— Блэар протянул управляющему носовой платок. — Еще несколько минут, и трогаемся назад.
На каждого шахтера, отбивающего уголь кайлом, приходился еще один, нагружавший и отвозивший вагонетку. Рельсовые пути раздваивались примерно через каждые двадцать ярдов, чтобы вагонетки могли разъезжаться. Один из шахтеров, орудуя длинным коловоротом, вгрызался в угольный массив буром, представляющим собой цилиндр с зубцами на конце; все устройство держалось на упоре, один конец которого втыкался в грунт, а другой — в кровлю. Шахтер этот был на целую голову выше всех остальных, кто находился в забое, и легко обращался с буром, хотя тот весил, должно быть, не меньше сорока фунтов. Из просверливаемого отверстия струилась черная пыль. Бур уходил вглубь с такой легкостью, словно шахтер сверлил не уголь, а сыр.
Из-за слабого освещения и потому, что все были одинаково черны от покрывавшей их пыли, Блэар не сразу заметил, что у этого шахтера забинтованы обе ноги. Увидев Блэара, шахтер приостановил работу.
— Что, все еще ищете преподобного Мэйпоула? — спросил Билл Джейксон; это был именно он.
— Никогда не знаешь заранее, где что найдешь, — ответил Блэар.
Его поразило, что после такого боя, свидетелем которого он стал накануне на заднем дворе «Юного принца», Джейксон вообще был в состоянии ходить; однако Блэар тут же вспомнил, что шахтеры бравируют друг перед другом степенью боли, которую они способны переносить. Джейксон, с завязанными сзади волосами, казался статуей работы Микеланджело, только изваянной не из мрамора, а из угля.
— А клоги те же? — поинтересовался Блэар.
— Хотите испытать на себе? — вопросом на вопрос ответил Джейксон.
Рядом с Джейксоном возникла маленькая, похожая на гнома фигурка. Блэар признал в ней Смоллбоуна, с которым накануне сидел за одним столом в пивной; только этот Смоллбоун, в отличие от вчерашнего, был словно вырезан из черного дерева. Смоллбоун держал в руках, будто младенца, длинную металлическую коробку. Джейксон отвинтил верхнюю часть коловорота и извлек бур из просверленного шурфа. Смоллбоун достал из коробки длинную соломину, вставил ее в шурф и, крепко зажмурив глаза, дунул. Из шурфа вырвалось облако пыли. Блэару доставляло истинное наслаждение наблюдать за действиями мастера своего дела. После этого Смоллбоун извлек из коробки нечто длиной дюймов десять, завернутое в провощенную бумагу.
— Что?.. — заговорил Леверетт.
— Порох. Смоллбоун сам делает заряды, — не дожидаясь завершения вопроса, ответил Джейксон.
— Он подрывник, — пояснил Бэтти. — Взрывает уголь.
Пробуренный шурф уходил вниз с небольшим наклоном. При помощи деревянной палки Смоллбоун протолкнул завернутый в бумагу заряд как можно дальше в отверстие, затем проткнул его торец острой медной проволочкой и вставил запал — пропитанный селитрой и потому относительно медленно горящий шнур из грубого хлопкового волокна. После чего залепил отверстие глиной, оставив конец шнура — примерно около фута длиной — болтаться снаружи. «Довольно кустарно», — подумал Блэар. Бэтти тем временем поднял над головой лампу, проверяя, не скопился ли под кровлей рудничный газ.
— Похоже, чисто, — проговорил он.
— Взрываем! — проорал Джейксон.
Его предупреждение передали по всей цепочке. Шахтеры собрали инструмент и направились в туннель, что вел к главной штольне, чтобы не попасть под взрыв. Бэтти увел туда же Леверетта и Блэара. За ними пошел и Джейксон со своим буром; Смоллбоун остался возле отверстия с зарядом один.
— Повернитесь спиной, сэр, и откройте рот, — посоветовал Бэтти Леверетту.
Блэар наблюдал за тем, как Смоллбоун медленно провел лампой вначале под кровлей, затем воль стены, чтобы убедиться самому в отсутствии рудничного газа — подобные действия лучше любого письменного экзамена свидетельствовали о наличии у человека ума и здравого смысла. Потом опустился возле свисающего конца шнура на колени и принялся раздувать пламя в своей лампе так, чтобы оно стало выбиваться из-под защитной сетки наружу. Смоллбоун дул все сильнее, пламя становилось ярче, выше, и наконец язычок огня вырвался наружу и лизнул конец запала. Однако лишь с третьей попытки шнур вспыхнул, на конце его появился похожий на бутон оранжевый огонек.
Быстрыми короткими шагами подрывник устремился прочь и присоединился к укрывшимся шахтерам; секунд через пять после этого штольня позади него полыхнула громоподобным грохотом и клубами черной пыли. Взрыв оказался значительно сильнее, чем ожидал Блэар. Шахтеры попадали, словно матросы, под которыми внезапно уплыла палуба, а грохот взрыва эхом разошелся по штольням. Шахтеры, широко раскрыв мгновенно покрасневшие глаза, трясли головами, приходя в себя.
— Двойной заряд заложили, Смоллбоун? — проговорил Бэтти. — Еще раз так сделаете — и можете искать работу в другом месте.
За все время, что они успели пробыть в шахте, эти слова были первым проявлением лицемерия со стороны Бэтти. «Похоже, — подумал Блэар, — смотрителю и самому неудобно, что ему пришлось высказать подобное предупреждение». Все — и владельцы шахты, и ее управленческий персонал — отлично знали, что шахтерам платят за количество выданного на-гора угля, а не за то время, которое они затрачивают под землей на его трудную добычу. Именно по этой причине в шахтах и подрывают пласты, невзирая на опасность воспламенения рудничного газа. Тот взрыв, что произвел Смоллбоун, обрушил немало угля, а кроме того, испещрил трещинами стену забоя. Шахтеры достали табакерки, вдохнули для поднятия тонуса и снова вернулись к работе. Джейксон взвалил на плечо бур и упор и двинулся в глубь штольни бурить новый шурф. Казалось, его провожала аура всеобщего восхищения.
Смоллбоун, явно нимало не огорченный полученным замечанием, потолкался еще немного возле обрушенного взрывом угля, потом, как бы размышляя, обратился к Леверетту:
— Немецкий динамит, только на хлопушки и годен.
— Я его всегда считал мощным, — ответил Леверетт. — Читал о нем в научных журналах.
— Это он на немецких шахтах и для немецкого угля мощный, — возразил Смоллбоун. — А у нас тут уголек английский.
«Ничто не уравнивает людей так, как шахта», — подумал Блэар. Где еще можно было увидеть, чтобы управляющий имением обсуждал бы с совершенно голым шахтером достоинства и недостатки взрывчатки? Тут Блэар обратил внимание, что Бэтти снова начал внимательно рассматривать старую, выработанную часть забоя, где еще клубилась в воздухе поднятая взрывом пыль.
— Мне кажется, мистер Блэар, взрыв произошел тогда ярдах в двадцати от того места, где мы сейчас стоим. Но где именно, не могу сказать. Я уже тысячу раз об этом думал.
— По-вашему, он мог быть вызван подрывом пласта?
— Нет. В этом забое подрывными работами занимается только Смоллбоун. Он и Джейксон, который бурит шурфы, должны были бы в таком случае тоже погибнуть. А они, слава Богу, не только уцелели сами, но и спасли тогда полдюжины человек. Скорее всего, взрыв был вызван искрой. Кто-то сделал какую-нибудь дикую глупость. Какой-то идиот попытался раскурить трубку от своей лампы. Или выронил кайло и открыл лампу, чтобы было больше света и можно было его найти. А в забое оказался рудничный газ. И более чем достаточно. Думаю, было и еще одно отягчающее обстоятельство. Взрыв разрушил кирпичную стенку, которой мы замуровали пустую породу и мелкий уголь. Рудничный газ любит такие заброшенные места. Вообще-то мы проветривали забой, но газ все время сочился из трещин и накапливался, так что после того взрыва пришлось замуровывать это место снова. Иначе невозможно было бы пользоваться лампами и вести спасательные работы.
— Большую стенку пришлось ставить?
— Фута два в высоту, около трех в ширину.
— Покажите.
Взгляд Бэтти уставился куда-то вдаль:
— Нас проверяла тогда шахтная инспекция, проводилось официальное расследование. Дело закончено и закрыто, мистер Блэар. Что вам еще нужно? Я понимаю, что вы смыслите в шахтном деле, но мне не вполне ясно, с чего и почему вы оказались на этой шахте. Что именно вы тут ищете?
— Исчез человек, Бэтти.
— Только не здесь. После пожара мы обнаружили семьдесят шесть ламп и семьдесят шесть тел погибших. Все они были опознаны. Я проверял лично.
— Опознаны все до одного? И все тела находились в таком состоянии, что это было возможно сделать?
— Опознание официально зафиксировано следователем. Всех до одного, мистер Блэар.
— И все оказались из Уигана? Я слышал, что на шахте работают и приезжие из Ирландии.
— Да, было несколько временных рабочих, из числа приезжих.
— И со дня взрыва никто в то место не заглядывал?
— Это запрещено правилами. А кроме того, никто просто и не захочет туда с вами идти.
— Терпеть не могу угольные шахты, — пробормотал себе под нос Блэар. Он поднял лампу, как бы пытаясь рассмотреть что-то через густую пелену все еще кружащейся в воздухе пыли. — Нельзя еще разок взглянуть на карту?
Пока Бэтти рылся в сумке, отыскивая в ней карту, Блэар воспользовался моментом и отступил в темноту.
Черный непроницаемый мрак обступил его со всех сторон, однако первые шаги дались на удивление легко. Но уже через несколько футов высота штольни резко уменьшилась, вынудив Блэара вначале согнуться в три погибели, а потом и просто пробираться дальше на четвереньках, толкая слабо горевшую лампу перед собой. Сзади, откуда он только что ушел, не видны были ни сам Блэар, ни свет его лампы. Вслед ему неслись только свирепые, но тщетные окрики и ругательства Бэтти.
Перед лампой волнами катилась вперед пыль. Над лампой стоял небольшой светящийся нимб, похожий на светлый ореол, что возникает иногда вокруг луны. Теперь все зависело только от самого Блэара: от его сообразительности и от того, что он сумеет увидеть. Блэар подсунул свой компас к самой лампе и пополз в западном направлении.
Один раз он остановился, услышав неторопливое, размеренное, как тиканье часов, потрескивание заброшенной деревянной крепи. Просаживалась кровля, но медленно. Именно поэтому шахтеры предпочитали деревянную крепь металлической: она предупреждала о надвигающейся опасности.
Дважды Блэар был вынужден огибать оставшиеся каменные опоры, а потом заново определяться с направлением своего дальнейшего продвижения. В одном месте ему пришлось проползти на животе, перебираясь через образовавшийся каменный завал, но дальше оказалось свободное пространство, тянущееся вплоть до того места, где находилась граница обрушения кровли, однако воздух в этом пространстве был скверный, и лампа Блэара начала шипеть. Он задом выбрался оттуда и двинулся вдоль линии обрушения к югу. Кровля у него над головой была влажной и поблескивала, как звездное небо. Блэару даже пришла в голову мысль, что в его передвижении под этим «небом» было нечто сродни мореплаванию, только путь приходилось прокладывать по подземной тверди.
Он с трудом обогнул торчавшие снизу плиты песчаника. Меньше всего ему хотелось сейчас свалиться в какую-нибудь пустоту или «карман» и остаться при этом без света.
Вдруг кто-то схватил его за ногу. Попытавшись высвободиться, Блэар услышал позади себя голос Бэтти:
— А вы шахтер, мистер Блэар.
— Был когда-то.
Блэар остановился и дал возможность Бэтти расположиться рядом. У смотрителя работ тоже имелась при себе лампа, однако единственное, на что хватало ее света, были сверкающие глаза Бэтти.
— Мне сказали, что придет человек от епископа. Хочет посмотреть шахту. Ну что ж, пожалуйста. Время от времени сюда заглядывают члены совета директоров. Но они обычно поворачивают назад, не углубившись в штольню и на сотню ярдов. Говорят: большое спасибо, хватит. Мы не так одеты, и нас ждут прочие заботы. А вы — совсем другое дело.
— Значит, я нарушил все правила? — поинтересовался Блэар.
— Больше вас в эту шахту никогда в жизни не пустят.
— Ну, это мы еще посмотрим.
Бэтти помолчал немного, потом приподнялся на локтях и сделал движение вперед.
— Черт бы все это побрал, — проворчал он. — Двигайте за мной.
Для человека внушительной комплекции Бэтти с легкостью угря огибал завалы или скользил через них, проползал стороной мимо торчащих камней и опасных пустот. Блэар напрягал все силы, чтобы не отставать и постоянно видеть перед собой металлические подковы клогов Бэтти. Но вот наконец продвижение Бэтти замедлилось, потом стало каким-то неуверенным.
— По-моему, здесь. Хотя тут все постоянно меняется. Я не могу…
Бэтти замолчал и остановился. Блэар подполз ближе и поставил свою лампу рядом с лампой Бэтти. В их сдвоенном свете он увидел отверстие — высотой примерно в ярд — между кровлей и рухнувшей породой, заложенное такими же каштанового цвета кирпичами, из каких построены все дома в Уигане. В общей сложности тут насчитывалось кирпичей сорок. Заделка была выполнена небрежно — а, может быть, правильнее сказать, в большой спешке.
— Вам не приходилось делать кирпичную замуровку сразу же после взрыва, мистер Блэар? — спросил Бэтти. — Никогда не знаешь, что тебя подстерегает по ту сторону стенки. Там может быть и рудничный газ, и угарный, и оба они вместе. Поэтому кладку ведут всегда по очереди. Делаешь вдох, задерживаешь дыхание, кладешь один кирпич, выскакиваешь оттуда, выдыхаешь. Следующий кирпич точно так же кладет кто-то другой. Тут этим занимались Джейксон и Смоллбоун. Каждый был обвязан вокруг пояса веревкой.
— В этом месте и произошел тот взрыв?
— Насколько мы поняли, где-то тут рядом. — Бэтти вытянул шею, силясь получше разглядеть нависавшую кровлю. — Должна скоро рухнуть. Надеюсь только, что не пока я здесь.
На каждом из кирпичей виднелись, подобно водяному знаку, оттиснутые слова: «Кирпичный завод Хэнни». Блэар уловил слабый болотный запах рудничного газа. Лампы вдруг вспыхнули ярче, и Блэар увидел, что слой раствора, скреплявший верхние кирпичи, весь растрескался — то ли от устроенного Смоллбоуном взрыва, то ли еще раньше. Глаза Бэтти широко раскрылись, лицо заблестело от пота.
Пламя в лампах заметно вытянулось и стало голубым. Сами фитили уже погасли, но внутрь предохранительной металлической сетки попало уже достаточно газа, и теперь он горел там, внутри, готовый в любой момент вспыхнуть и взорваться. В мозгу Блэара мгновенно пронеслись три мысли. Попытаться задуть лампы нельзя: пламя при этом обязательно вырвалось бы за пределы предохранительной сетки и от него вспыхнул бы рудничный газ вокруг. Просто сидеть и ждать было бессмысленно: пламя постепенно накаляло проволочную сетку, и она уже начинала светиться неровным оранжевым светом, как целая связка горящих бикфордовых шнуров. А третья мысль Блэара была: «Я и только я сам сделал все, приложил массу усилий, чтобы угробить себя».
Но поскольку пока еще он оставался жив, Блэар вспомнил, что метан легче воздуха. Он принялся быстро разгребать камни, породу и пыль у самого основания кирпичной стенки и довольно быстро углубился примерно на фут. Потом взял лампу за нижнюю часть и, стараясь держать ее так, чтобы пламя не вырвалось за пределы сетки, медленно опустил ее в открытое углубление, поставив по возможности вертикально, без наклона. Пока он все это проделывал, у него даже обгорели волосы на кисти руки. Бэтти все понял. С не меньшей осторожностью он проделал то же самое со своей лампой, и теперь обе они стояли рядышком в тесном углублении — два ярких голубых острия, увенчанные красными проволочными сетками.
Примерно с минуту оба язычка продолжали гореть как и прежде, потом задрожали и стали уменьшаться, причем снизу вверх, а не наоборот. Проволочные сетки тоже начали тускнеть: из ярко-красных они стали вначале золотистыми, а затем серыми. Первое пламя поглотило себя, как будто задохнувшись в клубе собственных копоти и дыма. Второе захлебнулось секундой позже, оставив Блэара и Бэтти в кромешной тьме.
— Ни одному джентльмену подобное и в голову бы не пришло, — проговорил Бэтти.
Только тут Блэар услышал, что Леверетт отчаянно выкрикивает его имя: он и думать забыл об управляющем. Шахтеры тоже окликали их. Блэар и Бэтти, не чувствуя собственных одеревеневших тел и будто плывя по черному мелководью, поползли на звуки их голосов.
Глава шестая
«Хэнни-холл» был едва различим за зелеными ветвями. Между торчащими корнями деревьев росли целые поляны фиалок. Их цвет показался Блэару насыщенным, как у полированных драгоценных камней, — у него всегда так менялось восприятие цвета после каждого спуска в шахту. У большинства шахтеров тоже возникали подобные ощущения, и иногда Блэару казалось даже благословением, что шахтеры спускаются в забой и поднимаются оттуда затемно, не испытывая дополнительных чувственных мук, вызванных обостренным ощущением и пониманием того, сколь же многого они, оказывается, лишены.
Блэар прошел неширокой, обрамленной тиссами аллеей, обогнул заросший лилиями пруд и вышел к оранжерее — павильону из стекла и железа, выстроенному в восточном стиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
На каждого шахтера, отбивающего уголь кайлом, приходился еще один, нагружавший и отвозивший вагонетку. Рельсовые пути раздваивались примерно через каждые двадцать ярдов, чтобы вагонетки могли разъезжаться. Один из шахтеров, орудуя длинным коловоротом, вгрызался в угольный массив буром, представляющим собой цилиндр с зубцами на конце; все устройство держалось на упоре, один конец которого втыкался в грунт, а другой — в кровлю. Шахтер этот был на целую голову выше всех остальных, кто находился в забое, и легко обращался с буром, хотя тот весил, должно быть, не меньше сорока фунтов. Из просверливаемого отверстия струилась черная пыль. Бур уходил вглубь с такой легкостью, словно шахтер сверлил не уголь, а сыр.
Из-за слабого освещения и потому, что все были одинаково черны от покрывавшей их пыли, Блэар не сразу заметил, что у этого шахтера забинтованы обе ноги. Увидев Блэара, шахтер приостановил работу.
— Что, все еще ищете преподобного Мэйпоула? — спросил Билл Джейксон; это был именно он.
— Никогда не знаешь заранее, где что найдешь, — ответил Блэар.
Его поразило, что после такого боя, свидетелем которого он стал накануне на заднем дворе «Юного принца», Джейксон вообще был в состоянии ходить; однако Блэар тут же вспомнил, что шахтеры бравируют друг перед другом степенью боли, которую они способны переносить. Джейксон, с завязанными сзади волосами, казался статуей работы Микеланджело, только изваянной не из мрамора, а из угля.
— А клоги те же? — поинтересовался Блэар.
— Хотите испытать на себе? — вопросом на вопрос ответил Джейксон.
Рядом с Джейксоном возникла маленькая, похожая на гнома фигурка. Блэар признал в ней Смоллбоуна, с которым накануне сидел за одним столом в пивной; только этот Смоллбоун, в отличие от вчерашнего, был словно вырезан из черного дерева. Смоллбоун держал в руках, будто младенца, длинную металлическую коробку. Джейксон отвинтил верхнюю часть коловорота и извлек бур из просверленного шурфа. Смоллбоун достал из коробки длинную соломину, вставил ее в шурф и, крепко зажмурив глаза, дунул. Из шурфа вырвалось облако пыли. Блэару доставляло истинное наслаждение наблюдать за действиями мастера своего дела. После этого Смоллбоун извлек из коробки нечто длиной дюймов десять, завернутое в провощенную бумагу.
— Что?.. — заговорил Леверетт.
— Порох. Смоллбоун сам делает заряды, — не дожидаясь завершения вопроса, ответил Джейксон.
— Он подрывник, — пояснил Бэтти. — Взрывает уголь.
Пробуренный шурф уходил вниз с небольшим наклоном. При помощи деревянной палки Смоллбоун протолкнул завернутый в бумагу заряд как можно дальше в отверстие, затем проткнул его торец острой медной проволочкой и вставил запал — пропитанный селитрой и потому относительно медленно горящий шнур из грубого хлопкового волокна. После чего залепил отверстие глиной, оставив конец шнура — примерно около фута длиной — болтаться снаружи. «Довольно кустарно», — подумал Блэар. Бэтти тем временем поднял над головой лампу, проверяя, не скопился ли под кровлей рудничный газ.
— Похоже, чисто, — проговорил он.
— Взрываем! — проорал Джейксон.
Его предупреждение передали по всей цепочке. Шахтеры собрали инструмент и направились в туннель, что вел к главной штольне, чтобы не попасть под взрыв. Бэтти увел туда же Леверетта и Блэара. За ними пошел и Джейксон со своим буром; Смоллбоун остался возле отверстия с зарядом один.
— Повернитесь спиной, сэр, и откройте рот, — посоветовал Бэтти Леверетту.
Блэар наблюдал за тем, как Смоллбоун медленно провел лампой вначале под кровлей, затем воль стены, чтобы убедиться самому в отсутствии рудничного газа — подобные действия лучше любого письменного экзамена свидетельствовали о наличии у человека ума и здравого смысла. Потом опустился возле свисающего конца шнура на колени и принялся раздувать пламя в своей лампе так, чтобы оно стало выбиваться из-под защитной сетки наружу. Смоллбоун дул все сильнее, пламя становилось ярче, выше, и наконец язычок огня вырвался наружу и лизнул конец запала. Однако лишь с третьей попытки шнур вспыхнул, на конце его появился похожий на бутон оранжевый огонек.
Быстрыми короткими шагами подрывник устремился прочь и присоединился к укрывшимся шахтерам; секунд через пять после этого штольня позади него полыхнула громоподобным грохотом и клубами черной пыли. Взрыв оказался значительно сильнее, чем ожидал Блэар. Шахтеры попадали, словно матросы, под которыми внезапно уплыла палуба, а грохот взрыва эхом разошелся по штольням. Шахтеры, широко раскрыв мгновенно покрасневшие глаза, трясли головами, приходя в себя.
— Двойной заряд заложили, Смоллбоун? — проговорил Бэтти. — Еще раз так сделаете — и можете искать работу в другом месте.
За все время, что они успели пробыть в шахте, эти слова были первым проявлением лицемерия со стороны Бэтти. «Похоже, — подумал Блэар, — смотрителю и самому неудобно, что ему пришлось высказать подобное предупреждение». Все — и владельцы шахты, и ее управленческий персонал — отлично знали, что шахтерам платят за количество выданного на-гора угля, а не за то время, которое они затрачивают под землей на его трудную добычу. Именно по этой причине в шахтах и подрывают пласты, невзирая на опасность воспламенения рудничного газа. Тот взрыв, что произвел Смоллбоун, обрушил немало угля, а кроме того, испещрил трещинами стену забоя. Шахтеры достали табакерки, вдохнули для поднятия тонуса и снова вернулись к работе. Джейксон взвалил на плечо бур и упор и двинулся в глубь штольни бурить новый шурф. Казалось, его провожала аура всеобщего восхищения.
Смоллбоун, явно нимало не огорченный полученным замечанием, потолкался еще немного возле обрушенного взрывом угля, потом, как бы размышляя, обратился к Леверетту:
— Немецкий динамит, только на хлопушки и годен.
— Я его всегда считал мощным, — ответил Леверетт. — Читал о нем в научных журналах.
— Это он на немецких шахтах и для немецкого угля мощный, — возразил Смоллбоун. — А у нас тут уголек английский.
«Ничто не уравнивает людей так, как шахта», — подумал Блэар. Где еще можно было увидеть, чтобы управляющий имением обсуждал бы с совершенно голым шахтером достоинства и недостатки взрывчатки? Тут Блэар обратил внимание, что Бэтти снова начал внимательно рассматривать старую, выработанную часть забоя, где еще клубилась в воздухе поднятая взрывом пыль.
— Мне кажется, мистер Блэар, взрыв произошел тогда ярдах в двадцати от того места, где мы сейчас стоим. Но где именно, не могу сказать. Я уже тысячу раз об этом думал.
— По-вашему, он мог быть вызван подрывом пласта?
— Нет. В этом забое подрывными работами занимается только Смоллбоун. Он и Джейксон, который бурит шурфы, должны были бы в таком случае тоже погибнуть. А они, слава Богу, не только уцелели сами, но и спасли тогда полдюжины человек. Скорее всего, взрыв был вызван искрой. Кто-то сделал какую-нибудь дикую глупость. Какой-то идиот попытался раскурить трубку от своей лампы. Или выронил кайло и открыл лампу, чтобы было больше света и можно было его найти. А в забое оказался рудничный газ. И более чем достаточно. Думаю, было и еще одно отягчающее обстоятельство. Взрыв разрушил кирпичную стенку, которой мы замуровали пустую породу и мелкий уголь. Рудничный газ любит такие заброшенные места. Вообще-то мы проветривали забой, но газ все время сочился из трещин и накапливался, так что после того взрыва пришлось замуровывать это место снова. Иначе невозможно было бы пользоваться лампами и вести спасательные работы.
— Большую стенку пришлось ставить?
— Фута два в высоту, около трех в ширину.
— Покажите.
Взгляд Бэтти уставился куда-то вдаль:
— Нас проверяла тогда шахтная инспекция, проводилось официальное расследование. Дело закончено и закрыто, мистер Блэар. Что вам еще нужно? Я понимаю, что вы смыслите в шахтном деле, но мне не вполне ясно, с чего и почему вы оказались на этой шахте. Что именно вы тут ищете?
— Исчез человек, Бэтти.
— Только не здесь. После пожара мы обнаружили семьдесят шесть ламп и семьдесят шесть тел погибших. Все они были опознаны. Я проверял лично.
— Опознаны все до одного? И все тела находились в таком состоянии, что это было возможно сделать?
— Опознание официально зафиксировано следователем. Всех до одного, мистер Блэар.
— И все оказались из Уигана? Я слышал, что на шахте работают и приезжие из Ирландии.
— Да, было несколько временных рабочих, из числа приезжих.
— И со дня взрыва никто в то место не заглядывал?
— Это запрещено правилами. А кроме того, никто просто и не захочет туда с вами идти.
— Терпеть не могу угольные шахты, — пробормотал себе под нос Блэар. Он поднял лампу, как бы пытаясь рассмотреть что-то через густую пелену все еще кружащейся в воздухе пыли. — Нельзя еще разок взглянуть на карту?
Пока Бэтти рылся в сумке, отыскивая в ней карту, Блэар воспользовался моментом и отступил в темноту.
Черный непроницаемый мрак обступил его со всех сторон, однако первые шаги дались на удивление легко. Но уже через несколько футов высота штольни резко уменьшилась, вынудив Блэара вначале согнуться в три погибели, а потом и просто пробираться дальше на четвереньках, толкая слабо горевшую лампу перед собой. Сзади, откуда он только что ушел, не видны были ни сам Блэар, ни свет его лампы. Вслед ему неслись только свирепые, но тщетные окрики и ругательства Бэтти.
Перед лампой волнами катилась вперед пыль. Над лампой стоял небольшой светящийся нимб, похожий на светлый ореол, что возникает иногда вокруг луны. Теперь все зависело только от самого Блэара: от его сообразительности и от того, что он сумеет увидеть. Блэар подсунул свой компас к самой лампе и пополз в западном направлении.
Один раз он остановился, услышав неторопливое, размеренное, как тиканье часов, потрескивание заброшенной деревянной крепи. Просаживалась кровля, но медленно. Именно поэтому шахтеры предпочитали деревянную крепь металлической: она предупреждала о надвигающейся опасности.
Дважды Блэар был вынужден огибать оставшиеся каменные опоры, а потом заново определяться с направлением своего дальнейшего продвижения. В одном месте ему пришлось проползти на животе, перебираясь через образовавшийся каменный завал, но дальше оказалось свободное пространство, тянущееся вплоть до того места, где находилась граница обрушения кровли, однако воздух в этом пространстве был скверный, и лампа Блэара начала шипеть. Он задом выбрался оттуда и двинулся вдоль линии обрушения к югу. Кровля у него над головой была влажной и поблескивала, как звездное небо. Блэару даже пришла в голову мысль, что в его передвижении под этим «небом» было нечто сродни мореплаванию, только путь приходилось прокладывать по подземной тверди.
Он с трудом обогнул торчавшие снизу плиты песчаника. Меньше всего ему хотелось сейчас свалиться в какую-нибудь пустоту или «карман» и остаться при этом без света.
Вдруг кто-то схватил его за ногу. Попытавшись высвободиться, Блэар услышал позади себя голос Бэтти:
— А вы шахтер, мистер Блэар.
— Был когда-то.
Блэар остановился и дал возможность Бэтти расположиться рядом. У смотрителя работ тоже имелась при себе лампа, однако единственное, на что хватало ее света, были сверкающие глаза Бэтти.
— Мне сказали, что придет человек от епископа. Хочет посмотреть шахту. Ну что ж, пожалуйста. Время от времени сюда заглядывают члены совета директоров. Но они обычно поворачивают назад, не углубившись в штольню и на сотню ярдов. Говорят: большое спасибо, хватит. Мы не так одеты, и нас ждут прочие заботы. А вы — совсем другое дело.
— Значит, я нарушил все правила? — поинтересовался Блэар.
— Больше вас в эту шахту никогда в жизни не пустят.
— Ну, это мы еще посмотрим.
Бэтти помолчал немного, потом приподнялся на локтях и сделал движение вперед.
— Черт бы все это побрал, — проворчал он. — Двигайте за мной.
Для человека внушительной комплекции Бэтти с легкостью угря огибал завалы или скользил через них, проползал стороной мимо торчащих камней и опасных пустот. Блэар напрягал все силы, чтобы не отставать и постоянно видеть перед собой металлические подковы клогов Бэтти. Но вот наконец продвижение Бэтти замедлилось, потом стало каким-то неуверенным.
— По-моему, здесь. Хотя тут все постоянно меняется. Я не могу…
Бэтти замолчал и остановился. Блэар подполз ближе и поставил свою лампу рядом с лампой Бэтти. В их сдвоенном свете он увидел отверстие — высотой примерно в ярд — между кровлей и рухнувшей породой, заложенное такими же каштанового цвета кирпичами, из каких построены все дома в Уигане. В общей сложности тут насчитывалось кирпичей сорок. Заделка была выполнена небрежно — а, может быть, правильнее сказать, в большой спешке.
— Вам не приходилось делать кирпичную замуровку сразу же после взрыва, мистер Блэар? — спросил Бэтти. — Никогда не знаешь, что тебя подстерегает по ту сторону стенки. Там может быть и рудничный газ, и угарный, и оба они вместе. Поэтому кладку ведут всегда по очереди. Делаешь вдох, задерживаешь дыхание, кладешь один кирпич, выскакиваешь оттуда, выдыхаешь. Следующий кирпич точно так же кладет кто-то другой. Тут этим занимались Джейксон и Смоллбоун. Каждый был обвязан вокруг пояса веревкой.
— В этом месте и произошел тот взрыв?
— Насколько мы поняли, где-то тут рядом. — Бэтти вытянул шею, силясь получше разглядеть нависавшую кровлю. — Должна скоро рухнуть. Надеюсь только, что не пока я здесь.
На каждом из кирпичей виднелись, подобно водяному знаку, оттиснутые слова: «Кирпичный завод Хэнни». Блэар уловил слабый болотный запах рудничного газа. Лампы вдруг вспыхнули ярче, и Блэар увидел, что слой раствора, скреплявший верхние кирпичи, весь растрескался — то ли от устроенного Смоллбоуном взрыва, то ли еще раньше. Глаза Бэтти широко раскрылись, лицо заблестело от пота.
Пламя в лампах заметно вытянулось и стало голубым. Сами фитили уже погасли, но внутрь предохранительной металлической сетки попало уже достаточно газа, и теперь он горел там, внутри, готовый в любой момент вспыхнуть и взорваться. В мозгу Блэара мгновенно пронеслись три мысли. Попытаться задуть лампы нельзя: пламя при этом обязательно вырвалось бы за пределы предохранительной сетки и от него вспыхнул бы рудничный газ вокруг. Просто сидеть и ждать было бессмысленно: пламя постепенно накаляло проволочную сетку, и она уже начинала светиться неровным оранжевым светом, как целая связка горящих бикфордовых шнуров. А третья мысль Блэара была: «Я и только я сам сделал все, приложил массу усилий, чтобы угробить себя».
Но поскольку пока еще он оставался жив, Блэар вспомнил, что метан легче воздуха. Он принялся быстро разгребать камни, породу и пыль у самого основания кирпичной стенки и довольно быстро углубился примерно на фут. Потом взял лампу за нижнюю часть и, стараясь держать ее так, чтобы пламя не вырвалось за пределы сетки, медленно опустил ее в открытое углубление, поставив по возможности вертикально, без наклона. Пока он все это проделывал, у него даже обгорели волосы на кисти руки. Бэтти все понял. С не меньшей осторожностью он проделал то же самое со своей лампой, и теперь обе они стояли рядышком в тесном углублении — два ярких голубых острия, увенчанные красными проволочными сетками.
Примерно с минуту оба язычка продолжали гореть как и прежде, потом задрожали и стали уменьшаться, причем снизу вверх, а не наоборот. Проволочные сетки тоже начали тускнеть: из ярко-красных они стали вначале золотистыми, а затем серыми. Первое пламя поглотило себя, как будто задохнувшись в клубе собственных копоти и дыма. Второе захлебнулось секундой позже, оставив Блэара и Бэтти в кромешной тьме.
— Ни одному джентльмену подобное и в голову бы не пришло, — проговорил Бэтти.
Только тут Блэар услышал, что Леверетт отчаянно выкрикивает его имя: он и думать забыл об управляющем. Шахтеры тоже окликали их. Блэар и Бэтти, не чувствуя собственных одеревеневших тел и будто плывя по черному мелководью, поползли на звуки их голосов.
Глава шестая
«Хэнни-холл» был едва различим за зелеными ветвями. Между торчащими корнями деревьев росли целые поляны фиалок. Их цвет показался Блэару насыщенным, как у полированных драгоценных камней, — у него всегда так менялось восприятие цвета после каждого спуска в шахту. У большинства шахтеров тоже возникали подобные ощущения, и иногда Блэару казалось даже благословением, что шахтеры спускаются в забой и поднимаются оттуда затемно, не испытывая дополнительных чувственных мук, вызванных обостренным ощущением и пониманием того, сколь же многого они, оказывается, лишены.
Блэар прошел неширокой, обрамленной тиссами аллеей, обогнул заросший лилиями пруд и вышел к оранжерее — павильону из стекла и железа, выстроенному в восточном стиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50