- Дело сделано. Mon livre est tout fini <Моя книга написана
(фр.).>. Джоанна и была той самой основой, без которой ритуал терял свою
силу. Мы практически всегда пили шампанское, и она практически всегда шла, в
мой кабинет, чтобы завершить ритуал, но все-таки не после каждой книги.
- Что ж, - улыбаясь, она взяла с подноса, с которым я перед ней
склонился, один бокал. - Значит, есть повод выпить, верно?
Теперь я понимаю, что основа любого ритуала - всего лишь малая его
толика, можно сказать, единственное магическое слово в тарабарщине
заклинания. Последняя фраза.
Однажды, за пять лет до ее смерти, в тот день, когда я закончил книгу,
Джоанна находилась в Ирландии. Уехала с подругой. Я выпил шампанское в
одиночестве, сам отпечатал последнюю фразу (тогда я уже работал на
"макинтоше", который умел делать бог весть что, хотя я использовал его
исключительно как пишущую машинку), и меня это нисколько не смутило. Во
всяком случае, в ту ночь я спал как младенец. Но я позвонил в гостиницу, в
которой остановились она и Брин, ее подруга. Сообщил ей, что закончил книгу,
и услышал слова, ради которых, собственно, и звонил. Слова, которые
скользнули в ирландский телефонный провод, добрались до микроволнового
передатчика, вознеслись, как молитва, к спутнику связи, а потом спустились
вниз, в мое ухо: "Что ж, значит, есть повод выпить, верно?"
Обычай этот пошел, как я и говорил, со второй моей книги. Когда мы
выпили шампанского, сначала по одному бокалу, затем - по второму, я повел ее
в кабинет, где стояла пишущая машинка с вставленным в нее листом бумаги. На
озере последняя гагара криком призвала темноту.
- Я думала, ты закончил книгу.
- Осталось последнее предложение, - ответил я. - Книга, как ты
понимаешь, посвящена тебе, и я хочу, чтобы последнюю точку в ней поставила
ты.
Она не запротестовала, не засмеялась, просто посмотрела на меня, чтобы
понять, не шутка ли это. Я кивнул, показывая, что настроен серьезно, и она
села на мой стул. Она недавно выкупалась, и ее волосы, схваченные сзади
белой эластичной лентой, были темнее обычного. Я коснулся их рукой. Они
напоминали влажный шелк.
- С красной строки? - спросила она, глядя на меня словно молоденькая
секретарша на босса.
- Нет, - покачал я головой. - Продолжай. - И я продиктовал предложение,
которое сложилось у меня в голове еще до того, как я поднялся из-за стола и
пошел за шампанским. - "Через голову он снял с ее шеи цепь, и бок о бок они
спустились по лестнице к дожидающемуся внизу автомобилю".
Джоанна все напечатала, вновь посмотрела на меня.
- Все. Теперь, полагаю, надо напечатать "Конец".
Джо дважды нажала на кнопку "Возврат каретки", затем выставила ее по
центру, и ай-би-эмовским шрифтом "курьер" (моим любимым), отпечатала
последнее слово.
- А что за цепь он снял с ее шеи? - спросила она.
- Чтобы это узнать, надо прочесть книгу. Она сидела у стола, я стоял
позади нее, так что она без труда добралась до нужного ей места. И когда
заговорила, губы ее елозили по самой чувствительной части моего тела. А
разделяли губы и эту самую часть лишь трусы из хлопчатобумажной ткани.
- У наш ешть шпошобы жаштафить тефя гофорить.
- Похоже на то.

***

Я по крайней мере попытался возродить ритуал в тот день, когда закончил
"Вниз с самого верха". От него осталась только форма, магическое содержание
исчезло, но я в общем-то этого и ожидал. И пошел на это не из суеверия, а от
уважения и любви. Если хотите, совершил ритуал в память о Джоанне. Или, если
угодно, ритуал этот стал настоящей поминальной службой, которую я смог
провести через месяц после того, как тело Джоанны легло в землю.
В третьей декаде сентября по-прежнему стояла жара, в последние годы не
случалось такого жаркого лета. Заканчивая книгу, я постоянно думал о том,
как мне недостает Джоанны.., но мысли эти не мешали мне работать. Упомяну
вот еще о чем: я оставался в Дерри, из-за жары ходил по дому в одних трусах,
но ни разу не подумал о том, чтобы перебраться в наш коттедж у озера. Словно
из моей памяти исчезла вся информация, связанная с нашей загородной усадьбой
"Сара-Хохотушка". Может, потому, что, дойдя до последней фразы романа, я
окончательно осознал: на этот раз Джоанна уехала не в Ирландию.
На озере у меня маленький кабинет, но с окном. В Дерри - длинный, с
протянувшимися вдоль стен книжными стеллажами и без единого окна. В тот
вечер три вентилятора под потолком лениво Перегоняли сгустившийся воздух. Я
вошел в кабинет в шортах, футболке и резиновых шлепанцах, с маленьким
жестяным подносом, на котором стояли бутылка шампанского и два запотевших
бокала. В дальнем конце этого железнодорожного вагона, под таким крутым
карнизом, что мне приходилось чуть ли не садиться на корточки, чтобы
добраться до стула (год за годом Джо убеждала меня, что я выбрал для
компьютера самое неудачное место в комнате, но не могла переубедить),
светился экран "макинтоша".
Я уж подумал, что сам нарываюсь на новый приступ слез, но ведь наша
эмоциональная реакция всегда удивляет нас, я прав? В тот вечер я не выл и не
рыдал. Наверное, горе ушло. А его место заняло щемящее чувство утраты: я
видел пустое кресло, в котором она любила сидеть и читать, пустой стол, на
который она ставила свой бокал, всегда у самого края.
Я наполнил бокал шампанским, подождал, пока осядет пена, поднял его.
- Дело сделано, - сообщил я вращающимся под потолком лопастям
вентилятора. - Что ж, значит, есть повод выпить, верно?
Ответной реакции не последовало. В свете того, что произошло позже,
думаю, эту фразу есть смысл повторить: ответной реакции не последовало. Я не
почувствовал, как случалось потом, что я не один во вроде бы пустой комнате.
Я выпил шампанское, поставил бокал на жестяной поднос, наполнил второй. С
ним пошел к "маку" и сел перед ним, как села бы Джоанна, если бы не
вмешательство горячо любимого всеми Бога. Тело мое не сотрясали рыдания, но
в уголках глаз стояли слезы. На экране я прочитал:
Не таким уж и плохим выдался денек, подумала она. Пересекла лужайку,
направляясь к своему автомобилю, рассмеялась, увидев белый квадратик бумаги,
прижатый дворником к ветровому стеклу. Кэм Диленси, который никогда не
сдавался, для которого не существовало слова "нет", приглашал ее во вторник
на еженедельную дегустацию вин. Она вытащила квадратик, уже собралась
разорвать его, но в последний момент передумала и сунула в карман джинсов.
- Не с красной строки. Продолжаем абзац, - указал я сам себе и
отпечатал предложение, которое сложилось в голове еще до того, как я потел
за шампанским:
Перед ней лежал целый мир; так почему не начать его освоение с
дегустации вин, на которую пригласил ее Кэм Диленси?
Я замер, глядя на крошечный мерцающий курсор. Уголки глаз все щипали
слезы, но, повторяю, никакой холодный ветерок не обдувал мои колени, ничьи
ледяные пальцы не хватали за шею. Я дважды нажал на клавишу "Enter". Потом
на клавишу "Center". Напечатал завершающее слово "Конец" и отсалютовал
экрану бокалом, который предназначался Джо.
- За тебя, крошка! Как бы я хотел, чтобы ты была рядом. Мне чертовски
тебя недостает, - мой голос дрогнул на последнем слове, но дыхания у меня не
перехватило.
Я выпил "тэттинжер", сохранил в памяти компьютера последнее
предложение, перегнал файл на дискету, вытащил ее из дисковода, положил к
остальным дискетам, на которых хранился текст моей очередной нетленки. И за
последующие четыре года не написал ни строчки, если не считать писем,
перечней необходимых покупок и заполнения соответствующих граф на чеках и
различных документах.

Глава 3

Мое издательство ничего не знало. Как и мой редактор Дебра Уайнсток, и
мой агент Гарольд Обловски. В полном неведении пребывал и Френк Арлен, хотя
меня не раз так и подмывало обо всем ему рассказать. Позволь мне быть твоим
братом, если не ради тебя, то ради Джо. Эти слова я услышал от него, когда
он возвращался к своей типографии и уединенной жизни в маленький городок
Сэнфорд в южной части штата Мэн. Я не собирался плакаться ему в жилетку, и
не плакался - но каждые две недели звонил. Поболтать ни о чем, вы понимаете.
"Как дела? - Нормально, только на улице жуткая холодина. - Да, здесь тоже. -
Ты поедешь в Бостон, если я возьму билеты на "Медведей"? - Может, в
следующем сезоне, сейчас я очень занят. - Да, я понимаю. - До встречи,
Майки. - Счастливо, Френк. - Держи хвост пистолетом". Мужской разговор.
Я уверен, что раз или два он спрашивал, работаю ли я над новой книгой,
и вроде бы я отвечал...
Да ладно.., врал я ему. И так привык к своему вранью, что сам стал в
него верить. Он спрашивал, это точно, а я говорил, что работаю, конечно,
работаю, и пишется отлично, лучше, чем когда бы то ни было. Но с языка едва
не срывалось совсем другое. "Стоит мне написать пару абзацев, как со мной
начинает твориться что-то ужасное: пульс убыстряется в два, потом в три
раза, дыхание перехватывает, глаза вылезают из орбит. Я становлюсь похож на
страдающего клаустрофобией человека, который неведомо как оказался в быстро
тонущей подводной лодке.
Такие вот у меня дела, спасибо, что спросил". Но конечно, ничего такого
я ему так и не сказал. Я звоню не для того, чтобы просить о помощи. Я не
могу просить о помощи. Кажется, я вам об этом уже говорил.

***

С моей точки зрения - признаю, очень субъективной, - среди творческих
личностей удачливые романисты (пусть даже относительно удачливые) занимают
самую выгодную позицию. Действительно, люди покупают больше компакт-дисков,
чем книг, часто ходят в кино, много времени проводят у телевизора. Но у
романистов более длительный период продуктивной работы, возможно, потому,
что читатели чуть умнее поклонников других видов искусства, где обходятся
без печатного слова. Дэвид Соул из знаменитого в семидесятых сериала
"Старски и Хатч" или в свое время очень даже известный белый рэппер Ванилла
Айс нынче бог знает где. А Герман Вук, Джеймс Мичинер или Норман Майлер все
еще в обороте. Вот и рассуждай после этого о динозаврах, когда-то ходивших
по Земле.
Артур Хейли работал над новой книгой (тогда это был слух, который
полностью подтвердился), Томас Харрис мог замолчать на семь лет, а потом
снова начать выдавать бестселлеры, а произведения Джерома Дэвида Сэлинджера,
пусть за последние сорок лет он и не написал ни слова, продолжают горячо
обсуждать как студенты гуманитарных вузов, так и члены неформальных
литературных объединений. Верность читателей не идет ни в какое сравнение с
верностью почитателей поп-звезды. Вот почему так много книг, авторы которых
уже не способны выдать на-гора что-нибудь новенькое, вновь и вновь попадают
в списки бестселлеров исключительно благодаря магической надписи на обложке:
"АВТОР..."
К автору, каждое произведение которого в переплете может продаваться
тиражом в пятьсот тысяч, а в карманном формате - в миллион, издатель
предъявляет только одно, очень простое требование: роман в год. Нью-йоркские
мудрецы считают, что это оптимум. Триста восемьдесят страниц, переплетенных
или склеенных, каждые двенадцать месяцев, с началом, серединой и концовкой,
с запоминающимися персонажами. Лучше бы не новыми, а перешедшими из прежних
книг. Читатели это обожают. Знакомый персонаж для них что родственник.
Если книга в год не получается, недовольны и издатель, и агент. У
издателя могут не окупиться вложенные в тебя инвестиции, у агента не хватит
денег для оплаты счетов его психоаналитика. Опять же, если книга сильно
задерживается, часть читателей может тебя и подзабыть. Тут уж ничего не
поделаешь. Опять же, нельзя и частить, иначе читатель может сказать: "Что-то
начитался я этого парня, он уже на зубах завяз".
Я рассказываю вам все это, чтобы вы поняли, каким образом мне удалось
четыре года водить всех за нос: компьютер я использовал главным образом для
игры в "Скрэббл", но об этом никто не догадывался. Писательский
психологический барьер? Что такое писательский психологический барьер? Нет у
нас никакого писательского психологического барьера! О каком таком
писательском психологическом барьере может идти речь, если каждый год
поздней осенью появляется новый детективный роман Майкла Нунэна? Почитать
его на досуге - одно удовольствие, не только вам, но и вашим родственникам.
И, между прочим, обратите внимание, что в нашем книжном магазине на второй
экземпляр предоставляется тридцатипроцентная скидка. Выгодное получается
дельце.
Секрет прост, и я не единственный популярный американский автор,
который им владеет. Если слухи верны, Дэниэла Стил (приведу только один
пример) десятилетиями пользовалась Формулой Нунэна. Видите ли, хотя я
публиковал по книге в год, начиная с романа "Быть вдвоем", который увидел
свет в 1984 году, за последующие десять лет я написал четырнадцать романов.
То есть четыре года мне удавалось писать по две книги. Одну я отдавал
агенту, вторую припрятывал.
Не помню, говорил ли я об этом с Джо, но вопросов она точно не
задавала, то есть понимала, что я делаю: как белочка, запасаю орешки.
Конечно, думал я тогда не о психологическом барьере. Черт, да я просто
развлекался.
В феврале 1995 года, запоров по меньшей мере два многообещающих сюжета
(вот эта функция моего мозга - подбрасывать сюжеты, никуда не подевалась и
теперь вместо радости приносила только горе), я более не мог отрицать
очевидное: у меня самые серьезные неприятности, с какими может столкнуться
писатель, за исключением разве что болезни Альцгеймера и инсульта. Однако в
большой сейфовой ячейке, которую я абонировал в "Файделити юнион", лежали
четыре картонные коробки с рукописями. Промаркированные как "Обещание",
"Угроза", "Дэрси" и "Верх". Где-то на День Святого Валентина позвонил мой
агент, и в его голосе слышалось волнение. Обычно я передавал ему мой
последний шедевр в конце января, а тут минула половина февраля. И им
пришлось бы задействовать все резервы, чтобы успеть с очередным романом
Майка Нунэна к Рождественской лихорадке. Конечно же, он желал знать, все ли
в порядке?
То был мой последний шанс признаться, что все как раз не в порядке, но
мистер Гарольд 06-ловски из дома 225 по Парк-авеню не относился к тем, кто
смиряется с неизбежным. Он был хорошим агентом, в издательских кругах его
любили и ненавидели (иногда одни и те же люди и одновременно), но весть о
том, что золотая жила вдруг иссякла, вызвала бы у него бурную и негативную
реакцию. Он бы прилетел в Дерри первым же рейсом, чтобы не уезжать до тех
пор, пока ему не удастся вернуть меня на круги своя. Нет, я любил Гарольда,
но только на расстоянии, когда он сидел в своем кабинете на тридцать восьмом
этаже и любовался Ист-Сайдом.
И я сказал ему: "Гарольд, какое совпадение, ты звонишь мне в тот самый
день, когда я закончил новый роман, фантастика, не правда ли, я высылаю его
немедленно, через "Федэкс" <"Федерал экспресс корпорейшн" - крупнейшая в
США частная почтовая служба срочной доставки небольших посылок и
бандеролей.>, так что завтра ты его получишь". Гарольд заверил меня, что
никакого совпадения нет, просто он находится в телепатической связи со
своими авторами. Потом поздравил меня и положил трубку. А два часа спустя я
получил от него большой букет.
Поставив цветы в столовой - туда я после смерти Джо заходил редко - я
отправился в "Файделити юнион". Вставил в замочную скважину банковской
ячейки свой ключ и вскоре уже нес в приемный пункт "Федэкс" рукопись романа
"Вниз с самого верха". Я взял только что написанную книгу потому лишь, что
она лежала ближе всех к дверце. В ноябре ее напечатали, аккурат поспели к
Рождеству. Я посвятил ее памяти моей любимой жены, Джоанны. Книга поднялась
на одиннадцатую строчку в списке бестселлеров "Тайме". На радость всем, в
том числе и мне. Потому что жизнь поворачивалась в лучшую сторону, ведь так?
Ведь в конце концов писательский психологический барьер рушится у всех,
разве нет? (За исключением, возможно, Харпер Ли.) Все, что от меня
требуется, так это расслабиться, как сказала архиепископу девушка из
кордебалета. И, слава Богу, я был запасливой белочкой и заготовил достаточно
орешков.
Не потерял я оптимизма и на следующий год, когда отправил через
"Федерал экспресс" рукопись романа "Угрожающее поведение".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10