули на стену. Их были десятки и сотни, они поднимались по лестницам, по веревкам с крючьями.В воздухе промелькнули крылатые тени: пользуясь неразберихой рукопашного боя, несколько крайзошей прошли почти вровень со стеной, и стрелы их лучников смели десятка полтора калунов. Казалось, ничто уже не сдержит пестрого натиска врагов.Однако воины Калу не оставляли стену. Те, кому не хватало места на стене, терпеливо ждали на лестницах — трех каменных и десятке приставных — своего часа и без промедления занимали места павших. Их ятаганы разили без пощады. Если сначала не все верили в колдовство Истер, то теперь не оставалось сомнений, что в эти изогнутые клинки вошла какая-то особая сила. Они летали как живые, легко взмывали вверх, а опускались, будто потяжелев, они стали острее, они не увязали в разрубленных телах и доспехах. Они крушили и крушили, и каждый сверкающий взмах достигал цели, сметая все на своем пути.Раххыг скользил вдоль тонкой линии боя, неизменно появляясь там, где штурканам улыбалась удача, налетал вихрем, убивал, сметая двоих—троих врагов за время одного удара сердца — или за один толчок крови, как говорилось у орков, — и уходил, предоставляя заканчивать дело другим калунам. Судьба хранила его: штурканы быстро приметили опасного противника и, не сговариваясь, нападали на него сразу по три—четыре орка, не меньше. Но Раххыг умел не только подминать свирепым натиском, он уходил в глухую оборону, связывая нескольких противников, и уже через пару толчков крови кто-нибудь приходил к нему на помощь.Но куда страшнее и свирепого сотника, и всех воинов Калу, вместе взятых, был Длинный Лук. Он не порхал по узкой ленте боя, со стороны его движения могли бы показаться даже медлительными. Он просто шагал вдоль стены, а враги шарахались от него, даже если не видели — просто по велению воинского чутья. Те же, кто не успевал этого сделать, или те, кому чутье изменяло в роковой миг, не всегда и сопротивлялись — ужас ослеплял их, и Цепенящее Жало собирало обильную жатву. Одного за другим, одного за другим…И вот наступил момент, когда большая часть штурканов была сброшена со стены. Одна из лестниц, облепленная орущими орками, упала вбок, увлекая за собой вторую, стоявшую слишком близко, смахивая орков и с веревок. Вниз опять полетели камни. Еще одну лестницу очистило неловко упавшее тело. Четвертую отбросили, и она рухнула, как в болото, в колышущееся у подножия стены море врагов. Запели стрелы, загудели пращи. Теряя воинов на каждом шагу, штурканы отхлынули.— Схаас! — взревел Раххыг, потрясая ятаганом, и калуны подхватили его клич с такой силой, будто намеревались ором если и не добить штурканов, то хоть расколоть камни на их пути.Однако ликование тут же было прервано мощным ударом, потрясшим ворота. Оказывается, пока шел приступ, урсхины, не участвовавшие в бою, успели приготовить еще одну «штуку»: собрали и установили под склоном шесть пятнадцатифутовых луков, точнее сказать, самострелов на огромных ложах. Натянуть тетиву этих чудовищных сооружений можно было только с помощью двойного ворота, для чего при каждом состояли четверо мускулистых орков. Еще двое укладывали на ложе внушительных размеров дрот, не то окованный железом, не то сделанный из него целиком. Двое других орков, выслушивая указания третьего, ворочали вставными рычагами, поправляя прицел, и, наконец, на всех разом кричал десятник, никуда толком посмотреть не успевавший, к рычагам не прикасавшийся, но уверенно ругавший каждого, надо думать за леность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65