Первая волна уже хлынула на болота, не боясь воды, которая могла разъесть их высохшие тела.
Через несколько минут они доберутся до пригорка. Повсюду с лязгом метались кости, мерцая магическим огнем. Холодная тень накрыла путников, и они увидели, как вздымается над гробницей демон, заслоняя собой рассвет. Он все рос и рос, всасывая в свою воронку пыль и камни. Что-то светлое мелькнуло у ворот, и в гуще вампиров, льющихся из города, возникло замешательство. Они расступились, словно разделенные невидимой рукой, и между ними пронеслось серое пятно. Джайал уже видел, что это конь, скачущий галопом. Этого серого в яблоках коня он узнал бы повсюду: Туча! Точно в свои молодые годы, когда он носил барона Иллгилла на охоту, он мчался по дороге, будто она была вымощена камнем, а не колючими костями. Вскоре Джайал узнал и всадника, вцепившегося ему в холку: это был Фазад, мальчик из трактира. Вампиры не могли даже коснуться лошади и наездника — Туча летел так, словно старший Иллгилл снова приказал ему вынести своего сына с поля битвы. Фазад, единственный из всех жителей Тралла, сумел бежать из города.
Фазад намертво вцепился в серую с белыми прядями гриву коня. Всю ночь, с тех пор как вампиры вломились в гостиницу Скерриба, Туча носил его по городу. В поисках безопасности они перебирались с места на место — конь чутьем избегал многочисленных сборищ вампиров. Тем не менее, их несколько раз окружали, но конь прорывал кольцо, топча вампиров, и уносился прочь. Уже стало светать, когда Фазад, устало подняв голову, увидел, что они оказались около городских ворот. Он удивился, как это конь принес его сюда, но вокруг было тихо, и за последний час они не встретили ни одного вампира.
Небо становилось все светлее, и Фазад впервые подумал, что им, пожалуй, все-таки удастся спастись. Но тут со всех сторон сразу послышался гул — из боковых улиц к воротам валом валили вампиры. Почему-то не учуяв Фазада, они сняли засов с ворот и потекли наружу, сотня за сотней. Впереди в сером свете брезжила мощенная костями дорога, но что-то странное творилось с ней: она извивалась и вздымалась, точно под ее полотном шевелилось что-то живое. Но Тучу это не смутило. С громовым ржанием конь встал на дыбы и ринулся в проем. Вампиры шарахнулись от него в обе стороны, и он вылетел на дорогу, не пугаясь костей, лезущих ему под копыта. Но вот кости остались позади, и копыта Тучи застучали по твердой земле. На юго-западе виднелось кольцо Огненных Гор, и Туча несся туда — к свободе.
— Лети, Туча! — крикнул Джайал — он словно наблюдал со стороны картину собственной скачки с поля битвы. Теперь он, подобно Манихею и остальным, что смотрели тогда ему вслед, собравшись вокруг отцовского шатра, знал, что он умрет, а Фазад будет жить. Конь и всадник исчезли в пелене тумана, и вампиры, пытавшиеся преследовать их, убедились в тщете своих попыток, примкнули к тем, что брели через болото к пригорку.
Джайал повернулся к Уртреду — им оставалось всего несколько минут до того, как вампиры доберутся до них. Разум его оцепенел, не в силах ничего придумать. Положение выглядело безнадежным. Демон, взвившийся над гробницей Маризиана, медленно повернул к ним голову, и холод пробежал по спине Джайала — холод, от которого мозг стыл в костях и паралич сковывал члены. Кости на болоте пришли в еще более неистовое движение. Костяные руки уже всползали на пригорок, клацая пальцами.
Но Уртред смотрел не на демона, а туда, где справа, ярдах в двухстах от них, светилась огнями пирамида черепов. Оттуда шел оглушительный шум, напоминающий пение цикад в летнюю ночь, и Уртреду пришлось прокричать, чтобы его услышали: — Надо идти к пирамиде!
Джайал отпихнул ногой первую из ползущих рук. В своем ли жрец уме? Раз черепа ожили, как и эти руки, они любого на куски разорвут. Но жрец продолжал кричать что-то, указывая на восток. Джайал проследил за его рукой. Над чернеющими утесами Тралла, за крутящимся телом демона, небо над восточными горами зажглось красной зарей — красный отсвет лежал на заснеженных вершинах и гряде облаков. Солнце готовилось взойти. Но на болотах пока что лежала густая тень, отбрасываемая утесами Тралла, — в ней вампиры могли ничего не опасаться. Надо взобраться повыше — туда, куда скоро упадут первые лучи солнца. И единственная возвышенность вблизи — это пирамида черепов.
Не раздумывая, четверо путников бросились к ней через лужу у подножия пригорка, отбрасывая ногами кости, цепляющиеся за одежду. Из камышей внезапно поднялся скелет, но Уртред треснул его сбоку по черепу — и череп разбился вдребезги.
Они уже достигли подножия пятидесятифутовой пирамиды. Черепа оглушительно трещали, каждый из них издавал тихий стон, как некогда его владелец, умирающий на поле битвы. Обрывки бесед, мольбы, нежных слов, последних мыслей смешивались в этом гаме. Четверо, стоя перед скрежещущим холмом, оглянулись назад. Вампиры уже расплескивали воду вокруг пригорка. Кости докучали им не меньше, чем живым, но они приближались неотвратимо — и были их тысячи. Уже можно было различить их изможденные лица и заплесневелые одежды — ветер, разгоняющий туман, донес даже запах бальзамических мазей.
Несколько черепов внезапно покатились вниз. Аланда уже начала карабкаться на пирамиду, но поскользнулась и сбросила их. Черепа упали к ногам Уртреда, бормоча что-то и ругаясь. Аланда снова полезла вверх, Таласса и Уртред за ней. Джайал заткнул Зуб Дракона за пояс и тоже полез, скользя по громко протестующим черепам, отдергивая руки от лязгающих зубов. Сорваться можно было в любую минуту. Джайал проследил за катящимся вниз черепом: первые вампиры уж добрались до пирамиды и тоже карабкались вверх.
Джайал был где-то на полпути, а все остальные — почти у вершины. С отчаянием он взглянул на восточные горы. Багровый отсвет над ними стал еще ярче — и вот первый луч прорезал небо и зажег склоны Огненных Гор на западе. Но громада Тралла все еще заслоняла пирамиду черепов от солнца, оставляя ее в тени. Похоже, игра была проиграна.
Уртред первым добрался до вершины. Джайал видел лица женщин, глядевших на них сверху, потом череп у него под ногой подался, и он начал падать. Рука Уртреда молниеносно, как атакующая змея, вцепилась в руку Джайала; тот чуть не лишился сознания от боли, когда остальные когти перчатки впились в него, — не помог и кожаный наручень. Джайал повис, скользя ногами по гладким черепам в тщетных поисках опоры. Кто-то ухватил его за лодыжку. Он взглянул вниз, увидел торжествующе разинутый желтозубый рот, лягнул ногой — и вампир покатился вниз, прихватив с собой еще двух. Но весь склон пирамиды уже кишел упырями. Рыдая от отчаяния, Джайал подтянулся вверх по руке Уртреда — Аланда и Таласса держали жреца за ноги — и оказался на вершине.
Уртред быстро встал, взглянул на багровеющее небо, словно ища в нем вдохновения, и резко взмахнул рукой сверху вниз. Огонь расцвел в воздухе и покатился вниз по пирамиде, обугливая покрытые лишайником черепа. Огненный шар ворвался в гущу вампиров — их сухая кожа вспыхнула, словно старый папирус, и пламя понеслось дальше неукротимой волной, сметая все на своем пути.
Джайал в отчаянии озирался по сторонам. Усеченная верхушка пирамиды образовывала площадку размером около десяти футов, середину которой отмечал почерневший от огня череп, — он, единственный из всех, не светился пурпурным бесовским светом. Джайал сразу же понял, что это череп Манихея, увенчавший пирамиду вместо головы того, кто ушел из рук Фарана: отца Джайала.
Над краем возникло лицо мертвеца — Джайал обнажил Зуб Дракона и обрушил на голову вампира, расколов ее надвое. Сухие мозги брызнули оттуда, как опилки. Джайал повернулся в другую сторону, но теснота на площадке мешала ему, позволяя наносить удары только сверху вниз. Другой вампир уже вылез к ним на вершину. Джайал столкнул его плечом за край. На другой стороне пирамиды метался Уртред, молотя железными перчатками упырей. Вот он отклонился назад, и оранжевое пламя вновь хлынуло из его рук. Когда дым рассеялся, вампиры исчезли. Закричала Таласса — прорвавший оборону вампир обхватил ее. Уртред тут же, ухватив его за нос и за горло, свернул ему голову. Таласса упала прямо на череп Манихея. Вампиры валом хлынули на площадку. Они вцепились в правую руку Джайала, и он качался из стороны в сторону, отбиваясь согнутым локтем. Кто-то ухватил его за ногу, стараясь повалить, — Джайал стряхнул вампира, но потерял равновесие и упал навзничь. Острые зубы блеснули над ним, готовясь укусить, но тут все вокруг залило красным огнем, и лицо вампира сползло с костей, точно облитое кипятком. Из глазниц повалил пар. Тело отклонилось назад и мешком свалилось с пирамиды. Джайал дико повел глазами вокруг: вампиры дымились в предсмертных корчах и рушились вниз.
Солнце, благословенное солнце, взошло на небо. Красный луч коснулся вершины скалы и залил своим сиянием пирамиду. Демон таял, распадаясь на мелкие облачка, трескотня черепов стала тише и скоро умолкла совсем. Джайал поднялся на ноги, наслаждаясь слабым теплом светила. Солнце быстро заливало восточный склон пирамиды, сметая вампиров, испепеляя их. Уцелевшие сгрудились в кучку на теневой стороне, сделавшись пленниками тени. Услышав рыдание, Джайал обернулся и увидел, что Таласса лежит, а Уртред с Аландой стоят рядом с ней на коленях. Струйка крови окрасила уголок ее рта, а лицо было еще бледнее, чем обычно. Шея слегка искривилась, и на ее мраморной белизне виднелось то, что походило на любовный укус, но любовник в порыве страсти укусил чересчур глубоко: из отметин зубов сочилась кровь.
Джайал знал, что это значит: достаточно и одного укуса. Он не убивает человека, но делает его другим. Зараза уже проникла в кровь Талассы: через месяц кожа ее начнет сохнуть, а глаза станут чувствительны к свету. Яд струится по ее жилам, бесповоротно меняя ее, — даже алая заря не в силах ее спасти.
В сердце Джайала словно нож повернули: он так радовался тому, что остался в живых, а женщина, которую он когда-то любил, скоро станет хуже, чем мертвая.
Прикончит ли ее жрец, как велит ему долг? Как же несхож будет конец Талассы с началом ее дней. Джайал тоже опустился рядом с ней на колени. Она дышала хрипло и неровно. Аланда наложила руки на рану, вновь и вновь повторяя какое-то заклинание на неизвестном Джайалу языке. Когда она убрала руки, кровь перестала сочиться, но отметины зубов остались.
— Мое искусство тут бессильно, — дрогнувшим голосом сказала Аланда.
Из-под маски жреца донеслось странно звучащее сдавленное рыдание. Он встал, запрокинув свою уродливую маску к солнцу, и тут же склонил голову к почерневшему черепу рядом с Талассой, словно обращался и к солнцу, и к нему.
— Мне нужен меч, — тихо сказал он.
— Зачем? — спросил Уртред, взглянув на Зуб Дракона.
Голос жреца шел будто издалека:
— Манихей обещал, что поможет мне один раз. Он перенесет нас в место, где царит покой и где Таласса сможет поправиться.
— Но Манихей умер — смотри, от него один череп остался!
Жрец пристально посмотрел на Джайала, и в утреннем свете тот впервые разглядел какое-то движение за глазными щелями маски.
— Ты должен верить, — сказал Уртред, протягивая руку.
Джайал, словно в трансе, протянул ему меч.
— Что ты хочешь делать?
— Меч перенесет нас в Кузницу, где находится первый волшебный предмет.
— Как можешь ты быть так уверен?
— Так обещал мне мой учитель, а он никогда не лжет.
Джайал не успел больше вымолвить ни слова — жрец поднял меч к солнцу, и клинок вспыхнул, как радуга. Джайал глядел на ослепительный свет, чувствуя, как его затягивает в сияющую глубину. Верхушка пирамиды черепов начала вращаться — сперва медленно, потом все быстрее. Джайал, чувствуя головокружение, поскорее отвел глаза и взглянул на город. Утесы Тралла заволокло плотной пеленой дыма и тумана, за которой ничто не шевелилось. Солнце растопило демона, но он все еще таился в тумане, охотясь за теми, кто пережил эту ночь. Джайал заметил, как тянутся щупальца тумана на равнину, к пирамиде черепов. Демон, однажды вызванный, не умирает, а лишь слабеет от солнца.
Теперь Джайала тянуло во тьму, все еще окутывавшую город, — в извечный мрак, в землю. Он оторвал оттуда взгляд и вверился вихрю, кружившему вокруг черепа Манихея. Вершина пирамиды тут же завертелась снова, фигуры Уртреда, Аланды и Талассы утратили четкость очертаний, меч превратился в яркую точку, куда их всех втягивало. Джайала тоже всосало в исчезающий свет, и он почувствовал, как мимо свистит пустота, — а после все стало черно.
Очнулся он от пения птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Через несколько минут они доберутся до пригорка. Повсюду с лязгом метались кости, мерцая магическим огнем. Холодная тень накрыла путников, и они увидели, как вздымается над гробницей демон, заслоняя собой рассвет. Он все рос и рос, всасывая в свою воронку пыль и камни. Что-то светлое мелькнуло у ворот, и в гуще вампиров, льющихся из города, возникло замешательство. Они расступились, словно разделенные невидимой рукой, и между ними пронеслось серое пятно. Джайал уже видел, что это конь, скачущий галопом. Этого серого в яблоках коня он узнал бы повсюду: Туча! Точно в свои молодые годы, когда он носил барона Иллгилла на охоту, он мчался по дороге, будто она была вымощена камнем, а не колючими костями. Вскоре Джайал узнал и всадника, вцепившегося ему в холку: это был Фазад, мальчик из трактира. Вампиры не могли даже коснуться лошади и наездника — Туча летел так, словно старший Иллгилл снова приказал ему вынести своего сына с поля битвы. Фазад, единственный из всех жителей Тралла, сумел бежать из города.
Фазад намертво вцепился в серую с белыми прядями гриву коня. Всю ночь, с тех пор как вампиры вломились в гостиницу Скерриба, Туча носил его по городу. В поисках безопасности они перебирались с места на место — конь чутьем избегал многочисленных сборищ вампиров. Тем не менее, их несколько раз окружали, но конь прорывал кольцо, топча вампиров, и уносился прочь. Уже стало светать, когда Фазад, устало подняв голову, увидел, что они оказались около городских ворот. Он удивился, как это конь принес его сюда, но вокруг было тихо, и за последний час они не встретили ни одного вампира.
Небо становилось все светлее, и Фазад впервые подумал, что им, пожалуй, все-таки удастся спастись. Но тут со всех сторон сразу послышался гул — из боковых улиц к воротам валом валили вампиры. Почему-то не учуяв Фазада, они сняли засов с ворот и потекли наружу, сотня за сотней. Впереди в сером свете брезжила мощенная костями дорога, но что-то странное творилось с ней: она извивалась и вздымалась, точно под ее полотном шевелилось что-то живое. Но Тучу это не смутило. С громовым ржанием конь встал на дыбы и ринулся в проем. Вампиры шарахнулись от него в обе стороны, и он вылетел на дорогу, не пугаясь костей, лезущих ему под копыта. Но вот кости остались позади, и копыта Тучи застучали по твердой земле. На юго-западе виднелось кольцо Огненных Гор, и Туча несся туда — к свободе.
— Лети, Туча! — крикнул Джайал — он словно наблюдал со стороны картину собственной скачки с поля битвы. Теперь он, подобно Манихею и остальным, что смотрели тогда ему вслед, собравшись вокруг отцовского шатра, знал, что он умрет, а Фазад будет жить. Конь и всадник исчезли в пелене тумана, и вампиры, пытавшиеся преследовать их, убедились в тщете своих попыток, примкнули к тем, что брели через болото к пригорку.
Джайал повернулся к Уртреду — им оставалось всего несколько минут до того, как вампиры доберутся до них. Разум его оцепенел, не в силах ничего придумать. Положение выглядело безнадежным. Демон, взвившийся над гробницей Маризиана, медленно повернул к ним голову, и холод пробежал по спине Джайала — холод, от которого мозг стыл в костях и паралич сковывал члены. Кости на болоте пришли в еще более неистовое движение. Костяные руки уже всползали на пригорок, клацая пальцами.
Но Уртред смотрел не на демона, а туда, где справа, ярдах в двухстах от них, светилась огнями пирамида черепов. Оттуда шел оглушительный шум, напоминающий пение цикад в летнюю ночь, и Уртреду пришлось прокричать, чтобы его услышали: — Надо идти к пирамиде!
Джайал отпихнул ногой первую из ползущих рук. В своем ли жрец уме? Раз черепа ожили, как и эти руки, они любого на куски разорвут. Но жрец продолжал кричать что-то, указывая на восток. Джайал проследил за его рукой. Над чернеющими утесами Тралла, за крутящимся телом демона, небо над восточными горами зажглось красной зарей — красный отсвет лежал на заснеженных вершинах и гряде облаков. Солнце готовилось взойти. Но на болотах пока что лежала густая тень, отбрасываемая утесами Тралла, — в ней вампиры могли ничего не опасаться. Надо взобраться повыше — туда, куда скоро упадут первые лучи солнца. И единственная возвышенность вблизи — это пирамида черепов.
Не раздумывая, четверо путников бросились к ней через лужу у подножия пригорка, отбрасывая ногами кости, цепляющиеся за одежду. Из камышей внезапно поднялся скелет, но Уртред треснул его сбоку по черепу — и череп разбился вдребезги.
Они уже достигли подножия пятидесятифутовой пирамиды. Черепа оглушительно трещали, каждый из них издавал тихий стон, как некогда его владелец, умирающий на поле битвы. Обрывки бесед, мольбы, нежных слов, последних мыслей смешивались в этом гаме. Четверо, стоя перед скрежещущим холмом, оглянулись назад. Вампиры уже расплескивали воду вокруг пригорка. Кости докучали им не меньше, чем живым, но они приближались неотвратимо — и были их тысячи. Уже можно было различить их изможденные лица и заплесневелые одежды — ветер, разгоняющий туман, донес даже запах бальзамических мазей.
Несколько черепов внезапно покатились вниз. Аланда уже начала карабкаться на пирамиду, но поскользнулась и сбросила их. Черепа упали к ногам Уртреда, бормоча что-то и ругаясь. Аланда снова полезла вверх, Таласса и Уртред за ней. Джайал заткнул Зуб Дракона за пояс и тоже полез, скользя по громко протестующим черепам, отдергивая руки от лязгающих зубов. Сорваться можно было в любую минуту. Джайал проследил за катящимся вниз черепом: первые вампиры уж добрались до пирамиды и тоже карабкались вверх.
Джайал был где-то на полпути, а все остальные — почти у вершины. С отчаянием он взглянул на восточные горы. Багровый отсвет над ними стал еще ярче — и вот первый луч прорезал небо и зажег склоны Огненных Гор на западе. Но громада Тралла все еще заслоняла пирамиду черепов от солнца, оставляя ее в тени. Похоже, игра была проиграна.
Уртред первым добрался до вершины. Джайал видел лица женщин, глядевших на них сверху, потом череп у него под ногой подался, и он начал падать. Рука Уртреда молниеносно, как атакующая змея, вцепилась в руку Джайала; тот чуть не лишился сознания от боли, когда остальные когти перчатки впились в него, — не помог и кожаный наручень. Джайал повис, скользя ногами по гладким черепам в тщетных поисках опоры. Кто-то ухватил его за лодыжку. Он взглянул вниз, увидел торжествующе разинутый желтозубый рот, лягнул ногой — и вампир покатился вниз, прихватив с собой еще двух. Но весь склон пирамиды уже кишел упырями. Рыдая от отчаяния, Джайал подтянулся вверх по руке Уртреда — Аланда и Таласса держали жреца за ноги — и оказался на вершине.
Уртред быстро встал, взглянул на багровеющее небо, словно ища в нем вдохновения, и резко взмахнул рукой сверху вниз. Огонь расцвел в воздухе и покатился вниз по пирамиде, обугливая покрытые лишайником черепа. Огненный шар ворвался в гущу вампиров — их сухая кожа вспыхнула, словно старый папирус, и пламя понеслось дальше неукротимой волной, сметая все на своем пути.
Джайал в отчаянии озирался по сторонам. Усеченная верхушка пирамиды образовывала площадку размером около десяти футов, середину которой отмечал почерневший от огня череп, — он, единственный из всех, не светился пурпурным бесовским светом. Джайал сразу же понял, что это череп Манихея, увенчавший пирамиду вместо головы того, кто ушел из рук Фарана: отца Джайала.
Над краем возникло лицо мертвеца — Джайал обнажил Зуб Дракона и обрушил на голову вампира, расколов ее надвое. Сухие мозги брызнули оттуда, как опилки. Джайал повернулся в другую сторону, но теснота на площадке мешала ему, позволяя наносить удары только сверху вниз. Другой вампир уже вылез к ним на вершину. Джайал столкнул его плечом за край. На другой стороне пирамиды метался Уртред, молотя железными перчатками упырей. Вот он отклонился назад, и оранжевое пламя вновь хлынуло из его рук. Когда дым рассеялся, вампиры исчезли. Закричала Таласса — прорвавший оборону вампир обхватил ее. Уртред тут же, ухватив его за нос и за горло, свернул ему голову. Таласса упала прямо на череп Манихея. Вампиры валом хлынули на площадку. Они вцепились в правую руку Джайала, и он качался из стороны в сторону, отбиваясь согнутым локтем. Кто-то ухватил его за ногу, стараясь повалить, — Джайал стряхнул вампира, но потерял равновесие и упал навзничь. Острые зубы блеснули над ним, готовясь укусить, но тут все вокруг залило красным огнем, и лицо вампира сползло с костей, точно облитое кипятком. Из глазниц повалил пар. Тело отклонилось назад и мешком свалилось с пирамиды. Джайал дико повел глазами вокруг: вампиры дымились в предсмертных корчах и рушились вниз.
Солнце, благословенное солнце, взошло на небо. Красный луч коснулся вершины скалы и залил своим сиянием пирамиду. Демон таял, распадаясь на мелкие облачка, трескотня черепов стала тише и скоро умолкла совсем. Джайал поднялся на ноги, наслаждаясь слабым теплом светила. Солнце быстро заливало восточный склон пирамиды, сметая вампиров, испепеляя их. Уцелевшие сгрудились в кучку на теневой стороне, сделавшись пленниками тени. Услышав рыдание, Джайал обернулся и увидел, что Таласса лежит, а Уртред с Аландой стоят рядом с ней на коленях. Струйка крови окрасила уголок ее рта, а лицо было еще бледнее, чем обычно. Шея слегка искривилась, и на ее мраморной белизне виднелось то, что походило на любовный укус, но любовник в порыве страсти укусил чересчур глубоко: из отметин зубов сочилась кровь.
Джайал знал, что это значит: достаточно и одного укуса. Он не убивает человека, но делает его другим. Зараза уже проникла в кровь Талассы: через месяц кожа ее начнет сохнуть, а глаза станут чувствительны к свету. Яд струится по ее жилам, бесповоротно меняя ее, — даже алая заря не в силах ее спасти.
В сердце Джайала словно нож повернули: он так радовался тому, что остался в живых, а женщина, которую он когда-то любил, скоро станет хуже, чем мертвая.
Прикончит ли ее жрец, как велит ему долг? Как же несхож будет конец Талассы с началом ее дней. Джайал тоже опустился рядом с ней на колени. Она дышала хрипло и неровно. Аланда наложила руки на рану, вновь и вновь повторяя какое-то заклинание на неизвестном Джайалу языке. Когда она убрала руки, кровь перестала сочиться, но отметины зубов остались.
— Мое искусство тут бессильно, — дрогнувшим голосом сказала Аланда.
Из-под маски жреца донеслось странно звучащее сдавленное рыдание. Он встал, запрокинув свою уродливую маску к солнцу, и тут же склонил голову к почерневшему черепу рядом с Талассой, словно обращался и к солнцу, и к нему.
— Мне нужен меч, — тихо сказал он.
— Зачем? — спросил Уртред, взглянув на Зуб Дракона.
Голос жреца шел будто издалека:
— Манихей обещал, что поможет мне один раз. Он перенесет нас в место, где царит покой и где Таласса сможет поправиться.
— Но Манихей умер — смотри, от него один череп остался!
Жрец пристально посмотрел на Джайала, и в утреннем свете тот впервые разглядел какое-то движение за глазными щелями маски.
— Ты должен верить, — сказал Уртред, протягивая руку.
Джайал, словно в трансе, протянул ему меч.
— Что ты хочешь делать?
— Меч перенесет нас в Кузницу, где находится первый волшебный предмет.
— Как можешь ты быть так уверен?
— Так обещал мне мой учитель, а он никогда не лжет.
Джайал не успел больше вымолвить ни слова — жрец поднял меч к солнцу, и клинок вспыхнул, как радуга. Джайал глядел на ослепительный свет, чувствуя, как его затягивает в сияющую глубину. Верхушка пирамиды черепов начала вращаться — сперва медленно, потом все быстрее. Джайал, чувствуя головокружение, поскорее отвел глаза и взглянул на город. Утесы Тралла заволокло плотной пеленой дыма и тумана, за которой ничто не шевелилось. Солнце растопило демона, но он все еще таился в тумане, охотясь за теми, кто пережил эту ночь. Джайал заметил, как тянутся щупальца тумана на равнину, к пирамиде черепов. Демон, однажды вызванный, не умирает, а лишь слабеет от солнца.
Теперь Джайала тянуло во тьму, все еще окутывавшую город, — в извечный мрак, в землю. Он оторвал оттуда взгляд и вверился вихрю, кружившему вокруг черепа Манихея. Вершина пирамиды тут же завертелась снова, фигуры Уртреда, Аланды и Талассы утратили четкость очертаний, меч превратился в яркую точку, куда их всех втягивало. Джайала тоже всосало в исчезающий свет, и он почувствовал, как мимо свистит пустота, — а после все стало черно.
Очнулся он от пения птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54