«Этого я не могу». Пожалуй, это были самые правдивые слова из всех, когда-либо им сказанных. Ему никогда не достичь небес. Это не в его власти.
«Твое имя Габриель?» — спросила она, чтобы услышать: «Если пожелаешь».
Нежная улыбка изогнула уголки его губ. Он прожил много жизней и носил много имен, но ни одно не нравилось ему так, как то, что дала ему она.
В этой жизни, ее жизни, он будет Габриель.
ГЛАВА III
Сара со вздохом закрыла книгу. «Еще один счастливый конец», — уныло подумала она. Если бы только в реальной жизни вышло так, как в книжке. Если бы ее ждал прекрасный принц и увез с собой на быстром белоснежном скакуне. Высокий черноволосый мужчина, способный увидеть женщину в калеке, сидящей в инвалидном кресле.
Она уставилась на закрытые двери веранды, вспоминая таинственного незнакомца, посетившего ее прошлой ночью. Слабая улыбка приподняла уголки ее губ. Весь день она думала о нем, творя одну фантазию за другой.
Он был принцем, отправившимся на поиски своей Золушки.
Эксцентричным богачом, пожелавшим найти необыкновенную невесту.
Заколдованным чудовищем из детской сказки, и только она одна в целом свете могла спасти его…
Болезненный стон вдруг вырвался у нее из горла. Неважно, человек, принц или чудовище — никто из них не полюбит калеку. Какому принцу нужна принцесса, не умеющая ходить, какое чудовище удовлетворится жалким человеческим обломком?
Слезы навернулись ей на глаза, и Сара смахнула их тыльной стороной ладони. Ей хотелось кричать и рыдать, выть от жалости к себе. Было стыдно, но она ничего не могла с собой поделать. Ей уже почти семнадцать лет. Она хочет бегать по лугам, залитым солнечным светом, бродить в тенистых зеленых аллеях, плавать в прекрасном голубом озере позади их приюта. И больше всего ей хочется танцевать.
Сара смотрела на хорошенькую маленькую куколку-балерину на крышке музыкальной шкатулки, стоявшей на столике возле ее постели. С детских лет она мечтала танцевать. Но мечты и надежды гасли всякий раз, как доктор менял распорки на ее ножках. Ей казалось, что она вот-вот сделает первый неровный шажок, но тут же снова оказывалась закованной. Каждый такой раз ей казалось, что она сама умирает вместе с миром своих надежд. Ее убивало трезвое и холодное сознание того, что она никогда не сможет ходить. Никогда ей не стать балериной. Всю жизнь ей предназначено провести в инвалидном кресле.
Но она не смеет плакать! Не должна!
Сара поспешно подавила рыдания, увидев, как открывается дверь и в комнату входит сестра Мария-Жозефа, чтобы помочь ей приготовиться ко сну.
— Добрых снов, дорогое дитя, — сказала напоследок Мария-Жозефа. Уходя, она не забыла проверить, на месте ли звонок, чтобы Сара могла позвать ночью няню в случае необходимости.
Сара лежала с открытыми глазами, провожая последние звуки засыпающего дома. Затем, готовясь заснуть сама, она натянула до подбородка одеяло и вдруг заметила сквозь прозрачные занавески двери веранды движущуюся тень.
— Габриель? — Она напряженно всматривалась в черноту. — Габриель? — снова повторила она, слыша эхо вскрика в одиноких коридорах своего сердца. — Если ты здесь, войди!
Она затаила дыхание, ожидая и надеясь, и дверь отворилась, пропуская черный силуэт, освещенный лунным светом.
— Габриель.
— Сара. — Кивнув ей, он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.
— Ты еще не спишь?
— Я не устала.
— Ты плакала, — отметил он, и в голосе его звучало неодобрение и сожаление. Сара качнула головой.
— Нет.
Сев в постели, она зажгла лампу на столике.
— Ты снова следил за мной?
Габриель кивнул. Он давно стоял в тени, наблюдая, как она читает. Все мысли девушки отражались на ее лице как в книге. Он знал, что она воображала себя героиней, жаждущей вечной, прекрасной любви, и сожалела о том, что такая любовь бывает лишь в книжках.
— Я уже видела тебя раньше? — спросила Сара. — До вчерашней ночи? — Она изучала его лицо, темно-серые глаза, резко очерченные скулы. — Я помню тебя.
Габриель недоверчиво покачал головой. Она не могла помнить его. Это невозможно.
— Это ты принес меня в приют.
— Но как ты можешь помнить это? Ведь ты была совсем крошкой.
— Значит, это был ты! — Она торжествующе улыбнулась. — Неужели я могла бы забыть своего ангела-хранителя?
Лицо Габриеля дрогнуло при этих словах, поднимавших в нем волну отвращения к самому себе, будивших в нем чувство вины. Если он и был ангелом, то ангелом смерти.
— И с тех пор ты наблюдал за мной. Почему?
В самом деле, почему, подумал он, сознавая, что не сможет рассказать ей о своих чувствах, о том, что ему кажется, будто в ней заключено все, что он потерял; что его притягивает к ней как к маяку, зажженному во мраке. Как он может объяснить, что по мере того как она растет и расцветает, он все сильнее испытывает к ней вожделение! Нет. Никогда. Засунув руки в карманы, он сжал их в кулаки.
— Почему? — Он заставил себя улыбнуться. — В самом деле, любопытно узнать.
— Я знаю, — быстро сказала Сара. — Однажды ты спас меня, и тебе хотелось знать, что со мной станет.
— Можешь так и считать.
— Ну, и как я теперь?
— Ты очень красива, — прошептал он.
— Красива, но беспомощна.
— Сара! — Сердце его замирало от боли за нее. — Никогда не говори так, ты не должна мучить себя!
— Почему нет? Ведь это правда. И я никому не нужна.
— Нужна. Ты нужна мне.
— Вот как? — Ее голос звучал скептически. — Зачем?
«Зачем?» — подумал он, не в силах объяснить ей, что она значит для него.
— Тебе не о ком больше заботиться?
— У меня нет семьи, — покорно отозвался Габриель. — Нет и близких друзей. Когда я нашел тебя, ты стала моей семьей. Иногда мне хочется видеть тебя своей дочерью…
— И ты приносил мне подарки, да? — Сара взглянула на музыкальную шкатулку с балериной. — Ты приносил мне подарки на мой день рождения и на Рождество.
Габриель кивнул.
— Мне так хотелось порадовать тебя, дорогая, — сказал он, поднимаясь. — Но теперь мне пора идти.
Она смотрела в сторону, но он успел заметить разочарование в ее глазах.
— Хочешь, чтобы я остался?
— Да, пожалуйста.
Вздохнув, он поставил стул перед ее постелью и сел.
— Хочешь я почитаю тебе?
— Нет, я уже закончила книжку. Но ты можешь рассказать мне какую-нибудь историю.
— Из меня неважный рассказчик, — ответил он, но увидев, что она расстроена этим !признанием, покорно кивнул. — Хорошо, я расскажу тебе одну историю. Много лет назад, в далекой стране жил человек. У него была очень большая и очень бедная семья. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, на их деревню обрушилась какая-то неизвестная болезнь. Все члены его семьи умерли один за другим. Он оставил их в доме и затем поджег его. Долгие годы он скитался, а потом, в двадцать девять лет, встретил женщину и впервые в жизни полюбил. Он полюбил ее так сильно, что никогда не спрашивал, кто она и почему приходит к нему только по ночам. Однажды у него началась горячка, жар, и он понял, что умирает от болезни, унесшей всю его семью. Но он не хотел признаться в этом даже себе, так как страшно боялся смерти. Женщина, которую он любил, пришла к нему, когда он был уже на краю могилы. Стеная от боли, он умолял ее спасти его. «Я могу помочь тебе, — сказала она, — но цена спасения будет слишком высока». «Все. что угодно», — ответил он. «И даже если это будет стоить тебе твоей бессмертной души, ты готов заплатить?» Несчастным глупцом, вот кем он был, когда согласился. И женщина, которую он считал ангелом небесным, увлекла его во мрак. Пробудившись, он понял наконец, что заключил сделку не с ангелом, а с дьяволом. И хотя теперь он стал бессмертным, вряд ли его можно было считать живым.
— Я не понимаю, — сказала Сара, нахмурившись, — кем стал этот мужчина? И кем была эта женщина? Почему его нельзя считать живым, раз он бессмертен?
— Это всего лишь старая сказка, Сара, — отозвался Габриель, глядя в окно. Затем он встал. — На этот раз мне действительно пора. Спи спокойно, дорогая моя.
— Спасибо за историю.
— Ты очень добра, — мягко ответил он, склоняясь и быстро целуя ее в лоб. — Доброй ночи.
— Завтра ночью ты снова придешь?
— Если пожелаешь.
— Я хочу этого.
— Тогда до завтра.
— До завтра, — повторила она глядя, как он идет к двери, — И райских снов тебе!
«Райских снов!» — горестно усмехаясь, думал Габриель, перепрыгивая перила веранды.
Приземлившись на сырую землю, он растворился в черноте ночи, молчаливый, как луна в небе.
ГЛАВА IV
Саре казалось, что дневные часы тянутся слишком медленно. Прикованной к креслу, ей не на что было их тратить. В приюте не было девочек ее возраста. Хотя она любила читать, прекрасно вышивала и охотно рисовала, эти занятия были для нее лишь приятным досугом, они не могли заполнить ее жизнь и ускорить монотонный ход времени.
Иногда посидеть с Сарой приходила сестра Мария-Жозефа, теша ее рассказами о своем детстве на далекой Сицилии. Она была старшей в семье, где подрастали еще десять дочерей и два сына. Мария-Жозефа рассказывала о том, сколько у них было коров и коз, сколько кур-несушек, и еще о том, как она однажды поколотила младшего братишку за то, что он бросил в колодец ее любимую куклу.
Но сегодня Мария-Жозефа была занята с малышами, а другие сестры готовились к субботе. Никогда еще Сара не торопила так прекрасные солнечные дневные часы. Ради Габриеля она готова была смириться с потемками.
Она была слишком возбуждена и почти не могла есть.
— Что-нибудь не так, Сара-Джейн? — спросила сестра Мария-Луиза.
Сара виновато глянула на нее.
— Нет, сестра.
— Ты едва притронулась к ужину.
— Я не голодна. Меня можно простить за это?
Сестры Мария-Луиза и Мария-Жозефа переглянулись, затем Мария-Луиза кивнула.
— Чуть позже я зайду и помогу тебе приготовиться ко сну.
Добравшись до своей комнаты, Сара прикрыла дверь. Она одна из всех девочек в приюте имела собственную комнату и никогда еще не ценила это преимущество больше, чем теперь. Ей сказали, что так за ней легче ухаживать, и раз здесь нет ступенек, то очень просто вывозить ее в кресле из комнаты и доставлять обратно. Но Сара понимала, что так поступили, зная, что она проведет в приюте всю свою жизнь. Она ощущала это со всей очевидностью, когда видела детей, покидавших казенные стены, видела пары, приходившие выбрать себе ребенка, замечала, как тяжелел и скользил в сторону их взгляд, когда, подходя к ней, они понимали, что она калека. Нет, она не сердилась на них за то, что они хотели иметь здорового ребенка, но не могла не страдать.
Тряхнув головой, Сара постаралась отогнать от себя тяжкие мысли. Что ей теперь до всего этого, когда у нее есть Габриель.
Она расчесывала волосы, пока они не заблестели как новенькая золотая монета. При этом она не переставала поглядывать на двери веранды, хотя и понимала, что для его появления еще рановато. Было слишком светло, но ее волнение и нетерпение возрастали с каждой минутой.
Сестра Мария-Луиза пришла, чтобы помочь ей перед сном управиться с горшком, надеть ночную рубашку и улечься в постель.
— Не забудь помолиться, дитя, — сказала она, уходя.
— Не забуду, сестра. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Сара-Джейн. Господь да благословит тебя.
Минуты шли, а его все не было. Она слышала, как часы на башне пробили восемь, слышала голоса сестер, отводивших детей в спальни.
Постепенно дом затихал. Она услыхала, как часы пробили девять, десять.
Он забыл о ней? Или просто передумал? Возможно, он не считал свое обещание обязательным.
Свеча почти догорела, когда Сара ощутила на своей щеке дыхание ночи и услышала шорох. Обернувшись через плечо, она увидела его силуэт напротив двери.
— Габриель! Ты пришел!
— Я должен был прийти, раз обещал. Сара кивнула, чувствуя как ее охватывает ликование,
— Я пришел слишком поздно?
— Нет.
Она протянула руку, и он шагнул в комнату. Каково же было ее удивление, когда, подойдя к ней, Габриель вдруг упал на одно колено и поцеловал ее руку.
Словно дикий огонь вспыхнул в ней от прикосновения его губ.
Она почувствовала шелк упавших ей на руку черных волос, сухое тепло его губ. Заметила широкие плечи под складками черного плаща.
А потом он поднял голову, и она заглянула ему в глаза. Бездонные серые глаза, вместившие, казалось, всю ее целиком, глаза, наполненные безграничным страданием и печалью.
Он вдруг резко поднялся, как будто испугавшись, что она может узнать о нем больше, чем нужно, затем вынул из-под складок плаща книгу и протянул ей.
— Это тебе, — сказал он.
Томик стихов в изящном переплете, страницы с золотым обрезом.
Новая книга была так красива! Вместе с музыкальной шкатулкой это были две самые прекрасные и удивительные вещи, которые Сара когда-либо видела.
— Благодарю тебя! — Она застенчиво посмотрела на него, прижимая подарок к груди. — Ты почитаешь ее мне?
— Если пожелаешь.
Она протянула ему книгу, испытывая трепет, охвативший ее от прикосновения к его руке.
Сняв плащ, Габриель опустился на пол, прислонясь спиной к ее кровати. Открыв книгу, он начал читать. Это была поэма о неразделенной любви, полная жалоб и горьких упреков.
Голос его был глубоким, сладкозвучным, завораживающим. Он говорил о запретных желаниях, прекрасных дамах и влюбленных рыцарях, о любви потерянной и любви обретенной. В свете лампы профиль его казался чеканным, а над черными волосами возникло серебристое сияние.
Он перевернул страницу, и его голос наполнил комнату, обволакивая сознание Сары. Она была уже не беспомощным инвалидом, а королевой, живущей со своим двором в золотом замке; наядой, плывущей на спине заколдованного дельфина; эльфом, танцующим на лепестках благоухающих цветов.
Магия ощущалась в его голосе и в произносимых им стихах, в самом воздухе, наэлектризованном вокруг них.
Глядя на его профиль, Сара легко представляла отважного воина, скачущего в атаку, борца за справедливость, рыцаря в запыленных доспехах.
Она забылась и не помнила, как долго смотрит на него, но вдруг поняла, чю он перестал читать.
Краска бросилась ей в лицо, когда их взгляды встретились. Она чувствовала себя так, словно только что пробудилась ото сна, где все казалось таким реальным… Глядя в глаза Габриеля, она вдруг ясно поняла, что именно он и был воином и рыцарем или отверженным, ищущим справедливости.
Габриель смотрел на нее так, будто впервые видел. Ее глаза голубели, как небо, которого он не знал последние триста лет. Но глаза эти уже не были глазами того ребенка, к которому он так привык. На него устремился взгляд прелестной девушки, почти женщины. Ничего детского не осталось ни в ее лице, ни в формах тела. Губы были полными, естественного розового оттенка. Шея — высокой и изящной. Руки — такими мягкими и нежными, что его охватывал жар при мысли, как они могли бы обвиваться вокруг него и ласкать.
Она глубоко вздохнула, и он заметил, какой приятно круглой сделалась ее грудь.
Но больше всего его изумило то, что она смотрит на него как на мужчину.
Повинуясь импульсу, Габриель поднялся и бросил книгу ей на колени. Еще какой-то момент он неотрывно смотрел на нее, а потом, накинув плащ, ринулся к двери. Черная ткань окутала его, словно ночная мгла.
— Габриель?! — Она моргнула несколько раз, гадая, не приснилось ли ей все это, а затем взяла книгу, еще хранившую тепло его пальцев, и прижалась к ней щекой.
Нет, не приснилось. Он на самом деле был здесь.
Закрыв глаза, она молилась, чтобы он пришел к ней снова.
Габриель растворился в тумане ночи, радуясь ее холоду, отдаваясь порывам ветра, дувшего с реки.
Он читал Саре романтические баллады из старинной книги, и ей удалось проникнуть в его сердце, заглянуть в душу. Она должна была найти там бездонные пропасти и мрак чернее, чем в преисподней.
Почему она не испугалась?
Другие, встречаясь с ним взглядом, в страхе убегали, а если им не удавалось убежать достаточно быстро или далеко, умирали.
Почему же она не испугалась? И как он теперь сможет встретиться с ней?
Он чувствовал, как его охватывает гнев и вместе с ним жажда крови, настойчивое желание убить.
Он попытался заглушить в себе это… , но зов крови был слишком силен, и он не мог противиться ему.
Черным призраком рыскал он по окрестным пустынным улочкам, пока не нашел то, что искал — бездомного пьяницу, валявшегося в темном переулке среди отбросов.
Словно ангел смерти он опустился на него в своем черном плаще, накрывшем обоих наподобие могильного склепа.
Насытившись и чувствуя безграничное отвращение к самому себе, Габриель укрылся в давно заброшенном монастыре, бывшем его жилищем последние тринадцать лет. Внутри монастырь был темным и мрачным, и Габриель любил покидать его. У него были и другие пристанища — старинный замок в Саламанке, огромная роскошная квартира на одной из спокойных улочек Марселя и домик в горах Шотландии.
Замок, который был даже старше его, он любил особенно. После тщательной отделки снаружи и внутри замок заблистал на холме в своей первозданной славе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
«Твое имя Габриель?» — спросила она, чтобы услышать: «Если пожелаешь».
Нежная улыбка изогнула уголки его губ. Он прожил много жизней и носил много имен, но ни одно не нравилось ему так, как то, что дала ему она.
В этой жизни, ее жизни, он будет Габриель.
ГЛАВА III
Сара со вздохом закрыла книгу. «Еще один счастливый конец», — уныло подумала она. Если бы только в реальной жизни вышло так, как в книжке. Если бы ее ждал прекрасный принц и увез с собой на быстром белоснежном скакуне. Высокий черноволосый мужчина, способный увидеть женщину в калеке, сидящей в инвалидном кресле.
Она уставилась на закрытые двери веранды, вспоминая таинственного незнакомца, посетившего ее прошлой ночью. Слабая улыбка приподняла уголки ее губ. Весь день она думала о нем, творя одну фантазию за другой.
Он был принцем, отправившимся на поиски своей Золушки.
Эксцентричным богачом, пожелавшим найти необыкновенную невесту.
Заколдованным чудовищем из детской сказки, и только она одна в целом свете могла спасти его…
Болезненный стон вдруг вырвался у нее из горла. Неважно, человек, принц или чудовище — никто из них не полюбит калеку. Какому принцу нужна принцесса, не умеющая ходить, какое чудовище удовлетворится жалким человеческим обломком?
Слезы навернулись ей на глаза, и Сара смахнула их тыльной стороной ладони. Ей хотелось кричать и рыдать, выть от жалости к себе. Было стыдно, но она ничего не могла с собой поделать. Ей уже почти семнадцать лет. Она хочет бегать по лугам, залитым солнечным светом, бродить в тенистых зеленых аллеях, плавать в прекрасном голубом озере позади их приюта. И больше всего ей хочется танцевать.
Сара смотрела на хорошенькую маленькую куколку-балерину на крышке музыкальной шкатулки, стоявшей на столике возле ее постели. С детских лет она мечтала танцевать. Но мечты и надежды гасли всякий раз, как доктор менял распорки на ее ножках. Ей казалось, что она вот-вот сделает первый неровный шажок, но тут же снова оказывалась закованной. Каждый такой раз ей казалось, что она сама умирает вместе с миром своих надежд. Ее убивало трезвое и холодное сознание того, что она никогда не сможет ходить. Никогда ей не стать балериной. Всю жизнь ей предназначено провести в инвалидном кресле.
Но она не смеет плакать! Не должна!
Сара поспешно подавила рыдания, увидев, как открывается дверь и в комнату входит сестра Мария-Жозефа, чтобы помочь ей приготовиться ко сну.
— Добрых снов, дорогое дитя, — сказала напоследок Мария-Жозефа. Уходя, она не забыла проверить, на месте ли звонок, чтобы Сара могла позвать ночью няню в случае необходимости.
Сара лежала с открытыми глазами, провожая последние звуки засыпающего дома. Затем, готовясь заснуть сама, она натянула до подбородка одеяло и вдруг заметила сквозь прозрачные занавески двери веранды движущуюся тень.
— Габриель? — Она напряженно всматривалась в черноту. — Габриель? — снова повторила она, слыша эхо вскрика в одиноких коридорах своего сердца. — Если ты здесь, войди!
Она затаила дыхание, ожидая и надеясь, и дверь отворилась, пропуская черный силуэт, освещенный лунным светом.
— Габриель.
— Сара. — Кивнув ей, он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.
— Ты еще не спишь?
— Я не устала.
— Ты плакала, — отметил он, и в голосе его звучало неодобрение и сожаление. Сара качнула головой.
— Нет.
Сев в постели, она зажгла лампу на столике.
— Ты снова следил за мной?
Габриель кивнул. Он давно стоял в тени, наблюдая, как она читает. Все мысли девушки отражались на ее лице как в книге. Он знал, что она воображала себя героиней, жаждущей вечной, прекрасной любви, и сожалела о том, что такая любовь бывает лишь в книжках.
— Я уже видела тебя раньше? — спросила Сара. — До вчерашней ночи? — Она изучала его лицо, темно-серые глаза, резко очерченные скулы. — Я помню тебя.
Габриель недоверчиво покачал головой. Она не могла помнить его. Это невозможно.
— Это ты принес меня в приют.
— Но как ты можешь помнить это? Ведь ты была совсем крошкой.
— Значит, это был ты! — Она торжествующе улыбнулась. — Неужели я могла бы забыть своего ангела-хранителя?
Лицо Габриеля дрогнуло при этих словах, поднимавших в нем волну отвращения к самому себе, будивших в нем чувство вины. Если он и был ангелом, то ангелом смерти.
— И с тех пор ты наблюдал за мной. Почему?
В самом деле, почему, подумал он, сознавая, что не сможет рассказать ей о своих чувствах, о том, что ему кажется, будто в ней заключено все, что он потерял; что его притягивает к ней как к маяку, зажженному во мраке. Как он может объяснить, что по мере того как она растет и расцветает, он все сильнее испытывает к ней вожделение! Нет. Никогда. Засунув руки в карманы, он сжал их в кулаки.
— Почему? — Он заставил себя улыбнуться. — В самом деле, любопытно узнать.
— Я знаю, — быстро сказала Сара. — Однажды ты спас меня, и тебе хотелось знать, что со мной станет.
— Можешь так и считать.
— Ну, и как я теперь?
— Ты очень красива, — прошептал он.
— Красива, но беспомощна.
— Сара! — Сердце его замирало от боли за нее. — Никогда не говори так, ты не должна мучить себя!
— Почему нет? Ведь это правда. И я никому не нужна.
— Нужна. Ты нужна мне.
— Вот как? — Ее голос звучал скептически. — Зачем?
«Зачем?» — подумал он, не в силах объяснить ей, что она значит для него.
— Тебе не о ком больше заботиться?
— У меня нет семьи, — покорно отозвался Габриель. — Нет и близких друзей. Когда я нашел тебя, ты стала моей семьей. Иногда мне хочется видеть тебя своей дочерью…
— И ты приносил мне подарки, да? — Сара взглянула на музыкальную шкатулку с балериной. — Ты приносил мне подарки на мой день рождения и на Рождество.
Габриель кивнул.
— Мне так хотелось порадовать тебя, дорогая, — сказал он, поднимаясь. — Но теперь мне пора идти.
Она смотрела в сторону, но он успел заметить разочарование в ее глазах.
— Хочешь, чтобы я остался?
— Да, пожалуйста.
Вздохнув, он поставил стул перед ее постелью и сел.
— Хочешь я почитаю тебе?
— Нет, я уже закончила книжку. Но ты можешь рассказать мне какую-нибудь историю.
— Из меня неважный рассказчик, — ответил он, но увидев, что она расстроена этим !признанием, покорно кивнул. — Хорошо, я расскажу тебе одну историю. Много лет назад, в далекой стране жил человек. У него была очень большая и очень бедная семья. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, на их деревню обрушилась какая-то неизвестная болезнь. Все члены его семьи умерли один за другим. Он оставил их в доме и затем поджег его. Долгие годы он скитался, а потом, в двадцать девять лет, встретил женщину и впервые в жизни полюбил. Он полюбил ее так сильно, что никогда не спрашивал, кто она и почему приходит к нему только по ночам. Однажды у него началась горячка, жар, и он понял, что умирает от болезни, унесшей всю его семью. Но он не хотел признаться в этом даже себе, так как страшно боялся смерти. Женщина, которую он любил, пришла к нему, когда он был уже на краю могилы. Стеная от боли, он умолял ее спасти его. «Я могу помочь тебе, — сказала она, — но цена спасения будет слишком высока». «Все. что угодно», — ответил он. «И даже если это будет стоить тебе твоей бессмертной души, ты готов заплатить?» Несчастным глупцом, вот кем он был, когда согласился. И женщина, которую он считал ангелом небесным, увлекла его во мрак. Пробудившись, он понял наконец, что заключил сделку не с ангелом, а с дьяволом. И хотя теперь он стал бессмертным, вряд ли его можно было считать живым.
— Я не понимаю, — сказала Сара, нахмурившись, — кем стал этот мужчина? И кем была эта женщина? Почему его нельзя считать живым, раз он бессмертен?
— Это всего лишь старая сказка, Сара, — отозвался Габриель, глядя в окно. Затем он встал. — На этот раз мне действительно пора. Спи спокойно, дорогая моя.
— Спасибо за историю.
— Ты очень добра, — мягко ответил он, склоняясь и быстро целуя ее в лоб. — Доброй ночи.
— Завтра ночью ты снова придешь?
— Если пожелаешь.
— Я хочу этого.
— Тогда до завтра.
— До завтра, — повторила она глядя, как он идет к двери, — И райских снов тебе!
«Райских снов!» — горестно усмехаясь, думал Габриель, перепрыгивая перила веранды.
Приземлившись на сырую землю, он растворился в черноте ночи, молчаливый, как луна в небе.
ГЛАВА IV
Саре казалось, что дневные часы тянутся слишком медленно. Прикованной к креслу, ей не на что было их тратить. В приюте не было девочек ее возраста. Хотя она любила читать, прекрасно вышивала и охотно рисовала, эти занятия были для нее лишь приятным досугом, они не могли заполнить ее жизнь и ускорить монотонный ход времени.
Иногда посидеть с Сарой приходила сестра Мария-Жозефа, теша ее рассказами о своем детстве на далекой Сицилии. Она была старшей в семье, где подрастали еще десять дочерей и два сына. Мария-Жозефа рассказывала о том, сколько у них было коров и коз, сколько кур-несушек, и еще о том, как она однажды поколотила младшего братишку за то, что он бросил в колодец ее любимую куклу.
Но сегодня Мария-Жозефа была занята с малышами, а другие сестры готовились к субботе. Никогда еще Сара не торопила так прекрасные солнечные дневные часы. Ради Габриеля она готова была смириться с потемками.
Она была слишком возбуждена и почти не могла есть.
— Что-нибудь не так, Сара-Джейн? — спросила сестра Мария-Луиза.
Сара виновато глянула на нее.
— Нет, сестра.
— Ты едва притронулась к ужину.
— Я не голодна. Меня можно простить за это?
Сестры Мария-Луиза и Мария-Жозефа переглянулись, затем Мария-Луиза кивнула.
— Чуть позже я зайду и помогу тебе приготовиться ко сну.
Добравшись до своей комнаты, Сара прикрыла дверь. Она одна из всех девочек в приюте имела собственную комнату и никогда еще не ценила это преимущество больше, чем теперь. Ей сказали, что так за ней легче ухаживать, и раз здесь нет ступенек, то очень просто вывозить ее в кресле из комнаты и доставлять обратно. Но Сара понимала, что так поступили, зная, что она проведет в приюте всю свою жизнь. Она ощущала это со всей очевидностью, когда видела детей, покидавших казенные стены, видела пары, приходившие выбрать себе ребенка, замечала, как тяжелел и скользил в сторону их взгляд, когда, подходя к ней, они понимали, что она калека. Нет, она не сердилась на них за то, что они хотели иметь здорового ребенка, но не могла не страдать.
Тряхнув головой, Сара постаралась отогнать от себя тяжкие мысли. Что ей теперь до всего этого, когда у нее есть Габриель.
Она расчесывала волосы, пока они не заблестели как новенькая золотая монета. При этом она не переставала поглядывать на двери веранды, хотя и понимала, что для его появления еще рановато. Было слишком светло, но ее волнение и нетерпение возрастали с каждой минутой.
Сестра Мария-Луиза пришла, чтобы помочь ей перед сном управиться с горшком, надеть ночную рубашку и улечься в постель.
— Не забудь помолиться, дитя, — сказала она, уходя.
— Не забуду, сестра. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Сара-Джейн. Господь да благословит тебя.
Минуты шли, а его все не было. Она слышала, как часы на башне пробили восемь, слышала голоса сестер, отводивших детей в спальни.
Постепенно дом затихал. Она услыхала, как часы пробили девять, десять.
Он забыл о ней? Или просто передумал? Возможно, он не считал свое обещание обязательным.
Свеча почти догорела, когда Сара ощутила на своей щеке дыхание ночи и услышала шорох. Обернувшись через плечо, она увидела его силуэт напротив двери.
— Габриель! Ты пришел!
— Я должен был прийти, раз обещал. Сара кивнула, чувствуя как ее охватывает ликование,
— Я пришел слишком поздно?
— Нет.
Она протянула руку, и он шагнул в комнату. Каково же было ее удивление, когда, подойдя к ней, Габриель вдруг упал на одно колено и поцеловал ее руку.
Словно дикий огонь вспыхнул в ней от прикосновения его губ.
Она почувствовала шелк упавших ей на руку черных волос, сухое тепло его губ. Заметила широкие плечи под складками черного плаща.
А потом он поднял голову, и она заглянула ему в глаза. Бездонные серые глаза, вместившие, казалось, всю ее целиком, глаза, наполненные безграничным страданием и печалью.
Он вдруг резко поднялся, как будто испугавшись, что она может узнать о нем больше, чем нужно, затем вынул из-под складок плаща книгу и протянул ей.
— Это тебе, — сказал он.
Томик стихов в изящном переплете, страницы с золотым обрезом.
Новая книга была так красива! Вместе с музыкальной шкатулкой это были две самые прекрасные и удивительные вещи, которые Сара когда-либо видела.
— Благодарю тебя! — Она застенчиво посмотрела на него, прижимая подарок к груди. — Ты почитаешь ее мне?
— Если пожелаешь.
Она протянула ему книгу, испытывая трепет, охвативший ее от прикосновения к его руке.
Сняв плащ, Габриель опустился на пол, прислонясь спиной к ее кровати. Открыв книгу, он начал читать. Это была поэма о неразделенной любви, полная жалоб и горьких упреков.
Голос его был глубоким, сладкозвучным, завораживающим. Он говорил о запретных желаниях, прекрасных дамах и влюбленных рыцарях, о любви потерянной и любви обретенной. В свете лампы профиль его казался чеканным, а над черными волосами возникло серебристое сияние.
Он перевернул страницу, и его голос наполнил комнату, обволакивая сознание Сары. Она была уже не беспомощным инвалидом, а королевой, живущей со своим двором в золотом замке; наядой, плывущей на спине заколдованного дельфина; эльфом, танцующим на лепестках благоухающих цветов.
Магия ощущалась в его голосе и в произносимых им стихах, в самом воздухе, наэлектризованном вокруг них.
Глядя на его профиль, Сара легко представляла отважного воина, скачущего в атаку, борца за справедливость, рыцаря в запыленных доспехах.
Она забылась и не помнила, как долго смотрит на него, но вдруг поняла, чю он перестал читать.
Краска бросилась ей в лицо, когда их взгляды встретились. Она чувствовала себя так, словно только что пробудилась ото сна, где все казалось таким реальным… Глядя в глаза Габриеля, она вдруг ясно поняла, что именно он и был воином и рыцарем или отверженным, ищущим справедливости.
Габриель смотрел на нее так, будто впервые видел. Ее глаза голубели, как небо, которого он не знал последние триста лет. Но глаза эти уже не были глазами того ребенка, к которому он так привык. На него устремился взгляд прелестной девушки, почти женщины. Ничего детского не осталось ни в ее лице, ни в формах тела. Губы были полными, естественного розового оттенка. Шея — высокой и изящной. Руки — такими мягкими и нежными, что его охватывал жар при мысли, как они могли бы обвиваться вокруг него и ласкать.
Она глубоко вздохнула, и он заметил, какой приятно круглой сделалась ее грудь.
Но больше всего его изумило то, что она смотрит на него как на мужчину.
Повинуясь импульсу, Габриель поднялся и бросил книгу ей на колени. Еще какой-то момент он неотрывно смотрел на нее, а потом, накинув плащ, ринулся к двери. Черная ткань окутала его, словно ночная мгла.
— Габриель?! — Она моргнула несколько раз, гадая, не приснилось ли ей все это, а затем взяла книгу, еще хранившую тепло его пальцев, и прижалась к ней щекой.
Нет, не приснилось. Он на самом деле был здесь.
Закрыв глаза, она молилась, чтобы он пришел к ней снова.
Габриель растворился в тумане ночи, радуясь ее холоду, отдаваясь порывам ветра, дувшего с реки.
Он читал Саре романтические баллады из старинной книги, и ей удалось проникнуть в его сердце, заглянуть в душу. Она должна была найти там бездонные пропасти и мрак чернее, чем в преисподней.
Почему она не испугалась?
Другие, встречаясь с ним взглядом, в страхе убегали, а если им не удавалось убежать достаточно быстро или далеко, умирали.
Почему же она не испугалась? И как он теперь сможет встретиться с ней?
Он чувствовал, как его охватывает гнев и вместе с ним жажда крови, настойчивое желание убить.
Он попытался заглушить в себе это… , но зов крови был слишком силен, и он не мог противиться ему.
Черным призраком рыскал он по окрестным пустынным улочкам, пока не нашел то, что искал — бездомного пьяницу, валявшегося в темном переулке среди отбросов.
Словно ангел смерти он опустился на него в своем черном плаще, накрывшем обоих наподобие могильного склепа.
Насытившись и чувствуя безграничное отвращение к самому себе, Габриель укрылся в давно заброшенном монастыре, бывшем его жилищем последние тринадцать лет. Внутри монастырь был темным и мрачным, и Габриель любил покидать его. У него были и другие пристанища — старинный замок в Саламанке, огромная роскошная квартира на одной из спокойных улочек Марселя и домик в горах Шотландии.
Замок, который был даже старше его, он любил особенно. После тщательной отделки снаружи и внутри замок заблистал на холме в своей первозданной славе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34