Осторожно! Садовник Хугли остановился, исчез в кустах и вскоре вынырнул оттуда вместе с пожилым мужчиной.— Господин Ланг! — воскликнул он удивленно.Симона теперь тоже узнала этого человека. Конрад Ланг, поджигатель Корфу.Незадолго до полудня в полицию позвонил шофер такси.Вчера у него был вызов по адресу Розмари Хауг. Пожилой мужчина с подушкой в руках попросил отвезти его на Фихтенштрассе, 12. То, что вместо тридцати двух франков тот заплатил ему сто, таксист не упомянул.Фихтенштрассе, 12 оказалась виллой времен грюндерства , перестроенной в большое конторское здание. Никто там не знал Конрада Ланга, и никто не видел пожилого мужчину с подушкой. Но поскольку таксист настаивал на том, что отвез пассажира именно по этому адресу и даже видел, как он вошел в калитку, полицейский вахмистр Штауб попросил разрешения осмотреть участок и даже вызвал для этого служебную собаку.Бывший парк позади дома представлял собой мрачную картину — зарос и одичал. Участок двумя террасами поднимался вверх по склону. На самом верху находилась раньше площадка для сушки белья, затененная сейчас огромными елями, среди которых торчали из мха заржавевшие штанги для просушки и выколачивания ковров. От соседнего участка площадку отделяла густая живая изгородь.Овчарка по кличке Сента потянула того, кто вел ее на поводке, именно к этой изгороди. Полицейский отвязал ее, и она исчезла в зарослях кустарника. Через какое-то время стало ясно, что собака взяла след на соседнем участке. Полицейский протиснулся сквозь чащобу и уткнулся в забор из железного штакетника. Продвигаясь вдоль него в том направлении, в каком исчезла Сента, он буквально через несколько метров наткнулся на узенькую полуоткрытую калитку. За ней виднелись заросшие зеленью ступени; спускаясь, они вели на соседний участок. На виллу «Рододендрон».Когда полицейские позвонили в стальные ворота виллы «Рододендрон», им открыл удивленный садовник Хугли.— Как, вы уже здесь? — сказал он. Прошло не больше минуты, как он по приказанию Томаса Коха звонил в полицию.Полицейский вахмистр Штауб откашлялся.— Мы ищем пропавшего человека, и у нас есть все основания предполагать, что означенное лицо находится здесь, на этом участке, — произнес он.— Еще бы, конечно, — ответил Хугли и повел их в дом.В вестибюле виллы Эльвира и Томас Кох стояли перед резным, старинным на вид стулом, имевшим форму трона, на котором восседала печальная фигура Конрада Ланга — взлохмаченного, небритого и безучастного ко всему, в мятом и запачканном землей костюме. Рядом с ним стояла Симона Кох, пытавшаяся напоить его горячим чаем. Когда вошли полицейские, Томас Кох двинулся им навстречу.— А-а, господа полицейские, вы сработали на удивление быстро. Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Его нашли здесь, в нашем парке. Это Конрад Ланг. У него умственное помешательство.Полицейский вахмистр приблизился к «трону» Конрада Ланга.— Господин Ланг? — спросил он громче обычного. — С вами все в порядке?Конрад кивнул.Чуть тише Штауб сказал, обращаясь к Эльвире и Томасу:— Он в розыске со вчерашнего дня. И опять громко Конраду:— Ну и дела вы устраиваете!— Ни малейшего представления, как он проник сюда, — сказал Томас Кох полицейскому вахмистру.— Зато нам это хорошо известно: через маленькую калитку с соседнего нижнего участка.— Калитку? — спросил Томас Кох.— Да, там внизу есть проржавевшая садовая калитка, почти недоступная из-за зарослей и, вероятно, целую вечность не использовавшаяся. Вы этого не знали? Вместо него ответила Эльвира:— Я забыла про нее. На той вилле внизу жил когда-то друг моего первого мужа. Но он переехал, еще когда Вильгельм был жив. И с тех пор калиткой никто не пользовался.— Когда же это было?— Шестьдесят лет назад, — задумчиво произнесла Эльвира больше для себя самой. Томас покачал головой:— Я об этом понятия не имел.— На вашем месте я принял бы кое-какие меры, так любой может сюда пробраться, — посоветовал ему Штауб. Затем он опять повернулся к Конраду и громким голосом сказал:— Пойдемте, мы отвезем вас домой.Конрад непонимающе смотрел на полицейских.— Яи так дома.Полицейские обменялись улыбками.— Да, да. Но мы доставим вас в другой ваш дом. Конрад на мгновение задумался.— Ах, вот что, — пробормотал он наконец и встал. Он взглянул на Томаса Коха. — Значит, ты не помнишь эту калитку? Томас покачал головой. Конрад прикрыл рот ладонью и прошептал ему:— Лазейка пиратов! — Потом он взял Симону за руку. — Спасибо.— Не стоит благодарности, — ответила Симона. Он изучающе глядел на нее какое-то время.— Мы не знакомы с вами еще с Биаррица?— Вполне возможно, — улыбнулась Симона.Полицейские подхватили Конрада Ланга и вывели его из дома, Симона пошла за ними.Томас Кох стоял и качал головой.— Лазейка пиратов… Калитка… В мозгу вроде как бы что-то щелкает. Кто это говорил, что он больше ничего не помнит? Эльвира не ответила. Томас смотрел вслед полицейским, Конраду Лангу и Симоне.— Биарриц! Они же знают друг друга вовсе не по Биаррицу.Через десять дней Шеллер проинформировал свою шефиню, что Конрада Ланга поместили в дом для престарелых «Солнечный сад», где за ним будет полный уход.— Я предполагаю, что на этом тема «Конрад Ланг» будет окончательно закрыта, — добавил он с едкой ухмылкой.Эльвира Зенн чуть не ответила: «Надеюсь». В этот вечер Шеллер ушел от нее очень поздно.«Солнечный сад» — дом для престарелых и инвалидов — представлял собой шестиэтажное здание, расположенное на краю леса, не слишком далеко от виллы «Рододендрон» и отеля «Grand Hotel des Alpes», где в баре Конрад Ланг выпил не один «Negroni» — идеальный послеобеденный drink.А сейчас он сидел в гостиной верхнего этажа и никак не мог понять, что он здесь потерял. Верхний этаж был закрытым отделением, здесь содержались пациенты с прогрессирующими формами заболевания. Или те, которые уже хоть раз да убегали отсюда.Конрад Ланг не относился к пациентам с прогрессирующей формой заболевания, и врачам было бы приятнее видеть его в другом отделении, где он нашел бы себе партнеров для общения. Но во-первых, в закрытом отделении оказалась свободной одноместная палата, во-вторых, опасность, что Конрад Ланг убежит, была достаточно велика, и в-третьих, в результате быстрого развития болезни его так и так переведут в закрытое отделение. Однако пока Конрад Ланг производил в этом новом для себя окружении скорее впечатление посетителя, чем пациента.Когда Розмари привезла сюда Конрада и помогла ему внести вещи в комнату, она не смогла сдержать слез при виде палаты с больничной койкой.Он обнял ее и утешил:— Не надо печалиться. Это ведь не навечно.Он провожал ее до лифта, который можно было вызвать и открыть только с помощью ключа, находившегося у сестры, и прощался с ней так, словно молил понять его, что неотложные дела и обязательства мешают ему лично сопроводить ее домой.Пытаясь смягчить ситуацию, она привозила его поначалу к себе домой на целый день. Но вскоре выяснилось, что ее квартира стала для него чужой. На него нападало странное беспокойство, стоило ему там оказаться. Он все время пытался встать с кресла, куда она его усаживала, пока готовила обед. И часто она находила его в пальто и шляпе уже в коридоре, где он стоял и дергал ручку закрытой входной двери.Однажды вечером, когда они вернулись от нее и дверь лифта открылась уже на шестом этаже «Солнечного сада», а взгляды тех, кто сидел в гостиной, выжидательно устремились на них, он отказался выйти из лифта. Потребовалось все ее искусство, чтобы уговорить его, и потом еще помощь дюжего санитара, чтобы водворить его в палату.Когда она уходила, в глазах его стояли слезы.Врач отделения на следующий день сказала ей, что будет лучше, если она не станет больше брать его к себе домой. Это вносит путаницу в его мысли. Потом ему трудно понять, где же он. Он должен постепенно привыкнуть, что здесь — его дом.Так закрытое отделение «Солнечного сада» — дома для престарелых и инвалидов — окончательно стало новым домом Конрада Ланга.Забор из железного штакетника, отделявший виллу «Рододендрон» от нижнего соседнего участка, был заменен на современный, полностью отвечавший технике безопасности. И уж раз они этим занялись, Урс Кох распорядился обновить в том же духе забор по всему периметру участка.Это обстоятельство и сознание того, что Конрад Ланг содержится в закрытом отделении на шестом этаже такого заведения, откуда нормальным путем выйти живым невозможно, должны были бы, собственно, удовлетворить Эльвиру Зенн: она могла чувствовать себя в полной безопасности от дальнейших внезапных наваждений прошлого. Но она все время ловила себя на том, что думает о Конраде. Она, правда, уверяла себя, что никто не станет обращать внимания на болтовню полусумасшедшего старика, однако полного спокойствия это ей не приносило.И поэтому она пригласила к себе на чашку чая молча страдающую в своем браке Симону и завела с ней как бы невзначай разговор о старом человеке.— Как-то там теперь поживает Кони, — произнесла она со вздохом. Симона удивилась:— Конрад Ланг?— Да. Как он тут сидел! Как жалкий гномик! Больно было глядеть на него!— Мне его тоже было очень жалко.— Ужасная болезнь! Симона молчала.— Притом все так удачно складывалось: состоятельная женщина, перспектива остаток жизни делать то, что он любит больше всего — вообще ничего не делать. И вот пожалуйста — инвалидный дом.— Так он в инвалидном доме?— Всякая любовь всегда на чем-то кончается — женщина ведь еще молода.— Это весьма эгоистично.— Не каждый же способен ухаживать за слабоумным мужем.— Но спихивать его в инвалидный дом — это подло!— А может, ему там хорошо? Он среди своих.— Трудно себе такое представить. Эльвира вздохнула.— Мне тоже. — Она снова налила чай. — Ты не могла бы как-нибудь навестить его?— Я?— Посмотрела бы, как ему там. Все ли у него есть. Может, надо что-нибудь сделать для него. Мне было бы спокойнее. Симона все еще колебалась.— Я не люблю ходить по больницам.— Это не больница. Это дом для престарелых. Там не так страшно.— А почему бы тебе самой не пойти?— Это невозможно.— Ну тогда давай вместе.— Вероятно, ты права. Забудем про это. И про Конрада тоже.Первое впечатление Симоны — въедливый специфический запах, обрушившийся на нее, как только дверь лифта открылась на шестом этаже.Стоило ей выйти, как в гостиной все смолкло. Она осмотрелась и увидела за отдельным столиком у окна Конрада Ланга, сидевшего неподвижно и тупо смотревшего в одну точку. Она подошла к нему.— Добрый день, господин Ланг.Конрад Ланг удивленно поглядел на нее. Потом встал, протянул Симоне руку и сказал:— Не знакомы ли мы с вами еще с Биаррица? Симона рассмеялась.— Ну конечно же, еще с Биаррица.Она села рядом с ним, и гостиная снова наполнилась звуками — неумолчной болтовней, невнятным бормотаньем, хихиканьем и перебранкой.То, что Симона рассказала про Конрада Ланга, Эльвиру не успокоило.— Его надо оттуда вытащить, притом быстро, — сказала Симона возбужденно. — Иначе он и в самом деле заболеет.На нее он не произвел впечатления человека, страдающего болезнью Альцгеймера. Он тотчас же узнал ее, хотя они встречались всего лишь дважды, тут же вспомнил свою шутку про Биарриц и подробно рассказал ей, как выглядел курорт в послевоенные годы, словно это было только вчера. В этом доме он окружен какими-то полоумными людьми, говорила Симона, с ними невозможно разговаривать разумно. И что самое замечательное: он не припоминает ни одного визита этой самой Розмари Хауг. Со дня свадьбы Эльвира ни разу не видела Симону такой активной и решительной. Она была одержима идеей вытащить Конрада из этого заведения.— Бедняга, — было резюме Эльвиры. — Тебе удалось поговорить с врачом?— Я пыталась. Но мне не захотели давать никаких объяснений, поскольку я не родственница.— Может, тебе лучше вступить в контакт с этой Хауг?— Я и собираюсь так поступить. Только не знаю, сумею ли сдержаться.— Можешь полностью рассчитывать на мою поддержку, — пообещала Эльвира.Уходя, Симона даже подумала, что, возможно, эта старая женщина не так уж холодна и бездушна. Началось маленькое сражение за освобождение Конрада Ланга из дома для престарелых. Симоне никак не удавалось встретиться с Розмари Хауг. В конце концов дворник сказал ей, что она на неделю уехала.Неудивительно, подумала Симона.Через администрацию «Солнечного сада» ей посчастливилось узнать имя врача, определившего сюда Конрада Ланга, и очень скоро, без всяких проволочек, он назначил ей время встречи, как только она объяснила ему, о ком идет речь.Врача звали доктор Вирт, и, несомненно, он внушал симпатию. Он принял ее в своем кабинете и терпеливо выслушал, когда она ему заявила, что, по ее мнению, Конраду Лангу не место в том окружении, в каком он находится, и у нее есть опасения, что хотя он сейчас не болен, но там с ним это обязательно произойдет.— Вы хорошо знаете Конрада Ланга? — был его первый вопрос, когда она закончила.— Нет, но семья моего мужа знает его очень хорошо. Он практически вырос вместе с моим свекром.— И он разделяет ваше мнение? Симона смутилась.— Он не навещал его. Он слишком занят. Доктор Вирт понимающе кивнул.— Отношения между ними сейчас не из лучших. Кое-какие события прошлого.— Пожар на Корфу?— Да, среди прочего и это. Точных причин я тоже не знаю. Я в семье недавно.— Видите ли, госпожа Кох, я очень хорошо понимаю, что вы чувствуете, но смею вас заверить, что вы заблуждаетесь. Если вам и показалось, что у господина Ланга адекватное поведение, то только потому, что он мастерски владеет искусством светского общения, приобретенным благодаря его воспитанию, он умеет многое затушевать, и еще возможно, что вы застали его в благоприятный момент. Взлеты и падения характерны для этой болезни. Но мы должны исходить в своем решении из кризисных ситуаций.— Я на это смотрю по-другому. Лучше ориентироваться на те моменты, когда он в благополучном состоянии.— И что вы предлагаете?— Чтобы вы вытащили его оттуда.— А что дальше, кто будет за ним ухаживать?— Ну, на госпожу Хауг, по-видимому, рассчитывать больше не приходится? — осведомилась Симона язвительно.Доктор Вирт отреагировал на это с раздражением:— Госпожа Хауг сделала для Конрада Ланга гораздо больше, чем можно ожидать от женщины после такого короткого знакомства. Именно я и уговорил ее предпринять этот шаг.— Надеюсь, она наслаждается своей вновь обретенной свободой.— Госпожа Хауг находится в клинике на Бодензее с диагнозом «состояние депрессии на почве нервного истощения», и я надеюсь, что она скоро опять придет в себя. Если уж кто и не соблюдал своих обязанностей по отношению к Конраду Лангу, так это семейство Кохов, уважаемая госпожа Кох.Симона смущенно молчала. Потом сказала, уже не так самоуверенно:— Может, еще не поздно кое-что исправить?— Как вы себе это представляете?— Ну, скажем, частный уход за пациентом. Снять квартиру, соответственно ее оборудовать и нанять медицинский персонал по уходу за больным.— День и ночь, госпожа Кох, а это означает — круглые сутки трое-четверо человек из специально обученного медперсонала по уходу за больным плюс лечащие врачи, диетическое питание, лабораторные исследования и т. д. Маленькая клиника на дому для одного-единственного пациента?— Я пользуюсь полной поддержкой госпожи Зенн.Когда Симона Кох покидала клинику, она все же заручилась обещанием доктора Вирта обдумать ее предложение и обсудить его со своими коллегами и компетентными инстанциями.Идея Симоны превратить маленький гостевой домик в мини-больницу показалась Эльвире слишком далеко идущей. Она хотела заполучить Конрада под свой контроль, но не в такой степени.— А тебе не кажется, что частная клиника была бы более разумным решением?— Ему не нужна никакая клиника. — настаивала на своем Симона, — ему нужен уход, особенно в кризисные моменты.— Но я же видела его здесь, в полной отключке!— Тогда у него как раз и был кризис.— Если ты притащишь сюда Кони, твой муж просто взбесится. Не говоря уж о Томасе. Надо найти такое решение, которое никому бы из нас не было в тягость.— Бывают случаи, когда нельзя уклоняться от ответственности.— Мы не в ответственности за Конрада Ланга.— Но он все-таки имеет какое-то отношение к семье. Эльвира прореагировала абсолютно спокойно.— Что ты знаешь о семье, — только и сказала она в ответ.— Об этом не может быть и речи, — заволновалась Розмари Хауг, услышав от Феликса Вирта о визите Симоны Кох. Они сидели в зимнем саду клиники на Бодензее, пили кофе и смотрели на туман, накрывший пологом берег озера. — Их теперь совесть замучила. Они думают, что деньгами исправят то, что сделали с ним за шестьдесят лет. Они хотят напоследок использовать его. На сей раз для успокоения своей нечистой совести.— С другой стороны, — как бы размышлял Феликс Вирт, — это единственная и последняя для него возможность прожить остаток жизни по крайней мере так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22