Мужчина на несколько минут уходил, чтобы натянуть перчатки, подготовить магнитофон, орудие убийства. Всегда одно и то же: виолончельную струну, которую он уносил с собой, вытерев предварительно об одежду, беспорядочно разбросанную по полу. Он набрасывался на жертву, записывая на магнитофон ее крики и фразы, которые сам же и заставлял ее произносить. Он терзал ее шею с нечеловеческой силой, раздирал плоть до самых сонных артерий, иногда даже до шейных позвонков. В завершение всего он вставлял в окровавленное горло кассету с записью предыдущего убийства, устанавливая тем самым страшную связь между преступлениями.
В лаборатории префектуры был проведен тщательный анализ микроскопических образцов, снятых с шей жертв. Химики выявили частицы оболочки виолончельной струны. Фирма «Джаргар», производится в Дании, продается по всей Франции. Группа Брюса, вооружившись фотографиями жертв, опрашивала парижских скрипичных мастеров и торговцев струнными инструментами. Неудачи по всем фронтам. Никто не мог вспомнить какого-то особенного клиента, приходившего в сопровождении одной из убитых женщин. Следователи из группы Брюса, объединившиеся с группой Ложе, наводили справки в консерваториях, музыкальных школах, профессиональных и любительских оркестрах Парижа и пригородов. И снова неудача.
Внезапно Брюс решил посмотреть коллекцию компакт-дисков. Несколько сотен, стоят в беспорядке. Ему пришлось потратить довольно много времени, прежде чем он нашел то, что искал. Он пошел к Виктору Шефферу. Тот снимал показания с трех охранников; сосредоточенно глядя на них, он приподнимал очки характерным жестом, за который сослуживцы прозвали его «профессором». Этот жест вполне соответствовал его склонности к размышлениям и привычке резать правду-матку, не вызывавшей раздражения благодаря манерам, которые Брюс для себя определял как крутые.
— Как скоро после поступления жалобы вы прибыли на место?
— Минут через пять—десять, капитан, — ответил самый старший из охранников. — Мы патрулировали возле министерства, за бульваром Инвалидов, когда поступил приказ отправиться сюда.
— Вы кого-нибудь видели?
— Мужчину с собакой, на набережной. Он ничего не заметил.
— Как вам показалось, он охотно шел на контакт?
— Он был немного не в себе из-за шума. Там была вечеринка, прожектора, музыка орала на всю улицу.
Шеффер посмотрел на Брюса и понял по его мимике, что следовало бы вызвать владельца собаки в комиссариат для допроса.
— Почему этот тип выгуливал собаку в два часа ночи? — спросил Брюс.
— Он вернулся из ресторана, переел, мучился несварением.
— Видимо, как и ваш коллега, — сказал Шеффер, указывая на молодого прыщавого охранника, явно находившегося не в своей тарелке.
— Это его стошнило на ковер? — спросил Брюс.
— Да, майор, это я…
— Со вступлением в клуб, мой мальчик. Алекс Брюс жестом поманил Виктора Шеффера за собой в угол, где стояла стереоустановка. Показал ему на стойку с компакт-дисками:
— Диск Джоплин, принадлежавший Кастро, на месте. Я только что проверил.
— А, значит, тот, который Санчес нашел в проигрывателе, принес убийца.
— Именно.
Брюсу не требовалось размышлять вслух, чтобы Шеффер мог следить за его мыслями. Оба знали, что Вокс принес компакт-диск, чтобы наверняка найти его в нужный момент. И быстро.
— Все продумано, — сказал Шеффер.
— Как обычно, — добавил Брюс. Их разговор прервал Санчес:
— Алекс, судя по тому, что я увидел, вероятно, был двойной удар ногой в область солнечного сплетения.
— Акробатика…
— Я бы сказал, боевое искусство.
— Кун-фу?
— Да, без сомнения, — ответил Санчес— Ребятки, у вас есть основания прочесать все клубы боевых единоборств в Париже.
— Главное, у меня есть основания дернуть Саньяка, — сказал Брюс, глядя на отходившего эксперта.
Виктор Шеффер сочувственно пожал плечами и сказал, что пойдет посмотреть личные бумаги убитой. Брюс пообещал присоединиться через пару минут, вот только сигаретку выкурит. Поскольку Шеффер пытался бросить курить, Брюс подождал, пока он выйдет, и только после этого закурил. Он подумал о судебном психиатре Алене Саньяке. Ему должен понравиться этот прием кун-фу, особенно после того, как недавно он, не моргнув глазом, заявил, что «насилие часто оказывается единственным вектором, через который могут выражаться маловероятные отношения между двумя людьми». Единственный во Франции специалист по составлению психологических портретов преступников стал советником криминальной полиции по делу Вокса, после скандала, устроенного прокурором Клодом Верньо из-за шумихи в прессе. Журналисты, разумеется, проводили параллели с делом Ги Жоржа и писали о недостатках французской полицейской системы. В свое время якобы именно они позволили «восточнопарижскому убийце» проскользнуть через ячейки сети, несмотря на два положительных результата генетической экспертизы и многочисленные задержания.
Конечно, следователи по делу Ги Жоржа не работали по всем эпизодам сразу, и в то время не существовало централизованной картотеки генетических отпечатков. Это не исключало возможности вычислить убийцу еще в 1995 году, то есть за три года до его ареста и признания в убийствах семи молодых женщин. Начиная с пятой жертвы Вокса, прокурор республики дал ясно понять шефу криминальной полиции Матье Дельмону, что «речь идет о приведении в действие всех самых современных средств» во избежание недопустимого просачивания в прессу сведений о деле нового Ги Жоржа.
В коридорах, где за пятьдесят лет черный линолеум на полу сменили два раза, шли пересуды. Неужели надо ожидать вторжения психиатров в исторические помещения на набережной Орфевр, 36? До сих пор к ним обращались только за составлением психологического портрета уже задержанных преступников. Не ущемят ли они интересы полиции, приняв участие в расследовании? И не следует ли ожидать, что в один прекрасный день полицейские-психологи, вроде тех, которых готовит ФБР в Куантико, опутают своей паутиной весь мир?
Хотя возможные перемены и не пугали майора Брюса, от одной мысли о постоянном сотрудничестве с Аленом Саньяком ему делалось не по себе. Он не испытывал симпатии к судебному психиатру, обладавшему даром изъясняться на жаргоне, который доводил до белого каления людей, ежедневно сталкивавшихся со смертью.
Саньяк цеплялся за свою любимую концепцию: способ совершения преступления. «Это— лучший параметр для оценки интеллекта преступника. — Он говорил с Брюсом, делая многозначительные паузы, сплетя пальцы, слегка усмехаясь и устремив на него презрительный взгляд. — Это переменная, меняющаяся в зависимости от целей преступника, от его желания запутать следы. Для меня Вокс— это вирус. Он приспосабливается к своему окружению и мутирует в зависимости от своих потребностей. Безусловно, он— один из самых умных хищников из тех, за которыми когда-либо охотились вы и ваши люди. Я могу помочь вам в расшифровке способа его действий, но необходимо, чтобы вы согласились работать в тесной связке со мной и научились делиться информацией».
Вирус! Скажите пожалуйста! Не дожидаясь результатов тонкого анализа доктора Саньяка, Брюс поднял дела убийц-маньяков. Он провел долгие часы в Интернете и в библиотеке научно-исследовательского института Министерства внутренних дел, изучая последнюю информацию из разных стран мира и выводы аналитиков. Прочитанное подтверждало все то, что он понял и сам после расследования дел двух серийных убийц: Вокс был организованным психопатом, чье поведение совершенно отличалось от поведения убийцы-психа, действующего под влиянием импульса.
Алекс Брюс переписал в блокнот, с которым никогда не расставался, часть классификации, предложенной одним французским университетом: «Отец неизвестен, психические отклонения в прошлом встречаются редко, живет не один, поверхностно общителен, возможны проявления сексуального садизма, возможен длительный диалог с жертвой, отсутствие патологических умозаключений, старается ускользнуть от полиции, использует оружие или средство, которое носит с собой или где-то прячет, в редких случаях— самоубийство после совершения преступления, вероятность многочисленных жертв в течение нескольких месяцев или лет».
Еще раньше Брюс скопировал все дела на свой персональный компьютер и в любое время мог свериться с ними. Он уже давно знал, что серийный убийца всегда овеществляет свои жертвы, отказываясь видеть в них человеческие существа. А сам он часто думал об этих жертвах. После долгих месяцев причастности к их судьбам Алекс Брюс начал называть их по именам. В конце концов ему стало казаться, что он знаком с ними ближе всех. «Иногда мне делается не по себе от мысли, что я никогда не встречусь с ними, особенно с Жюдит», — признался он Виктору Шефферу.
Разумеется, Брюс не делился всем этим с психиатром. Будучи одновременно человеком действия и чиновником, он не собирался оправдываться перед кем бы то ни было в том, что, выполняя свой профессиональный долг, он почти утратил душевное равновесие. Сам он мог измерить это «почти», а человека холодного, вроде Саньяка, подобные вещи не касались.
Брюс увидел, что настал момент, когда Санчес предъявит им «автограф» Вокса. «Реквием» заполнил все пространство. Все замолчали в ожидании. Марк Санчес встал на колени возле трупа и запустил в горло тонкий пинцет. Извлек микрокассету и голосом, лишенным всякого выражения, прочел название фирмы:
— «Сони», МС 90. Серийный номер АТА1 721.
Брюс покачал головой. Убийца был человеком последовательным. Тот же инвентарь, тот же метод. Распространенная марка, в результате чего пять следователей, обшаривавших все магазины аудиовизуальной аппаратуры, остались ни с чем.
Прежде чем прослушать кассету и проанализировать ее содержание, еще предстояло снять с нее отпечатки, но все члены группы и без этого знали, что их ожидало. Крики бьющейся в агонии женщины, которую насилуют, а потом душат. И несколько странных фраз. По следу серийного убийцы шли несколько групп. Но Брюс занимал особое место среди тех, кому удалось полной мерой измерить свою ненависть. Именно он дал ему имя. И тем самым создал ему известность в прессе.
Для Алекса Брюса убийца постепенно стал Воксом, и эта находка сразу прижилась в уголовном розыске, где каждое дело принято обозначать именем убийцы, места совершения преступления или жертвы.
Майор допустил одну оплошность. Когда жених нашел девятнадцатилетнюю Жюдит убитой в собственной квартире, Брюс тяжело переживал необходимость задержать молодого человека. Обезумевший от горя молодой служащий почты держал убитую в объятиях, его одежда и руки были выпачканы кровью, под ногтями остались сгустки. На рассвете Брюс отпустил его, но журналисты дежурили у ограды. Раздраженный, измотанный майор неосмотрительно сказал в микрофон какой-то съемочной группы: «Этот молодой человек — не Вокс». После выпуска новостей в час дня вся Франция узнала «имя» убийцы и увидела лицо его преследователя. Мужчина тридцати восьми лет, с темными волосами и голубыми глазами.
Полиция скрывала от прессы информацию о кассетах. После разговора с Матье Дельмоном, шефом криминальной полиции, было решено, что за Брюсом сохранится случайно выпавшая на его долю миссия пресс-секретаря и что официально Вокса будут представлять как убийцу, одержимого особым типом женского голоса. Брюс заставил журналистов проглотить информацию, взяв за основу аудиозаписи, сохранившиеся после некоторых жертв: речь адвоката Агаты К., убитой в 17-м округе в марте 1998 года, звуковое письмо родным от Катрин Д., убитой в июле того же года, наконец, пленку, использовавшуюся на занятиях демонстратором Виржини Д., ставшей жертвой Вокса в апреле 1999 года.
Майор Брюс понимал, что несколько случайно вырвавшихся слов установили некую связь между ним и убийцей. Он решил воспользоваться ею, как нитью Ариадны, которая должна была привести его к центру лабиринта.
3
— Передайте мне это дерьмо.
Лицо Матье Дельмона не выражало никаких чувств, но голос звучал совершенно непреклонно. Узнав об убийстве Кастро, шеф криминальной полиции пожаловал на место преступления собственной персоной, и присутствие Фредерика Геджа оказалось совсем некстати. От журналиста сильно несло спиртным, и Алекс Брюс выволок его на лестничную площадку, пока он не сказал чего-то лишнего и не усугубил ситуацию.
— Что ты тут забыл, Фред?
— Я за тобой поехал, черт побери.
— Ну и что ты делал возле моего дома?
— Я хотел поговорить. Я увидел, как ты выскочил, запрыгнул в машину. Я понял, что тут дело серьезное, поехал за тобой. Старик, я наконец уяснил, почему ты зовешь его Воксом.
Брюс всмотрелся в лицо друга. Темные круги под налитыми кровью глазами, небритый. Он обругал молодого заику-дежурного, который позволил ему войти, и потянул Геджа на лестницу. Они перешли бульвар Гренель и сели на скамейку под опорами метромоста. В двух шагах от станции «Ламотт-Пике— Гренель».
— «Запретные ночи» кончаются в полночь. Представь себе, что он ждал ее здесь. Может быть, он приехал последним поездом, — сказал Гедж.
— Мои ребята думали об этом, но кассир ничего такого не заметил.
— Из поезда метро неплохо видна квартира, так ведь?
— Когда он на нее напал, метро уже не ходило.
— Не прикидывайся большим кретином, чем ты есть, Алекс: представь себе, что это ее постоянный ухажер. Представь, что он ходил к ней какое-то время, прежде чем убить, и кто-то из пассажиров мог его заметить, из окна, как-нибудь днем, ночью…
— Ты не будешь утверждать, что не заметил двойных красных штор в квартире, Фред?
— Шторы— это ерунда, их можно раздвинуть. А главное, что я заметил, — он оставляет после себя сувенир. Во рту жертвы. Как в «Молчании ягнят»? Кассету, так ведь?
— Нет, не во рту. Только не трепись об этом на телевидении, старик. Ты помешаешь правосудию. Прокурор начеку.
— Я ни слова не сказал про Верньо. А Кастро была одной из наших, Завтра все на уши встанут. Вокс убил радиозвезду!
— Ты не отомстишь за свою коллегу, дав Воксу то, чего он добивается. Подумай об этом, Фред.
— Ты приписываешь мне возвышенные чувства, которые мне не свойственны. Я хочу жареных фактов, вот и все. И я их получу.
— Этот тип — настоящий психопат. Он чувствует себя вне системы. Для него убийство— это способ бросить вызов обществу, которое его отвергло, и найти что-то взамен.
— Вы сами дошли до этого, господин майор?
— Он берет на вооружение все, что о нем пишут. Завтра утром ты обнародуешь свои факты. Ты первый сообщишь об убийстве, но не советую тебе говорить о кассете. Это запрещено, слышишь меня?
— Что, хочешь приберечь это для себя?
— О чем ты?
— Сам знаешь. Вокс и его личный полицейский. Тип, который его окрестил. Ты его папочка. Если он чувствует себя отверженным, бедняжка, то ты рядом. Ты о нем думаешь. Все время.
— Кончай вонять, Фред, я слышал от тебя вещи и получше.
— Точно. Получше, посвежее, повеселее, поинтереснее. Но это было до того, как ты меня достал.
Теперь Алекс Брюс повернулся к Геджу. Журналист выглядел опустошенным. Он зажег сигарету только со второго раза, стряхнул дрожащей рукой крошку табака и попытался улыбнуться. Пачка сигарет упала на землю. Брюс поднял ее первым.
«Цинизм не идет тебе на пользу», — подумал он, вытягивая сигарету, прежде чем передать пачку хозяину.
Они курили одни и те же сигареты. И Тесса их курила. Если только с тех пор у нее не изменился вкус. Мужчины-то сменились. Брюс мог бы вернуться к их старому спору, прерванному, пережеванному, повторявшемуся до смешного, которого уже ни тот, ни другой не боялись. Именно в этом, без сомнения, и крылась проблема. «Ты мой приятель, но это не помешало тебе увести у меня Тессу». — «Она ушла от тебя раньше, чем дала мне знак и стала жить со мной». — «Есть в мире справедливость, тебя она тоже бросила». — «И из-за этого мы теперь оба в дураках». — «Ох, и в дерьме тоже, Фред».
Эта ночь и эти обстоятельства мало подходили для старого спора. Тесса притаилась где-то в глубине сознания Брюса. Даже свернулась клубочком. И молчала. В эту ночь — и тут Гедж был совершенно прав— все место занимал Вокс. Гедж и Брюс дружили уже больше двадцати лет, и, безусловно, именно поэтому журналист, словно прочитав его мысли, перестал хныкать и сказал:
— Я тут поразмыслил обо всем этом. Об этой связи между тобой и Воксом. И я кое-что придумал. Жутковатое дело, но может выйти толк. Во всяком случае, мне так кажется.
— Рожай, старик. У меня дел полно.
Ты мог бы заключить с Воксом сделку.
Что?
— Сделку на Тессу.
Брюс устало провел рукой по волосам и замер в ожидании. Гедж, с глазами, горевшими от пьяного возбуждения, продолжал:
— Он бы это для тебя сделал.
— Ага, по дружбе.
— Он ее убивает, и всем все понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
В лаборатории префектуры был проведен тщательный анализ микроскопических образцов, снятых с шей жертв. Химики выявили частицы оболочки виолончельной струны. Фирма «Джаргар», производится в Дании, продается по всей Франции. Группа Брюса, вооружившись фотографиями жертв, опрашивала парижских скрипичных мастеров и торговцев струнными инструментами. Неудачи по всем фронтам. Никто не мог вспомнить какого-то особенного клиента, приходившего в сопровождении одной из убитых женщин. Следователи из группы Брюса, объединившиеся с группой Ложе, наводили справки в консерваториях, музыкальных школах, профессиональных и любительских оркестрах Парижа и пригородов. И снова неудача.
Внезапно Брюс решил посмотреть коллекцию компакт-дисков. Несколько сотен, стоят в беспорядке. Ему пришлось потратить довольно много времени, прежде чем он нашел то, что искал. Он пошел к Виктору Шефферу. Тот снимал показания с трех охранников; сосредоточенно глядя на них, он приподнимал очки характерным жестом, за который сослуживцы прозвали его «профессором». Этот жест вполне соответствовал его склонности к размышлениям и привычке резать правду-матку, не вызывавшей раздражения благодаря манерам, которые Брюс для себя определял как крутые.
— Как скоро после поступления жалобы вы прибыли на место?
— Минут через пять—десять, капитан, — ответил самый старший из охранников. — Мы патрулировали возле министерства, за бульваром Инвалидов, когда поступил приказ отправиться сюда.
— Вы кого-нибудь видели?
— Мужчину с собакой, на набережной. Он ничего не заметил.
— Как вам показалось, он охотно шел на контакт?
— Он был немного не в себе из-за шума. Там была вечеринка, прожектора, музыка орала на всю улицу.
Шеффер посмотрел на Брюса и понял по его мимике, что следовало бы вызвать владельца собаки в комиссариат для допроса.
— Почему этот тип выгуливал собаку в два часа ночи? — спросил Брюс.
— Он вернулся из ресторана, переел, мучился несварением.
— Видимо, как и ваш коллега, — сказал Шеффер, указывая на молодого прыщавого охранника, явно находившегося не в своей тарелке.
— Это его стошнило на ковер? — спросил Брюс.
— Да, майор, это я…
— Со вступлением в клуб, мой мальчик. Алекс Брюс жестом поманил Виктора Шеффера за собой в угол, где стояла стереоустановка. Показал ему на стойку с компакт-дисками:
— Диск Джоплин, принадлежавший Кастро, на месте. Я только что проверил.
— А, значит, тот, который Санчес нашел в проигрывателе, принес убийца.
— Именно.
Брюсу не требовалось размышлять вслух, чтобы Шеффер мог следить за его мыслями. Оба знали, что Вокс принес компакт-диск, чтобы наверняка найти его в нужный момент. И быстро.
— Все продумано, — сказал Шеффер.
— Как обычно, — добавил Брюс. Их разговор прервал Санчес:
— Алекс, судя по тому, что я увидел, вероятно, был двойной удар ногой в область солнечного сплетения.
— Акробатика…
— Я бы сказал, боевое искусство.
— Кун-фу?
— Да, без сомнения, — ответил Санчес— Ребятки, у вас есть основания прочесать все клубы боевых единоборств в Париже.
— Главное, у меня есть основания дернуть Саньяка, — сказал Брюс, глядя на отходившего эксперта.
Виктор Шеффер сочувственно пожал плечами и сказал, что пойдет посмотреть личные бумаги убитой. Брюс пообещал присоединиться через пару минут, вот только сигаретку выкурит. Поскольку Шеффер пытался бросить курить, Брюс подождал, пока он выйдет, и только после этого закурил. Он подумал о судебном психиатре Алене Саньяке. Ему должен понравиться этот прием кун-фу, особенно после того, как недавно он, не моргнув глазом, заявил, что «насилие часто оказывается единственным вектором, через который могут выражаться маловероятные отношения между двумя людьми». Единственный во Франции специалист по составлению психологических портретов преступников стал советником криминальной полиции по делу Вокса, после скандала, устроенного прокурором Клодом Верньо из-за шумихи в прессе. Журналисты, разумеется, проводили параллели с делом Ги Жоржа и писали о недостатках французской полицейской системы. В свое время якобы именно они позволили «восточнопарижскому убийце» проскользнуть через ячейки сети, несмотря на два положительных результата генетической экспертизы и многочисленные задержания.
Конечно, следователи по делу Ги Жоржа не работали по всем эпизодам сразу, и в то время не существовало централизованной картотеки генетических отпечатков. Это не исключало возможности вычислить убийцу еще в 1995 году, то есть за три года до его ареста и признания в убийствах семи молодых женщин. Начиная с пятой жертвы Вокса, прокурор республики дал ясно понять шефу криминальной полиции Матье Дельмону, что «речь идет о приведении в действие всех самых современных средств» во избежание недопустимого просачивания в прессу сведений о деле нового Ги Жоржа.
В коридорах, где за пятьдесят лет черный линолеум на полу сменили два раза, шли пересуды. Неужели надо ожидать вторжения психиатров в исторические помещения на набережной Орфевр, 36? До сих пор к ним обращались только за составлением психологического портрета уже задержанных преступников. Не ущемят ли они интересы полиции, приняв участие в расследовании? И не следует ли ожидать, что в один прекрасный день полицейские-психологи, вроде тех, которых готовит ФБР в Куантико, опутают своей паутиной весь мир?
Хотя возможные перемены и не пугали майора Брюса, от одной мысли о постоянном сотрудничестве с Аленом Саньяком ему делалось не по себе. Он не испытывал симпатии к судебному психиатру, обладавшему даром изъясняться на жаргоне, который доводил до белого каления людей, ежедневно сталкивавшихся со смертью.
Саньяк цеплялся за свою любимую концепцию: способ совершения преступления. «Это— лучший параметр для оценки интеллекта преступника. — Он говорил с Брюсом, делая многозначительные паузы, сплетя пальцы, слегка усмехаясь и устремив на него презрительный взгляд. — Это переменная, меняющаяся в зависимости от целей преступника, от его желания запутать следы. Для меня Вокс— это вирус. Он приспосабливается к своему окружению и мутирует в зависимости от своих потребностей. Безусловно, он— один из самых умных хищников из тех, за которыми когда-либо охотились вы и ваши люди. Я могу помочь вам в расшифровке способа его действий, но необходимо, чтобы вы согласились работать в тесной связке со мной и научились делиться информацией».
Вирус! Скажите пожалуйста! Не дожидаясь результатов тонкого анализа доктора Саньяка, Брюс поднял дела убийц-маньяков. Он провел долгие часы в Интернете и в библиотеке научно-исследовательского института Министерства внутренних дел, изучая последнюю информацию из разных стран мира и выводы аналитиков. Прочитанное подтверждало все то, что он понял и сам после расследования дел двух серийных убийц: Вокс был организованным психопатом, чье поведение совершенно отличалось от поведения убийцы-психа, действующего под влиянием импульса.
Алекс Брюс переписал в блокнот, с которым никогда не расставался, часть классификации, предложенной одним французским университетом: «Отец неизвестен, психические отклонения в прошлом встречаются редко, живет не один, поверхностно общителен, возможны проявления сексуального садизма, возможен длительный диалог с жертвой, отсутствие патологических умозаключений, старается ускользнуть от полиции, использует оружие или средство, которое носит с собой или где-то прячет, в редких случаях— самоубийство после совершения преступления, вероятность многочисленных жертв в течение нескольких месяцев или лет».
Еще раньше Брюс скопировал все дела на свой персональный компьютер и в любое время мог свериться с ними. Он уже давно знал, что серийный убийца всегда овеществляет свои жертвы, отказываясь видеть в них человеческие существа. А сам он часто думал об этих жертвах. После долгих месяцев причастности к их судьбам Алекс Брюс начал называть их по именам. В конце концов ему стало казаться, что он знаком с ними ближе всех. «Иногда мне делается не по себе от мысли, что я никогда не встречусь с ними, особенно с Жюдит», — признался он Виктору Шефферу.
Разумеется, Брюс не делился всем этим с психиатром. Будучи одновременно человеком действия и чиновником, он не собирался оправдываться перед кем бы то ни было в том, что, выполняя свой профессиональный долг, он почти утратил душевное равновесие. Сам он мог измерить это «почти», а человека холодного, вроде Саньяка, подобные вещи не касались.
Брюс увидел, что настал момент, когда Санчес предъявит им «автограф» Вокса. «Реквием» заполнил все пространство. Все замолчали в ожидании. Марк Санчес встал на колени возле трупа и запустил в горло тонкий пинцет. Извлек микрокассету и голосом, лишенным всякого выражения, прочел название фирмы:
— «Сони», МС 90. Серийный номер АТА1 721.
Брюс покачал головой. Убийца был человеком последовательным. Тот же инвентарь, тот же метод. Распространенная марка, в результате чего пять следователей, обшаривавших все магазины аудиовизуальной аппаратуры, остались ни с чем.
Прежде чем прослушать кассету и проанализировать ее содержание, еще предстояло снять с нее отпечатки, но все члены группы и без этого знали, что их ожидало. Крики бьющейся в агонии женщины, которую насилуют, а потом душат. И несколько странных фраз. По следу серийного убийцы шли несколько групп. Но Брюс занимал особое место среди тех, кому удалось полной мерой измерить свою ненависть. Именно он дал ему имя. И тем самым создал ему известность в прессе.
Для Алекса Брюса убийца постепенно стал Воксом, и эта находка сразу прижилась в уголовном розыске, где каждое дело принято обозначать именем убийцы, места совершения преступления или жертвы.
Майор допустил одну оплошность. Когда жених нашел девятнадцатилетнюю Жюдит убитой в собственной квартире, Брюс тяжело переживал необходимость задержать молодого человека. Обезумевший от горя молодой служащий почты держал убитую в объятиях, его одежда и руки были выпачканы кровью, под ногтями остались сгустки. На рассвете Брюс отпустил его, но журналисты дежурили у ограды. Раздраженный, измотанный майор неосмотрительно сказал в микрофон какой-то съемочной группы: «Этот молодой человек — не Вокс». После выпуска новостей в час дня вся Франция узнала «имя» убийцы и увидела лицо его преследователя. Мужчина тридцати восьми лет, с темными волосами и голубыми глазами.
Полиция скрывала от прессы информацию о кассетах. После разговора с Матье Дельмоном, шефом криминальной полиции, было решено, что за Брюсом сохранится случайно выпавшая на его долю миссия пресс-секретаря и что официально Вокса будут представлять как убийцу, одержимого особым типом женского голоса. Брюс заставил журналистов проглотить информацию, взяв за основу аудиозаписи, сохранившиеся после некоторых жертв: речь адвоката Агаты К., убитой в 17-м округе в марте 1998 года, звуковое письмо родным от Катрин Д., убитой в июле того же года, наконец, пленку, использовавшуюся на занятиях демонстратором Виржини Д., ставшей жертвой Вокса в апреле 1999 года.
Майор Брюс понимал, что несколько случайно вырвавшихся слов установили некую связь между ним и убийцей. Он решил воспользоваться ею, как нитью Ариадны, которая должна была привести его к центру лабиринта.
3
— Передайте мне это дерьмо.
Лицо Матье Дельмона не выражало никаких чувств, но голос звучал совершенно непреклонно. Узнав об убийстве Кастро, шеф криминальной полиции пожаловал на место преступления собственной персоной, и присутствие Фредерика Геджа оказалось совсем некстати. От журналиста сильно несло спиртным, и Алекс Брюс выволок его на лестничную площадку, пока он не сказал чего-то лишнего и не усугубил ситуацию.
— Что ты тут забыл, Фред?
— Я за тобой поехал, черт побери.
— Ну и что ты делал возле моего дома?
— Я хотел поговорить. Я увидел, как ты выскочил, запрыгнул в машину. Я понял, что тут дело серьезное, поехал за тобой. Старик, я наконец уяснил, почему ты зовешь его Воксом.
Брюс всмотрелся в лицо друга. Темные круги под налитыми кровью глазами, небритый. Он обругал молодого заику-дежурного, который позволил ему войти, и потянул Геджа на лестницу. Они перешли бульвар Гренель и сели на скамейку под опорами метромоста. В двух шагах от станции «Ламотт-Пике— Гренель».
— «Запретные ночи» кончаются в полночь. Представь себе, что он ждал ее здесь. Может быть, он приехал последним поездом, — сказал Гедж.
— Мои ребята думали об этом, но кассир ничего такого не заметил.
— Из поезда метро неплохо видна квартира, так ведь?
— Когда он на нее напал, метро уже не ходило.
— Не прикидывайся большим кретином, чем ты есть, Алекс: представь себе, что это ее постоянный ухажер. Представь, что он ходил к ней какое-то время, прежде чем убить, и кто-то из пассажиров мог его заметить, из окна, как-нибудь днем, ночью…
— Ты не будешь утверждать, что не заметил двойных красных штор в квартире, Фред?
— Шторы— это ерунда, их можно раздвинуть. А главное, что я заметил, — он оставляет после себя сувенир. Во рту жертвы. Как в «Молчании ягнят»? Кассету, так ведь?
— Нет, не во рту. Только не трепись об этом на телевидении, старик. Ты помешаешь правосудию. Прокурор начеку.
— Я ни слова не сказал про Верньо. А Кастро была одной из наших, Завтра все на уши встанут. Вокс убил радиозвезду!
— Ты не отомстишь за свою коллегу, дав Воксу то, чего он добивается. Подумай об этом, Фред.
— Ты приписываешь мне возвышенные чувства, которые мне не свойственны. Я хочу жареных фактов, вот и все. И я их получу.
— Этот тип — настоящий психопат. Он чувствует себя вне системы. Для него убийство— это способ бросить вызов обществу, которое его отвергло, и найти что-то взамен.
— Вы сами дошли до этого, господин майор?
— Он берет на вооружение все, что о нем пишут. Завтра утром ты обнародуешь свои факты. Ты первый сообщишь об убийстве, но не советую тебе говорить о кассете. Это запрещено, слышишь меня?
— Что, хочешь приберечь это для себя?
— О чем ты?
— Сам знаешь. Вокс и его личный полицейский. Тип, который его окрестил. Ты его папочка. Если он чувствует себя отверженным, бедняжка, то ты рядом. Ты о нем думаешь. Все время.
— Кончай вонять, Фред, я слышал от тебя вещи и получше.
— Точно. Получше, посвежее, повеселее, поинтереснее. Но это было до того, как ты меня достал.
Теперь Алекс Брюс повернулся к Геджу. Журналист выглядел опустошенным. Он зажег сигарету только со второго раза, стряхнул дрожащей рукой крошку табака и попытался улыбнуться. Пачка сигарет упала на землю. Брюс поднял ее первым.
«Цинизм не идет тебе на пользу», — подумал он, вытягивая сигарету, прежде чем передать пачку хозяину.
Они курили одни и те же сигареты. И Тесса их курила. Если только с тех пор у нее не изменился вкус. Мужчины-то сменились. Брюс мог бы вернуться к их старому спору, прерванному, пережеванному, повторявшемуся до смешного, которого уже ни тот, ни другой не боялись. Именно в этом, без сомнения, и крылась проблема. «Ты мой приятель, но это не помешало тебе увести у меня Тессу». — «Она ушла от тебя раньше, чем дала мне знак и стала жить со мной». — «Есть в мире справедливость, тебя она тоже бросила». — «И из-за этого мы теперь оба в дураках». — «Ох, и в дерьме тоже, Фред».
Эта ночь и эти обстоятельства мало подходили для старого спора. Тесса притаилась где-то в глубине сознания Брюса. Даже свернулась клубочком. И молчала. В эту ночь — и тут Гедж был совершенно прав— все место занимал Вокс. Гедж и Брюс дружили уже больше двадцати лет, и, безусловно, именно поэтому журналист, словно прочитав его мысли, перестал хныкать и сказал:
— Я тут поразмыслил обо всем этом. Об этой связи между тобой и Воксом. И я кое-что придумал. Жутковатое дело, но может выйти толк. Во всяком случае, мне так кажется.
— Рожай, старик. У меня дел полно.
Ты мог бы заключить с Воксом сделку.
Что?
— Сделку на Тессу.
Брюс устало провел рукой по волосам и замер в ожидании. Гедж, с глазами, горевшими от пьяного возбуждения, продолжал:
— Он бы это для тебя сделал.
— Ага, по дружбе.
— Он ее убивает, и всем все понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25