Быстро и немного побаиваясь, мы приблизились к церкви Джеймса Буна.
Дверь до сих пор была полуотворена после нашего бегства. Казалось, кто-то
следит за нами из темноты. Когда мы йоднялись на несколько ступеней, душа у
меня ушла в пятки, руки задрожали, когда я коснулся дверной ручки и толкнул
ее. Запах внутри стал еще более сильным, еще более противным, чем раньше.
Мы вошли в помещение и, не останавливаясь, пошли дальше, в главный
зал. Там стоял кавардак.
Что-то гигантское поработало тут, все порушив. Скамьи оказались
перевернутыми и сваленными в кучу, словно деревянный лом. Оскверненный
крест лежал у восточной стены, и зазубренное отверстие в стене
свидетельствовало о силе, которая похозяйничала тут. Маслянистые лампады
были сброшены со своих мест и вонь китового жира смешалась с ужасным
зловонием, которым пропитан был весь городок. Внизу центральный придел
словно призрачная тропа был пересечен черной полосой ихора, смешанного со
зловещими на вид каплями крови. Наши взоры обратились к кафедре... только
она казалась нетронутой. На богохульственной книге, пристально глядя на нас
остекленевшими глазами лежал мертвый ягненок.
- Боже! - прошептал Келвин. Мы приблизились, стараясь не запачкать
обувь липкой жидкостью. В зале эхом отдавались наши шаги и, казалось, их
звукам вторил громкий смех.
Мы вместе пошли вперед. Ягненок не был разорван или заколот. Нам
показалось, что он был раздавлен, словно мех с кровью, кости его были
переломаны неведомой силой. Густой и зловонной лужей кровь растекалась по
кафедре и алтарю... конечно, она застила и раскрытую книгу, но на книге
слой крови казался прозрачным, нацарапанные в книге руны читались сквозь
Кровь, как сквозь цветное стекло!
- Мы должны забрать книгу? - решительно спросил Кел.
- Да. Я должен сделать это.
- А что вы собираетесь делать потом?
- То, что нужно было сделать шестьдесят лет назад. Я пришел уничтожить
ее!
Мы сбросили ягненка с книги, и звук глухого удара разнесся под сводами
церкви, когда мертвое тело упало на пол. Запачканные кровью страницы теперь
ожили, и ярко-красная кровь засверкала на желтой бумаге.
У меня в ушах загудело. Низкий голос пел песнь. Звук, казалось,
исходил из самих стен. Мельком взглянув на Кела, я понял, что он слышит то
же самое. Пол под нами задрожал, словно то, что обычно обитало в церкви,
пыталось выйти из стен, взять нас под свою опеку. Реальный мир и время
исказились и треснули. Церковь наполнилась призраками. Я увидел Джеймса
Буна, отвратительного и уродливого, прыгающего вокруг лежавшего навзничь
тела женщины, и Филиппа Буна, стоящего у него за спиной - псаломщика в
черной рясе с капюшоном, с ножом и Кубком в руках.
Овум вобискум магна вермис...
Слова дрожали и избивались на странице книги, предо мной, впитывая
кровь агнца, жертвенную кровь, предназначенную существам, обитающим по ту
сторону звезд.
Темное собрание бездумно раскачивалось, воздавая хвалу демонам.
Деформированные лица кривились от голода и предвкушения.
Латинские буквы в книге превратились в буквы какого-то более древнего
языка. Этот язык уже был древним, когда Египет был молод, а пирамиды еще не
построены, более древним, чем Земля, и существовавшим, когда наша планета
еще была шаром кипящего газа.
- Гуагин. Бандар Йог-соггот! Вермис! Гуагин! Гуагин! Гуагин!
Кафедра проповедника пошла трещинами, стала расщепляться, подниматься
вверх.
Келвин пронзительно закричал и поднял руку, защищая лицо. Пол задрожал
сильнее, закачался, словно корабль, налетевший на риф. Я схватил книгу и
отшвырнул ее. Она словно обдала меня жаром солнца. Я почувствовал, что мог
быть ослеплен или даже испепелен.
- Бежим. - завопил Келвин. - Бежим.
Но я стоял как замороженный, наполненный чем-то инородным, словно
древний сосуд, который прождал годы... многие поколения!
- Гууагин Вардар, - закричал я. - Слуга Йог-Соггота Безымянного. Червь
из другой вселенной! Поедатель звезд! Ослепляющий время! Bepмис! Сейчас
наступит Час! Пришествие! Время Разрыва границ между мирами! Вермис!
Аллуах! Аллуах! Аллуах! Гууагин!
Келвин толкнул меня и, я шатаясь, пошел вперед. Церковь закружилась
передо мной, и я упал на пол. Моя голова ударилась о край перевернутой
скамьи, и красный огонь вспыхнул в моем мозгу... очистительный огонь боли.
Я нащупал серные спички, которыми запасся перед тем, как вышел из
дому.
Под землей гремело. Со стен и потолка сыпалась штукатурка. Ржавый
колокол в звоннице дьявольски мелодично позванивал в такт вибрации,
охватившей церковь.
Одна из моих спичек зажглась. Я коснулся огнем книги, раз в тот
момент, когда кафедра, словно взорвавшись, разлетелась. Огромный черный
пузырь ихора вздулся в том месте, где она только что была. Кел пополз
прочь. Его лицо вытянулось в бессловесном крике, по крайней мере, я слышал
его.
А потом появилось огромное, колышащееся серое, трепещущее тело. Запах
стал просто кошмарным. Что-то огромное, извивающееся, липкое, покрытое
прыщами, желеобразное, бесформенное взвилось к свету из самых недр земли.
Неожиданно, ужасом, я понял, что ни один человек не может познать длину
этого существа. Я понял, что передо мною только первое кольцо, один сегмент
чудовищного, безглазого тела червя, что обитают все эти годы в
потусторонней пустоте под омерзительной церковью.
Книга ярко запылала предо мной. Тварь беззвучно качнулась и закричала,
ударив Келвина между делом. Мой друг отлетел в противоположный конец церкви
со сломанной шеей.
Тварь осела. Она нырнула назад, оставив только огромную дыру в полу,
окруженную черной липкой грязью. Громкий крик, мяукающий звук замер в
глубине, на невероятной глубине... Я осмотрелся. Книга превратилась в груду
пепла. Вот тогда я засмеялся, а потом взвыл, словно дикий зверь. Разум
покинул меня. Я сидел на полу, залитый кровью и ихором, текущим из раны на
виске, визжа и бессвязно бормоча в полумраке, в то время как Келвин со
сломанной шеей лежал в дальнем углу, внимательно глядя на меня
остекленевшими широко открытыми от ужаса глазами.
Не знаю, как долго я находился в таком состоянии. Не буду
рассказывать. Но когда я снова пришел в себя и способность ориентироваться
в происходящем вокруг вернулась ко мне, тени вокруг меня вытянулись. Уже
наступили сумерки. Краем глаза я заметил какое-то движение, движение в
проломанной в полу дыре.
Рука, высунувшись из тьмы, ощупывала край дыры. Безумный крик застрял
у меня в горле. Я онемел. С ужасной, безграничной медлительностью
изуродованная фигура поднялась из темноты, и череп, половина которого,
видимо, давно уже была сметена, повернулся ко мне. Нависающие брови на
голом, лишенном плоти лбу. Гнилая ряса зацепилась за разложившуюся ключицу.
Только глаза были живыми - красные, неестественно утопленные в желтую кость
глазниц. Они внимательно смотрели на меня, словно хотели рассказать мне о
тщетности жизни в пустынях за пределами Вселенной. Существо пришло забрать
меня с собой во мрак Иного Мира. Вот тогда, вскочив и завопив, я побежал,
бросив тело моего Друга в Обители Смерти. Я бежал, пока воздух не стал
словно раскаленное железо вливаться в мои легкие и мой мозг. Я бежал, пока
не добрался до своего порочного дома, своей комнаты; где пал ниц и лежал,
словно мертвец, до сегодняшнего дня. Я бежал, потому что узнал в
изуродованных, не движущихся останках того мертвого человека фамильные
черты Бунов. Конечно, не Филиппа или Роберта, чьи портреты висят в галерее,
а сгнивший лик Джеймса Буна - Хранителя Червя.
Он до сих пор живет где-то во тьме под Жребием Иерусалима и
Чапелвэйтом... и он до сих пор жив. Сожжение книги помешало твари выползти
на свет Божий, но есть и другие копии ужасной КНИГИ.
Конечно, я - последнее звено между прошлым и настоящим, последний из
рода Бунов. Для пользы всего человечества я должен умереть... и разорвать
цепь времен... Я собираюсь отправиться к морю, Бони. Мои злоключения, так
же как и моя история на этом заканчиваются. Пусть Бог поможет тебе и
позволит жить с миром.
Чарльз.
Необычные бумаги были, возможно, и получены Бони Грансоном, которому
были адресованы. Видимо, лихорадка мозга, доконавшая Буна, возобновилась
после долгого перерыва. Первый приступ был у Буна после смерти его жены в
1848 году. Лихорадка мозга стала причиной безумия, охватившего Буна; и
убийства им своего старого приятеля и слуги мистера Келвина МакКена. Все
записи в карманной записной книжечке МакКена - подделки несомненно,
сделанные Чарльзом Буном, пытавшимся укрепить собственные параноидальные
заблуждения.
Наконец, существует два ответа на вопрос: почему письма Чарльза Буна -
неправда. Первое: когда город Жребий Иерусалима был "заново открыт" (я
использую термин из газет начала века), пол храма, хоть и ветхий, не имел
следов разрушения или больших повреждений, хотя церковные скамьи были
перевернуты и несколько окон разбито вдребезги ветром. Но это могли
совершить вандалы из соседней деревушки через многие годы после тех
трагических событий. Среди старейших жителей Причер Корнерс еще ходят
неопределенные слухи о Жребии Иерусалима... Вероятно, во времена Буна
существовали невинные, старинные легенды, которые и дали толчок безумию
Чарльза Буна, но едва ли в них таилась хоть капля истины.
Второе: Чарльз Бун был не последним в роду. Его дед Роберт Бун имел
двух внебрачных детей. Один из них умер в детстве, второй взял фамилию Бун
и обосновался на Сентрал Фел и Лонг Айландс. Я - последний потомок этого
отпрыска семейства Бунов, второй кузен Чарльза Буна, хоть нас и разделяет
три поколения. Эти бумаги хранились у меня десять лет. Я предложил их
опубликовать по случаю моего переезда в фамильныи дом Бунов в Чапелвэйтс с
надеждой, что читатель с симпатией отнесется к тому, что случилось с
несчастным Чарльзом Буном, заблудшей душой.
Пока я могу сказать, что Чарльз был прав только в одном. Этот дом
сильно нуждается в перестройке. А в стенах и впрямь шуршат огромные крысы.
Джеймс Роберт Бун 2 октября 1971 года.
_______________________________
Из коллекции Алексея Кельмакова
FidoNet 2:5050/13.59

1 2 3 4 5