Чистое и тихое.
Он снова подумал о Джен. Он любил ее, и теперь она значила для него
куда больше, чем раньше. Она превратилась в символ жизни, в заслон от
смерти, грозящей ему с вездехода. Он любил ее больше и больше, потому что
она символизировала для него время, когда он был собой и мог выбирать.
Было уже без четверти шесть. В центре очередного безымянного городка
собрались поглядеть на них кучка улыбающихся домохозяек. На одной из них
были брюки в обтяжку и такой же тугой свитер. Золотые браслеты у нее на
руке звякали, когда она махала. Гэррети машинально помахал в ответ, думая о
Джен, о ее светлых волосах и туфлях без каблуков. Она была высокой и всегда
носила туфли без каблуков. Он вспоминал, как они познакомились в школе.
- Гэррети!
- Что?
Это был Гаркнесс.
- У меня ногу свело. Не знаю, что делать, - его глаза умоляли Гэррети
что-нибудь сделать.
Гэррети не знал, что сказать. Голос Джен, ее смех, ее карамельного
цвета свитер и красные брюки, в которых она каталась с ним на санках, пока
снег не набился ей в куртку, - это была жизнь. Голос Гаркнесса был смертью.
Теперь уже Гэррети мог ощутить разницу.
- Я не могу тебе помочь, - сказал Гэррети. - Думай сам.
Гаркнесс в панике уставился на него, потом с печальным лицом кивнул.
Он остановился и стал растирать ногу.
- Предупреждение! Предупреждение 49-му!
Гэррети повернулся и пошел задом, чтобы видеть его, Двое мальчишек в
рубашках детской лиги, с велосипедами, которые они держали за руль, тоже
смотрели на происходящее, раскрыв рты.
- Предупреждение! Второе предупреждение 49-му!
Гаркнесс встал и заковылял вперед - его нормальная нога пыталась
справиться с двойным весом, но у нее это плохо получалось. У него слетел
туфель, он попытался его поднять и получил третье предупреждение.
Лицо Гаркнесса, и без того красное, приобрело оттенок пожарной машины.
Рот превратился в большое мокрое "О". Гэррети вдруг понял, что мысленно
умоляет Гаркнесса: ну, давай, иди же, черт тебя подери!
Гаркнесс заковылял быстрее. Гэррети отвернулся и пошел, пытаясь
вспомнить вкус поцелуев Джен и ощущение ее груди.
Справа выросла бензоколонка "Шелл", возле которой сидели на остатках
ржавого пикапа двое мужчин в красно-черных охотничьих рубашках и пили пиво.
Где-то по соседству хрипло тявкала собака.
Карабины медленно опустились, нащупывая Гаркнесса.
Наступило длительное, жуткое молчание, потом они снова поднялись - в
соответствии с правилами. Снова опустились. Гэррети слышал тяжелое,
одышливое дыхание Гаркнесса.
- Пошли вон! - крикнул Бейкер мальчишкам, которые так и шли со своими
велосипедами вдоль дороги. - Не смотрите на это!
Дети поглядели на Бейкера, как на какую-то забавную зверушку. Один из
них, стриженный под ежик, нажал звонок велосипеда и широко ухмыльнулся.
Коронка у него во рту странно блеснула на солнце.
Ружья снова поднялись и опустились, как в каком-нибудь ритуальном
танце. "Не напишешь ты книгу, - подумал Гэррети. - На этот раз они
пристрелят тебя. Только замедли шаг..."
Ружья опять поднялись.
Гаркнесс шел, глядя прямо перед собой, ритмично ступая обеими ногами -
босой и обутой. Казалось, судорога прошла. Но далеко ли он уйдет без туфля?
Он облегченно выдохнул и услышал рядом такой же выдох Бейкера. Глупо,
конечно. Чем быстрее Гаркнесс прекратит идти, тем лучше для них - так
обстояли дела, если следовать логике. Но была более глубокая, более
пугающая логика. Гаркнесс принадлежал к их подгруппе, к магическому кругу,
в который входил и Гэррети. Если сломается звено этого круга, разорвется и
весь круг.
Мальчуганы из Детской лиги ехали за ними на велосипедах еще мили две,
пока им это не надоело. "Так лучше, - думал Гэррети. - Лучше, что они не
увидели ничьей смерти, хотя им явно этого хотелось".
Впереди Гаркнесс образовал новый авангард из одного человека. Он шел
быстро, почти бежал. Интересно, о чем он думал?
Глава 7
"Мне нравится участвовать в этом.
Правда, многие считают меня шизофреником
потому, что вне сцены я совсем не такой,
как перед камерами..."
(Николас Парсонс)
Скрамм, номер 85, очаровал Гэррети не умом, проблесков которого у него
не наблюдалось, и не внешностью - сложением он напоминал лося, имел
маленькие глазки и круглое, ничего не выражающее лицо. Он очаровал Гэррети
тем, что был женат.
- Правда? - спросил Гэррети в третий уже раз. - Ты правда женат?
- Ага, - Скрамм с удовольствием щурился на утреннее солнце. - Я сбежал
из школы, когда мне было четырнадцать. Наш учитель истории как-то прочитал
нам статью о том, как переполнены школы, и я решил не занимать там место, а
заняться лучше делом. И мне тогда еще хотелось жениться на Кэти.
- А сколько лет тебе было? - спросил Гэррети. Они проходили через
городок, и тротуары были полны людей, но он едва это замечал. Эти люди
находились в другом мире, и он видел их будто через толстое стекло.
- Пятнадцать, - Скрамм почесал подбородок, синий от пробивающейся
щетины.
- И никто тебя не отговаривал?
- В попечительском совете мне наговорили кучу чепухи о пользе
образования, но у них были дела поважнее, чем удерживать меня в школе. Да и
должен же кто-то копать канавы, ведь так?
Он весело помахал группе девушек, орущих и прыгающих так, что юбки
поднимались над их круглыми коленками.
- Правда, я не копал никаких канав. Я устроился на фабрику постельного
белья в Фениксе за три доллара в час. Мы с Кэти были счастливы. Иногда мы
смотрели ящик, и она вот так обнимала меня и говорила: "Какие мы
счастливые, дорогой".
- А дети у тебя есть? - Гэррети все сильнее ощущал нелепость этого
разговора.
- Кэти беременна прямо сейчас. Она хотела накопить достаточно денег,
долларов семьсот, но мы не успели, - он серьезно посмотрел на Гэррети. -
Мой сын пойдет в колледж. Говорят, у таких тупиц, как я, не бывает умных
детей, но у Кэти хватит ума на двоих. Она закончила школу. Мой парень будет
учиться столько, сколько захочет.
Гэррети промолчал. Он не знал, что тут можно сказать. Макфрис рядом
говорил о чем-то с Олсоном, Бейкер и Абрахам играли в слова. Он подумал -
куда делся Гаркнесс? Его не было видно. Рядом был Скрамм. Эх, Скрамм, ты
здорово влип. Твоя жена беременна, но здесь это не дает тебе никаких особых
прав. Семьсот долларов? Никакая страховая компания не выплатит их твоей
жене... твоей _вдове_.
- Скрамм, а что ты будешь делать, если выиграешь? - спросил он.
Скрамм слегка улыбнулся:
- Выиграю. Я всегда хотел участвовать в этом, с самого детства. Я
всего две недели назад прошел восемьдесят миль, и ничего.
- Но вдруг...
Скрамм только хмыкнул.
- А сколько лет Кэти?
- Она на год старше меня. Восемнадцать. Она сейчас с родителями в
Фениксе.
Для Гэррети это прозвучало так, будто родители Кэти знали что-то
такое, чего не знал сам Скрамм.
- Ты, должно быть, ее любишь.
Скрамм улыбнулся, обнажая гнилые зубы:
- С тех пор, как я на ней женился, я ни на кого больше не глядел. Она
прелесть.
- И ты в это ввязался.
- Смешно, правда? - ухмыльнулся Скрамм.
- Не для Гаркнесса. Иди спроси, смешно ли ему сейчас.
- Ты просто не хочешь подумать, - вмешался подошедший Пирсон. - Ты
ведь _можешь_ проиграть.
- Это игра, парни. А я люблю играть.
- Ага, конечно, - мрачно согласился Пирсон. - И ты в хорошей форме, -
сам он выглядел бледным и осунувшимся, отсутствующим взглядом окидывая
толпу, собравшуюся у супермаркета. - Все, кто не в форме, уже мертвы. Но
осталось еще семьдесят два.
- Да, но... - непривычная морщина умственного напряжения прорезала лоб
Скрамма. Гэррети показалось, что он видит, как медленно ворочаются его
мысли.
- Я не хочу вас обижать, - сказал наконец Скрамм. - Вы хорошие парни.
Но большинство здесь не знает, зачем они во всем этом участвуют. Вот этот
Баркович. Он не хочет выиграть, он хочет только смотреть, как другие
умирают. Когда кто-нибудь получает пропуск, он будто становится сильнее. Но
этого мало.
- А я? - спросил Гэррети.
- Ты... ну, ты, похоже, вообще не знаешь, зачем идешь. То же самое -
сейчас ты идешь потому, что боишься, но этого тоже мало. Это проходит, -
Скрамм опустил глаза и смотрел на дорогу. - И когда это пройдет, ты
получишь пропуск, как и другие.
Гэррети вспомнил, как Макфрис говорил: "Когда я устану... я просто
сяду и останусь сидеть".
- А с тобой, конечно, такого не случится? - съязвил Гэррети, но
простые слова Скрамма напугали его.
- Нет, - так же просто сказал Скрамм. - Не случится.
Их ноги поднимались и опускались, неся их вперед, за поворот, мимо
запертого на ржавый засов сарая.
- Я, похоже, понял, что такое умирание, - тихо сказал Пирсон. - Не
сама смерть, а умирание. Если я перестану идти, я умру, - он сглотнул, и в
горле у него булькнуло. - Может, это и есть то, о чем ты говоришь, Скрамм.
А может, нет. Но я не хочу умирать.
Скрамм печально посмотрел на него.
- Ты думаешь, знание защитит тебя от смерти?
Пирсон вымученно улыбнулся, как бизнесмен на лайнере во время качки,
пытающийся не выблевать свой завтрак:
- Сейчас это единственное, что меня защищает.
Гэррети ощутил безумное чувство благодарности. Его средства защиты еще
не были сведены к этому.
Впереди, словно для иллюстрации того, о чем они только что говорили,
парень в черном свитере вдруг упал на дорогу и начал кататься в
конвульсиях. Он издавал странные горловые звуки - ааа-ааа-ааа, - как
обезумевшая от страха овца. Когда Гэррети проходил мимо, одна из бьющихся
рук парня задела его туфель, и он в ужасе отскочил. Глаза парня закатились,
но подбородок стекала струйка слюны. Ему вынесли два предупреждения, но он
ничего не слышал, и через две минуты его пристрелили, как собаку.
После этого они перевалили низкий холм и начала спускаться в зеленую
долину. Прохладный ветерок приятно овевал разгоряченное лицо Гэррети.
- Здорово, - сказал Скрамм.
С высоты они видели дорогу миль на двадцать вперед. Она вилась среди
лесов, как черно-серая карандашная черта, проведенная по измятой зеленой
бумаге. Далеко впереди дорога снова шла на подъем и терялась в розовой
утренней дымке.
- Должно быть, это то, что называют Хэйнсвиллским лесом, - сказал
Гэррети без особой уверенности. - Зимой тут кошмар. Кладбище грузовиков.
- Я такого никогда не видел, - с почтением сказал Скрамм. - Во всей
Аризоне нет столько зелени.
- Радуйся, если можешь, - буркнул Бейкер, присоединяясь к группе. -
Скоро будет не до того. Уже жарко, а ведь еще только полседьмого.
- Хотел бы я построить здесь дом, - сказал Скрамм, фыркая, как бык в
жару. - Построить самому, вот этими руками, и глядеть на это каждое утро.
Вместе с Кэти. Может, так и будет, когда все это кончится.
Никто ничего не сказал.
К 6.45 ветерок прекратился, и стало припекать уже по-настоящему.
Гэррети снял куртку и стянул ее узлом на талии. Дорога больше не была
пустынной - там и тут стояли машины, пассажиры которых стояли рядом, при
ветствуя участников Длинного пути.
У одной из машин Гэррети увидел двух девушек-ровесниц в летних шортах
и легких блузах. Их лица горели волнением - древним, греховным и чуть не до
безумия эротическим. Гэррети почувствовал, как животная похоть волной
поднимается в нем, заставляя все его тело дрожать в лихорадке.
Вдруг Гриббл, уже проявивший себя радикалом, свернул с дороги и
рванулся к девушкам. Одна из них, та, что была ближе, повернулась к нему и
обняла руками за шею. Гриббл - растерянная, перепуганная фигура в
пропотевшей белой рубашке, - прижал ее к себе; его руки блуждали по ее
груди, животу, бедрам, не встречали никакого протеста с ее стороны.
Он получил второе предупреждение, потом третье. Когда прошло
пятнадцать секунд ожидания, он оторвался от девушки, пустился бежать, упал
и, кое-как поднявшись, полувышел-полувыскочил на дорогу.
- Не смог, - по лицу его катились слезы. - Видели, она хотела меня, а
я не смог... я... - его слова потонули в нечленораздельных всхлипываниях.
Он шел, держась обеими руками за живот.
- Ну, им-то хватило, - зло, как всегда, вставил Баркович. - Будет, о
чем поговорить завтра.
- _Заткнись_! - крикнул Гриббл. - Как больно, черт! Это судорога.
- Стоячка, а не судорога, - заметил Пирсон. Гриббл молча посмотрел на
него из-под упавших на лоб растрепанных черных волос.
- Больно, - снова прошептал он и медленно опустился на колени, так же
прижимая руки к животу. Гэррети мог разглядеть крупные капли пота,
стекающие по его шее.
Мгновение спустя он был мертв.
Гэррети обернулся в сторону девушек, но они уже спрятались в своей
машине. Он пытался изгнать их из своей памяти, но не мог. Каково это -
прижимать к себе их мягкую, податливую плоть? Ее бедра извивались, когда
Гриббл целовал ее... о Боже, _они_ _извивались_... это был спазм, оргазм,
что угодно... о Господи, только бы сжать ее вот так и чувствовать это
тепло...
Он вдруг кончил. Теплая жидкость потекла по его промежности. Черт,
сейчас появится пятно на штанах, и кто-нибудь обязательно заметит. Заметит
и скажет, что выгонит его на улицу голым и заставит так ходить... ходить...
ходить...
"О Джен, я люблю тебя, правда, люблю, но это что-то не то, что-то
совсем другое..."
Он распустил куртку вокруг талии и продолжал идти так же, как и
раньше, и воспоминание тускнело, как фотография, оставленная на солнце.
Теперь они шли под уклон, и шаг поневоле ускорился. Пот тек ручьями.
Гэррети - он сам себе не поверил, - вдруг захотелось, чтобы опять наступила
ночь. Он оглянулся на Олсона.
Олсон опять глядел на свои ноги. На его шее явно выступили жилы, губы
скривились в застывшей усмешке.
- Он уже почти готов, - сказал рядом Макфрис. - Когда человек начинает
надеяться, что его застрелят и тогда он сможет отдохнуть, он далеко не
уйдет.
С этими словами он ускорил шаг и оставил Гэррети позади.
Стеббинс. Он давно не видел Стеббинса. Гэррети обернулся - Стеббинс
сильно отстал, но его можно было безошибочно узнать по красным штанам. Он
все еще шел в хвосте, как тощий гриф, выжидающий, когда кто-нибудь
упадет...
Гэррети почувствовал прилив гнева. Ему вдруг захотелось вернуться и
схватить Стеббинса за горло - без всякой причины, просто выместить
накопившееся раздражение.
Когда они достигли подножия холма, ноги Гэррети онемели. Это
сопровождалось пробегающими по ним время от времени вспышками боли и
грозило судорогой. А почему бы и нет? Они ведь идут уже двадцать два часа.
Двадцать два часа беспрерывной ходьбы - мыслимо ли это?
- Как ты? - спросил он Скрамма, будто не видел его уже очень давно.
- Отлично, - Скрамм шумно высморкался и вытер руку о штаны. - Просто
отлично.
- Похоже, у тебя насморк.
- Это у меня каждую весну. Сенная лихорадка. Ничего страшного.
Гэррети открыл рот, чтобы возразить, когда воздух наполнил знакомый
звук "пах-пах!" Впереди кого-то застрелили, и это оказался Гаркнесс.
Гэррети испытал странное возбуждение. Магический круг опять
разорвался. Гаркнесс никогда не напишет книгу о Длинном пути. Его отволокут
с дороги в сторону, как мешок с мукой, или запихнут в грузовик в
брезентовом мешке. Для него Длинный путь закончился.
- Гаркнесс, - сказал Макфрис. - Старина Гаркнесс получил пропуск.
- Прочти эпитафию в стихах, - предложил Баркович.
- А ты заткнись, убийца, - бросил Макфрис, не глядя на него. - Старина
Гаркнесс. Черт возьми!
- Я не убийца! - завизжал Баркович. - Я еще спляшу на твоей могиле!
Я...
Хор ругательств заставил его замолчать, и он, втянув голову в плечи,
отошел.
- Знаете, кем работал мой дядя? - спросил Бейкер, когда они проходили
сквозь тенистый туннель развесистых деревьев, и Гэррети, глядя на них,
пытался не думать о Гаркнессе и Гриббле.
- Кем? - спросил Абрахам.
- Могильщиком.
- Здорово, - без интереса отозвался Абрахам.
- Когда я был маленьким, я всегда удивлялся - кто его похоронит, когда
он умрет? - Бейкер глядел на Гэррети, отсутствующе улыбаясь. - Как эта
загадка, помните? Кто стрижет городского парикмахера?
- Ну и кто его похоронил? - спросил Макфрис. - Если, конечно, он умер.
- Умер, - сказал Бейкер. - Шесть лет назад, от рака легких.
- Он что, курил? - спросил Абрахам и помахал семье из четырех человек
и персидского кота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Он снова подумал о Джен. Он любил ее, и теперь она значила для него
куда больше, чем раньше. Она превратилась в символ жизни, в заслон от
смерти, грозящей ему с вездехода. Он любил ее больше и больше, потому что
она символизировала для него время, когда он был собой и мог выбирать.
Было уже без четверти шесть. В центре очередного безымянного городка
собрались поглядеть на них кучка улыбающихся домохозяек. На одной из них
были брюки в обтяжку и такой же тугой свитер. Золотые браслеты у нее на
руке звякали, когда она махала. Гэррети машинально помахал в ответ, думая о
Джен, о ее светлых волосах и туфлях без каблуков. Она была высокой и всегда
носила туфли без каблуков. Он вспоминал, как они познакомились в школе.
- Гэррети!
- Что?
Это был Гаркнесс.
- У меня ногу свело. Не знаю, что делать, - его глаза умоляли Гэррети
что-нибудь сделать.
Гэррети не знал, что сказать. Голос Джен, ее смех, ее карамельного
цвета свитер и красные брюки, в которых она каталась с ним на санках, пока
снег не набился ей в куртку, - это была жизнь. Голос Гаркнесса был смертью.
Теперь уже Гэррети мог ощутить разницу.
- Я не могу тебе помочь, - сказал Гэррети. - Думай сам.
Гаркнесс в панике уставился на него, потом с печальным лицом кивнул.
Он остановился и стал растирать ногу.
- Предупреждение! Предупреждение 49-му!
Гэррети повернулся и пошел задом, чтобы видеть его, Двое мальчишек в
рубашках детской лиги, с велосипедами, которые они держали за руль, тоже
смотрели на происходящее, раскрыв рты.
- Предупреждение! Второе предупреждение 49-му!
Гаркнесс встал и заковылял вперед - его нормальная нога пыталась
справиться с двойным весом, но у нее это плохо получалось. У него слетел
туфель, он попытался его поднять и получил третье предупреждение.
Лицо Гаркнесса, и без того красное, приобрело оттенок пожарной машины.
Рот превратился в большое мокрое "О". Гэррети вдруг понял, что мысленно
умоляет Гаркнесса: ну, давай, иди же, черт тебя подери!
Гаркнесс заковылял быстрее. Гэррети отвернулся и пошел, пытаясь
вспомнить вкус поцелуев Джен и ощущение ее груди.
Справа выросла бензоколонка "Шелл", возле которой сидели на остатках
ржавого пикапа двое мужчин в красно-черных охотничьих рубашках и пили пиво.
Где-то по соседству хрипло тявкала собака.
Карабины медленно опустились, нащупывая Гаркнесса.
Наступило длительное, жуткое молчание, потом они снова поднялись - в
соответствии с правилами. Снова опустились. Гэррети слышал тяжелое,
одышливое дыхание Гаркнесса.
- Пошли вон! - крикнул Бейкер мальчишкам, которые так и шли со своими
велосипедами вдоль дороги. - Не смотрите на это!
Дети поглядели на Бейкера, как на какую-то забавную зверушку. Один из
них, стриженный под ежик, нажал звонок велосипеда и широко ухмыльнулся.
Коронка у него во рту странно блеснула на солнце.
Ружья снова поднялись и опустились, как в каком-нибудь ритуальном
танце. "Не напишешь ты книгу, - подумал Гэррети. - На этот раз они
пристрелят тебя. Только замедли шаг..."
Ружья опять поднялись.
Гаркнесс шел, глядя прямо перед собой, ритмично ступая обеими ногами -
босой и обутой. Казалось, судорога прошла. Но далеко ли он уйдет без туфля?
Он облегченно выдохнул и услышал рядом такой же выдох Бейкера. Глупо,
конечно. Чем быстрее Гаркнесс прекратит идти, тем лучше для них - так
обстояли дела, если следовать логике. Но была более глубокая, более
пугающая логика. Гаркнесс принадлежал к их подгруппе, к магическому кругу,
в который входил и Гэррети. Если сломается звено этого круга, разорвется и
весь круг.
Мальчуганы из Детской лиги ехали за ними на велосипедах еще мили две,
пока им это не надоело. "Так лучше, - думал Гэррети. - Лучше, что они не
увидели ничьей смерти, хотя им явно этого хотелось".
Впереди Гаркнесс образовал новый авангард из одного человека. Он шел
быстро, почти бежал. Интересно, о чем он думал?
Глава 7
"Мне нравится участвовать в этом.
Правда, многие считают меня шизофреником
потому, что вне сцены я совсем не такой,
как перед камерами..."
(Николас Парсонс)
Скрамм, номер 85, очаровал Гэррети не умом, проблесков которого у него
не наблюдалось, и не внешностью - сложением он напоминал лося, имел
маленькие глазки и круглое, ничего не выражающее лицо. Он очаровал Гэррети
тем, что был женат.
- Правда? - спросил Гэррети в третий уже раз. - Ты правда женат?
- Ага, - Скрамм с удовольствием щурился на утреннее солнце. - Я сбежал
из школы, когда мне было четырнадцать. Наш учитель истории как-то прочитал
нам статью о том, как переполнены школы, и я решил не занимать там место, а
заняться лучше делом. И мне тогда еще хотелось жениться на Кэти.
- А сколько лет тебе было? - спросил Гэррети. Они проходили через
городок, и тротуары были полны людей, но он едва это замечал. Эти люди
находились в другом мире, и он видел их будто через толстое стекло.
- Пятнадцать, - Скрамм почесал подбородок, синий от пробивающейся
щетины.
- И никто тебя не отговаривал?
- В попечительском совете мне наговорили кучу чепухи о пользе
образования, но у них были дела поважнее, чем удерживать меня в школе. Да и
должен же кто-то копать канавы, ведь так?
Он весело помахал группе девушек, орущих и прыгающих так, что юбки
поднимались над их круглыми коленками.
- Правда, я не копал никаких канав. Я устроился на фабрику постельного
белья в Фениксе за три доллара в час. Мы с Кэти были счастливы. Иногда мы
смотрели ящик, и она вот так обнимала меня и говорила: "Какие мы
счастливые, дорогой".
- А дети у тебя есть? - Гэррети все сильнее ощущал нелепость этого
разговора.
- Кэти беременна прямо сейчас. Она хотела накопить достаточно денег,
долларов семьсот, но мы не успели, - он серьезно посмотрел на Гэррети. -
Мой сын пойдет в колледж. Говорят, у таких тупиц, как я, не бывает умных
детей, но у Кэти хватит ума на двоих. Она закончила школу. Мой парень будет
учиться столько, сколько захочет.
Гэррети промолчал. Он не знал, что тут можно сказать. Макфрис рядом
говорил о чем-то с Олсоном, Бейкер и Абрахам играли в слова. Он подумал -
куда делся Гаркнесс? Его не было видно. Рядом был Скрамм. Эх, Скрамм, ты
здорово влип. Твоя жена беременна, но здесь это не дает тебе никаких особых
прав. Семьсот долларов? Никакая страховая компания не выплатит их твоей
жене... твоей _вдове_.
- Скрамм, а что ты будешь делать, если выиграешь? - спросил он.
Скрамм слегка улыбнулся:
- Выиграю. Я всегда хотел участвовать в этом, с самого детства. Я
всего две недели назад прошел восемьдесят миль, и ничего.
- Но вдруг...
Скрамм только хмыкнул.
- А сколько лет Кэти?
- Она на год старше меня. Восемнадцать. Она сейчас с родителями в
Фениксе.
Для Гэррети это прозвучало так, будто родители Кэти знали что-то
такое, чего не знал сам Скрамм.
- Ты, должно быть, ее любишь.
Скрамм улыбнулся, обнажая гнилые зубы:
- С тех пор, как я на ней женился, я ни на кого больше не глядел. Она
прелесть.
- И ты в это ввязался.
- Смешно, правда? - ухмыльнулся Скрамм.
- Не для Гаркнесса. Иди спроси, смешно ли ему сейчас.
- Ты просто не хочешь подумать, - вмешался подошедший Пирсон. - Ты
ведь _можешь_ проиграть.
- Это игра, парни. А я люблю играть.
- Ага, конечно, - мрачно согласился Пирсон. - И ты в хорошей форме, -
сам он выглядел бледным и осунувшимся, отсутствующим взглядом окидывая
толпу, собравшуюся у супермаркета. - Все, кто не в форме, уже мертвы. Но
осталось еще семьдесят два.
- Да, но... - непривычная морщина умственного напряжения прорезала лоб
Скрамма. Гэррети показалось, что он видит, как медленно ворочаются его
мысли.
- Я не хочу вас обижать, - сказал наконец Скрамм. - Вы хорошие парни.
Но большинство здесь не знает, зачем они во всем этом участвуют. Вот этот
Баркович. Он не хочет выиграть, он хочет только смотреть, как другие
умирают. Когда кто-нибудь получает пропуск, он будто становится сильнее. Но
этого мало.
- А я? - спросил Гэррети.
- Ты... ну, ты, похоже, вообще не знаешь, зачем идешь. То же самое -
сейчас ты идешь потому, что боишься, но этого тоже мало. Это проходит, -
Скрамм опустил глаза и смотрел на дорогу. - И когда это пройдет, ты
получишь пропуск, как и другие.
Гэррети вспомнил, как Макфрис говорил: "Когда я устану... я просто
сяду и останусь сидеть".
- А с тобой, конечно, такого не случится? - съязвил Гэррети, но
простые слова Скрамма напугали его.
- Нет, - так же просто сказал Скрамм. - Не случится.
Их ноги поднимались и опускались, неся их вперед, за поворот, мимо
запертого на ржавый засов сарая.
- Я, похоже, понял, что такое умирание, - тихо сказал Пирсон. - Не
сама смерть, а умирание. Если я перестану идти, я умру, - он сглотнул, и в
горле у него булькнуло. - Может, это и есть то, о чем ты говоришь, Скрамм.
А может, нет. Но я не хочу умирать.
Скрамм печально посмотрел на него.
- Ты думаешь, знание защитит тебя от смерти?
Пирсон вымученно улыбнулся, как бизнесмен на лайнере во время качки,
пытающийся не выблевать свой завтрак:
- Сейчас это единственное, что меня защищает.
Гэррети ощутил безумное чувство благодарности. Его средства защиты еще
не были сведены к этому.
Впереди, словно для иллюстрации того, о чем они только что говорили,
парень в черном свитере вдруг упал на дорогу и начал кататься в
конвульсиях. Он издавал странные горловые звуки - ааа-ааа-ааа, - как
обезумевшая от страха овца. Когда Гэррети проходил мимо, одна из бьющихся
рук парня задела его туфель, и он в ужасе отскочил. Глаза парня закатились,
но подбородок стекала струйка слюны. Ему вынесли два предупреждения, но он
ничего не слышал, и через две минуты его пристрелили, как собаку.
После этого они перевалили низкий холм и начала спускаться в зеленую
долину. Прохладный ветерок приятно овевал разгоряченное лицо Гэррети.
- Здорово, - сказал Скрамм.
С высоты они видели дорогу миль на двадцать вперед. Она вилась среди
лесов, как черно-серая карандашная черта, проведенная по измятой зеленой
бумаге. Далеко впереди дорога снова шла на подъем и терялась в розовой
утренней дымке.
- Должно быть, это то, что называют Хэйнсвиллским лесом, - сказал
Гэррети без особой уверенности. - Зимой тут кошмар. Кладбище грузовиков.
- Я такого никогда не видел, - с почтением сказал Скрамм. - Во всей
Аризоне нет столько зелени.
- Радуйся, если можешь, - буркнул Бейкер, присоединяясь к группе. -
Скоро будет не до того. Уже жарко, а ведь еще только полседьмого.
- Хотел бы я построить здесь дом, - сказал Скрамм, фыркая, как бык в
жару. - Построить самому, вот этими руками, и глядеть на это каждое утро.
Вместе с Кэти. Может, так и будет, когда все это кончится.
Никто ничего не сказал.
К 6.45 ветерок прекратился, и стало припекать уже по-настоящему.
Гэррети снял куртку и стянул ее узлом на талии. Дорога больше не была
пустынной - там и тут стояли машины, пассажиры которых стояли рядом, при
ветствуя участников Длинного пути.
У одной из машин Гэррети увидел двух девушек-ровесниц в летних шортах
и легких блузах. Их лица горели волнением - древним, греховным и чуть не до
безумия эротическим. Гэррети почувствовал, как животная похоть волной
поднимается в нем, заставляя все его тело дрожать в лихорадке.
Вдруг Гриббл, уже проявивший себя радикалом, свернул с дороги и
рванулся к девушкам. Одна из них, та, что была ближе, повернулась к нему и
обняла руками за шею. Гриббл - растерянная, перепуганная фигура в
пропотевшей белой рубашке, - прижал ее к себе; его руки блуждали по ее
груди, животу, бедрам, не встречали никакого протеста с ее стороны.
Он получил второе предупреждение, потом третье. Когда прошло
пятнадцать секунд ожидания, он оторвался от девушки, пустился бежать, упал
и, кое-как поднявшись, полувышел-полувыскочил на дорогу.
- Не смог, - по лицу его катились слезы. - Видели, она хотела меня, а
я не смог... я... - его слова потонули в нечленораздельных всхлипываниях.
Он шел, держась обеими руками за живот.
- Ну, им-то хватило, - зло, как всегда, вставил Баркович. - Будет, о
чем поговорить завтра.
- _Заткнись_! - крикнул Гриббл. - Как больно, черт! Это судорога.
- Стоячка, а не судорога, - заметил Пирсон. Гриббл молча посмотрел на
него из-под упавших на лоб растрепанных черных волос.
- Больно, - снова прошептал он и медленно опустился на колени, так же
прижимая руки к животу. Гэррети мог разглядеть крупные капли пота,
стекающие по его шее.
Мгновение спустя он был мертв.
Гэррети обернулся в сторону девушек, но они уже спрятались в своей
машине. Он пытался изгнать их из своей памяти, но не мог. Каково это -
прижимать к себе их мягкую, податливую плоть? Ее бедра извивались, когда
Гриббл целовал ее... о Боже, _они_ _извивались_... это был спазм, оргазм,
что угодно... о Господи, только бы сжать ее вот так и чувствовать это
тепло...
Он вдруг кончил. Теплая жидкость потекла по его промежности. Черт,
сейчас появится пятно на штанах, и кто-нибудь обязательно заметит. Заметит
и скажет, что выгонит его на улицу голым и заставит так ходить... ходить...
ходить...
"О Джен, я люблю тебя, правда, люблю, но это что-то не то, что-то
совсем другое..."
Он распустил куртку вокруг талии и продолжал идти так же, как и
раньше, и воспоминание тускнело, как фотография, оставленная на солнце.
Теперь они шли под уклон, и шаг поневоле ускорился. Пот тек ручьями.
Гэррети - он сам себе не поверил, - вдруг захотелось, чтобы опять наступила
ночь. Он оглянулся на Олсона.
Олсон опять глядел на свои ноги. На его шее явно выступили жилы, губы
скривились в застывшей усмешке.
- Он уже почти готов, - сказал рядом Макфрис. - Когда человек начинает
надеяться, что его застрелят и тогда он сможет отдохнуть, он далеко не
уйдет.
С этими словами он ускорил шаг и оставил Гэррети позади.
Стеббинс. Он давно не видел Стеббинса. Гэррети обернулся - Стеббинс
сильно отстал, но его можно было безошибочно узнать по красным штанам. Он
все еще шел в хвосте, как тощий гриф, выжидающий, когда кто-нибудь
упадет...
Гэррети почувствовал прилив гнева. Ему вдруг захотелось вернуться и
схватить Стеббинса за горло - без всякой причины, просто выместить
накопившееся раздражение.
Когда они достигли подножия холма, ноги Гэррети онемели. Это
сопровождалось пробегающими по ним время от времени вспышками боли и
грозило судорогой. А почему бы и нет? Они ведь идут уже двадцать два часа.
Двадцать два часа беспрерывной ходьбы - мыслимо ли это?
- Как ты? - спросил он Скрамма, будто не видел его уже очень давно.
- Отлично, - Скрамм шумно высморкался и вытер руку о штаны. - Просто
отлично.
- Похоже, у тебя насморк.
- Это у меня каждую весну. Сенная лихорадка. Ничего страшного.
Гэррети открыл рот, чтобы возразить, когда воздух наполнил знакомый
звук "пах-пах!" Впереди кого-то застрелили, и это оказался Гаркнесс.
Гэррети испытал странное возбуждение. Магический круг опять
разорвался. Гаркнесс никогда не напишет книгу о Длинном пути. Его отволокут
с дороги в сторону, как мешок с мукой, или запихнут в грузовик в
брезентовом мешке. Для него Длинный путь закончился.
- Гаркнесс, - сказал Макфрис. - Старина Гаркнесс получил пропуск.
- Прочти эпитафию в стихах, - предложил Баркович.
- А ты заткнись, убийца, - бросил Макфрис, не глядя на него. - Старина
Гаркнесс. Черт возьми!
- Я не убийца! - завизжал Баркович. - Я еще спляшу на твоей могиле!
Я...
Хор ругательств заставил его замолчать, и он, втянув голову в плечи,
отошел.
- Знаете, кем работал мой дядя? - спросил Бейкер, когда они проходили
сквозь тенистый туннель развесистых деревьев, и Гэррети, глядя на них,
пытался не думать о Гаркнессе и Гриббле.
- Кем? - спросил Абрахам.
- Могильщиком.
- Здорово, - без интереса отозвался Абрахам.
- Когда я был маленьким, я всегда удивлялся - кто его похоронит, когда
он умрет? - Бейкер глядел на Гэррети, отсутствующе улыбаясь. - Как эта
загадка, помните? Кто стрижет городского парикмахера?
- Ну и кто его похоронил? - спросил Макфрис. - Если, конечно, он умер.
- Умер, - сказал Бейкер. - Шесть лет назад, от рака легких.
- Он что, курил? - спросил Абрахам и помахал семье из четырех человек
и персидского кота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21