Стивен КИНГ
Жребий Иерусалима
(с) Перевод с английского В.С.Николаева.
2 октября 1850 года
Дорогой Бони,
как хорошо было шагнуть в холодный, с легким сквозняком зал здесь в
Чапелвэйте [Часовня Ожидания (англ.) (прим. переводчика).], когда каждая
косточка ноет от несносной кареты, а есть еще настоятельная необходимость
облегчить мочевой пузырь, и увидеть письмо с твоими неподражаемыми
каракулями на маленьком, до неприличия, столике из вишневого дерева, что
стоит у дверей! Не сомневайся, я сел прочитать письмо сразу же после
посещения холодной, изукрашенной комнаты на первом этаже, где мог лицезреть
пары своего дыхания.
Рад узнать, что ты избавился от каверны, которая так долго скрывалась
в твоих легких, хотя, сочувствуя тебе, уверен, не лекарства излечили тебя.
Абсолютониста [Сторонник северян в войне Севера и Юга (прим. переводчика).]
излечивает солнечный климат Флориды! Возможно, в этом есть высшая
справедливость. И хочу добавить, Бони; прошу тебя, как друга, который тоже
заходил в долину призраков, побереги себя и не возвращайся в Массачусетс,
пока не окрепнешь. Твой прекрасный ум и острое перо не смогут послужить
нам, если ты обратишься в прах.
Да, дом тут вполне приличный, как меня заверяли душеприказчики, но он
оказался более зловещим, чем я полагают. Дом расположен на мысе) сильно
выдающемся в море, примерно в двух милях к северу от Фэлмоуса, и милях в
девяти к северу от Портленда. За домом около четырех акров земли,
совершенно одичавшей, пугающей невообразимой, заросшей можжевельником,
увитой лозами винограда и кустарниками, разными вьющимися растениями,
поднимающимися по живописным каменным стенам, отделяющим поместье от
деревенских владений. Очень неудачные копии греческих скульптур неясно
просматривали сквозь обвалившиеся части строений - кажется, что большая их
часть готовится к нападению на прохожих. Вкусы моего кузена Стефана
оказались в гамме от неприемлемого до откровенно ужасного. Необычный,
маленький летний домик поблизости, и гротескные солнечные часы, которые
раньше находились в том месте, что еще недавно называлось садом, почти
скрылись в алом сумраке. Все вместе являло собой необыкновенную картину. Но
вид из гостиной весьма изысканный; я обладаю головокружительным видом на
скалы, что неподалеку от крыш Чапелвейта, и на... Атлантику. Из огромного,
выпуклого окна эркера передо мной открывается пейзаж; а рядом с окном стоит
огромный жабообразный секретер. Вероятно утонченно так начать роман о
котором я говорил так долго и, без сомнения, утомительно.
Сегодня было сумрачно и шел легкий, изредка прекращающийся дождь.
Может, поэтому все, что я видел, воспринималось мною с раздражением: скалы,
древние и разрушенные, как само время; небо, и, конечно, море, которое
билось о гранитные клыки внизу, и неистово шумело и вибрировало. Я ощущаю
удары волн, даже когда пишу. Чувство, отнюдь, не из приятных.
Знаю, ты не одобряешь моей привычки жить в уединении, дорогой Бони, но
заверяю тебя: я в хорошем настроении и счастлив. Келвин со мной обычно
молчалив и, как всегда, прилежен, так что к середине недели объединившись,
я уверен, мы наладим дела и организуем необходимые поставки из города... да
и несколько женщин надо будет нанять, чтобы они размели тут пыль.
Буду заканчивать, есть еще много дел, требующих внимания: посмотреть
комнаты и тысячи предметов) без сомнения, отвратительной обстановки. Еще
раз благодарю за то, что ты так состоятельно и со знанием дела изложил все
в письме, и выражаю надежду на продолжение переписки.
Передай жене мои признания в любви, а также прими мое искреннее
расположение.
Чарльз.
6 октября 1850 года.
Дорогой Бони, какое это место!
Оно продолжает изумлять меня. Например, отношение жителей ближайшей
деревни к моему появлению здесь. Это странное, небольшое селение с
колоритным названием Причер Корнерс.
Келвин договорился там о ежедневной доставке продуктов. Другую
проблему - заготовку дров на зиму он тоже успешно разрешил. Но Кел вернулся
в мрачном настроении, и когда я спросил его, что его беспокоит, он уныло
ответил:
- Они считают вас сумасшедшим, мистер Бун!
Рассмеявшись, я сказал, что, видимо, они слышали о лихорадке мозга,
которой я страдал после смерти Сары; тогда некоторым образом я говорил как
безумец. Тебе же это известно.
Но Кел возразил, что в деревне ничего не знают обо мне, кроме того,
что говорил кузен Стефан, который договаривался о таком же обслуживании,
как и я сейчас.
- Было сказано, сэр: "Любой, кто собирается жить в Чапелвэйте, должно
быть, сошел с ума или близок к этому".
Такие слова сильно смутили меня, как ты понимаешь, и я спросил у Кела,
кто рассказал ему такие удивительные вещи Он объяснил: для того, чтобы
обеспечить нас дровами, ему пришлось обратиться к хмурому и туповатому,
рыхлому увальню по имени Томпсон, владельцу четырех сотен акров сосен,
берез и канадских елей, бревна из которых с помощью пятерых сыновей он
продавал и в Портленд, и владельцам других поместий.
Когда Кел, не знавший о его странностях и предрассудках рассказал,
куда нужно доставить дрова, Томпсон посмотрел на него, открыв рот, и
ответил, что пошлет сыновей с дровами в светлое время дня по дороге вдоль
моря.
Келвин, явно опечаленный моим смущением, поторопился сказать, что от
продавца скверно пахло дешевым виски и, очевидно, все дело в скудоумии
продавца и в каких-то бессмысленных предрассудках, связанных с покинутым
городом и с поступками кузена Стефана. Презренные люди! Келвин закончит
дела с одним из сыновей Томпсона, выглядевшим весьма угрюмо и тоже не
совсем трезво. Во всяком случае Кел, чувствовал запах виски. Так я узнал об
отношении в Причер Корнере из пересказанного Келом разговора с продавцом в
главном магазине деревни, хотя все это не больше, чем праздные,
второстепенные сплетни.
Это отнюдь не беспокоит меня; мы знаем, как по-деревенски прелестно
обогащает жизнь крестьян запах скандалов и небылиц. Я полагаю, что бедный
Стефан и родственники с его стороны были добропорядочными людьми. Как я
сказал Кату, человек, который упал замертво рядом с верандой своего дома,
мой кузен, более чем подходящий повод для подобных разговоров.
Дом, сам по себе, постоянно приводит меня в изумление! Двадцать три
комнаты, Бони! Деревянные панели на стенах верхних этажей, и портретная
галерея с панелями из мягких кож, кое-где подпорченных плесенью, но еще
довольно целых. Когда я стоял на лестнице, ведущей в спальню, я услышал
возню за спиной. Они должны быть большими, эти крысы, так как звуки,
которые до меня доносились, напоминали человеческие шаги. С содроганием я
понял, что нахожусь в темноте или даже при свете, в общем не важно...
Однако, я не замечаю ни нор, ни крысиного помета. Странно!
В верхней галерее есть плохо сохранившиеся портреты в рамах, которые
постигла худшая участь. Некоторые из портрете имеют сходство со Стефаном,
как я помню его. Я уверен, чти правильно определил портрет дяди Генри Буна
и его жены Джуди, остальные мне не знакомы. Я предполагаю, что один
портретов мог изображать моего дедушку Роберта, получившего столь дурную
славу. Но мне были известны далеко не все родственники со стороны Стефана,
о чем я искренне сожалею. Добрый юмор, который искрился в письмах Стефана
ко мне и Саре, и блеск высокого интеллекта сияют в глазах людей,
изображенных на этих портретах, несмотря на то, что живопись сильно
пострадала. Из-за каких-то глупостей ссорятся семьи! Взломанный секретер,
жестокие слова, сказанные братьями друг другу... братьями, которые умерли
уже три поколения назад, а ныне их безупречные потомки слишком далеки друг
от друга. Не могу выразить, какая удача в том, что ты и Джон Петти
познакомились со Стефаном, когда, казалось, я мог последовать за моей Сарой
через Брата... и какой неудачный случай поссорил нас. Как мне нравилось
слушать его рассказы о хлопотах по сохранению фамильного собрания скульптур
и антиквариата!
Но не позволяй мне порочить это место до такой степени. Наклонности
Стефана были сродни моим наклонностям. Действительно, ведь под внешним
лоском его приобретений порой скрываются произведения искусства (некоторые
из них) покрытые ковром пыли, до сих пор стоят в верхних комнатах).
Кровати, столы с тяжелыми, витыми украшениями из тика и красного дерева
заполняют множество спален, комнат для приемов, кабинетов и одну маленькую
гостиную, обладающую мрачным очарованием. Полы мягкой сосны излучают тепло
и таинственный свет. Здесь все благородно и чувствуется отпечаток прошедших
лет. Я еще не могу сказать, нравится ли все это мне, но несомненно дом
вызывает чувство уважения. Хожу по комнатам и залам, пытаюсь разглядеть
изменения, произошедшие с вещами от переменчивого северного климата.
Покидаю тебя, Бони! Пиши скорее. Расскажи, каких успехов достиг и
какие новости слышал о Петти и остальных. Да, пожалуйста, не делай ошибки,
пытаясь завести даже случайные знакомства на юге, ведь твои взгляды столь
прогрессивны и, как я понимаю, не всех удовлетворит такой ответ, как ты дал
нашему недальновидному другу, мистеру Келхауну.
Твой нежно любящий друг Чарльз.
16 октября 1850 года.
Дорогой Ричард,
приветствую тебя, как поживаешь? Я часто думал о тебе с тех пор, как
остановился здесь в Чапелвэйте, и ожидал известий от тебя, а сейчас получил
письмо от Бони, где он сообщил мне, что забыл давить мой адрес в клубе!
Остальные не сомневались, что я обязательно напишу откуда-нибудь, так как
иногда кажется, что истинные и верные друзья - все, что осталось у меня в
этом мире. О, Всевышний, как стали мы далеки друг от друга! Ты в Бостоне,
пишешь с искренним почтением для "Освободителя" (куда я, между прочим, тоже
сообщил свой новый адрес), Хенсон в Англии на увеселительной прогулке, а
бедный старый Бони в самом знаменитом логовище юга лечит легкие. Здесь дела
идут как нельзя лучше, Ричард, и будь уверен, я вышлю тебе полный отчет,
когда немного освобожусь от хлопот. Думаю, твой аналитический ум может
заинтриговать происходящее в Чапелвэйте, да и во всем округе.
Но, тем не менее, я хотел бы любезно попросить тебя, если ты сможешь,
выполнить одну мою просьбу. Помнишь историка, которого ты представил мне на
обеде у мистера Клери? Его, кажется, звали Байгилоу. Во всяком случае, он
упоминал, что его хобби - коллекционирование разных рассказов, имеющих
историческую ценность, относящихся к тому самому региону страны, где я
сейчас проживаю. Мой любезный друг, я хотел бы, чтоб ты связался сними
разузнал о некоторых вещах, связанных с легендами или просто со духами...
Может, он что-нибудь знает о маленьком покинутом городке, называемом
Жребием Иерусалима, который лежит близ деревни Причер Корнерс на
Королевской реке? Королевская река - это приток Эндроскоуджина, которая
впадает в Эндроскоуджин приблизительно в одиннадцати милях выше пустующей
местности близ Чапелвэйта. Такие сведения могут оказаться совершенно
необходимыми.
Посмотрев это письмо, чувствую, что был несколько краток с тобой, Дик,
о чем искренне сожалею. Будь уверен, я более подробно изложу тебе суть
дела, а пока посылаю самые теплые пожелания твоей жене) обоим твоим
сыновьям и, конечно, тебе.
Твой преданный друг, Чарльз.
16 октября 1850 года.
Дорогой Бони,
я хотел бы рассказать тебе историю, которая, возможно, покажется тебе
немного странной и даже тревожащей и узнать, что ты об этом думаешь. Быть
может, она позабавит тебя, пока ты там сражаешься с москитами!
Через два дня после того, как я отправил тебе переднее письмо, на
Корнерс прибыло несколько молодых дам под присмотром напуганной и похожей
на ведьму особы постарше (зовут ее миссис Клорис), чтобы навести в этом
доме порядок, убрать пыль, которая заставляла чихать меня на каждом шагу.
Казалось, дамы немного нервничали, так как они двигались тесной группой,
затем одна из них испуганно вскрикнула, когда я из гостиной вышел на
лестничную площадку, а она вытирала там пыль.
В это время запыленная миссис Клорис стояла внизу в холле у лестницы,
и на лице ее была написана мрачная решимость, чему я очень удивился; ее
волосы были собраны под старым выцветшим платком. Я спросил ее о причине
происходящего. Повернувшись ко мне, она решительно сказала:
- Им не нравится этот дом, и мне он не нравится, сэр, потому что он
всегда был плохим домом.
У меня от такой неожиданности отвисла челюсть, а миссис Клорис
заговорила на повышенных тонах:
- Не хочу сказать, что Стефан Бун был нехорошим человеком, нет. Я
убирала у него каждый второй четверг все время, пока он жил здесь, так же
как служила его отцу, мистеру Ренфолду Буну, пока он и его жена не покинули
нас в восемьсот шестнадцатом году. Мистер Стефан был добрым и хорошим
человеком, и таким же как и вы, если можно, то простите мне мою грубость. Я
не научена говорить по-другому. А дом плохой, и так было всегда. Буны
никогда не были счастливы здесь с тех пор, как ваш дед Роберт поссорился со
своим братом Филиппом из-за воровства, - тут она сделала паузу, почти
извиняясь, - хотя это случилось в семьсот восемьдесят девятом. Здесь у
людей удивительная память, Бони! А миссис Клорис продолжала:
- Дом был построен в несчастии, существовал в несчастии, в нем была
пролита кровь (знаешь ли ты, Бони, или нет, мой дядя Рэндолф был замешан в
преступлении, происшедшем тут на лестнице, ведущей в подвал; тогда
оборвалась жизнь его дочери Марселлы, а потом он покончил самоубийством в
порыве раскаяния. Случаи описан в одном из писем Стефана ко мне; по
мрачному совпадению - он умер в день рожденья его сестры), - тут случалось
всякое, порой даже исчезали люди. Я работала здесь, мистер Бун, но я не
слепая и не глухая. Я слышала ужасные звуки в стенах... ужасные звуки -
грохот и треск, а однажды непонятные завывания, которые походили на смех.
От страха у меня кровь застывает. Это - темное место, сэр, - тут она
остановилась, вероятно испугавшись, что наговорила мне лишнего.
Что касается меня, то я твердо не знал, чем были вызваны подобные
слухи, чем-то сверхъестественным или прозаическим. Я боялся страхов... и
днем не без труда их побеждал.
- И что же вы подозреваете, миссис Клорис? Привидения грохочут цепями?
Но она лишь странно посмотрела на меня.
- Может быть, привидения. Но в стенах нет привидений. Не привидения
воют и рыдают, словно проклиная кого-то, а потом с грохотом спотыкаются,
уходя во тьму. Это...
- Подойдите сюда, миссис Клорис, - попросил я ее. - Вы живете тут
давно. Вы не могли бы по подробнее рассказать все сначала.
Глубокое чувство ужаса, оскорбленное самолюбие, и... я готов
поклясться, религиозный страх - все это промелькнуло на ее лице.
- ...немертвое, - прошептала она. - Нечто живущее в сумраке теней...
между... служить... Ему!
Вот к все. Несколько минут я пытался разговорить ее, но она
заупрямилась и больше не сказала об этом ни слова. Наконец, я прекрати
расспросы, испугавшись, что она вконец доведет себя. Так закончился один
эпизод, а следующий произошел на другой вечер. Келвин разводил огонь
наверху, на втором этаже, а я сидел в гостиной, просматривая "Информатор" и
слушал, как капли дождя стучат в большие окна эркера. Я чувствовал себя
очень уютно, насколько это возможно такой ночью, когда бушует непогода, а
внутри в доме, удобно и тепло. Но в следующее мгновение в дверях появятся
Кел, выглядевший возбужденным и немного разнервничавшимся.
- Вы проснулись, сэр? - спросил он.
- Только что, - ответил я. - А что?
- Я обнаружил что-то наверху и, думаю, вам следует посмотреть, -
добавил он, сдерживая волнение.
Я встал и последовал за ним. Пока мы поднимались по широким
ступенькам, Келвин рассказывал:
- Я читал книгу в кабинете наверху... довольно странно... я услышал
шум в стене.
- Крысы? - спросил я. - Это все?
Он остановился на лестничной площадке, удивленно глядя на меня.
Светильник, который он держал в руке, отбрасывают сверхъестественные,
таинственные тени на темные драпировки и на едва различимые портреты,
которые, казалось, сейчас скорее смотрели злобно, чем улыбались.
1 2 3 4 5
Жребий Иерусалима
(с) Перевод с английского В.С.Николаева.
2 октября 1850 года
Дорогой Бони,
как хорошо было шагнуть в холодный, с легким сквозняком зал здесь в
Чапелвэйте [Часовня Ожидания (англ.) (прим. переводчика).], когда каждая
косточка ноет от несносной кареты, а есть еще настоятельная необходимость
облегчить мочевой пузырь, и увидеть письмо с твоими неподражаемыми
каракулями на маленьком, до неприличия, столике из вишневого дерева, что
стоит у дверей! Не сомневайся, я сел прочитать письмо сразу же после
посещения холодной, изукрашенной комнаты на первом этаже, где мог лицезреть
пары своего дыхания.
Рад узнать, что ты избавился от каверны, которая так долго скрывалась
в твоих легких, хотя, сочувствуя тебе, уверен, не лекарства излечили тебя.
Абсолютониста [Сторонник северян в войне Севера и Юга (прим. переводчика).]
излечивает солнечный климат Флориды! Возможно, в этом есть высшая
справедливость. И хочу добавить, Бони; прошу тебя, как друга, который тоже
заходил в долину призраков, побереги себя и не возвращайся в Массачусетс,
пока не окрепнешь. Твой прекрасный ум и острое перо не смогут послужить
нам, если ты обратишься в прах.
Да, дом тут вполне приличный, как меня заверяли душеприказчики, но он
оказался более зловещим, чем я полагают. Дом расположен на мысе) сильно
выдающемся в море, примерно в двух милях к северу от Фэлмоуса, и милях в
девяти к северу от Портленда. За домом около четырех акров земли,
совершенно одичавшей, пугающей невообразимой, заросшей можжевельником,
увитой лозами винограда и кустарниками, разными вьющимися растениями,
поднимающимися по живописным каменным стенам, отделяющим поместье от
деревенских владений. Очень неудачные копии греческих скульптур неясно
просматривали сквозь обвалившиеся части строений - кажется, что большая их
часть готовится к нападению на прохожих. Вкусы моего кузена Стефана
оказались в гамме от неприемлемого до откровенно ужасного. Необычный,
маленький летний домик поблизости, и гротескные солнечные часы, которые
раньше находились в том месте, что еще недавно называлось садом, почти
скрылись в алом сумраке. Все вместе являло собой необыкновенную картину. Но
вид из гостиной весьма изысканный; я обладаю головокружительным видом на
скалы, что неподалеку от крыш Чапелвейта, и на... Атлантику. Из огромного,
выпуклого окна эркера передо мной открывается пейзаж; а рядом с окном стоит
огромный жабообразный секретер. Вероятно утонченно так начать роман о
котором я говорил так долго и, без сомнения, утомительно.
Сегодня было сумрачно и шел легкий, изредка прекращающийся дождь.
Может, поэтому все, что я видел, воспринималось мною с раздражением: скалы,
древние и разрушенные, как само время; небо, и, конечно, море, которое
билось о гранитные клыки внизу, и неистово шумело и вибрировало. Я ощущаю
удары волн, даже когда пишу. Чувство, отнюдь, не из приятных.
Знаю, ты не одобряешь моей привычки жить в уединении, дорогой Бони, но
заверяю тебя: я в хорошем настроении и счастлив. Келвин со мной обычно
молчалив и, как всегда, прилежен, так что к середине недели объединившись,
я уверен, мы наладим дела и организуем необходимые поставки из города... да
и несколько женщин надо будет нанять, чтобы они размели тут пыль.
Буду заканчивать, есть еще много дел, требующих внимания: посмотреть
комнаты и тысячи предметов) без сомнения, отвратительной обстановки. Еще
раз благодарю за то, что ты так состоятельно и со знанием дела изложил все
в письме, и выражаю надежду на продолжение переписки.
Передай жене мои признания в любви, а также прими мое искреннее
расположение.
Чарльз.
6 октября 1850 года.
Дорогой Бони, какое это место!
Оно продолжает изумлять меня. Например, отношение жителей ближайшей
деревни к моему появлению здесь. Это странное, небольшое селение с
колоритным названием Причер Корнерс.
Келвин договорился там о ежедневной доставке продуктов. Другую
проблему - заготовку дров на зиму он тоже успешно разрешил. Но Кел вернулся
в мрачном настроении, и когда я спросил его, что его беспокоит, он уныло
ответил:
- Они считают вас сумасшедшим, мистер Бун!
Рассмеявшись, я сказал, что, видимо, они слышали о лихорадке мозга,
которой я страдал после смерти Сары; тогда некоторым образом я говорил как
безумец. Тебе же это известно.
Но Кел возразил, что в деревне ничего не знают обо мне, кроме того,
что говорил кузен Стефан, который договаривался о таком же обслуживании,
как и я сейчас.
- Было сказано, сэр: "Любой, кто собирается жить в Чапелвэйте, должно
быть, сошел с ума или близок к этому".
Такие слова сильно смутили меня, как ты понимаешь, и я спросил у Кела,
кто рассказал ему такие удивительные вещи Он объяснил: для того, чтобы
обеспечить нас дровами, ему пришлось обратиться к хмурому и туповатому,
рыхлому увальню по имени Томпсон, владельцу четырех сотен акров сосен,
берез и канадских елей, бревна из которых с помощью пятерых сыновей он
продавал и в Портленд, и владельцам других поместий.
Когда Кел, не знавший о его странностях и предрассудках рассказал,
куда нужно доставить дрова, Томпсон посмотрел на него, открыв рот, и
ответил, что пошлет сыновей с дровами в светлое время дня по дороге вдоль
моря.
Келвин, явно опечаленный моим смущением, поторопился сказать, что от
продавца скверно пахло дешевым виски и, очевидно, все дело в скудоумии
продавца и в каких-то бессмысленных предрассудках, связанных с покинутым
городом и с поступками кузена Стефана. Презренные люди! Келвин закончит
дела с одним из сыновей Томпсона, выглядевшим весьма угрюмо и тоже не
совсем трезво. Во всяком случае Кел, чувствовал запах виски. Так я узнал об
отношении в Причер Корнере из пересказанного Келом разговора с продавцом в
главном магазине деревни, хотя все это не больше, чем праздные,
второстепенные сплетни.
Это отнюдь не беспокоит меня; мы знаем, как по-деревенски прелестно
обогащает жизнь крестьян запах скандалов и небылиц. Я полагаю, что бедный
Стефан и родственники с его стороны были добропорядочными людьми. Как я
сказал Кату, человек, который упал замертво рядом с верандой своего дома,
мой кузен, более чем подходящий повод для подобных разговоров.
Дом, сам по себе, постоянно приводит меня в изумление! Двадцать три
комнаты, Бони! Деревянные панели на стенах верхних этажей, и портретная
галерея с панелями из мягких кож, кое-где подпорченных плесенью, но еще
довольно целых. Когда я стоял на лестнице, ведущей в спальню, я услышал
возню за спиной. Они должны быть большими, эти крысы, так как звуки,
которые до меня доносились, напоминали человеческие шаги. С содроганием я
понял, что нахожусь в темноте или даже при свете, в общем не важно...
Однако, я не замечаю ни нор, ни крысиного помета. Странно!
В верхней галерее есть плохо сохранившиеся портреты в рамах, которые
постигла худшая участь. Некоторые из портрете имеют сходство со Стефаном,
как я помню его. Я уверен, чти правильно определил портрет дяди Генри Буна
и его жены Джуди, остальные мне не знакомы. Я предполагаю, что один
портретов мог изображать моего дедушку Роберта, получившего столь дурную
славу. Но мне были известны далеко не все родственники со стороны Стефана,
о чем я искренне сожалею. Добрый юмор, который искрился в письмах Стефана
ко мне и Саре, и блеск высокого интеллекта сияют в глазах людей,
изображенных на этих портретах, несмотря на то, что живопись сильно
пострадала. Из-за каких-то глупостей ссорятся семьи! Взломанный секретер,
жестокие слова, сказанные братьями друг другу... братьями, которые умерли
уже три поколения назад, а ныне их безупречные потомки слишком далеки друг
от друга. Не могу выразить, какая удача в том, что ты и Джон Петти
познакомились со Стефаном, когда, казалось, я мог последовать за моей Сарой
через Брата... и какой неудачный случай поссорил нас. Как мне нравилось
слушать его рассказы о хлопотах по сохранению фамильного собрания скульптур
и антиквариата!
Но не позволяй мне порочить это место до такой степени. Наклонности
Стефана были сродни моим наклонностям. Действительно, ведь под внешним
лоском его приобретений порой скрываются произведения искусства (некоторые
из них) покрытые ковром пыли, до сих пор стоят в верхних комнатах).
Кровати, столы с тяжелыми, витыми украшениями из тика и красного дерева
заполняют множество спален, комнат для приемов, кабинетов и одну маленькую
гостиную, обладающую мрачным очарованием. Полы мягкой сосны излучают тепло
и таинственный свет. Здесь все благородно и чувствуется отпечаток прошедших
лет. Я еще не могу сказать, нравится ли все это мне, но несомненно дом
вызывает чувство уважения. Хожу по комнатам и залам, пытаюсь разглядеть
изменения, произошедшие с вещами от переменчивого северного климата.
Покидаю тебя, Бони! Пиши скорее. Расскажи, каких успехов достиг и
какие новости слышал о Петти и остальных. Да, пожалуйста, не делай ошибки,
пытаясь завести даже случайные знакомства на юге, ведь твои взгляды столь
прогрессивны и, как я понимаю, не всех удовлетворит такой ответ, как ты дал
нашему недальновидному другу, мистеру Келхауну.
Твой нежно любящий друг Чарльз.
16 октября 1850 года.
Дорогой Ричард,
приветствую тебя, как поживаешь? Я часто думал о тебе с тех пор, как
остановился здесь в Чапелвэйте, и ожидал известий от тебя, а сейчас получил
письмо от Бони, где он сообщил мне, что забыл давить мой адрес в клубе!
Остальные не сомневались, что я обязательно напишу откуда-нибудь, так как
иногда кажется, что истинные и верные друзья - все, что осталось у меня в
этом мире. О, Всевышний, как стали мы далеки друг от друга! Ты в Бостоне,
пишешь с искренним почтением для "Освободителя" (куда я, между прочим, тоже
сообщил свой новый адрес), Хенсон в Англии на увеселительной прогулке, а
бедный старый Бони в самом знаменитом логовище юга лечит легкие. Здесь дела
идут как нельзя лучше, Ричард, и будь уверен, я вышлю тебе полный отчет,
когда немного освобожусь от хлопот. Думаю, твой аналитический ум может
заинтриговать происходящее в Чапелвэйте, да и во всем округе.
Но, тем не менее, я хотел бы любезно попросить тебя, если ты сможешь,
выполнить одну мою просьбу. Помнишь историка, которого ты представил мне на
обеде у мистера Клери? Его, кажется, звали Байгилоу. Во всяком случае, он
упоминал, что его хобби - коллекционирование разных рассказов, имеющих
историческую ценность, относящихся к тому самому региону страны, где я
сейчас проживаю. Мой любезный друг, я хотел бы, чтоб ты связался сними
разузнал о некоторых вещах, связанных с легендами или просто со духами...
Может, он что-нибудь знает о маленьком покинутом городке, называемом
Жребием Иерусалима, который лежит близ деревни Причер Корнерс на
Королевской реке? Королевская река - это приток Эндроскоуджина, которая
впадает в Эндроскоуджин приблизительно в одиннадцати милях выше пустующей
местности близ Чапелвэйта. Такие сведения могут оказаться совершенно
необходимыми.
Посмотрев это письмо, чувствую, что был несколько краток с тобой, Дик,
о чем искренне сожалею. Будь уверен, я более подробно изложу тебе суть
дела, а пока посылаю самые теплые пожелания твоей жене) обоим твоим
сыновьям и, конечно, тебе.
Твой преданный друг, Чарльз.
16 октября 1850 года.
Дорогой Бони,
я хотел бы рассказать тебе историю, которая, возможно, покажется тебе
немного странной и даже тревожащей и узнать, что ты об этом думаешь. Быть
может, она позабавит тебя, пока ты там сражаешься с москитами!
Через два дня после того, как я отправил тебе переднее письмо, на
Корнерс прибыло несколько молодых дам под присмотром напуганной и похожей
на ведьму особы постарше (зовут ее миссис Клорис), чтобы навести в этом
доме порядок, убрать пыль, которая заставляла чихать меня на каждом шагу.
Казалось, дамы немного нервничали, так как они двигались тесной группой,
затем одна из них испуганно вскрикнула, когда я из гостиной вышел на
лестничную площадку, а она вытирала там пыль.
В это время запыленная миссис Клорис стояла внизу в холле у лестницы,
и на лице ее была написана мрачная решимость, чему я очень удивился; ее
волосы были собраны под старым выцветшим платком. Я спросил ее о причине
происходящего. Повернувшись ко мне, она решительно сказала:
- Им не нравится этот дом, и мне он не нравится, сэр, потому что он
всегда был плохим домом.
У меня от такой неожиданности отвисла челюсть, а миссис Клорис
заговорила на повышенных тонах:
- Не хочу сказать, что Стефан Бун был нехорошим человеком, нет. Я
убирала у него каждый второй четверг все время, пока он жил здесь, так же
как служила его отцу, мистеру Ренфолду Буну, пока он и его жена не покинули
нас в восемьсот шестнадцатом году. Мистер Стефан был добрым и хорошим
человеком, и таким же как и вы, если можно, то простите мне мою грубость. Я
не научена говорить по-другому. А дом плохой, и так было всегда. Буны
никогда не были счастливы здесь с тех пор, как ваш дед Роберт поссорился со
своим братом Филиппом из-за воровства, - тут она сделала паузу, почти
извиняясь, - хотя это случилось в семьсот восемьдесят девятом. Здесь у
людей удивительная память, Бони! А миссис Клорис продолжала:
- Дом был построен в несчастии, существовал в несчастии, в нем была
пролита кровь (знаешь ли ты, Бони, или нет, мой дядя Рэндолф был замешан в
преступлении, происшедшем тут на лестнице, ведущей в подвал; тогда
оборвалась жизнь его дочери Марселлы, а потом он покончил самоубийством в
порыве раскаяния. Случаи описан в одном из писем Стефана ко мне; по
мрачному совпадению - он умер в день рожденья его сестры), - тут случалось
всякое, порой даже исчезали люди. Я работала здесь, мистер Бун, но я не
слепая и не глухая. Я слышала ужасные звуки в стенах... ужасные звуки -
грохот и треск, а однажды непонятные завывания, которые походили на смех.
От страха у меня кровь застывает. Это - темное место, сэр, - тут она
остановилась, вероятно испугавшись, что наговорила мне лишнего.
Что касается меня, то я твердо не знал, чем были вызваны подобные
слухи, чем-то сверхъестественным или прозаическим. Я боялся страхов... и
днем не без труда их побеждал.
- И что же вы подозреваете, миссис Клорис? Привидения грохочут цепями?
Но она лишь странно посмотрела на меня.
- Может быть, привидения. Но в стенах нет привидений. Не привидения
воют и рыдают, словно проклиная кого-то, а потом с грохотом спотыкаются,
уходя во тьму. Это...
- Подойдите сюда, миссис Клорис, - попросил я ее. - Вы живете тут
давно. Вы не могли бы по подробнее рассказать все сначала.
Глубокое чувство ужаса, оскорбленное самолюбие, и... я готов
поклясться, религиозный страх - все это промелькнуло на ее лице.
- ...немертвое, - прошептала она. - Нечто живущее в сумраке теней...
между... служить... Ему!
Вот к все. Несколько минут я пытался разговорить ее, но она
заупрямилась и больше не сказала об этом ни слова. Наконец, я прекрати
расспросы, испугавшись, что она вконец доведет себя. Так закончился один
эпизод, а следующий произошел на другой вечер. Келвин разводил огонь
наверху, на втором этаже, а я сидел в гостиной, просматривая "Информатор" и
слушал, как капли дождя стучат в большие окна эркера. Я чувствовал себя
очень уютно, насколько это возможно такой ночью, когда бушует непогода, а
внутри в доме, удобно и тепло. Но в следующее мгновение в дверях появятся
Кел, выглядевший возбужденным и немного разнервничавшимся.
- Вы проснулись, сэр? - спросил он.
- Только что, - ответил я. - А что?
- Я обнаружил что-то наверху и, думаю, вам следует посмотреть, -
добавил он, сдерживая волнение.
Я встал и последовал за ним. Пока мы поднимались по широким
ступенькам, Келвин рассказывал:
- Я читал книгу в кабинете наверху... довольно странно... я услышал
шум в стене.
- Крысы? - спросил я. - Это все?
Он остановился на лестничной площадке, удивленно глядя на меня.
Светильник, который он держал в руке, отбрасывают сверхъестественные,
таинственные тени на темные драпировки и на едва различимые портреты,
которые, казалось, сейчас скорее смотрели злобно, чем улыбались.
1 2 3 4 5