А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Веревки перепилены. – Совершенно спокойная с виду, Йованка подняла с пола конец удавки. – Скорее всего пилочкой для ногтей.
– Какие еще пилочки в тюрь… – начал было я, но Йованка не дала мне договорить:
– У них были пилочки и маникюрные ножницы. Товар должен выглядеть привлекательно. Видишь ту ванну? Как думаешь, для чего она служила?
«Ванна» – слишком громко сказано. Речь шла о пластиковой емкости для купания младенцев. Рядом с ней лежал полиэтиленовый мешок. Йованка, как всегда, была права. В мешке лежали гребень, щетка для волос, флакончики, тюбики, аэрозоли, губная помада… Парни Султана раздобыли даже краску для волос. Что касается презервативов, они валялись повсюду – в пакетиках и использованные. Добра хватило бы на пехотный полк.
– Одного не понимаю, – подала голос поразительно невозмутимая Йованка. – Почему они все почти раздетые. Смотрите, на них нет одежды…
– Зато есть теплые одеяла, – заметил Недич.
Наклонившись, он приоткрыл то, что лежало на топчане, и выругался по-сербски.
– Вон, еще одна. – Я с трудом выдавил из себя слова. – Если не ошибаюсь, она чуть ли не на девятом месяце…
В скелете женщины, как в кошмарной матрешке, находился еще один человеческий скелетик: скрюченный, маленький. Байковое одеяло несчастной было издырявлено пулями. Их всех убили одной длинной очередью из автомата, всех, кто не смог освободиться. На одной пленнице колодок не было. Она сидела прислонившись к стене, с веревочной петлей на шее. На скелете был теплый свитер.
– Кто-то боялся, что она простудится, – пробормотал я.
– Естественно. – Лицо сержанта Недича было мрачным. – К концу войны девушки стали дефицитом. Я не мог взять гору, но и муслимы отсюда носа не высовывали. Кроме того волка…
Последнюю фразу серба я не понял, а что произошло в подземном борделе, мне было в общих чертах понятно. В первую очередь от пут освобождали тех, кто еще был в состоянии бороться. Потом остальных. До беременных женщин просто не успели дойти руки. Так, во всяком случае, мне хотелось бы думать.
– Да они бы и не протиснулись в лаз с животами, – прочитала мои мысли Йованка.
А сержант Мило Недич словно задался целью озадачить меня. На этот раз в ход пошли не слова, а действия. За моей спиной раздался сухой костяной треск. Давясь проклятиями, Недич вырвал из груди лежавшего на топчане скелета заостренный книзу кол и принялся яростно топтать откатившийся в сторону череп, из глазницы которого торчали ножницы.
– Я ведь обещал, обещал, – топая тяжелыми башмаками, рычал сержант. – Обещал кое-кому растоптать его пустую, безмозглую черепушку!
Скелет, который стал причиной столь бурной ненависти серба, был в отличие от всех прочих в одежде. Мужской скелет. На нем были камуфляжная куртка и кальсоны. Правой рукой неизвестный сжимал армейский тесак. Рядом с ним лежали сжавшиеся в клубок останки длинноволосой женщины. Руки были связаны проволокой. Она подложила их под щеку, как делают сладко спящие дети. Но, пожалуй, больше всего меня поразила простыня, которой был накрыт топчан: где ее не залила кровь, она была идеально белой. Больше всего крови было под головой женщины.
– Он перерезал ей шею, – пояснил сержант. – Должно быть, услышал шум, поднял голову. Тут ему всадили в глаз ножницы… Или тот, которому размозжили башку, поднял тревогу…
– Не совсем так, – сказала Йованка. – Столбики из кровати пришлось выламывать. Этот в кальсонах не мог не услышать шума. Скорее всего он только собирался поразвлечься, снял штаны, начал стягивать с себя гимнастерку… Ножницами ударила его та, которую он… – ее голос дрогнул, сорвался, – которую он зарезал…
Недич поднял с пола парикмахерский инструмент.
Я с сомнением покачал головой:
– Такой штукой и убить-то трудно…
– Тем более самого Резника, – кивнул Мило Недич. – Это он, гад. Девушкам крупно повезло…
– Резник?! – До меня не сразу дошли слова сержанта.
Брезгливо морщась, Недич тряхнул гимнастерку убитого. Из нее выпала записная книжка с цветочком на обложке. Присев, сержант принялся перелистывать испещренные записями страницы.
– Секторы огня… расстояние… поправка на ветер. Надо же, даже математические формулы!.. Сплошные сокращения, но, похоже, он фиксировал каждого проходившего по дороге человека. Ну и тех, кого убил, разумеется. – Мило захлопнул книжку. – Помните «макмиллан», из которого застрелилась Савка? Это его винтовка. Три выстрела – три трупа. Двенадцать и семь десятых миллиметра. Любое ранение смертельно.
Похоже, все сходилось. Карабин убитого у лаза взяли девушки, которых мы нашли в коридоре. У гиганта секса, кроме ножа, ничего при себе не было. Кстати, пояс с пустыми ножнами висел на табурете. Третьего убитого девушки оттащили в угол пещеры. С него не успели даже снять автомат. Он лежал, наскоро прикрытый тряпьем, с «калашом», зацепившимся за локоть.
– А этого грохнули из винтовки Резника. – Недич плюнул в угол. – Было так: он бросил гранату, вбежал в помещение через двери – он, должно быть, дежурил у них, – вбежал и начал стрелять по всему, что движется, стрелял до тех пор, пока ему не всадили в спину крупнокалиберную пулю. Вон оттуда. – Он показал рукой на топчан зарезанной. – Кто-то из выживших схватил эту чертову пищаль и выстрелил. Может быть, Савка…
Йованка резко мотнула головой и скрылась в стенной нише. Вышла она оттуда с большой гильзой на ладони.
– Ну все ясно, – недовольно поморщился сержант. – Сначала она убила ножницами Резника, а девушки забили палками другого. Потом появился вдруг третий с гранатой и автоматом, С винтовкой Резника она спряталась в нише, потом выстрелила. Потом она бегала по залу, смотрела, кто выжил, перевязывала раненую… Ну а потом пошла к сифону. Одна… Впрочем, не знаю, не уверен.
У меня не было четкой версии случившегося. Того, с «Калашниковым», вряд ли смогла бы оттащить в угол одна девушка: слишком здоровый был мужик. И зачем, после того что он натворил? Было бы понятней, если б его порезали на мелкие куски, если б всадили в него, уже мертвого, целую обойму… Нет, явно не сходились концы с концами. И выжить, по моим прикидкам, должна была не одна, как минимум две девушки… И та из них, что перевязывала раненую, намоченным в крови пальцем написала на ее простыне: «Держись. Мы вернемся. Сука».
– Слушай, а что значит «сука» по-сербохорватски? – спросил я Йованку.
– То же самое, что по-польски, – севшим, хрипловатым голосом ответила думавшая о своем пани Бигосяк.
Я прислонил голову к стволу дерева и… провалился. Разбудил меня голос Йованки, тихий, словно бы не ей принадлежащий. Светило закатное солнце. Мило, усмехаясь чему-то себе под нос, копался в сумке Савки Недельковской.
– А?… В чем дело? – с трудом просыпаясь, пробормотал я.
– Я порвала твою рубаху, попробую заштопать.
Недич протянул ей клубок ниток.
Разорванная пополам толстая фланель пострадала на обратном пути меньше, чем моя хлопчатобумажная футболка, но пуговицы пообрывались все. Йованка пришивала левую часть рубахи к правой быстрыми, грубыми стежками.
– Куда пойдем? – спросила она сержанта. Недич откручивал оптический прибор с американского карабина.
– Я здесь не начальник… Спроси у капитана.
– Вернемся к пещере с техникой, – решил я. – Может, мы что-то проглядели…
Я взглянул на Йованку и невольно вздрогнул. Ни разу я не видел ее такой… потерянной, что ли. Вот теперь можно было поверить, что свою амнезию она не выдумала.
– Не знаю, стоит ли. – Йованка наморщила лоб. – Возвращаться – не к добру…
– Но я-то ведь не возвращаюсь, – вставая, сказал Мило. Усташ радостно взвыл. Сержант небрежно пнул ногой стоявший на сошках «макмиллан». – Эту штуку теперь только в утиль. Это уже не снайперская винтовка: оптика повреждена… Пойдемте, пани Бигосяк.
Последние солнечные лучи пробивались сквозь дубовую листву. Я смотрел против света вслед уходившим и не жмурился. Было поздно, совсем поздно. Я представил, как внизу в домах загорается первый свет. А еще я подумал, что рядом с этой странной женщиной и время идет как-то по-другому, совсем не как в нормальной жизни…
Бросить «макмиллан» у меня не хватило духу. Я пошел вслед за своими товарищами с автоматом и полутораметровым карабином, оттянувшим мне плечо.
До пещеры мы не дошли. Перед входом в нее Йованка резко свернула к развалинам аппаратной и скрылась за грудами кирпичей. Пошли за ней и Мило с Усташем. Я догнал их. И очень вовремя: Йованка уже собиралась спускаться по ступенькам к железным дверям подвала.
– А ну прочь отсюда! – скомандовал я.
Замка на двери не было. Проушины петель были обмотаны чисто символической с виду проволочкой. Она привлекла мое пристальное внимание. Дергать за дверную ручку я не стал. Вместо этого я поднялся по ступенькам и, пройдя вдоль стены, присел у подвального окошка. Оно было забрано решеткой и заколочено изнутри фанерой.
– Уж лучше не соваться туда, – сказал недовольный отклонением от маршрута Недич.
Решетка поддалась на удивление легко, а фанера оказалась неприбитой гвоздями. Я пролез в окно и взял протянутый сержантом фонарь, пошел к двери, некоторые элементы конструкции которой крайне меня заинтересовали.
Железную скобу с припаянной к ней петелькой я обнаружил на внутренней стороне двери. От петельки тянулась пружина, зацепленная за гвоздик. Что-то он живо напомнил мне, этот обыкновенный гвоздик, шляпка на котором была почти сточена напильником. Потяни за дверную ручку, и пружина соскочит, скоба, разумеется, упадет, дернув за проводок, соединенный с детонатором.
– И это будет только начало, – пояснил я сопевшему за моей спиной сержанту. – Сдетонирует вон то свинство. – Я показал на целую батарею канистр и баллонов, стоявших под стеной.
– Сжиженный газ, бензин, – определил нагнувшийся к одной из емкостей сержант.
– Дешево, результативно и совершенно легально, – заключил я. – Все можно приобрести в ближайшей скобяной лавке. Кроме детонатора, конечно. В Кракове, сержант, я уже имел дело с подобной конструкцией.
Я нажал на выключатель справа от дверей, и свет, как ни странно, загорелся. У того, кто обитал в подвале, было все для душевного успокоения: аккумуляторы, телевизор с набором кассет, два радиоприемника, библиотечка, душ в закутке. Мебель была мягкая, правда несколько подпорченная огнем и водой.
– Это все сверху, из директорского кабинета, – предположил я. – На собственных плечах притащено…
– Красиво жить не запретишь, – кивнул Недич. Он осматривал батареи, от которых запитывалось освещение подвала и весь прочий электрический комфорт. – Просто глазам своим не верю, – задумчиво сказал он. – Мы там, внизу, неделями сидим без света…
Я стоял перед столом хозяина подвала. Стол был большой, и, как у всякого мастера на все руки, на нем свободного места не было. Инструменты, детали, проводки, какие-то схемы, батарейки, стопка технических книг, коробка с ружейными капсюлями, термитные шашки…
– Малое предприятие «Печинац». – Я взял со стола обыкновенную с виду шариковую ручку и после подробного осмотра нажал на кнопку. Ручка щелкнула. – Капсюль не вставлен, – пояснил я сержанту. – Если б он был, я бы запросто застрелил кого надо… Ну, скажем, вас, если б вы выписали мне штраф.
Мило поморщился:
– Не понимаю. На кой черт все это?
– А что непонятного? Война кончилась, люди хотят жить по-человечески, хотят рожать детей, работать. У многих работы нет, а у этого любителя сюрпризов – есть. У него работы по уши. Хорошие подрывники сейчас нарасхват. А в свободное от работы время он следит за минами на минных полях. Если какие-то портятся от времени, заменяет их. И так день за днем, год за годом. Печинац – гора большая, а он, судя по всему, человек в общем-то маленький. Не знаю, сколько ему платят, не думаю, что много: вот он и подрабатывает на стороне, продает очень даже симпатичные шариковые ручки…
– Думаешь, он жил здесь постоянно?
– То, что мы видели в пещере, – это для трибунала в Гааге. А любой ребенок знает, в чьих руках была гора…
– Мехчич? – Йованка подошла неслышно, я вздрогнул от ее голоса.
– Если ему известно про ход через сифон, проблема решается просто: пара мешков со взрывчаткой, и делу конец. Нет пещеры, не было и преступления.
Йованка подошла к столу и начала перебирать бумаги.
– И ты считаешь…
– Султану позарез нужно замести следы. Он высоко метит, очень высоко, по здешним меркам.
Сержант Недич скрипнул зубами:
– Задница я, а не полицейский. Сколько лет ходить вокруг да около… Да ведь если люди узнают, что творилось на Печинаце, – ему конец. Крышка! Свои же его и уберут.
Из рук Йованки выпал листок. По идее, его должен был подобрать хороший полицейский Недич, но подхватил на лету я. Это был список телефонов. Мне стоило только взгляд на него бросить, и волосы шевельнулись на голове.
– Итак, суммируем, – поспешно предложил я. – Гора находится на сербской стороне, совсем рядом с разграничительной линией. Так что в некотором смысле мусульманам не позавидуешь: уйма хлопот с Печинацем. Пещера с трупами. Сержант Недич. Мы с Йованкой. И никаких… почти никаких шансов вывезти с горы награбленное. Ну разве что с помошью поляков…
– А пленные? – насупился Мило. – Где наши ребята, которые попадали к ним в плен, куда они делись?
Пугающе бледная Йованка облизнула пересохшие губы.
– И те прикованные к скале… те трое.
– Они пытались снять их перед самым перемирием, даже контратаку организовали. Четверо или пятеро подорвались на минах, двоих сняли снайперы. А кости остались лежать. Три скелета, которые прославили Печинац на весь мир…
– А вывод таков, – подытожил я. – Уходить нам нужно отсюда, и как можно скорее.
– Уходить, почему же? – Голос Йованки дрогнул.
Недич ограничился недоуменным взглядом. Похоже, они оба имели на этот счет несколько иное мнение.
– Господи, – вздохнул я, – да неужели непонятно? Барахло, которое в пещере, уже мало чего стоит. Товар обесценился, его подпортила сырость, а мы с вами свидетели… Пещеру нужно взрывать, а нас убирать. И немедленно. Сегодня же.
– Ты так думаешь…
– Я не думаю, Йованка, я знаю. За ними по пятам идут военные. За ними и за нами… Точнее, за мной. Боснийцы знают, что их обнаружили, и лезут к черту в зубы, сюда, на вершину.
Сержант Недич задумчиво почесал за ухом.
– Ты хочешь сказать, что кто-то поставил все на одну карту?
– Я хочу сказать, что нам с вами…
На этот раз договорить мне не дал Усташ. Он был настолько умен, что не стал вступать в словесную дискуссию. Пес обошелся глухим ворчанием, которое было понято всеми без перевода и наводящих вопросов. Стратегические позиции мы заняли молниеносно: я – у дверей, Йованка и Недич – у окошка. Секунд через десять сержант оказался уже один, а я услышал снаружи хриплый зов боевой подруги:
– Вылезайте оттуда. Он один. Он идет сюда…
Еще с полминуты у меня ушло на манипуляции с проводками и железной скобой. Хитрую конструкцию Газовщика я несколько упростил и кардинально переиначил. Получилось само собой, чуть ли не машинально. Ужас охватил меня поздней, когда я увидел шедшего к развалинам аппаратной человека в зеленой куртке. И лишь когда он приблизился, а я успел оттащить за ошейник Усташа метров на десять, за вывороченное снарядом дерево, кое-какие подробности удалось разглядеть. Рюкзака за плечами у боснийца не было.
– Тихо, без паники! Сейчас бабахнет, но не очень сильно! – прошептал я на ухо мудрому зверю.
Я видел, как, спустившись по ступенькам, бородатый мужик огляделся по сторонам и сунул тесак в щель между дверью и стеной. Клинок он поднял по щели сантиметров на десять и привел в готовность мою простую, как палец в носу, систему. Хозяин подвала аккуратно отмотал проволочку с петель, взялся за дверную ручку и потянул ее на себя…
Какое счастье, что Йованка и Недич тоже успели отползти. Гора подпрыгнула, окошко и дверной проем харкнули длинным огнем, и тут же прогремел второй, еще более мощный взрыв, после которого мне на голову посыпалось все на свете: земля, кирпичи, огненные ошметки, шифер, куски жести и черт знает что! Ноги сами понесли нас прочь, подальше от этого вулкана, захлебнувшегося собственным пламенем.
И хорошо, что Йованке не пришло в голову выстрелить. Смена позиции обошлась для нас без потерь: неожиданный взрыв ошеломил и ослепил противника. Я успел увидеть их широко вытаращенные глаза. Один из боснийцев стоял у входа в большую пещеру. У него в руках оказался рюкзак, который так упорно тащили на вершину горы. Второй, блондин – он замер с разинутым ртом метрах в десяти от развалин, – выстрелить просто не успел. Его, как, впрочем, и нас, сшибло на землю третьей взрывной волной.
А затем мы попали под перекрестный обстрел. Спасли нас сумерки и вывороченный с корнями ствол большого дерева. Патронов боснийцы не жалели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37