- Он пытался содрать с тебя лишнее, Майки. Я ненавижу людей, готовых
нажиться на чужом горе. - Он сунул руку в карман, достал носовой платок,
вытер щеки. Трагедия не сломила его, она не сломила никого из Арленов, во
всяком случае, в моем присутствии они держались молодцом, но из глаз Френка
постоянно текли слезы, словно его замучил конъюнктивит.
Из шести детей Арленов Джо была младшей и единственной девочкой.
Старшие братья пушинки с нее сдували. Подозреваю, если б они усмотрели в ее
смерти хоть толику моей вины, меня бы разорвали в клочья. Но в сложившейся
ситуации любовь и заботу они перенесли на меня, оградили от мира надежным
щитом. Наверное, я смог бы пережить случившееся и без них, хотя и не знаю,
как бы мне это удалось. Не забывайте, мне тогда было тридцать шесть. Обычно
в таком возрасте жену не хоронят, особенно если она двумя годами моложе. О
смерти в тридцать шесть как-то не думается.
- Если какого-то парня хватают за руку, когда он пытается украсть
магнитолу из твоего автомобиля, этот поступок называют кражей и его сажают в
тюрьму. - Арлены приехали из Массачусетса, и в голосе Френка я слышал
молденский выговор, они немного акают, эти массачусетсцы. - Если тот же
парень пытается урвать с потрясенного утратой мужа четыре с половиной тысячи
долларов за гроб, красная цена которому три тысячи, это называется бизнесом,
и его просят выступить на ленче в Ротари-клаб <Местное отделение
общественной организации "Ротари интернэшнл", объединяющей представителей
деловых кругов.>. Жадюга, черт бы его побрал. Но я с ним разобрался,
верно?
- Да. Более чем.
- Ты в порядке. Майки?
- Да.
- Честно?
- Слушай, откуда мне знать? - Тут я сорвался на крик, и несколько
человек, сидящих за соседними столиками, повернулись к нам. - Она была
беременна.
Его лицо окаменело:
- Что?
Я уже говорил чуть ли шепотом:
- Беременна. Шесть или семь недель, согласно... Ну, ты понимаешь,
вскрытие показало. Ты не знал? Она тебе ничего не говорила?
- Нет!. Господи, да нет же! - Но по его лицу ясно читалось: что-то она
ему да говорила. - Я знал, что вы пытались... Это же естественно.., она
сказала, что у тебя уменьшенное количество сперматозоидов, поэтому на это
требуется чуть больше времени, но доктор думает, что у вас.., рано или
поздно... - Он замолчал, уставившись на свои руки. - Они могут это
определить? Они проверили?
- Могут определить. И проверили. Я не знаю, положено это проверять в
подобных случаях или нет. Я попросил.
- Почему?
- Потому что перед смертью она купила не только ингалятор от насморка.
Она также приобрела набор тестов для определения беременности.
- А ты об этом даже не догадывался?
Я покачал головой.
Он потянулся через стол, сжал мне плечо:
- Она хотела убедиться, что ошибки нет. Ты это понимаешь, не так ли?
Но она-то сказала, что поехала за ингалятором и рыбным филе. Чтобы все
выглядело, как обычно. Женщина, отправляющаяся за покупками. Мы восемь лет
пытались зачать ребенка, но она и виду не подавала, будто произошло что-то
из ряда вон.
- Конечно. - Я похлопал Френка по руке. - Конечно, дружище. Я понимаю.

***

Именно Арлены во главе с Френком взяли на себя практически все хлопоты,
связанные с похоронами Джоанны. Мне как писателю поручили некролог. Мой брат
приехал из Виргинии, вместе с моими матерью и теткой. Ему позволили заносить
в специальную книгу фамилии тех, кто приходил попрощаться с Джоанной. Моя
мать - к шестидесяти шести годам она полностью выжила из ума, хотя врачи и
отказывались признать у нее болезнь Альцгеймера, - жила в Мемфисе со своей
сестрой, двумя годами моложе и сохранившейся немногим лучше, чем она сама.
Им доверили резать торт на поминках.
Всем остальным занимались Арлены. Они определяли часы прощания с
покойной, они расписали до мелочей церемонию похорон. Френк и Виктор, второй
по старшинству, произнесли короткие речи. Папенька Джо предложил помолиться
о душе дочери. И наконец, Пит Бридлав, подросток, который летом выкашивал
нашу лужайку, а зимой сгребал с дорожек снег, вышиб у всех слезу, спев "Буду
восхвалять Ibc-пода...", - псалом, который, по уверениям Френка, Джоанна
девочкой любила больше других. Как Френку удалось найти Пита и убедить его
спеть псалом, осталось для меня загадкой.
Мы выдержали все. И прощание с усопшей днем и вечером во вторник, и
поминальную службу в среду утром, и короткую молитву у могилы на кладбище
"Феалоун". Я помню, какая стояла жара, как одиноко мне было без Джо, как я
жалел о том, что не купил новые туфли. Джо наверняка выговорила бы мне за
те, что я надел, если б не умерла.
Потом я переговорил с моим братом Сидом, считая, что мы должны что-то
предпринять в отношении матери и тети Френсин, пока они обе окончательно не
перешли из реального мира в Сумеречную Зону <Автор использует название
телевизионного фантастического сериала о людях, которые, оставаясь на Земле,
оказываются в мире, отличном от нашего.>. Они слишком молоды, чтобы
отправлять их в дом престарелых. И что думает по этому поводу Сид?
Он высказал какое-то предложение, но будь я проклят, если вспомню,
какое именно. В этот же день, только позже, Сидди, наша мама и тетя
загрузились во взятый напрокат автомобиль, чтобы вернуться в Бостон. Там они
собирались переночевать, а утром уехать экспрессом "Южный полумесяц". Мой
брат ничего не имеет против того, чтобы сопровождать старушек, но
категорически отказывается летать самолетом, даже если билеты оплачиваю я.
Он говорит, что в небе нет обочины, куда можно свернуть, если сломается
двигатель.
На следующий день в большинстве своем отбыли и Арлены. Солнце жарило
немилосердно, плывя по затянутому белой дымкой небу. Они стояли перед нашим
домом - теперь уже моим домом, - когда к тротуару подкатили три такси. Все
долго прощались со мной и друг с другом.
Френк задержался еще на день. Мы набрали за домом большой букет -
настоящие цветы, какие любила Джо, а не те, что выращивают в теплицах (их
запах ассоциируется со смертью и органной музыкой), - и сунули их в две
большие банки из-под кофе, которые я отыскал в кладовой. Потом мы пошли на
кладбище и положили цветы на могилу. Постояли под палящим солнцем.
- Я всегда в ней души не чаял. - Голос Френка дрогнул. - Мы и в
молодости заботились о Джо. И Джо никто не докучал, уверяю тебя. Если кто-то
из парней пытался, мы быстро вправляли ему мозги.
- Джо рассказывала мне всякие истории.
- Хорошие?
- Да, очень хорошие.
- Мне будет так недоставать ее.
- Мне тоже. Френк... - Я запнулся. - Послушай... Я знаю, что из всех
братьев ты был ее любимчиком. Она не звонила тебе, чтобы сказать, что не
пришли месячные или что по утрам ее мутит? Можешь мне сказать. Я злиться не
стану.
- Но она не звонила. Клянусь Господом! Ее мутило по утрам?
- Я не замечал.
Так оно и было. Я ничего не замечал. Разумеется, я писал книгу, а в
такие периоды я впадаю в транс. Но она прекрасно знала, когда я в трансе, а
когда - нет. И легко могла вернуть меня в реальный мир, если б захотела. Так
почему не возвращала? Почему держала в секрете хорошие новости? Хотела
убедиться, что ошибки нет, а потом сказать? Вроде бы логично.., но очень уж
не похоже на Джо.
- Мальчик или девочка? - спросил Френк.
- Девочка. Мы даже выбрали имена для наших первенцев. Мальчика бы
назвали Эндрю. Девочку - Киа. Киа Джейн.

***

Френк, который развелся шесть лет тому назад и теперь жил один,
остановился у меня.
- Я тревожусь из-за тебя. Майки, - признался он мне, когда мы ехали
домой. - У тебя слишком мало родственников, которые могли бы поддержать тебя
в такие минуты, а те, что есть, живут далеко.
- Я выкарабкаюсь. Он кивнул:
- Мы все так говорим, не так ли?
- Мы?
- Мужчины. "Я выкарабкаюсь". А если нет, то постараюсь, чтобы никто об
этом не узнал. - Он смотрел на меня, по щекам все катились слезы, в большой
загорелой руке он держал носовой платок. - Если ты почувствуешь, что
выкарабкаться не удается. Майки, и тебе не захочется звонить брату, а я
видел, как ты на него смотрел, позволь мне стать твоим братом. Если не ради
себя, то ради Джо.
- Хорошо. - Я с благодарностью принял его предложение, хотя и знал, что
никогда им не воспользуюсь. Я не обращаюсь к людям за помощью. Не потому,
что меня так воспитали, во всяком случае, мне кажется, что причина не в
воспитании. Просто такой уж у меня характер. Джоанна как-то заметила, что
случись мне тонуть в озере Темный След, где у нас летний коттедж, я бы молча
пошел ко дну в пятидесяти футах от пляжа, но не стал бы звать на помощь. И
дело не в том, что мне чужды любовь и добрые чувства. Я могу отдавать и то,
и другое, могу и получать. И боль я ощущаю, как все. Мне, как и любому
другому, нужна ласка. Но я не могу ответить "нет", если кто-то спрашивает
меня:
"Ты в порядке?" Я не могу попросить о помощи.
Пару часов спустя Френк отбыл в южную часть штата. Когда он открыл
дверцу автомобиля, у меня на мгновение улучшилось настроение: я увидел, что
он слушает кассету с моей книгой. Он обнял меня, а потом удивил, поцеловав в
губы.
- Если появится желание поговорить, звони. Если захочешь побыть с
близким человеком, сразу же приезжай.
Я кивнул.
- И будь осторожен.
Вот этого я не понял. От жары и горя у меня возникло ощущение, что в
последние дни я даже и не живу, и все происходящее со мной - сон, но эта
фраза меня проняла.
- А чего мне, собственно, опасаться?
- Не знаю, - ответил он. - Не знаю. Майки. Он сел за руль, такой
огромный мужик втиснулся в такой крохотный автомобильчик, и отбыл. Солнце
как раз покатилось к горизонту. Вы знаете, как выглядит солнце в конце
жаркого августовского дня, оранжевое и какое-то сплющенное, словно невидимая
рука придавливает его сверху, и оно вот-вот лопнет, как опившийся кровью
комар, расплескав содержимое своего желудка по всему горизонту. На востоке,
где небо уже потемнело, погромыхивал гром. Но дождь в ту ночь так и не
пошел, лишь темнота окутала город, как толстое, жаркое одеяло. Тем не менее
я включил компьютер и поработал с час. Насколько мне помнится, писалось
хорошо. А если даже и нет, вы не хуже меня знаете, что работа позволяет
коротать время.

***

Второй приступ слез случился у меня через три или четыре дня после
похорон. Ощущение, что я по-прежнему сплю, не проходило. Я ходил,
разговаривал, отвечал на телефонные звонки, работал над книгой, которую к
моменту смерти Джо закончил процентов на восемьдесят, но мне постоянно
казалось, что происходит все это не со мной, что я - это не я, а настоящий
"я" наблюдает за всем со стороны, послав вместо себя двойника.
Дениз Бридлав, мать Пита, предложила в один из дней на следующей недели
привести двух своих подруг и прибраться в большом доме, в котором я теперь
жил один - одинокая горошина, позабытая в банке. Она сказала, что
генеральная уборка обойдется мне в сотню долларов на троих, и добавила, что
без этого никак нельзя. После смерти обязательно надо прибраться, даже если
человек умер и не в доме.
Я ответил, что мысль неплохая, но сказал, что заплачу каждой женщине по
сто долларов за шесть часов работы. То есть закончить уборку они должны за
шесть часов. А то, что они не успеют сделать в отпущенное им время,
останется на следующий раз.
- Мистер Нунэн, это слишком много, - запротестовала Дениз.
- Может - много, а может, и нет, но я плачу именно столько. Беретесь за
уборку?
Она ответила, что они берутся, конечно, берутся.
В итоге в вечер, предшествующий их приходу, я провел предуборочную
инспекцию дома. Наверное, я хотел, чтобы женщины (двух я совершенно не знал)
не нашли ничего лишнего?
К примеру, шелковых трусиков Джоанны, засунутых за подушки дивана
("Что-то мы очень часто занимаемся этим на диване, Майк, - как-то сказала
она мне. - Ты заметил?"), или пустых банок из-под пива под креслом на
крыльце, а может, туалетную бумагу в унитазе, которую забыли спустить в
канализацию. По правде говоря, я не могу сказать, что именно я искал.
Помните, я же жил как во сне, и ясность мыслей обретал, лишь когда дело
касалось концовки романа (психопат-убийца завлек мою героиню на крышу
многоэтажки с твердым намерением столкнуть ее вниз) или изготовленного
фирмой "Норко" теста на беременность, который Джо купила в день смерти.
Ингалятор от насморка, сказала она. Рыбное филе на ужин, сказала она. И в ее
глазах я не заметил ничего такого, что заставило бы меня заглянуть в них
второй раз.

***

Завершая инспекцию, я заглянул под нашу кровать и нашел книгу на
стороне Джо. Она только-только умерла, но если в доме где-то и собирается
пыль, так это в Подкроватном королевстве. Светло-серый налет, который я
увидел на глянцевой обложке, достав книгу, напомнил мне о лице и руках
лежащей в гробу Джоанны... Джо в Подземном царстве. В гробу тоже пыльно?
Скорее всего, нет, но...
Я отогнал эту мысль. Она прикинулась, будто уходит, но весь день
пыталась вновь пробраться мне в голову, словно белый медведь Толстого.
Джоанна и я - выпускники университета штата Мэн. Оба защищали диплом по
англоязычной литературе. Как и многие другие, мы влюбились в сладкозвучный
голос Шекспира и обожали цинизм горожан Тилбюри, который сумел донести до
нас Эдвин Арлингтон Робинсон <Робинсон Эдвин Арлингтон (1869 - 1935) -
американский поэт, лирика которого отличается психологической напряженностью
и поэтикой намека.>. Однако вместе нас свел не поэт и эссеист, а Сомерсет
Моэм, пожилой писатель-драматург с сердцем романтика и лицом, на котором
отчетливо читалось презрение к роду человеческому (хотя практически на всех
фотографиях между лицом и объективом вставала пелена сигаретного дыма).
Поэтому я не удивился, обнаружив под кроватью "Луну и грош". Роман этот я
прочел в юношестве, причем не один раз, а дважды, естественно, отождествляя
себя с Чарлзом Стриклен-дом (но в Южные моря я хотел отправиться, чтобы
писать книги, а не рисовать).
Вместо закладки она воспользовалась игральной картой бог знает из какой
колоды. Открывая книгу, я вспомнил слова, сказанные ею за заре нашего
знакомства. Случилось это на семинаре "Английская литература 20-го
столетия", наверное, в 1980 году. Джоанна Арлен училась тогда на втором
курсе, я - на последнем, а на "Английскую литературу 20-го столетия" ходил
потому, что в тот последний для меня семестр у меня появилось свободное
время. "Через сто лет, - заявила она на семинаре, - литературных критиков
середины двадцатого века заклеймят позором за то, что они обласкали Лоренса
<Лоренс Дэйвид Герберт (188 5 - 1930) - английский писатель. В России
более известен другой его роман - "Любовник леди Чаттерли".> и
пренебрегли Моэмом". Слова эти вызвали доброжелательный смех (все студенты
знали, что "Женщины в любви" - одна из лучших книг, когда-либо написанных).
Я не засмеялся - влюбился.
Игральная карта лежала между страницами 102 и 103: Дирк Струве только
что узнал, что его жена уходит к Стрикленду, так назвал Моэм Поля Гогена.
Рассказчик (повествование ведется от первого лица) пытается поддержать
Струве. "Мой дорогой друг, ну что ты так печалишься. Она вернется..."
- Тебе-то легко так говорить, - бросил и комнате, теперь принадлежащей
мне одному.
Я перевернул страницу и прочитал: "Оскорбительное спокойствие
Стрикленда лишило Струве остатков самообладания. В слепой ярости, не
осознавая, что делает, он бросился на Стрикленда. Тот не ожидал нападения и
пошатнулся, но силы ему хватало, даже после тяжелой болезни, поэтому
мгновением спустя Струве, неожиданно для себя, оказался на полу. - Смешной
вы человечишка, - молвил Стрикленд".
И тут до меня дошло, что Джо никогда не перевернет страницу и не
узнает, что Стрикленд назвал исполненного праведным гневом Струве смешным
человечишкой. В этот момент истины, который мне не забыть никогда (как
можно? То были едва ли не худшие мгновения моей жизни), я понял, что это не
ошибка, которую можно исправить. И не кошмарный сон, от которого можно
пробудиться. Джоанна мертва.
Горе отняло у меня последние силы. Мы плачем глазами, другого не дано,
но в тот вечер я почувствовал, что плачет все мое тело, каждая его пора. Я
сидел на краю кровати, держа в руке карманное издание романа Сомерсета Моэма
"Луна и грош", и рыдал навзрыд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10