- Хорошо, - сухо ответила миссис Каннингейм.
- Да, - произнес Эрни бесцветным голосом. Он поднялся. - Пора все это
послать к черту.
Регина открыла рот, а Майкл зажмурился, как будто получил пощечину.
- Что ты сказал? - Регина наконец пришла в себя. - Что ты...
- Не знаю, что вас так потрясло, - мрачно проговорил Эрни, - но я не
собираюсь торчать здесь и выслушивать ваши бредни. Мне уже семнадцать лет Я
хочу, чтобы со мной считались.
Они вытаращились на него так, как если бы у одной из кухонных стен
выросли губы и она начала говорить.
Эрни посмотрел на них. В его глазах не было ничего, кроме угрозы.
- Говорю вам, мне нужна эта вещь. Только она.
- Эрни, но ведь страховка... - начал Майкл.
- Прекрати! - закричала Регина. Она не желала обсуждать технические
проблемы, потому что это был шаг к капитуляции; ей хотелось задавить бунт в
зародыше, быстро и беспощадно. В этот момент она выглядела одновременно
испуганной и вульгарной. Мне стало жалко ее, потому что она мне нравилась.
Уже стоя в дверях, я внезапно почувствовал нездоровое любопытство: чем
же все это кончится? Я присутствовал при первом крупном скандале в семействе
Каннингеймов. До сих пор им можно было дать десять баллов за пуританство.
- Дэннис, тебе лучше уйти, пока мы тут разбираемся, - зловеще
проговорила Регина.
- Я уйду, но, по-моему, вы делаете из мухи слона. Если бы вы увидели
эту машину.., она или вообще не трогается с места, или за двадцать минут
набирает тридцать миль в час.
- Дэннис! Иди!
Я ушел.
Садясь в машину, я увидел, как из задней двери вышел Эрни; он явно
намеревался привести в исполнение свою угрозу. Следом за ним показались его
родители, теперь у них был такой перепуганный вид, как будто они оба
обмочились. Отчасти я мог их понять. Все предшествовавшее было неожиданней,
чем гром, разразившийся среди ясного неба.
Когда я выруливал на улицу, они втроем стояли на площадке возле
двухместного гаража (в котором стояли "порш" Майкла и "вольво" Регины - у
них-то есть машины, вспомнил я) и все еще ругались.
"Ну, вот и все", - подумал я, и мне стало тоскливо. Они раздавят его.
Лебэй получит свои двадцать пять долларов, а "плимут" останется гнить на
прежнем месте. Подобные вещи им не раз удавались. Потому что он был рохлей.
Это знали даже его родители. Он был неглупым парнем, и когда вы знакомились
с ним поближе, то видели, что у него были и чувство юмора, и доброта, и..,
нежность, если я правильно понимаю это слово, Нежный, но все-таки рохля. Они
знали, что он был рохлей, и должны были раздавить его.
Так я думал. Но я ошибался.
3/ НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО
В 6.30 следующего утра я подъехал к дому Эрни и припарковался у
обочины, не желая заходить за ним, даже если его родители еще спали, -
слишком много вредных флюидов предыдущим вечером витало в их кухне, поэтому
меня ничуть не прельщал традиционный кофе с пончиком перед работой.
Эрни не показывался по меньшей мере минут пять, и я уже начал
размышлять о том, мог ли он исполнить свою вчерашнюю угрозу и уйти из дома.
Затем задняя дверь отворилась, и он спустился по бетонной дорожке, неся в
одной руке пакет с завтраком.
Он сел в машину, захлопнул дверцу и, улыбнувшись, сказал:
- Давай, трогай.
Он явно был в хорошем настроении.
Большую часть пути мы ехали молча, слушая хиты рок-энд-соула, которые
передавала местная радиостанция. Эрни рассеянно отстукивал ладонью по
колену, отбивая доли музыкальных тактов.
Наконец Эрни произнес:
- Извини, что вчера тебе пришлось присутствовать при всем этом.
- Все в порядке, Эрни.
- Тебе никогда не приходило в голову, - внезапно сказал он, - что
родители - это всего лишь переросшие дети, и только собственный ребенок
может вытащить их из младенчества?
Я покачал головой.
- Знаешь, что я думаю? - спросил он.
Мы уже подъезжали к строительной площадке; трейлер, принадлежавший
фирме "Карсон бразерс", стоял в двух холмах от нас. В такую рань движение на
дороге было еще слабым и сонным. Небо было нежно-персикового цвета.
- Я думаю, что быть родителем - это отчасти значит - стараться убить
своего ребенка.
- Это точно, - ответил я. - Мои все время стараются доконать меня. А
вчера они чуть не добились своего, когда стали расспрашивать, почему я
задержался после работы.
Я не обратил особого внимания на слова Эрни, но мне было интересно, что
сказали бы Майкл и Регина, если бы услышали сейчас своего сына.
- Я знаю, это звучит немного странно, - продолжал он, - но есть много
таких вещей, которые кажутся чепухой, пока не задумаешься над ними. Эдипов
комплекс, например.
- Дерьмо все это, - сказал я. - Ты поругался с родителями, вот и вся
проблема.
- Нет, не вся, - задумчиво произнес Эрни. - Они не знают, что делают.
Не могут знать. Сказать почему?
- Скажи, - ответил я.
- Потому что как только у родителей рождаются дети, так они сразу
понимают, что должны умереть. Когда у тебя появляется ребенок, ты смотришь
на него как на свое надгробие, - Знаешь что, Эрни?
- Что?
- Я думаю, все это просто дерьмо, - сказал я, и мы оба рассмеялись.
- А я так не думаю, - сказал он. Я зарулил на стоянку и выключил
двигатель. Из машины мы вылезли не сразу.
- Я сказал им, что не пойду на курсы для поступления в колледж, -
проговорил Эрни. - Я сказал им, что запишусь на домашнее обучение.
Домашнее обучение было тем способом получения "среднего" образования,
который пришелся по душе многим ребятам из старших классов. Им высылались
программы по различным предметам, и они занимались сами, - разумеется, за
исключением тех, кто не ночевал дома.
- Эрни... - начал я, не зная, что сказать дальше. Пожар разгорелся на
пустом месте, и это сбило меня с толку. - Эрни, ты все еще не в духе. Они
оплатят твои курсы...
- Конечно, оплатят, - перебил Эрни и холодно улыбнулся. При бледном
свете зари он выглядел одновременно и старше, и намного моложе.., вроде
циничного ребенка, если такое возможно. - Они в силах оплатить и полное
обучение, и университет, если захотят. Закон им этого не запрещает. Но ни
один закон не заставит меня идти туда, куда они считают нужным.
Я был поражен. Как сумел этот рохля так быстро и, главное, так
неузнаваемо измениться? И как Майкл и Регина могли согласиться с его
планами? Представить такое было очень трудно.
- Так, значит, они.., сдались? - Пора было идти на стройплощадку, но я
не мог не задать этого вопроса.
- Не совсем так. Насчет машины мы договорились, что я найду для нее
место в гараже и не буду пытаться ее зарегистрировать без их согласия.
- И ты думаешь, что тебе это удастся? Он снова улыбнулся -
заговорщически и в то же время зловеще. Точно так же мог бы усмехнуться
бульдозерист, опуская ковш своего "Д-9 Кат" на какой-нибудь особенно
неподатливый пень.
- Удастся, - ответил он. - Можешь мне поверить.
И знаете что? Я ему поверил.
4/ ЭРНИ ЖЕНИТСЯ
В ту пятницу мы могли вечером подзаработать на сверхурочной работе, но
отказались от нее. Получив в конторе наши чеки, мы поехали в питсбургское
отделение сбережений и займов и вскоре пересчитывали наличные. Почти все
свои деньги я внес на срочный вклад, часть положил на чековый счет (отчего
почувствовал себя до отвращения взрослым), а двадцать долларов оставил в
бумажнике.
Эрни обратил в наличные весь свой заработок.
- Вот, - произнес он, протягивая десятидолларовую бумажку.
- Нет, - ответил я, - оставь их при себе, приятель. У тебя теперь
каждый цент будет на счету, пока ты не разделаешься со своей консервной
банкой.
- Возьми, - сказал он. - Я плачу свои долги, Дэннис.
- Оставь. Правда, оставь.
- Возьми. - Он настойчиво протягивал деньги. Я взял, но заставил его
один доллар взять обратно. Он даже этого не хотел делать.
Пока мы ехали к дому Лебэя, Эрни нервничал, включал радио на полную
громкость, барабанил пальцами то по колену, то по приборной доске - словом,
вел себя, как будущий молодой отец, ожидающий, что его жена вот-вот родит
ребенка. Наконец я догадался: он боялся, что Лебэй продал машину кому-нибудь
другому.
- Эрни, - сказал я, - успокойся. Она будет на месте.
- Я спокоен, - ответил он и принужденно улыбнулся. Цветение на его лице
в тот день было ужасней, чем когда-либо, и я представил себе (не в первый и
не в последний раз), что почувствовал бы, если бы очутился на месте Эрни
Каннингейма - в его ежеминутно и ежесекундно сочащейся, нарывающей коже...
- Слушай, не потей! Ты ведешь себя так, точно собираешься налить
лимонаду в штаны.
- Не собираюсь, - сказал он, продолжая барабанить пальцами по приборной
доске.
Наступил вечер пятницы, и по радио передавали "Музыкальный
рок-уик-энд". Когда я оглядываюсь на тот год, то мне кажется, что он
измеряется прогрессиями рок-н-ролла.., и все возраставшим чувством страха.
- А почему именно эта машина, - спросил я. - Почему именно она?
Он долго смотрел на Либертивилл-авеню, а потом резким движением
выключил радио.
- Не знаю, - наконец произнес он. - Может быть, потому, что с того
времени, как у меня появились эти отвратительные прыщи, я впервые увидел
что-то еще более уродливое, чем я сам. Ты хотел, чтобы я это сказал?
- Эй, Эрни, брось дурить, - сказал я. - Это я, Дэннис. Ты еще помнишь
меня?
- Помню, - проговорил он. - И мы все еще друзья, да?
- Конечно. Но какое это имеет отношение...
- А это значит, что мы должны по крайней мере не лгать друг другу.
Поэтому я и сказал тебе, и, может быть, это не совсем чепуха. Я знаю, что
безобразен. Я плохо схожусь с людьми. Я.., чуждаюсь их. Я бы хотел быть
другим, но ничего не могу поделать с собой. Понимаешь?
Я нехотя кивнул. Как он сказал, мы были друзьями, а это значило - не
лезть в дерьмо друг перед другом.
Он тоже кивнул - точно чему-то очевидному для него.
- Другие люди, - осторожно добавил он, - например, ты, Дэннис, не
всегда могут это понять. Если ты не безобразен, то по-другому смотришь на
мир. Знаешь, как трудно сохранять чувство юмора, если все вокруг смеются над
тобой? Тогда у тебя кровь закипает в жилах. От этого можно сойти с ума.
- Ну это я могу понять. Но...
- Нет, - спокойно сказал он. - Ты не можешь понять этого. Ты можешь
думать, что понимаешь, но понять - не можешь. Тебе это недоступно. Но я тебе
нравлюсь, Дэннис...
- Я люблю тебя, Эрни, - перебил я его. - И ты это знаешь.
- Может быть, любишь, - произнес он. - И если так, то это потому, что у
меня есть кое-что под этим глупым лицом...
- У тебя не глупое лицо, Эрни, - сказал я. - Может быть, не очень
чистое, но не глупое.
- Да иди ты... - проворчал он, а потом добавил:
- Во всяком случае, эта машина - что-то вроде меня. У нее тоже что-то
есть внутри. Что-то лучшее, чем снаружи. Я вижу это, вот и все.
- Видишь?
- Да, Дэннис, - тихо проговорил он. - Я вижу. Я свернул на Мэйн-стрит.
Мы уже подъезжали к дому Лебэя. И внезапно мне в голову пришла одна довольно
мрачная мыслишка. А что если, предположил я, отец Эрни подговорил одного из
своих друзей или студентов, чтобы тот мигом сбегал к Лебэю и купил машину
раньше, чем это успеет сделать его сын? Макиавеллиевская уловка, скажете вы,
но Майкл Каннингейм был способен и не на такое коварство. Недаром он
специализировался на военной истории.
- Я увидел эту машину - и сразу почувствовал какое-то влечение к ней...
Я даже себе этого не могу как следует объяснить. Но... - Он замялся, как-то
сонно глядя вперед. - Но я увидел, что смогу сделать ее лучше, - закончил
он.
- Ты хочешь сказать - починить?
- Да.., то есть нет. Это слишком бездушно. Чинят столы, стулья и всякую
всячину вроде них. Газонокосилку, если она не работает. И - обыкновенные
автомобили.
Вероятно, он заметил, как у меня поднялись брови. Он улыбнулся, точнее
- усмехнулся.
- Понимаю, как это звучит, - произнес он. - Я не хотел этого говорить,
потому что знал, как ты среагируешь. Но я на самом деле думаю, что она не
обычная машина. Не могу сказать почему, но мне так кажется.
Я открыл рот, собираясь сказать что-нибудь такое, о чем впоследствии
наверняка пожалел бы, но мы как раз повернули за угол, на улицу Лебэя.
Эрни шумно вобрал воздух.
Один прямоугольник травы на лужайке Лебэя был более желтым и еще более
отвратительным, чем все остальные части его заросшего газона. С одного края
на нем виднелось черное пятно масла, впитавшегося в почву и убившего все,
что там прежде росло. Этот прямоугольный кусок травы был столь омерзительно
ярок, что если бы вы смотрели на него слишком долго, то могли бы ослепнуть.
На этом месте вчера стоял "плимут" 58-го года выпуска.
- Эрни, - сказал я, пристраивая свою машину у обочины, - держи себя в
руках. Ради Христа, не сходи с ума.
Он не обратил ни малейшего внимания на мои слова. Сомневаюсь, что он
вообще меня слышал. Его лицо было бледным. Цветение на нем стало еще
заметней. Он открыл правую дверцу моего "дастера" и на ходу выпрыгнул из
машины.
- Эрни...
- Это мой отец, - бросил он со злостью и отчаянием. - Я чую этого
ублюдка.
И он побежал через газон к дому Лебэя.
Я вылез из машины и поспешил за ним, думая о том, когда же наконец
закончится это сумасшествие. Я с трудом мог поверить, что Эрни Каннингейм
только что назвал Майкла ублюдком.
Эрни успел только один раз ударить кулаком в дверь, как она отворилась.
На пороге стоял Ролланд Д.Лебэй. Он мягко улыбнулся, глядя на взбешенное
лицо Эрни.
- Здравствуй, сынок, - сказал он.
- Где она? - взорвался Эрни. - Мы же договорились! Я дал задаток!
- Не кипятись, - произнес Лебэй. Но, увидев меня, спросил:
- Что это с твоим другом, сынок?
- Машина исчезла, - ответил я. - А так - ничего.
- Кто купил ее? - закричал Эрни.
Я никогда не видел его в таком безумном состоянии. Думаю, если бы у
него был пистолет, то он бы приставил его к виску Лебэя.
- Кто купил ее? - благодушно переспросил Лебэй. - Да пока никто не
купил, сынок. Но ты дал за нее залог. Я отогнал ее в гараж, вот и все. Я
поставил кое-какие запчасти и сменил масло. - Он приосанился и одарил нас
обоих неуместно величавой улыбкой.
Эрни подозрительно посмотрел на него, затем перевел взгляд на небольшой
гараж, соединявшийся с домом гаревой дорожкой.
- Кроме того, я не хотел оставлять ее на улице, ведь ты внес за нее
часть денег, - добавил Лебэй. - У меня уже были неприятности с ней. Однажды
ночью какой-то недоносок бросил камень в мою машину. Да еще соседи -
некоторые из них явно попали сюда из команды БЗ.
- Что это за команда? - спросил я.
- Большие Задницы, сынок. - Он окинул улицу недобрым взглядом и
задумчиво сказал:
- Хотел бы я знать, кто бросил камень в мою машину. Да, сэр, мне бы
очень хотелось это знать.
Эрни прочистил горло:
- Извините, что причинил вам беспокойство.
- Ничего, сынок, - оживился Лебэй. - Мне нравятся ребята, готовые
постоять за свою.., или почти свою вещь. Ты принес деньги?
- Да, они со мной.
- Ну, тогда заходите в дом. Ты и твой друг. Я подпишу бумаги, и мы
выпьем по банке пива, чтобы отметить это событие.
- Нет, спасибо, - сказал я. - Я лучше побуду здесь.
- Как знаешь, - произнес Лебэй.., и подмигнул мне.
По сей день не имею представления, что означало это подмигивание. Они
вошли внутрь, за ними хлопнула дверь. Рыбка была в сачке, и скоро ее должны
были почистить.
Чувствуя какую-то подавленность, я пошел по гаревой дорожке к гаражу и
попытался открыть дверь. Она легко подалась, и на меня пахнуло тем же
запахом, какой был вчера в "плимуте" - смешанный запах старой обивки, масла
и застоявшегося летнего тепла.
К одной стене были приставлены грабли и старый садовый инвентарь. На
другой стене висели старый резиновый шланг, велосипедная шина и древняя
сумка с клюшками для игры в гольф. Посреди гаража стояла машина Эрни,
Кристина. Луч света упал на паутину трещин, покрывавшую ветровое стекло, и
та засверкала, как россыпь мельчайших ртутных шариков. Какой-нибудь паренек
с камнем, как сказал Лебэй, или небольшое дорожное происшествие по пути
домой после ночного кутежа с бывшими вояками, рассказывавшими байки о днях
своей молодости. О старые добрые времена, когда настоящий мужчина мог
посмотреть на Европу, Океанию и таинственный Восток, прильнув к прицелу
своей базуки. Кто знает... И какая разница? В любом случае найти замену для
такого большого ветрового стекла было непросто.
1 2 3 4 5 6 7