СТИВЕН КИНГ


МЕТОД ДЫХАНИЯ


I. Клуб

Возможно, в этот снежный и ветреный вечер 23 декабря
197... года я оделся чуть быстрее, чем обычно. Я
подозреваю также, что и другие члены клуба сделали то же
самое. В ненастные вечера в Нью-Йорке очень трудно поймать
такси, и я заказал машину по телефону. Я сделал заказ в пять
тридцать на восемь часов, и моя жена удивленно подняла
брови, но ничего не сказала. Без четверти восемь я уже стоял
под козырьком подъезда нашего дома на 58 Ист-Стрит, где мы
жили с Эллен с 1946 года. В пять минут десятого такси еще не
было, и я поймал себя на том, что в нетерпении мечусь
вверх-вниз по ступенькам.
Машина приехала в десять минут девятого. Я влез в
такси, довольный, что наконец укрылся от ветра, но в то же
время злясь на водителя, как, по-видимому, он того
заслуживал. Этот ветер, пришедший вчера вместе с фронтом
холодного воздуха из Канады, свистел и завывал вокруг
машины, заглушая шум водительского радио и раскачивал
антенну. Большинство магазинов было еще открыто, однако на
тротуарах почти не было видно запоздалых покупателей. Те же,
кто решился выбраться из дома, выглядели как-то неуютно или
даже болезненно.
Весь день непогодилось, и теперь снова повалил снег -
сначала тонкой занавесой, а затем плотными вихревыми
потоками, кружившимися впереди нас. Возвратясь домой
сегодня, я наверняка буду вспоминать об этом сочетании
снега, такси и Нью-Йорка с еще большим чувством дискомфорта.
Впрочем, никто не знает заранее, что будет потом.
На углу Второй и Сороковой улицы большой
рождественский колокольчик из фольги пролетел над
перекрестком словно привидение.
"Жуткий вечер, - сказал водитель. - Завтра в морге
окажется еще пара десятков трупов. Алкашей да несколько
грязных шлюх".
"Вполне возможно".
Таксист задумался. "Ну что ж, это даже к лучшему, -
сказал он наконец. - Меньше расходов на пособия, разве нет?"
"Ваше рождественское милосердие, - ответил я, - просто
поразительно".
Таксист задумался. "Вы что, один из этих слюнявых
либералов?" - спросил он через некоторое время.
"Я отказываюсь отвечать на том основании, что мой ответ
может быть использован против меня", - сказал я. Таксист
фыркнул, что должно было означать: "Ну почему мне всегда
везет на всяких умников?", но больше ничего не добавил.
Я вышел на пересечении Второй и Тридцать пятой и прошел
пол-квартала вниз до клуба, навстречу завывающему ветру,
нагнувшись и придерживая шляпу одетой в перчатку рукой. Как
никогда раньше, моя жизненная сила сжалась где-то глубоко в
моем теле до размеров маленького дрожащего огонька в газовой
колонке. В семьдесят три человек ощущает холод быстрее и
глубже. В таком возрасте лучше сидеть дома перед камином,
или, по крайней мере, у электрического обогревателя. В
семьдесят три воспоминания о горячей крови - это скорее не
воспоминания, а академический отчет.
Снегопад утихал, но сухой, как песок, снег все еще
хлестал меня по лицу. Я обрадовался, увидев, что ступени,
ведущие наверх к двери 249Б, были посыпаны песком. Конечно,
работа Стивенса - он достаточно хорошо знал древнюю алхимию:
кости превращаются не в золото, а в стекло.
Стивенс был там, он стоял, распахнув дверь, и через
мгновение я оказался внутри. Через обшитые красным деревом
холл и двойные двери, распахнутые на три четверти, на
рельсах, я поспешил вниз, в библиотеку с читальней и баром.
Это была темная комната, где светились лишь случайные
островки - читальные лампы. На дубовом паркете лежал отблеск
более густого света, и я слышал потрескивание березы в
огромном камине. Тепло разливалось по всей комнате. Рядом
сухо и слегка нетерпеливо зашуршала газета. Это, наверное,
Иохансен, со своим "Уол Стрит Джорнал". И через десять лет
можно было бы узнать о его присутствии по тому, как он читал
свои газеты. Занятно, если не сказать, удивительно.
Стивенс помог мне снять пальто, бормоча что-то об
ужасном вечере: прогноз обещал сильный снегопад до утра.
Я согласился с тем, что вечер выдался действительно
ужасный, и огляделся на эту большую с высокими потолками
комнату. Ненастный вечер, потрескивающий огонь и... история
о духах. Я сказал, что в семьдесят три горячая кровь - это
уже в прошлом? Может быть, это и так. Но я почувствовала
тепло в груди от чего-то иного, не связанного с огнем или
равнодушностью Стивенса.
Я думаю, это было потому, что настала очередь
Маккэррона рассказывать историю.
Я прихожу в это здание из коричневого камня на
Восточной Тридцать пятой улицы вот уже десять лет, через
почти регулярные промежутки времени. В моих мыслях я называю
его "клуб джентльменов" - забавный анахронизм времен еще до
Глории Стайнем. Но даже сейчас я не знаю, ни что он на самом
деле такое, ни как он возник.
В ту ночь, когда Эмлин Маккэррон рассказал свою историю
о методе дыхания, только шестеро из нас - в клубе тогда
насчитывалось всего одиннадцать членов - выбрались из дома в
непогоду. Я вспоминаю годы, когда в клубе могло состоять
лишь восемь постоянных членов, но бывали времена, когда их
было, по крайней мере, двадцать, а то и больше.
Я полагаю, Стивенс мог знать, как все это возникло, и я
уверен, что он был там с самого начала, сколько бы лет с тех
пор не прошло. И я верил, что Стивенс был старше, чем он
выглядел, намного старше. Он говорил со слабым бруклинским
акцентом, но несмотря на это он был агрессивно корректен и
пунктуален, как английский дворецкий третьего поколения. Его
сдержанность была частью его обаяния, а его маленькая улыбка
- закрытой и запечатанной дверью. Я никогда не видел никаких
клубных записей, если он хранил их. Никто не говорил мне об
обязанностях, - здесь не было обязанностей. Мне ни разу не
позвонил секретарь - здесь не было секретаря. И в 249Б на 35
Ист-Стрит нет телефонов. Не было и коробки с мраморными
черными и белыми шарами. И. наконец, у клуба - если это клуб
- никогда не было названия.
Впервые я попал в клуб (как я должен его теперь
называть) как гость Джорджа Уотерхауза. Он возглавлял
адвокатскую фирму, в которой я работал с 1951 года. Мое
продвижение на фирме - одной из трех крупнейших в Нью-Йорке
- было стабильным, но крайне медленным. Я трудился, как
мул, но у меня не было настоящих способностей. Я знаю людей,
которые начинали с моей помощью и делали гигантские скачки,
в то время как я продвигался медленным шагом. Я наблюдал за
всем этим без особого удивления.
За все время до того дня, когда Уотерхауз зашел ко мне
в офис в начале ноября, мне довелось лишь обменяться с ним
парой любезных фраз, посещать вместе обязательный банкет,
устраиваемый фирмой ежегодно в октябре и встречаться чуть
чаще накануне спада 196... года.
Этот визит был столь необычным, что у меня возникли
неприятные мыли об увольнении, равно как и надежды на
неожиданное продвижение. Уотерхауз стоял у двери,
облокотившись о косяк, со своим сверкающим значком общества
Фи-Бета-Капа на пиджаке и говорил вежливые общие фразы -
ничего из того, что он сказал, не имело какого-то значения.
Я ждал, когда он закончит с любезностями и перейдет к делам:
"Да, по поводу этой справки Кейси" или "Нас попросили
расследовать назначение мэром Салковича на..." Но, казалось,
дел никаких и не было. Он посмотрел на часы и сказал, что
ему была приятна наша беседа и что ему надо идти.
Я все еще не мог придти в себя от растерянности, когда
он повернулся и обронил: "Есть место, которое я посещаю по
вечерам в большинство вторников - что-то вроде клуба. В
основном старые дурни, но некоторые из них могут составить
неплохую компанию. У них запас превосходных вин, если вы
ценитель. Время от времени кто-то из них рассказывает
хорошую историю. Почему бы вам не пойти как-нибудь вечером
туда, Дэвид? Как мой гость".
Я пробормотал что-то в ответ и до сих пор я не уверен,
что я тогда сказал. Я был смущен этим предложением.
Казалось, что оно было сделано под влиянием минуты, но его
холодно-голубые англосаксонские глаза под густыми завитками
бровей явно говорили о другом. И если я не могу вспомнить
точно, что я ответил на это загадочное предложение, то
только потому, что в тот момент неожиданно понял, что нечто
подобное я и ожидал от него все это время.
В тот вечер Эллен восприняла эту новость с
любопытством, переходящим в раздражение. Я работал с
Уотерхаузом, Карденом, Лаутоном, Фрейзером и Эффингемом уже
около пятнадцати лет, и было понятно, что я уже не мог
надеяться занять более высокое положение в фирме. Эллен же
сочла, что таким образом фирма нашла более дешевый способ
моего вознаграждения за службу.
"Старики, собирающиеся, чтобы рассказать истории о
войне или поиграть в покер, - сказала она. -
Предполагается, что ты будешь проводить счастливые вечера в
библиотеке, пока они не отправят тебя на пенсию... Да, я
приготовлю тебе виски со льдом". Она нежно меня поцеловала.
Бог знает, что Эллен прочитала на моем лице, но она
преуспела в этом за все те годы, что мы прожили вместе.
Ничего не произошло в последующие недели. Когда я
мысленно возвращался к необычному предложению Уотерхауза -
воистину необычное, ибо оно исходило от человека, с которым
я встречался не чаще двенадцати раз в году и которого я
видел в обществе от силы на трех приемах или вечеринках,
включая банкет фирмы в октябре, - мне начинало казаться, что
я неправильно истолковал выражение его глаз, и что он
действительно пригласил меня случайно и забыл об этом. Или
даже сожалел, что так поступил. Но вскоре он зашел ко мне
как-то уже под вечер. Хотя ему было уже за семьдесят, он все
еще выглядел атлетически. Он спросил: "Если вы по-прежнему
не прочь выпить что-нибудь в клубе, не хотите ли прийти
сегодня?"
"Хорошо... Я..."
"Прекрасно. - Он вложил мне в руку листок бумаги. -
Здесь адрес".
Он ждал меня у входа в клуб в тот вечер, и Стивенс
открыл нам дверь. Вино было превосходно, как и обещал
Уотерхауз. Он не сделал ни малейшей попытки представить
меня присутствующим - сначала я счел это проявлением
снобизма, но потом отбросил эту мысль. Но двое или трое сами
представились мне. Одним из них оказался Эмлин Маккэррон,
тогда ему было под семьдесят. Он протянул руку, и мы
обменялись коротким рукопожатием. Его кожа была сухой и
жесткой, почти как у черепахи. Он спросил меня, играю ли я в
бридж. Я ответил, что не играю. "Дьявольски хорошая штука, -
сказал он. - Эта проклятая игра сделала больше, чтобы убить
интеллектуальную беседу после ужина, чем что-либо другое в
этом веке". С этими словами он удалился в полумрак
библиотеки, где полки с книгами, казалось, уходили в
бесконечность.
Я поискал глазами Уотерхауза, но он исчез. Чувствуя
себя немного не в своей тарелке, я подошел к камину. Как я,
по-моему, уже упоминал, он был огромных размеров, особенно
для Нью-Йорка, где квартиросъемщики вроде меня с трудом
могли себе представить подобную роскошь, служащую для
чего-то большего, чем приготовление воздушной кукурузы и
поджаривание хлеба. Камин в 249Б на 35 Ист-Стрит был
достаточно большим, чтобы зажарить в нем быка. Вместо
каминной доски его обрамляла каменная арка. Ее центральный
камень немного выступал, он находился как раз на уровне моих
глаз, и даже при таком слабом свете я без труда смог
прочитать вырезанную на нем надпись: ЭТО САМ РАССКАЗ, А НЕ
ТОТ, КТО ЕГО РАССКАЗЫВАЕТ.
"Вот вы где, Дэвид, - сказал Уотерхауз за моим плечом,
и я вздрогнул. Он вовсе не бросил меня, а только отлучится
ненадолго куда-то, чтобы принести напитки. - Вы
предпочитаете скотч с содовой, не так ли?"
"Да. Спасибо, мистер Уотерхауз".
"Джордж, - сказал он. - Здесь просто Джордж".
"Хорошо, Джордж, - произнес я, хотя мне показалось
немного безумным называть его по имени. - Откуда все..."
"На здоровье", - сказал он.
Мы выпили.
"Стивенс держит бар. Он делает превосходные напитки. Он
любит говорить, что это не бог весть какое, но очень
полезное умение".
Виски притупило мое чувство растерянности и неловкости
(но только притупило, а не развеяло полностью - я провел
полчаса, рассматривая мой гардероб и раздумывая, что же
надеть. В итоге я выбрал темно-коричневые широкие брюки и
грубый твидовый пиджак, надеясь, что мне не придется быть в
окружении людей в смокингах или в джинсах и спортивных
рубашках. И, похоже, я не очень-то ошибся в выборе). В новой
обстановке всегда очень остро ощущаешь все, что происходит
вокруг, пусть даже самые незначительные события. И в тот
момент, держа виски и сэндвич в руках, я очень хотел быть
уверенным, что ничего не ускользнуло от моего внимания.
"Здесь имеется книга для гостей, где я должен
расписаться? - спросил я. - Что-то вроде этого?"
Он выглядел удивленным. "У нас нет ничего подобного, -
сказал он. - По крайней мере, я так полагаю". Он обвел
взглядом затемненную тихую комнату. Иохансен зашуршал своим
Уол Стрит Джорнал. Я увидел как Стивенс проскользнул в дверь
на другом конце комнаты, словно привидение в своем белом
пиджаке. Джордж поставил свой виски на край стола и
подбросил полено в огонь. Искры взвились вверх по черной
каминной трубе.
"Что это означает? - спросил я, указывая на надпись на
камине. - У вас есть какие-нибудь соображения?" Уотерхауз
внимательно прочел ее, будто видел впервые. СЕКРЕТ В
РАССКАЗЕ, А НЕ В РАССКАЗЧИКЕ.
"Думаю, у меня есть одна идея, - сказал он. - У вас тоже
может быть появится, если вы приедете снова. Да, я бы
сказал, что у вас может появится идея или две. В свое
время. Желаю приятно провести время, Дэвид".
Он удалился. Хотя это может показаться странным, но,
предоставленный самому себе в совершенно незнакомой
обстановке, я действительно приятно проводил время. Для
начала, я всегда любил книги, а здесь было много интересных
книг. Я медленно проходил вдоль полок, рассматривая корешки
книг, насколько это было возможно при таком слабом
освещении, вытаскивал то одну, то другую, а потом
остановился у узкого окна, над перекрестком на Второй Авеню.
Я стоял и смотрел через покрытое инеем стекло на огни
светофора у перекрестка, переливающиеся от красного к
зеленому, янтарному и снова к красному, и постепенно
почувствовал, как необычное чувство покоя постепенно
наполняет меня. О, да, я знаю, что вы скажете: какой
глубокий смысл - глазеть на огни светофора и ощущать чувство
покоя.
Вы правы, в этом нет никакого смысла. Но это чувство
действительно было. Оно заставило меня подумать впервые за
многие годы о зимних вечерах в Висконсине, на ферме, где я
вырос. Я вспомнил, как я лежал наверху, в недостроенной
комнате, дивясь контрасту между свистящим январским ветром
снаружи, гнавшим сухой, как песок, снег вдоль ограды, и
теплотой моего тела, укрытого двумя стеганными одеялами.
На полках стояли книги по юридическому праву с довольно
странными названиями. Я запомнил одно из них: "Двадцать
случаев расчленения и их последствия в свете английского
закона". Другой книгой, привлекшей мое внимание, была
"Случаи с домашними животными". Я открыл ее - это было
учебное пособие по юридической практике (на этот раз речь
шла об американском законе) в отношении специфических
случаев с животными - от кошек, унаследовавших большую сумму
денег, до оцелота, который порвал цепь и сильно ранил
почтальона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9