Он беспрерывно бубнил мне на ухо о своей подгнившей мамаше. Если так пойдет и дальше, роман мне будет читать ни к чему — похоже, это очередная документальная история, основанная только на фактах.
* * *
В туалете я не писаю, пока все оттуда не выкатились. Я хочу, но не могу — просто не могу, когда вокруг меня снуют люди. Я стараюсь думать о множестве всяких вещей, чтобы отвлечься — для защитника-строителя есть немало применений, — но чуть только я обнаруживаю чье-то присутствие, пусть даже лишь тень проскальзывает у меня за спиной, мой мочевой пузырь просто сжимается. Но вот наконец туалет опустел, и я могу пустить струю. И именно в этот момент дверь распахивается и входит Тони Кертис, одновременно рыгая и посмеиваясь про себя. Этот ублюдок подходит и становится около меня — черт, у меня же грыжа будет, если я не отолью.
— Ох уж этот Берт… Черт, умеет парень истории рассказывать. Никогда не думал, что обезглавливание может быть таким смешным.
— Полностью согласен. Это было… э-э… очень забавно.
— У меня кишки болят.
Тони продолжает самое долгое мочеиспускание в истории человечества и обращается ко мне:
— Этот Берт — парень класса А.
Я пытаюсь обернуться к Тони, чтобы казалось, что мы с ним лучшие друзья и писали вместе всю нашу жизнь.
— Точно. Двойной класс А.
Я стою там и думаю, что во всем этом виноват Уильям. Тем, что острая боль пронзает мою поясницу, я обязан Уильяму. Я встряхиваюсь, потом застегиваю молнию, притворяясь, что закончил отливать. И киваю Тони.
— Ему нужно вести собственную программу на телевидении, — смеюсь я и, прихрамывая, направляюсь к раковине. Я горько раскаиваюсь, что повернул кран, чтобы помыть руки, потому что это тут же отзывается болью в моем переполненном мочевом пузыре. Но у меня все равно нет другого выхода, потому что Тони убивает людей из-за недостаточной любви к чистоте и хорошим манерам. Разумно забывая о том, что сам не может сказать ни слова, не рыгнув в лицо собеседнику.
— Шоу без головы, — изрыгает Тони.
Несколько позже я делаю вид, будто чем-то отравился, что не удивляет никого, кто когда-либо имел сомнительное удовольствие обедать в этом заведении. Таким образом, я покидаю бар раньше всех остальных, и никто не видит, как я влезаю в багажник машины Уильяма, обнаружив.
что он, к счастью, не так набит, как я опасался, — для меня места вполне хватает. Правда, пахнет он так, словно там живет кошка. Уже за полночь, и полная луна пытается пробиться сквозь клубящиеся тучи над головой. Если Уильям и увидит восход, то только в тот момент, когда я залью ему в глотку масло и подожгу. Уильям сделал нечто похожее с девятью людьми и тремя собаками-поводырями. Пресса назвала его «сверхновым убийцей», и телевизионный психиатр очень долго рассуждал о религиозном фанатизме и огне, очищающем душу. А лично я считаю, что Уильям просто охрененно загорелый пироман. Два его опубликованных справочника являются, по сути дела, одной книгой, написанной в разных стилях. Первый является тщательно замаскированным отрицанием Бога под видом изучения животворной силы солнца. Второй также является замаскированным отрицанием Бога, но описывает пещерные рисунки, на которых здоровенные человекообразные обезьяны поклоняются солнцу. С точки зрения Уильяма, солнце есть Бог и Бог есть солнце. Его третий труд так и не был опубликован. Возможно, из-за обвинений в автоплагиате.
Я выглядываю из дырочки, которую несколькими неделями раньше тайком провертел в его багажнике, и смотрю, как Уильям выходит из дверей бара. Он стоит у порога с Ричардом и Шер, и они прощаются.
— Мистер Холден, мистер Бартон, скоро увидимся.
Я хихикаю про себя, зная, что она только наполовину права.
Шер уходит, ее каблучки стучат по мокрому тротуару.
— Пока, Шер.
— Ты уж смотри не лихачь, ладно?
Уилл и Ричард довольно долго стоят и смотрят, как Шер садится в свою элегантную машину и заводит двигатель. Они машут ей вслед, а Шер бибикает на прощанье. И после этого они идут к машине Уилла.
— Я захватил с собой кассету. — Уилл шарит по карманам в поисках ключей. — Вся программа на шестьдесят минут, я ее записал.
— Ой, Уилл, ну это просто так мило с твоей стороны…
— Мне пришлось все почистить после того, как какие-то панки взломали заднюю дверь моей машины и нассали в нее.
— Да ты что? Это отвратительно.
— Говорю тебе, этот мир катится к чертям собачьим.
Уилл, похоже, так и не нашел ключи и снова лезет в карман.
— Ничего особенного там нет, просто интересно, что про тебя говорил телевизионный психиатр.
— Все равно простить себе не могу, что я эту передачу пропустил. В ту ночь совсем не в себе был… Вечно на меня находит, когда по телевизору что-то интересное.
Они останавливаются у самого багажника, и я замираю. Интересно, видят ли они мой глаз сквозь дырочку и расширится ли мой зрачок, если на дырочку попадет лунный свет.
— Я бросил ее в багажник, на случай если панки опять заявятся.
Я примерзаю к месту. А я-то думал, что это такое острое у меня под локтем.
Я чувствую, как меня захлестывает паника, никак не могу вдохнуть.
Уильям находит ключи.
— Два месяца я не мог избавиться от запаха.
Ключи появляются из кармана Уилла, и я готов поклясться, что у меня уже наступило трупное окоченение, потому что все мое тело сводит такая судорога, что, кажется, даже сердце перестает биться.
Защитник-строитель, защитник-строитель. Каким образом я ему это объясню? Защитник-строитель, защитник-строитель. Ключ вставляется в замок. Ричард громко втягивает носом воздух, потом отшатывается.
— Да, это и вправду были вонючие панки…
Я напрягаю мозги, пытаясь придумать достойное объяснение своего нахождения в багажнике Уилла.
Защитник-строитель, защитник-строитель.
Тучи наконец прорываются, и по крышке багажника начинает барабанить дождь. Он оглушает меня, и я прижимаю руки к ушам. Как я могу думать при таком грохоте?
Уилл вздыхает про себя.
— А теперь на нас нассало это чертово небо. Защитник-строитель, защитник-строитель. Есть! Меня заперли сюда для смеха вонючие панки. Да! Четыре здоровенных вонючих панка запихнули меня в багажник, написали на меняй…
…я покойник.
Мертвее не бывает.
И во все это меня втравил проклятый агент Вэйд.
Ублюдок!
Замок отперт, и багажник вот-вот откроется. Тут я слышу, как кто-то подходит к Ричарду и Уильяму.
— Прошу прощения, джентльмены, но не вам ли принадлежит вон тот «форд»?
Я знаю этот голос — точно знаю.
— Тот, темно-синего цвета. Это агент Вэйд.
— А в чем дело?
— Да просто он загорелся.
— Что?!
— Вот черт!
Вот теперь я понимаю, что люблю агента Вэйда.
— Черт!
Ричард немедленно бросается прочь, наверняка он бежит с такой скоростью, что груди бьют его по лицу. Я не вижу, что происходит, но слышу, как Уилл достает огнетушитель из-под водительского сиденья, бежит к «форду» Ричарда и поливает его пеной.
— Отойди подальше, Рич… Я не хочу испортить тебе костюм.
Я решаю воспользоваться представившимся шансом и вылезти из багажника. Но как только я на дюйм приподнимаю крышку, агент Вэйд захлопывает ее, сильно стукнув меня по голове. У меня перед глазами все расплывается, а он шепчет непререкаемым тоном:
— В следующий раз, мальчик из багажника, план придумываю я.
Конечно, они начисто забывают о видеокассете, и Уильям три часа не встает из-за руля. Он, кажется, поставил себе целью проехать по всем выбоинкам и кочкам на дороге, и к тому времени, когда он тормозит и останавливается, я уже в таком настроении, что спокойно могу выпустить в него самую длинную очередь в истории. Я уже добавил небольшую порцию рвоты к общей вони, царившей в машине Уилла.
Уильям Холден во всем винил весь мир. Он считал, что весь мир виноват в том, что у него нет волос, нет голоса, нет никакой индивидуальности, и, безусловно, в том, что он сам превратился в безжалостного убийцу. До сих пор я ни разу не слышал, чтобы хоть один убийца открыто признал себя попросту больным человеком. Облысев в восемь лет, Уильям ушел в себя — правда, недостаточно далеко, насколько я понимаю — и вырос очень одиноким. Сначала он пытался стать автором бестселлеров — это, конечно, и до сих пор его голубая мечта, — но тревожное отсутствие таланта побудило его взяться за исследовательскую работу. Во время своих расследований он столкнулся с очень странными вещами, и жестокие убийства, которые он совершал, были, по сути дела, жертвоприношениями великому богу Ра. У него даже есть маленькая мантра, которую он постоянно читает: «Ра-ра-рарара». Только кажется, что это фанатская речевка.
Уилл тормозит, и, почуяв запах бензина, я понимаю, что он остановился заправиться. Я прислушиваюсь, пытаясь понять, что происходит снаружи. Уилл вставляет заправочный пистолет, почесывается, несколько раз произносит свою мантру «ра-ра», а потом, позвенев мелочью в кармане, куда-то уходит — скорее всего, расплачиваться. Он оставил пистолет торчать в бензобаке, и я покажу ему, что это очень опасно.
Я отодвигаю задвижку багажника, выглядываю в свою дырочку, потом медленно открываю багажник и осматриваюсь. Мимо проезжает восьмиколесный грузовик, который чуть не разбивается, когда водитель выглядывает из окна и замечает, как я вылезаю из багажника. Я быстро прячу лицо, дожидаюсь, чтобы грузовик уехал дальше по шоссе, чуть не попав при этом в серьезную аварию, — и вылезаю. Я не могу заставить себя взглянуть на то, во что я превратил багажник Уилла, но с уверенностью могу сказать, что его видеокассете опять потребуется чистка.
Я собираюсь с силами, хватаю несколько голубых бумажных полотенец, которые они, очевидно, держат для водителей, и вытираю ими лицо и одежду. При этом я обхожу машину Уилла и, когда он возвращается, стою, опершись на его капот. Он, естественно, удивляется, увидев меня, и слегка пятится при виде засохших пятен рвоты на моей одежде.
— Привет, Уилл…
— Дуглас?!
— Прости, меня тошнило…
Уилл переводит взгляд на мою покрытую пятнами одежду.
— Ты выглядишь ужасно. Что ты такого съел?
Уилл знает, что у меня нет машины, и изо всех сил пытается сообразить, как мне удалось оказаться так далеко от клуба — и так быстро.
Я показываю на небо.
— Ты знаешь, что сегодня полнолуние?
— Я… э-э… я не заметил… — В глазах Уильяма застывает вопрос.
— Смотри. Туда, вверх. Видишь? Желудок Уильяма начинает сжиматься от подступающей паники.
— Полная луна. — Я смотрю туда, где полагается быть луне, и, к своему разочарованию, обнаруживаю, что ее совсем не видно.
Уильям глаз не поднимает. Он слишком занят, потому что смотрит на меня — и поражается.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Дуглас?
Я вижу, что он нервничает. Не так сильно, как некоторые из его жертв, но все-таки. Уилл убил — это моя фраза, не его, так что, может, мне стоит начать писать романы — всех своих жертв ночью. Как мне кажется, он пытался таким образом сделать ночь более солнечной.
— Я в порядке, Уилл. В полнейшем порядке. Экстра-класс.
— Как ты сюда попал?
— Приехал в багажнике твоей машины. — Нет никакого смысла лгать ему. Кроме того, его лицо, выражающее абсолютное непонимание, стоит всей честности в мире.
— Слушай, если ты хотел, чтобы я тебя подбросил, надо было просто сказать.
— Это очень любезно с твоей стороны, Уилл. Он треплется, пытается купить себе время.
В мозгу у него начинает брезжить свет. Он ищет смысл за этим светом, и я понимаю, что он занят старым любимым делом: пытается сложить вместе два и два. Я почти вижу, как медленно вращаются шестеренки вычислений. Сначала убийц было много, теперь их стало меньшее… Он поднимает глаза, и я вижу, что он наконец нашел связь. Не зря его публикуют.
— Ах ты гнусный панк!
Я не успеваю и глазом моргнуть а его руки уже у меня на горле. Я понимаю, что из-за тряски в багажнике стал реагировать медленнее и сейчас не в лучшей форме. Я давлюсь, чувствуя, что он выжимает из меня жизнь.
— Грязный маленький кусок дерьма!
Он на удивление силен для безволосого, и, когда у меня в глазах начинает темнеть, я делаю то, чего не делал с детства, — впиваюсь ногтями прямо в выпученные глаза Уилла. Он визжит, хватка его слабеет, и я со всей силы наношу ему удар в переносицу. Когда оглушенный Уилл опрокидывается назад, я хватаю насос и запихиваю ему в рот, заливая туда около полулитра неэтилированного бензина. Глаза его расширяются от ужаса, когда он видит мою серебряную зажигалку.
— Ра-ра-рарара.
Через несколько секунд все уже кончено, а я, кажется, немного загорел. Честно говоря, никаких особенных страданий не было, ну да я что-нибудь совру агенту Вэйду.
Потом я поворачиваюсь и бегу. По моим подсчетам, мне нужно пробежать около восьмидесяти миль. Это почти три марафонские дистанции. За моей спиной с оглушительным ревом взрывается бензоколонка, и, оглядываясь, я вижу охваченных пламенем служащих. Я вздрагиваю и кричу: «Простите!» — но они меня не слышат, потому что мой голос заглушает еще один мощный взрыв.
В руке я сжимаю вещичку, которую взял на память из отделения для перчаток машины Уилла несколькими днями раньше. Не знаю, что я буду делать с парой фальшивых бровей, но надеюсь, что они пригодятся на Хэллоуин.
Первый список
Агент Вэйд тормозит рядом с пластиковой «Ганнибал Ханимал» — семифутовой росомахой с собачьей зубастой улыбкой. Мы в новой придорожной закусочной, и дворники работают на полную мощь, потому что дождь льет как из ведра. Агент Вэйд рискует утонуть, высовываясь из окна и наклоняясь к передатчику, вмонтированному в грудь росомахи.
— Дайте два особых…
Агент Вэйд садится обратно в машину и задумчиво смотрит на росомаху.
— Если бы она была настоящая, мне бы пришлось ее застрелить.
— Правда?
— Животные такого размера угрожают национальной безопасности.
Несколько секунд я смотрю на него.
— Слушайте, не было случая сказать раньше, спасибо за помощь прошлой ночью.
Агент Вэйд неодобрительно смотрит на меня.
— С таким планом вам было никак не обойтись без помощи.
* * *
Пока мы едим наши особые «Ганнибал Ханимал», за которые заплатил я, агент Вэйд рассматривает других пластиковых животных, расставленных вокруг закусочной. Там пасутся еще три росомахи, четыре гризли, четыре леопарда, три гориллы, пять аллигаторов и то, что я принял за стадо бодрых черепах.
Агент Вэйд изучает сердитого гризли, рычавшего за окном машины.
— Надо было поехать в KFC. Там порции больше.
Потом агент Вэйд разворачивает какой-то листок, и я понимаю, что передо мной список членов клуба. Агент Вэйд вытаскивает карандаш и яростно вычеркивает имя Уильяма Холдена. Ни слова не было сказано, но мы оба чувствуем, что хорошо поработали. Я замечаю, что агент Вэйд даже составил список в алфавитном порядке, и чувствую, что очень сильно раздражал его тем, что начал с середины страницы.
ТАЛЛУЛА БЭНКХЕД
РИЧАРД БАРТОН
ШЕР
ТОНИ КЕРТИС
ДУГЛАС ФЭРБЕНКС ДЖУНИОР
БЕТТИ ГРЭБЛ
УИЛЬЯМ ХОЛДЕН
БЕРТ ЛАНКАСТЕР
ДЖЕЙМС МЕЙСОН
ЧАК НОРРИС
Рассматривая этот листок, я немного встревожился.
— Э-э… я не думаю, что должен быть в этом списке. Я ведь не серийный убийца.
Агент Вэйд смотрит на меня.
— Нет?
— Нет…
— Но мне казалось?..
— Конечно нет, — я с достоинством смотрю на агента Вэйда.
Он медлит, но потом быстро и неловко улыбается мне.
— Как скажешь, Дуг… — он и мое имя перечеркивает жирной чертой. — Ошибся.
ТАЛЛУЛА БЭНКХЕД
РИЧАРД БАРТОН
ШЕР
ТОНИ КЕРТИС
ДУГЛАС ФЭРБЕНКС ДЖУНИОР
БЕТТИ ГРЭБЛ
УИЛЬЯМ ХОЛДЕН
БЕРТ ЛАНКАСТЕР
ДЖЕЙМС МЕЙСОН
ЧАК НОРРИС
Мы доедаем свой обед в молчании, дождь не утихает даже на минутку. Пластиковые животные намокли, в одном из леопардов происходит короткое замыкание, он искрится и шипит, пока у него из пасти не начинает валить дым. Агент Вэйд был прав — надо было поехать B KFC.
Допивая свой молочный коктейль, он смотрит на меня — оценивающе смотрит, и это слегка нервирует. Я испытываю облегчение, когда он наконец начинает говорить.
— Ну, так как же вам удалось выжить? Я уж думал, что в клубе нынче вас недосчитаются.
— О… Я ведь такой умный парень…
— Дану?
— Зачем тогда спрашивать? — Мы обмениваемся понимающими улыбками.
— Все равно, расскажите мне.
— Скиллеры съезжаются отовсюду, так что никто не знает их настоящих имен, никто не знает, где они живут, они вообще практически ничего не знают друг о друге. Так что если один из них, так сказать, «уходит» — клуб не может связаться с ним и выяснить, в чем дело.
— Но разве вы не должны были совершать новые убийства? Чтобы поддержать свое реноме?
— Черт побери, да за кого вы меня принимаете? — я очень серьезно смотрю на агента Вэйда. — Сначала включаете меня в этот список, потом предполагаете, что я буду убивать ни в чем не повинных людей только для того, чтобы поддержать свое реноме?
Агент Вэйд выглядит немного смущенным, и поделом ему.
— Я просто думал вслух… — он опять улыбается этой своей милой улыбкой, и я немного расслабляюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
* * *
В туалете я не писаю, пока все оттуда не выкатились. Я хочу, но не могу — просто не могу, когда вокруг меня снуют люди. Я стараюсь думать о множестве всяких вещей, чтобы отвлечься — для защитника-строителя есть немало применений, — но чуть только я обнаруживаю чье-то присутствие, пусть даже лишь тень проскальзывает у меня за спиной, мой мочевой пузырь просто сжимается. Но вот наконец туалет опустел, и я могу пустить струю. И именно в этот момент дверь распахивается и входит Тони Кертис, одновременно рыгая и посмеиваясь про себя. Этот ублюдок подходит и становится около меня — черт, у меня же грыжа будет, если я не отолью.
— Ох уж этот Берт… Черт, умеет парень истории рассказывать. Никогда не думал, что обезглавливание может быть таким смешным.
— Полностью согласен. Это было… э-э… очень забавно.
— У меня кишки болят.
Тони продолжает самое долгое мочеиспускание в истории человечества и обращается ко мне:
— Этот Берт — парень класса А.
Я пытаюсь обернуться к Тони, чтобы казалось, что мы с ним лучшие друзья и писали вместе всю нашу жизнь.
— Точно. Двойной класс А.
Я стою там и думаю, что во всем этом виноват Уильям. Тем, что острая боль пронзает мою поясницу, я обязан Уильяму. Я встряхиваюсь, потом застегиваю молнию, притворяясь, что закончил отливать. И киваю Тони.
— Ему нужно вести собственную программу на телевидении, — смеюсь я и, прихрамывая, направляюсь к раковине. Я горько раскаиваюсь, что повернул кран, чтобы помыть руки, потому что это тут же отзывается болью в моем переполненном мочевом пузыре. Но у меня все равно нет другого выхода, потому что Тони убивает людей из-за недостаточной любви к чистоте и хорошим манерам. Разумно забывая о том, что сам не может сказать ни слова, не рыгнув в лицо собеседнику.
— Шоу без головы, — изрыгает Тони.
Несколько позже я делаю вид, будто чем-то отравился, что не удивляет никого, кто когда-либо имел сомнительное удовольствие обедать в этом заведении. Таким образом, я покидаю бар раньше всех остальных, и никто не видит, как я влезаю в багажник машины Уильяма, обнаружив.
что он, к счастью, не так набит, как я опасался, — для меня места вполне хватает. Правда, пахнет он так, словно там живет кошка. Уже за полночь, и полная луна пытается пробиться сквозь клубящиеся тучи над головой. Если Уильям и увидит восход, то только в тот момент, когда я залью ему в глотку масло и подожгу. Уильям сделал нечто похожее с девятью людьми и тремя собаками-поводырями. Пресса назвала его «сверхновым убийцей», и телевизионный психиатр очень долго рассуждал о религиозном фанатизме и огне, очищающем душу. А лично я считаю, что Уильям просто охрененно загорелый пироман. Два его опубликованных справочника являются, по сути дела, одной книгой, написанной в разных стилях. Первый является тщательно замаскированным отрицанием Бога под видом изучения животворной силы солнца. Второй также является замаскированным отрицанием Бога, но описывает пещерные рисунки, на которых здоровенные человекообразные обезьяны поклоняются солнцу. С точки зрения Уильяма, солнце есть Бог и Бог есть солнце. Его третий труд так и не был опубликован. Возможно, из-за обвинений в автоплагиате.
Я выглядываю из дырочки, которую несколькими неделями раньше тайком провертел в его багажнике, и смотрю, как Уильям выходит из дверей бара. Он стоит у порога с Ричардом и Шер, и они прощаются.
— Мистер Холден, мистер Бартон, скоро увидимся.
Я хихикаю про себя, зная, что она только наполовину права.
Шер уходит, ее каблучки стучат по мокрому тротуару.
— Пока, Шер.
— Ты уж смотри не лихачь, ладно?
Уилл и Ричард довольно долго стоят и смотрят, как Шер садится в свою элегантную машину и заводит двигатель. Они машут ей вслед, а Шер бибикает на прощанье. И после этого они идут к машине Уилла.
— Я захватил с собой кассету. — Уилл шарит по карманам в поисках ключей. — Вся программа на шестьдесят минут, я ее записал.
— Ой, Уилл, ну это просто так мило с твоей стороны…
— Мне пришлось все почистить после того, как какие-то панки взломали заднюю дверь моей машины и нассали в нее.
— Да ты что? Это отвратительно.
— Говорю тебе, этот мир катится к чертям собачьим.
Уилл, похоже, так и не нашел ключи и снова лезет в карман.
— Ничего особенного там нет, просто интересно, что про тебя говорил телевизионный психиатр.
— Все равно простить себе не могу, что я эту передачу пропустил. В ту ночь совсем не в себе был… Вечно на меня находит, когда по телевизору что-то интересное.
Они останавливаются у самого багажника, и я замираю. Интересно, видят ли они мой глаз сквозь дырочку и расширится ли мой зрачок, если на дырочку попадет лунный свет.
— Я бросил ее в багажник, на случай если панки опять заявятся.
Я примерзаю к месту. А я-то думал, что это такое острое у меня под локтем.
Я чувствую, как меня захлестывает паника, никак не могу вдохнуть.
Уильям находит ключи.
— Два месяца я не мог избавиться от запаха.
Ключи появляются из кармана Уилла, и я готов поклясться, что у меня уже наступило трупное окоченение, потому что все мое тело сводит такая судорога, что, кажется, даже сердце перестает биться.
Защитник-строитель, защитник-строитель. Каким образом я ему это объясню? Защитник-строитель, защитник-строитель. Ключ вставляется в замок. Ричард громко втягивает носом воздух, потом отшатывается.
— Да, это и вправду были вонючие панки…
Я напрягаю мозги, пытаясь придумать достойное объяснение своего нахождения в багажнике Уилла.
Защитник-строитель, защитник-строитель.
Тучи наконец прорываются, и по крышке багажника начинает барабанить дождь. Он оглушает меня, и я прижимаю руки к ушам. Как я могу думать при таком грохоте?
Уилл вздыхает про себя.
— А теперь на нас нассало это чертово небо. Защитник-строитель, защитник-строитель. Есть! Меня заперли сюда для смеха вонючие панки. Да! Четыре здоровенных вонючих панка запихнули меня в багажник, написали на меняй…
…я покойник.
Мертвее не бывает.
И во все это меня втравил проклятый агент Вэйд.
Ублюдок!
Замок отперт, и багажник вот-вот откроется. Тут я слышу, как кто-то подходит к Ричарду и Уильяму.
— Прошу прощения, джентльмены, но не вам ли принадлежит вон тот «форд»?
Я знаю этот голос — точно знаю.
— Тот, темно-синего цвета. Это агент Вэйд.
— А в чем дело?
— Да просто он загорелся.
— Что?!
— Вот черт!
Вот теперь я понимаю, что люблю агента Вэйда.
— Черт!
Ричард немедленно бросается прочь, наверняка он бежит с такой скоростью, что груди бьют его по лицу. Я не вижу, что происходит, но слышу, как Уилл достает огнетушитель из-под водительского сиденья, бежит к «форду» Ричарда и поливает его пеной.
— Отойди подальше, Рич… Я не хочу испортить тебе костюм.
Я решаю воспользоваться представившимся шансом и вылезти из багажника. Но как только я на дюйм приподнимаю крышку, агент Вэйд захлопывает ее, сильно стукнув меня по голове. У меня перед глазами все расплывается, а он шепчет непререкаемым тоном:
— В следующий раз, мальчик из багажника, план придумываю я.
Конечно, они начисто забывают о видеокассете, и Уильям три часа не встает из-за руля. Он, кажется, поставил себе целью проехать по всем выбоинкам и кочкам на дороге, и к тому времени, когда он тормозит и останавливается, я уже в таком настроении, что спокойно могу выпустить в него самую длинную очередь в истории. Я уже добавил небольшую порцию рвоты к общей вони, царившей в машине Уилла.
Уильям Холден во всем винил весь мир. Он считал, что весь мир виноват в том, что у него нет волос, нет голоса, нет никакой индивидуальности, и, безусловно, в том, что он сам превратился в безжалостного убийцу. До сих пор я ни разу не слышал, чтобы хоть один убийца открыто признал себя попросту больным человеком. Облысев в восемь лет, Уильям ушел в себя — правда, недостаточно далеко, насколько я понимаю — и вырос очень одиноким. Сначала он пытался стать автором бестселлеров — это, конечно, и до сих пор его голубая мечта, — но тревожное отсутствие таланта побудило его взяться за исследовательскую работу. Во время своих расследований он столкнулся с очень странными вещами, и жестокие убийства, которые он совершал, были, по сути дела, жертвоприношениями великому богу Ра. У него даже есть маленькая мантра, которую он постоянно читает: «Ра-ра-рарара». Только кажется, что это фанатская речевка.
Уилл тормозит, и, почуяв запах бензина, я понимаю, что он остановился заправиться. Я прислушиваюсь, пытаясь понять, что происходит снаружи. Уилл вставляет заправочный пистолет, почесывается, несколько раз произносит свою мантру «ра-ра», а потом, позвенев мелочью в кармане, куда-то уходит — скорее всего, расплачиваться. Он оставил пистолет торчать в бензобаке, и я покажу ему, что это очень опасно.
Я отодвигаю задвижку багажника, выглядываю в свою дырочку, потом медленно открываю багажник и осматриваюсь. Мимо проезжает восьмиколесный грузовик, который чуть не разбивается, когда водитель выглядывает из окна и замечает, как я вылезаю из багажника. Я быстро прячу лицо, дожидаюсь, чтобы грузовик уехал дальше по шоссе, чуть не попав при этом в серьезную аварию, — и вылезаю. Я не могу заставить себя взглянуть на то, во что я превратил багажник Уилла, но с уверенностью могу сказать, что его видеокассете опять потребуется чистка.
Я собираюсь с силами, хватаю несколько голубых бумажных полотенец, которые они, очевидно, держат для водителей, и вытираю ими лицо и одежду. При этом я обхожу машину Уилла и, когда он возвращается, стою, опершись на его капот. Он, естественно, удивляется, увидев меня, и слегка пятится при виде засохших пятен рвоты на моей одежде.
— Привет, Уилл…
— Дуглас?!
— Прости, меня тошнило…
Уилл переводит взгляд на мою покрытую пятнами одежду.
— Ты выглядишь ужасно. Что ты такого съел?
Уилл знает, что у меня нет машины, и изо всех сил пытается сообразить, как мне удалось оказаться так далеко от клуба — и так быстро.
Я показываю на небо.
— Ты знаешь, что сегодня полнолуние?
— Я… э-э… я не заметил… — В глазах Уильяма застывает вопрос.
— Смотри. Туда, вверх. Видишь? Желудок Уильяма начинает сжиматься от подступающей паники.
— Полная луна. — Я смотрю туда, где полагается быть луне, и, к своему разочарованию, обнаруживаю, что ее совсем не видно.
Уильям глаз не поднимает. Он слишком занят, потому что смотрит на меня — и поражается.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Дуглас?
Я вижу, что он нервничает. Не так сильно, как некоторые из его жертв, но все-таки. Уилл убил — это моя фраза, не его, так что, может, мне стоит начать писать романы — всех своих жертв ночью. Как мне кажется, он пытался таким образом сделать ночь более солнечной.
— Я в порядке, Уилл. В полнейшем порядке. Экстра-класс.
— Как ты сюда попал?
— Приехал в багажнике твоей машины. — Нет никакого смысла лгать ему. Кроме того, его лицо, выражающее абсолютное непонимание, стоит всей честности в мире.
— Слушай, если ты хотел, чтобы я тебя подбросил, надо было просто сказать.
— Это очень любезно с твоей стороны, Уилл. Он треплется, пытается купить себе время.
В мозгу у него начинает брезжить свет. Он ищет смысл за этим светом, и я понимаю, что он занят старым любимым делом: пытается сложить вместе два и два. Я почти вижу, как медленно вращаются шестеренки вычислений. Сначала убийц было много, теперь их стало меньшее… Он поднимает глаза, и я вижу, что он наконец нашел связь. Не зря его публикуют.
— Ах ты гнусный панк!
Я не успеваю и глазом моргнуть а его руки уже у меня на горле. Я понимаю, что из-за тряски в багажнике стал реагировать медленнее и сейчас не в лучшей форме. Я давлюсь, чувствуя, что он выжимает из меня жизнь.
— Грязный маленький кусок дерьма!
Он на удивление силен для безволосого, и, когда у меня в глазах начинает темнеть, я делаю то, чего не делал с детства, — впиваюсь ногтями прямо в выпученные глаза Уилла. Он визжит, хватка его слабеет, и я со всей силы наношу ему удар в переносицу. Когда оглушенный Уилл опрокидывается назад, я хватаю насос и запихиваю ему в рот, заливая туда около полулитра неэтилированного бензина. Глаза его расширяются от ужаса, когда он видит мою серебряную зажигалку.
— Ра-ра-рарара.
Через несколько секунд все уже кончено, а я, кажется, немного загорел. Честно говоря, никаких особенных страданий не было, ну да я что-нибудь совру агенту Вэйду.
Потом я поворачиваюсь и бегу. По моим подсчетам, мне нужно пробежать около восьмидесяти миль. Это почти три марафонские дистанции. За моей спиной с оглушительным ревом взрывается бензоколонка, и, оглядываясь, я вижу охваченных пламенем служащих. Я вздрагиваю и кричу: «Простите!» — но они меня не слышат, потому что мой голос заглушает еще один мощный взрыв.
В руке я сжимаю вещичку, которую взял на память из отделения для перчаток машины Уилла несколькими днями раньше. Не знаю, что я буду делать с парой фальшивых бровей, но надеюсь, что они пригодятся на Хэллоуин.
Первый список
Агент Вэйд тормозит рядом с пластиковой «Ганнибал Ханимал» — семифутовой росомахой с собачьей зубастой улыбкой. Мы в новой придорожной закусочной, и дворники работают на полную мощь, потому что дождь льет как из ведра. Агент Вэйд рискует утонуть, высовываясь из окна и наклоняясь к передатчику, вмонтированному в грудь росомахи.
— Дайте два особых…
Агент Вэйд садится обратно в машину и задумчиво смотрит на росомаху.
— Если бы она была настоящая, мне бы пришлось ее застрелить.
— Правда?
— Животные такого размера угрожают национальной безопасности.
Несколько секунд я смотрю на него.
— Слушайте, не было случая сказать раньше, спасибо за помощь прошлой ночью.
Агент Вэйд неодобрительно смотрит на меня.
— С таким планом вам было никак не обойтись без помощи.
* * *
Пока мы едим наши особые «Ганнибал Ханимал», за которые заплатил я, агент Вэйд рассматривает других пластиковых животных, расставленных вокруг закусочной. Там пасутся еще три росомахи, четыре гризли, четыре леопарда, три гориллы, пять аллигаторов и то, что я принял за стадо бодрых черепах.
Агент Вэйд изучает сердитого гризли, рычавшего за окном машины.
— Надо было поехать в KFC. Там порции больше.
Потом агент Вэйд разворачивает какой-то листок, и я понимаю, что передо мной список членов клуба. Агент Вэйд вытаскивает карандаш и яростно вычеркивает имя Уильяма Холдена. Ни слова не было сказано, но мы оба чувствуем, что хорошо поработали. Я замечаю, что агент Вэйд даже составил список в алфавитном порядке, и чувствую, что очень сильно раздражал его тем, что начал с середины страницы.
ТАЛЛУЛА БЭНКХЕД
РИЧАРД БАРТОН
ШЕР
ТОНИ КЕРТИС
ДУГЛАС ФЭРБЕНКС ДЖУНИОР
БЕТТИ ГРЭБЛ
УИЛЬЯМ ХОЛДЕН
БЕРТ ЛАНКАСТЕР
ДЖЕЙМС МЕЙСОН
ЧАК НОРРИС
Рассматривая этот листок, я немного встревожился.
— Э-э… я не думаю, что должен быть в этом списке. Я ведь не серийный убийца.
Агент Вэйд смотрит на меня.
— Нет?
— Нет…
— Но мне казалось?..
— Конечно нет, — я с достоинством смотрю на агента Вэйда.
Он медлит, но потом быстро и неловко улыбается мне.
— Как скажешь, Дуг… — он и мое имя перечеркивает жирной чертой. — Ошибся.
ТАЛЛУЛА БЭНКХЕД
РИЧАРД БАРТОН
ШЕР
ТОНИ КЕРТИС
ДУГЛАС ФЭРБЕНКС ДЖУНИОР
БЕТТИ ГРЭБЛ
УИЛЬЯМ ХОЛДЕН
БЕРТ ЛАНКАСТЕР
ДЖЕЙМС МЕЙСОН
ЧАК НОРРИС
Мы доедаем свой обед в молчании, дождь не утихает даже на минутку. Пластиковые животные намокли, в одном из леопардов происходит короткое замыкание, он искрится и шипит, пока у него из пасти не начинает валить дым. Агент Вэйд был прав — надо было поехать B KFC.
Допивая свой молочный коктейль, он смотрит на меня — оценивающе смотрит, и это слегка нервирует. Я испытываю облегчение, когда он наконец начинает говорить.
— Ну, так как же вам удалось выжить? Я уж думал, что в клубе нынче вас недосчитаются.
— О… Я ведь такой умный парень…
— Дану?
— Зачем тогда спрашивать? — Мы обмениваемся понимающими улыбками.
— Все равно, расскажите мне.
— Скиллеры съезжаются отовсюду, так что никто не знает их настоящих имен, никто не знает, где они живут, они вообще практически ничего не знают друг о друге. Так что если один из них, так сказать, «уходит» — клуб не может связаться с ним и выяснить, в чем дело.
— Но разве вы не должны были совершать новые убийства? Чтобы поддержать свое реноме?
— Черт побери, да за кого вы меня принимаете? — я очень серьезно смотрю на агента Вэйда. — Сначала включаете меня в этот список, потом предполагаете, что я буду убивать ни в чем не повинных людей только для того, чтобы поддержать свое реноме?
Агент Вэйд выглядит немного смущенным, и поделом ему.
— Я просто думал вслух… — он опять улыбается этой своей милой улыбкой, и я немного расслабляюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23