Имя отца неизвестно, мать звали Амели Куаньяр.
— Невозможно носить имя Жюль Куаньяр, будучи актером, — заметил Шеффер, который, казалось, уже пришел в себя.
— Да, Жюльен Кассиди звучит куда лучше, особенно для дубляжа американских сериалов, —ответил Брюс.
Ближе к обеду пришел ответ от Дагерти. Профессор Майкл Кэссиди родился в Бостоне в 1952 году. В 1973 году он женился, жен не менял, у него было трое детей, и он никогда не жил нигде, кроме США. В 1969 году Кэссиди, которому только что исполнилось семнадцать лет, поступил в престижный Калифорнийский университет в Беркли благодаря стипендии, учрежденной неким фондом, оценившим его незаурядные для столь юного возраста способности. В научных кругах его считали одним из самых выдающихся специалистов по человеческому сознанию, а широкая публика знала его по телепередачам и книгам, где доступным языком излагались сведения о функционировании мозга. Шеффер быстро подсчитал:
— Если Майкл Кэссиди— отец Жюля Куаньяра, то он рано развился не только в интеллектуальном плане. В год рождения мальчика ему было всего тринадцать лет.
— А сегодня ему всего сорок восемь, но выглядит он лет на десять старше, потому что он бородатый, лысый и в очках, — добавил Брюс. — Я видел его фотографию в Интернете.
— Ты был прав, нельзя же иметь все сразу, — сказал Шеффер, поправляя очки.
— Поскольку Майкл Кэссиди, скорее всего, не является неизвестным отцом, думаю, нам надо поискать Амели Куаньяр.
Последним местом жительства Амели Куаньяр был дом для престарелых «Большие ивы» в Франковилле. Директор объяснил двум полицейским, что Амели Куаньяр прожила в его заведении три года и за это время ее ни разу никто не навестил, если не считать сотрудницу социальной службы. Она страдала болезнью Альцгеймера, но умерла не от разрушения мозга. В последние полгода жизни у нее появилась дурная привычка возвращаться в свой бывший дом, стоявший возле леса Монтиньи, который она при переезде в «Большие ивы» продала одному художнику. Она по-прежнему считала себя хозяйкой, и художник регулярно находил ее сидящей в своем лучшем кресле перед телевизором. Она твердила, что находится у себя дома и хочет, чтобы ее оставили в покое, в полной прострации смотрела детские передачи и отказывалась вставать с кресла.
Новый владелец дважды обращался в жандармерию, затем— непосредственно в администрацию «Больших ив» и просил увезти старую даму. А в один прекрасный день Амели Куаньяр нашли в ее старом доме с перерезанным горлом. Она сидела в том же кресле перед включенным телевизором. Художник ходил взад и вперед на втором этаже дома и хохотал во весь голос, поскольку находился под воздействием ЛСД. После психиатрической экспертизы его признали способным отвечать за свои действия и отправили в тюрьму Бометт, где он и пребывал по сей день, несмотря на постоянные протесты. Он упорно не желал признавать себя виновным.
Все это произошло четыре года назад. Сотрудница социальной службы, ухаживавшая за обитателями дома для престарелых и знавшая Амели Куаньяр, все еще работала. Брюс и Шеффер нашли Марту Ламбрези у нее дома, в Ла Фретт-сюр-Сен. Они пришли в обеденное время. Сотрудница социальной службы не забыла убитую старушку, но мало что могла вспомнить о содержании своих с ней разговоров. Судя по всему, они говорили только на две темы — программы телевидения и жизнь обитателей богадельни. Амели Куаньяр больше любила сплетни, чем людей, и предпочитала общению одиночество своей комнаты. Марта Ламбрези была совершенно уверена в одном: она никогда не упоминала о существовании сына. Амели Куаньяр едва перевалило за шестьдесят, но к моменту ее переезда в дом для престарелых болезнь уже давала о себе знать, и она часто теряла нить разговора. «А вы помните, какой у нее был голос?» — спросил Шеффер. «Вот вы сейчас у меня спросили, и я сразу вспомнила. Голос — это, наверное, единственное, что ее отличало. Теперь, когда прошло столько времени, я даже должна признать, что именно из-за этого красивого голоса я проводила с Амели немного больше времени, чем с другими старичками. До сегодняшнего вечера я не отдавала себе в этом отчета. Это странно».
Брюс оставил Марте Ламбрези номер своего мобильного телефона и попросил позвонить ему, если она найдет еще кого-то, с кем общалась старая Амели. Сотрудница социальной службы выслушала эту просьбу с неуверенным видом, но пообещала сделать все, что сможет.
— Я как на иголках, — сказал Шеффер, открывая банку пива.
— Послушай вот это, — ответил Брюс, поднимая глаза от протокола, который все это время перечитывал. — «Бертран Делькур сказал мне, что хочет поскорее вернуться в Париж, чтобы пойти на праздник, устроенный какой-то звукозаписывающей фирмой в промышленной зоне». Ты помнишь это заявление?
— Да, это сказала стюардесса с последнего рейса Делькура Токио—Париж.
—Я почти что уверен, что в том здании в пром-зоне, где держали Мартину, есть то ли студия, то ли звукозаписывающая фирма.
— Откуда ты знаешь?
— До того, как набить морду Саньяку, я немного попутешествовал.
— Так чего мы ждем, пошли туда!
— Уже почти десять часов, Виктор.
— В любом случае я слишком вымотан, чтобы уснуть.
— А Катрин?
— Я пообещал ей, что, когда закончится дело Вокса, я повезу ее отдыхать на солнышко.
А ты бывал на Кубе?
Брюс погасил фары и медленно повел служебный автомобиль по проспекту Кладбища, освещенному натриевыми фонарями, один из которых уже подавал признаки слабости. Он мигал, и в результате все вокруг казалось вибрирующим, как на экране компьютера. В таких условиях трудно было понять, горит ли свет за высокими окнами фасада. Брюс остановился перед подъездом и выключил мотор.
— «Сумасшедший сидит на верхней ступеньке высокой лестницы с книгой в руках. „Что ты делаешь?“— спрашивает прохожий. „Получаю высшее образование“. Похоже, мне пора завязывать с этими конфетками1 — сказал Шеффер, засовывая скомканную обертку в пепельницу.
— А эта шуточка не так уж плоха. В ней есть что-то поэтическое.
— Ага, как и в нас. Надо обладать поэтическим воображением, чтобы надеяться что-то здесь найти.
— Я ни во что не верю. Только в то, что мы должны копать в том месте, где стоим, потому что выбора у нас нет. Пока не сядут батарейки.
— А я иногда верю в приметы, Алекс. Кое-кто считает меня интеллектуалом, но они ошибаются. На самом деле я— человек инстинкта и немножко мистик. Именно поэтому я переспал с Карлой Дубровны. Потому что почувствовал, что тут надо копнуть поглубже,
— А может, еще и потому, что чертовски этого хотел.
— Ну да, не без того.
— У тебя нет сигаретки?
— Нет.
Шеффер брызнул аэрозольным раствором на кнопки домофона, светя себе карманным фонариком. Отпечатки пальцев на четырех кнопках. 5, 8, 3, 6.
— Может быть, они действуют парами, по вертикали, — сказал он. — Так часто делают. Людям нравится, когда можно запомнить по виду или по известным датам. Попробую фокус сверху вниз и справа налево: тридцать шесть и пятьдесят восемь.
Щелчок. Замок открылся.
— Я счастлив работать с человеком, обладающим таким инстинктом, хотя и немножко мистиком, — сказал Брюс, толкнув дверь.
Они поднялись по лестнице на третий этаж в темноте и без шума. На площадке две двери: грузового лифта и компании «Beyond Humanity». Брюс вдруг вспомнил, что это — название одной из книг Майкла Кэссиди, которое он машинально записал, бродя по Интернету. Из-под двери выбивался луч света.
Шеффер осветил свое лицо фонариком, чтобы Брюс мог прочесть по его губам: «Что будем делать?»
Вместо ответа майор трижды постучал в железную дверь. Несколько секунд тишины, потом звук приближающихся шагов. В открытой двери стоял Жюльен Кассиди в черном пальто и вязаной шапочке. Брюс и Шеффер отпрянули на шаг и одновременно вытащили револьверы. Брюс скомандовал:
— Руки в стороны! Не шевелиться! Кассиди воздел глаза к небу, затем медленно поднял руки.
— Майор, капитан! Быть не может!
— Какого черта ты тут делаешь, Кассиди?
— А вы?
— Отойди.
Он послушался, и Шеффер ударом ноги распахнул дверь. Он первым вошел в помещение, водя револьвером во всех направлениях. За ним вошел Брюс. В пустой белой комнате не было ничего, кроме телефонного аппарата и стула возле центрального окна. Брюс вложил револьвер в кобуру и сделал Шефферу знак обыскать Кассиди. Капитан быстро выполнил требуемое, после чего убрал оружие.
— Я задал тебе вопрос, отвечай.
— Вечером мне позвонил один тип. Он дал мне адрес звукозаписывающей фирмы и сказал, что тут будет кастинг для следующего клипа «Нуар Дамаж». Так уж получилось, что я очень люблю эту группу.
— И ты приехал один глубокой ночью сюда, на проспект Кладбища, в пустынную промзону.
— Видно, что вы не знаете этого района.
— А ты? Ты знаешь, кто ты сам такой?
— Вы о чем? Это вы все придумали, или что?
— Мы спрашиваем тебя, кто ты есть на самом деле? Жюльен Кассиди или Жюль Куаньяр? — вмешался Шеффер.
Кассиди улыбнулся. Улыбка получилась кривой. Он произнес тусклым голосом, не вязавшимся с его гримасой:
— То, чем вы тут занимаетесь, называется преследованием.
— Ты— подозреваемый, Кассиди, — заговорил Брюс. — Мы имеем право заглядывать во все закоулки твоей жизни, если сочтем необходимым. Кстати, в одном из них только что нашли труп. Труп твоей матери.
Выражение лица Кассиди изменилось— теперь на нем читалось самое искреннее потрясение. Брюс признал, что играет он превосходно, и с трудом сдержал желание влепить ему не менее выдающуюся затрещину. Потом странная улыбка вернулась на лицо актера, и он сказал:
— Дверь была открыта. Я вошел, здесь никого не было. Давайте, обыскивайте меня. Поищите ключ!
Виктор Шеффер снова обшарил его карманы, извлек пачку «Лаки страйк», коробку спичек, швейцарский ножик, бумажник и связку ключей. Он попробовал их один за другим на замке с тремя язычками. Ни один не подошел. Шеффер заглянул в пачку сигарет, порылся в бумажнике и вернул все владельцу. Кассиди спокойно закурил. Брюс отметил, что руки у него не дрожали. Артист добавил спокойным голосом:
— Вы сгораете от желания ударить меня, майор. Так давайте, бейте, если вы только ради этого заставили меня прийти сюда. Но сначала хотел бы вам кое-что сказать. — Брюс ждал с непроницаемым лицом. Кассиди сделал паузу и продолжал: — Мой адвокат считает, что у меня есть повод создать вам определенные неудобства. Капитан Шеффер вынудил Карлу вступить с ним в сексуальные отношения. Вы в курсе? Вроде бы в криминальной полиции с вопросами этики не шутят. Особенно с тех пор, как все средства массовой информации воспылали страстью к тому, кого вы окрестили Воксом, майор.
27
Вернувшись домой, Брюс бросил куртку на диван и закурил— ему хотелось сделать это всю дорогу, пока они ехали с Шеффером. Он стоял посередине гостиной и думал о Мартине Левин. Потом он отправился на кухню, открыл холодильник, достал банку пива и открыл ее. Было так поздно или так рано, что даже его улица спала сном праведника. Брюс подумал, что никогда еще не пил пиво в четыре утра. Вообще-то вкус пива показался ему странным; он сделал еще один глоток и поставил банку на посудомоечную машину.
Когда Жюльен Кассиди ушел, он позвонил Марку Санчесу и попросил его приехать и снять отпечатки. Войдя в помещение, эксперт посмотрел на него как на ненормального: снимать отпечатки в совершенно белой и практически пустой комнате. Стул, телефон. Нет нужды разогревать суперклей. Все же техники приступили к работе. Времени на нее ушло немного. Брюс попросил Санчеса блокировать замок, чтобы можно было закрыть дверь помещения, не запирая ее. Санчес использовал для этой цели голубую синтетическую массу, похожую на пластилин.
Брюс отвез своего помощника домой; в дороге они почти не разговаривали. Когда капитан вышел из машины, окинув его своим взглядом интеллектуала, у майора чуть было не вырвалось: «Слушай, Виктор, а как ты отнесешься к тому, чтобы поехать на Кубу и пойти в бордель, когда все это закончится?» Но он просто улыбнулся, и это было гораздо лучше.
Приехав на стоянку судебной полиции, откуда он собирался вернуться домой на такси, он увидел на пассажирском сиденье обертку от «Карамбар»: «В 1940 году пепел Наполеона II привезли в Париж», — рассказывает учитель. «Ах вот что! — говорит Николя. — Я и не знал, что он погиб на пожаре».
«Жаль, — подумал майор. — Было бы здорово, если бы Шеффер прочитал это непосредственно перед тем, как нашли „пежо-305“ и обугленные трупы».
Он проверил автоответчик. Витиеватое послание от Натали. Короткое сообщение от одного ортофониста, об институте в Тулузе, где занимались проблемами голоса, в частности у певцов. Он оставил номер телефона. Брюс наугад набрал его и прослушал автоматическую информацию о часах работы. Он положил трубку, пошел было в ванную, чтобы принять душ, и тут только сообразил, что так и не снял пиджак, как будто забежал в собственную квартиру на минутку и только и ждет сигнала, чтобы снова пуститься в путь. Когда он резким движением снял пиджак, его мобильный телефон выпал из кармана и нырнул прямо в унитаз. Врюс попытался реанимировать его с помощью фена, но трубка приказала долго жить. Он с удивлением почувствовал, что это его огорчает. Непонятно почему, но грусть была совершенно искренней. Без сомнения, определенную роль в этом играло то, что аппарат был запрограммирован на то, чтобы при выключении говорить «до свидания».
Раздеваясь, Брюс снова вспомнил о собаке-роботе, придуманной японцами, и о том, что можно испытывать нежность и к кибернетической машине. Какое-то время он размышлял об этом, стоя под душем, но постепенно его разморило от тепла. Майор в полубессознательном состоянии натянул пижаму и провалился в сон, как будто соскользнул по черному ледяному желобу.
Сотрудница социальной службы позвонила, когда он брился. Она только что нашла одну старушку, которая утверждала, что бывала у Амели Куаньяр. «Но ее послушать, так она знает всех на свете, даже Патрика Пуавр д'Арвора. Так что разбирайтесь сами». Последовала пауза, как будто Марта Ламбрези ожидала чего-то большего, чем простое «спасибо», например, приглашения на ужин. Перед тем как повесить трубку, она сказала, чтобы он не стеснялся звонить ей в любое время, если этого потребуют интересы следствия. Брюс стер пену для бритья с телефонной трубки и быстро закончил свой туалет, а затем позвонил администратору «Больших ив». Тот соединил его со своей подопечной.
Старая дама рассказала ему чуть ли не всю свою жизнь, причем некоторые события— по нескольку раз. У нее был сын его возраста, живший за границей. На острове вблизи от экватора, где у людей возникало ощущение, будто они дышат сырой ватой. Она не могла поехать к сыну, потому что не вынесла вы такого климата. После многих подробностей дошло и до Амели Куаньяр.
— Только я с ней и разговаривала, другие ее не любили. Мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете.
— У нее ведь тоже выл сын, как и у вас, верно?
— О нет. Совсем не как у меня. Вовсе не как у меня, господин инспектор.
— В каком смысле?
— Мой сын очень милый. Мы с ним в чудных отношениях. А у Амели с ее сыном все было по-другому. Мальчик создавал ей проблемы. И у меня есть свое мнение по этому поводу.
— Какое же, мадам?
— Старая Амели никого не любила. Никого, вы меня слышите? О своем сыне она рассказывала, что он ел за четверых, что он плохо говорил. Однажды его забрали люди из мэрии. И она этому обрадовалась. Да, она мне так и сказала, что обрадовалась, инспектор. Старая Амели никого не любила, и ее никто не любил, но мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете. А за разговорами с ней и время быстрее летело.
Время шло к десяти. Майор позвонил в институт речи в Тулузу. Его связали с оториноларингологом, специализирующимся на лечении расстройств речи, и тот объяснил, что проблемы такого рода связаны прежде всего со слухом. С помощью соответствующих методик переобучения можно вернуть нормальную речь большинству заик. Однако наибольшие шансы имеют те, кто способны говорить нормально в полный голос, когда их никто не слышит. Специалист перечислил имена некоторых известных актеров, которые в начале карьеры страдали заиканием и научились преодолевать его благодаря «обучению навыкам владения телом в целом». Брюс спросил о роли материнского голоса. Специалист ответил:
— До рождения ребенок плавает в околоплодной жидкости, но и после рождения на него влияет ритм дыхания матери. Позже мать питает его не только своим молоком, но еще и звуками. Голос матери оказывает большое влияние на развитие ребенка. Болезнь, какие-то потрясения могут нарушить нормальный ход освоения ребенком звука. В нашем институте мы творим чудеса, чтобы вернуть голоса языковым инвалидам— для этого мы учим их владеть собственным телом, но обучение требует от них железной дисциплины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Невозможно носить имя Жюль Куаньяр, будучи актером, — заметил Шеффер, который, казалось, уже пришел в себя.
— Да, Жюльен Кассиди звучит куда лучше, особенно для дубляжа американских сериалов, —ответил Брюс.
Ближе к обеду пришел ответ от Дагерти. Профессор Майкл Кэссиди родился в Бостоне в 1952 году. В 1973 году он женился, жен не менял, у него было трое детей, и он никогда не жил нигде, кроме США. В 1969 году Кэссиди, которому только что исполнилось семнадцать лет, поступил в престижный Калифорнийский университет в Беркли благодаря стипендии, учрежденной неким фондом, оценившим его незаурядные для столь юного возраста способности. В научных кругах его считали одним из самых выдающихся специалистов по человеческому сознанию, а широкая публика знала его по телепередачам и книгам, где доступным языком излагались сведения о функционировании мозга. Шеффер быстро подсчитал:
— Если Майкл Кэссиди— отец Жюля Куаньяра, то он рано развился не только в интеллектуальном плане. В год рождения мальчика ему было всего тринадцать лет.
— А сегодня ему всего сорок восемь, но выглядит он лет на десять старше, потому что он бородатый, лысый и в очках, — добавил Брюс. — Я видел его фотографию в Интернете.
— Ты был прав, нельзя же иметь все сразу, — сказал Шеффер, поправляя очки.
— Поскольку Майкл Кэссиди, скорее всего, не является неизвестным отцом, думаю, нам надо поискать Амели Куаньяр.
Последним местом жительства Амели Куаньяр был дом для престарелых «Большие ивы» в Франковилле. Директор объяснил двум полицейским, что Амели Куаньяр прожила в его заведении три года и за это время ее ни разу никто не навестил, если не считать сотрудницу социальной службы. Она страдала болезнью Альцгеймера, но умерла не от разрушения мозга. В последние полгода жизни у нее появилась дурная привычка возвращаться в свой бывший дом, стоявший возле леса Монтиньи, который она при переезде в «Большие ивы» продала одному художнику. Она по-прежнему считала себя хозяйкой, и художник регулярно находил ее сидящей в своем лучшем кресле перед телевизором. Она твердила, что находится у себя дома и хочет, чтобы ее оставили в покое, в полной прострации смотрела детские передачи и отказывалась вставать с кресла.
Новый владелец дважды обращался в жандармерию, затем— непосредственно в администрацию «Больших ив» и просил увезти старую даму. А в один прекрасный день Амели Куаньяр нашли в ее старом доме с перерезанным горлом. Она сидела в том же кресле перед включенным телевизором. Художник ходил взад и вперед на втором этаже дома и хохотал во весь голос, поскольку находился под воздействием ЛСД. После психиатрической экспертизы его признали способным отвечать за свои действия и отправили в тюрьму Бометт, где он и пребывал по сей день, несмотря на постоянные протесты. Он упорно не желал признавать себя виновным.
Все это произошло четыре года назад. Сотрудница социальной службы, ухаживавшая за обитателями дома для престарелых и знавшая Амели Куаньяр, все еще работала. Брюс и Шеффер нашли Марту Ламбрези у нее дома, в Ла Фретт-сюр-Сен. Они пришли в обеденное время. Сотрудница социальной службы не забыла убитую старушку, но мало что могла вспомнить о содержании своих с ней разговоров. Судя по всему, они говорили только на две темы — программы телевидения и жизнь обитателей богадельни. Амели Куаньяр больше любила сплетни, чем людей, и предпочитала общению одиночество своей комнаты. Марта Ламбрези была совершенно уверена в одном: она никогда не упоминала о существовании сына. Амели Куаньяр едва перевалило за шестьдесят, но к моменту ее переезда в дом для престарелых болезнь уже давала о себе знать, и она часто теряла нить разговора. «А вы помните, какой у нее был голос?» — спросил Шеффер. «Вот вы сейчас у меня спросили, и я сразу вспомнила. Голос — это, наверное, единственное, что ее отличало. Теперь, когда прошло столько времени, я даже должна признать, что именно из-за этого красивого голоса я проводила с Амели немного больше времени, чем с другими старичками. До сегодняшнего вечера я не отдавала себе в этом отчета. Это странно».
Брюс оставил Марте Ламбрези номер своего мобильного телефона и попросил позвонить ему, если она найдет еще кого-то, с кем общалась старая Амели. Сотрудница социальной службы выслушала эту просьбу с неуверенным видом, но пообещала сделать все, что сможет.
— Я как на иголках, — сказал Шеффер, открывая банку пива.
— Послушай вот это, — ответил Брюс, поднимая глаза от протокола, который все это время перечитывал. — «Бертран Делькур сказал мне, что хочет поскорее вернуться в Париж, чтобы пойти на праздник, устроенный какой-то звукозаписывающей фирмой в промышленной зоне». Ты помнишь это заявление?
— Да, это сказала стюардесса с последнего рейса Делькура Токио—Париж.
—Я почти что уверен, что в том здании в пром-зоне, где держали Мартину, есть то ли студия, то ли звукозаписывающая фирма.
— Откуда ты знаешь?
— До того, как набить морду Саньяку, я немного попутешествовал.
— Так чего мы ждем, пошли туда!
— Уже почти десять часов, Виктор.
— В любом случае я слишком вымотан, чтобы уснуть.
— А Катрин?
— Я пообещал ей, что, когда закончится дело Вокса, я повезу ее отдыхать на солнышко.
А ты бывал на Кубе?
Брюс погасил фары и медленно повел служебный автомобиль по проспекту Кладбища, освещенному натриевыми фонарями, один из которых уже подавал признаки слабости. Он мигал, и в результате все вокруг казалось вибрирующим, как на экране компьютера. В таких условиях трудно было понять, горит ли свет за высокими окнами фасада. Брюс остановился перед подъездом и выключил мотор.
— «Сумасшедший сидит на верхней ступеньке высокой лестницы с книгой в руках. „Что ты делаешь?“— спрашивает прохожий. „Получаю высшее образование“. Похоже, мне пора завязывать с этими конфетками1 — сказал Шеффер, засовывая скомканную обертку в пепельницу.
— А эта шуточка не так уж плоха. В ней есть что-то поэтическое.
— Ага, как и в нас. Надо обладать поэтическим воображением, чтобы надеяться что-то здесь найти.
— Я ни во что не верю. Только в то, что мы должны копать в том месте, где стоим, потому что выбора у нас нет. Пока не сядут батарейки.
— А я иногда верю в приметы, Алекс. Кое-кто считает меня интеллектуалом, но они ошибаются. На самом деле я— человек инстинкта и немножко мистик. Именно поэтому я переспал с Карлой Дубровны. Потому что почувствовал, что тут надо копнуть поглубже,
— А может, еще и потому, что чертовски этого хотел.
— Ну да, не без того.
— У тебя нет сигаретки?
— Нет.
Шеффер брызнул аэрозольным раствором на кнопки домофона, светя себе карманным фонариком. Отпечатки пальцев на четырех кнопках. 5, 8, 3, 6.
— Может быть, они действуют парами, по вертикали, — сказал он. — Так часто делают. Людям нравится, когда можно запомнить по виду или по известным датам. Попробую фокус сверху вниз и справа налево: тридцать шесть и пятьдесят восемь.
Щелчок. Замок открылся.
— Я счастлив работать с человеком, обладающим таким инстинктом, хотя и немножко мистиком, — сказал Брюс, толкнув дверь.
Они поднялись по лестнице на третий этаж в темноте и без шума. На площадке две двери: грузового лифта и компании «Beyond Humanity». Брюс вдруг вспомнил, что это — название одной из книг Майкла Кэссиди, которое он машинально записал, бродя по Интернету. Из-под двери выбивался луч света.
Шеффер осветил свое лицо фонариком, чтобы Брюс мог прочесть по его губам: «Что будем делать?»
Вместо ответа майор трижды постучал в железную дверь. Несколько секунд тишины, потом звук приближающихся шагов. В открытой двери стоял Жюльен Кассиди в черном пальто и вязаной шапочке. Брюс и Шеффер отпрянули на шаг и одновременно вытащили револьверы. Брюс скомандовал:
— Руки в стороны! Не шевелиться! Кассиди воздел глаза к небу, затем медленно поднял руки.
— Майор, капитан! Быть не может!
— Какого черта ты тут делаешь, Кассиди?
— А вы?
— Отойди.
Он послушался, и Шеффер ударом ноги распахнул дверь. Он первым вошел в помещение, водя револьвером во всех направлениях. За ним вошел Брюс. В пустой белой комнате не было ничего, кроме телефонного аппарата и стула возле центрального окна. Брюс вложил револьвер в кобуру и сделал Шефферу знак обыскать Кассиди. Капитан быстро выполнил требуемое, после чего убрал оружие.
— Я задал тебе вопрос, отвечай.
— Вечером мне позвонил один тип. Он дал мне адрес звукозаписывающей фирмы и сказал, что тут будет кастинг для следующего клипа «Нуар Дамаж». Так уж получилось, что я очень люблю эту группу.
— И ты приехал один глубокой ночью сюда, на проспект Кладбища, в пустынную промзону.
— Видно, что вы не знаете этого района.
— А ты? Ты знаешь, кто ты сам такой?
— Вы о чем? Это вы все придумали, или что?
— Мы спрашиваем тебя, кто ты есть на самом деле? Жюльен Кассиди или Жюль Куаньяр? — вмешался Шеффер.
Кассиди улыбнулся. Улыбка получилась кривой. Он произнес тусклым голосом, не вязавшимся с его гримасой:
— То, чем вы тут занимаетесь, называется преследованием.
— Ты— подозреваемый, Кассиди, — заговорил Брюс. — Мы имеем право заглядывать во все закоулки твоей жизни, если сочтем необходимым. Кстати, в одном из них только что нашли труп. Труп твоей матери.
Выражение лица Кассиди изменилось— теперь на нем читалось самое искреннее потрясение. Брюс признал, что играет он превосходно, и с трудом сдержал желание влепить ему не менее выдающуюся затрещину. Потом странная улыбка вернулась на лицо актера, и он сказал:
— Дверь была открыта. Я вошел, здесь никого не было. Давайте, обыскивайте меня. Поищите ключ!
Виктор Шеффер снова обшарил его карманы, извлек пачку «Лаки страйк», коробку спичек, швейцарский ножик, бумажник и связку ключей. Он попробовал их один за другим на замке с тремя язычками. Ни один не подошел. Шеффер заглянул в пачку сигарет, порылся в бумажнике и вернул все владельцу. Кассиди спокойно закурил. Брюс отметил, что руки у него не дрожали. Артист добавил спокойным голосом:
— Вы сгораете от желания ударить меня, майор. Так давайте, бейте, если вы только ради этого заставили меня прийти сюда. Но сначала хотел бы вам кое-что сказать. — Брюс ждал с непроницаемым лицом. Кассиди сделал паузу и продолжал: — Мой адвокат считает, что у меня есть повод создать вам определенные неудобства. Капитан Шеффер вынудил Карлу вступить с ним в сексуальные отношения. Вы в курсе? Вроде бы в криминальной полиции с вопросами этики не шутят. Особенно с тех пор, как все средства массовой информации воспылали страстью к тому, кого вы окрестили Воксом, майор.
27
Вернувшись домой, Брюс бросил куртку на диван и закурил— ему хотелось сделать это всю дорогу, пока они ехали с Шеффером. Он стоял посередине гостиной и думал о Мартине Левин. Потом он отправился на кухню, открыл холодильник, достал банку пива и открыл ее. Было так поздно или так рано, что даже его улица спала сном праведника. Брюс подумал, что никогда еще не пил пиво в четыре утра. Вообще-то вкус пива показался ему странным; он сделал еще один глоток и поставил банку на посудомоечную машину.
Когда Жюльен Кассиди ушел, он позвонил Марку Санчесу и попросил его приехать и снять отпечатки. Войдя в помещение, эксперт посмотрел на него как на ненормального: снимать отпечатки в совершенно белой и практически пустой комнате. Стул, телефон. Нет нужды разогревать суперклей. Все же техники приступили к работе. Времени на нее ушло немного. Брюс попросил Санчеса блокировать замок, чтобы можно было закрыть дверь помещения, не запирая ее. Санчес использовал для этой цели голубую синтетическую массу, похожую на пластилин.
Брюс отвез своего помощника домой; в дороге они почти не разговаривали. Когда капитан вышел из машины, окинув его своим взглядом интеллектуала, у майора чуть было не вырвалось: «Слушай, Виктор, а как ты отнесешься к тому, чтобы поехать на Кубу и пойти в бордель, когда все это закончится?» Но он просто улыбнулся, и это было гораздо лучше.
Приехав на стоянку судебной полиции, откуда он собирался вернуться домой на такси, он увидел на пассажирском сиденье обертку от «Карамбар»: «В 1940 году пепел Наполеона II привезли в Париж», — рассказывает учитель. «Ах вот что! — говорит Николя. — Я и не знал, что он погиб на пожаре».
«Жаль, — подумал майор. — Было бы здорово, если бы Шеффер прочитал это непосредственно перед тем, как нашли „пежо-305“ и обугленные трупы».
Он проверил автоответчик. Витиеватое послание от Натали. Короткое сообщение от одного ортофониста, об институте в Тулузе, где занимались проблемами голоса, в частности у певцов. Он оставил номер телефона. Брюс наугад набрал его и прослушал автоматическую информацию о часах работы. Он положил трубку, пошел было в ванную, чтобы принять душ, и тут только сообразил, что так и не снял пиджак, как будто забежал в собственную квартиру на минутку и только и ждет сигнала, чтобы снова пуститься в путь. Когда он резким движением снял пиджак, его мобильный телефон выпал из кармана и нырнул прямо в унитаз. Врюс попытался реанимировать его с помощью фена, но трубка приказала долго жить. Он с удивлением почувствовал, что это его огорчает. Непонятно почему, но грусть была совершенно искренней. Без сомнения, определенную роль в этом играло то, что аппарат был запрограммирован на то, чтобы при выключении говорить «до свидания».
Раздеваясь, Брюс снова вспомнил о собаке-роботе, придуманной японцами, и о том, что можно испытывать нежность и к кибернетической машине. Какое-то время он размышлял об этом, стоя под душем, но постепенно его разморило от тепла. Майор в полубессознательном состоянии натянул пижаму и провалился в сон, как будто соскользнул по черному ледяному желобу.
Сотрудница социальной службы позвонила, когда он брился. Она только что нашла одну старушку, которая утверждала, что бывала у Амели Куаньяр. «Но ее послушать, так она знает всех на свете, даже Патрика Пуавр д'Арвора. Так что разбирайтесь сами». Последовала пауза, как будто Марта Ламбрези ожидала чего-то большего, чем простое «спасибо», например, приглашения на ужин. Перед тем как повесить трубку, она сказала, чтобы он не стеснялся звонить ей в любое время, если этого потребуют интересы следствия. Брюс стер пену для бритья с телефонной трубки и быстро закончил свой туалет, а затем позвонил администратору «Больших ив». Тот соединил его со своей подопечной.
Старая дама рассказала ему чуть ли не всю свою жизнь, причем некоторые события— по нескольку раз. У нее был сын его возраста, живший за границей. На острове вблизи от экватора, где у людей возникало ощущение, будто они дышат сырой ватой. Она не могла поехать к сыну, потому что не вынесла вы такого климата. После многих подробностей дошло и до Амели Куаньяр.
— Только я с ней и разговаривала, другие ее не любили. Мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете.
— У нее ведь тоже выл сын, как и у вас, верно?
— О нет. Совсем не как у меня. Вовсе не как у меня, господин инспектор.
— В каком смысле?
— Мой сын очень милый. Мы с ним в чудных отношениях. А у Амели с ее сыном все было по-другому. Мальчик создавал ей проблемы. И у меня есть свое мнение по этому поводу.
— Какое же, мадам?
— Старая Амели никого не любила. Никого, вы меня слышите? О своем сыне она рассказывала, что он ел за четверых, что он плохо говорил. Однажды его забрали люди из мэрии. И она этому обрадовалась. Да, она мне так и сказала, что обрадовалась, инспектор. Старая Амели никого не любила, и ее никто не любил, но мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете. А за разговорами с ней и время быстрее летело.
Время шло к десяти. Майор позвонил в институт речи в Тулузу. Его связали с оториноларингологом, специализирующимся на лечении расстройств речи, и тот объяснил, что проблемы такого рода связаны прежде всего со слухом. С помощью соответствующих методик переобучения можно вернуть нормальную речь большинству заик. Однако наибольшие шансы имеют те, кто способны говорить нормально в полный голос, когда их никто не слышит. Специалист перечислил имена некоторых известных актеров, которые в начале карьеры страдали заиканием и научились преодолевать его благодаря «обучению навыкам владения телом в целом». Брюс спросил о роли материнского голоса. Специалист ответил:
— До рождения ребенок плавает в околоплодной жидкости, но и после рождения на него влияет ритм дыхания матери. Позже мать питает его не только своим молоком, но еще и звуками. Голос матери оказывает большое влияние на развитие ребенка. Болезнь, какие-то потрясения могут нарушить нормальный ход освоения ребенком звука. В нашем институте мы творим чудеса, чтобы вернуть голоса языковым инвалидам— для этого мы учим их владеть собственным телом, но обучение требует от них железной дисциплины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25